Хроника оригинального наказания

      Я хорошо помню, как вместе с матерью в детстве ездил "посещать подопечных"... Мать моя никогда не отличалась добротой и состраданием к тем, кому в жизни повезло меньше, чем ей, но считала необходимым для поддержки хорошей репутации заниматься благотворительностью. Она покровительствовала приюту для сирот, где ее знали как "добрую благодетельницу", — она же наслаждалась этой ролью и подчас очень в нее вживалась. (Вообще все в нашей жизни было подчинено ее играм — дети должны были на людях казаться счастливыми и полными любви и почтения к родителям, а проявление истинных чувств каралось в лучшем случае возмущенным взглядом и презрением... О том, как мать умела разыгрывать целую драму, когда что-нибудь шло не по ее задумке, даже вспоминать не хочется: она была хорошей актрисой, и сымитировать нездоровье или крайнее проявление горя ей ничего не стоило, но вот применение этому таланту она нашла, пожалуй, наихудшее из возможных.) Я помню, как смотрели на нас тогда воспитанники этого благотворительного заведения, — такую смесь почтения, граничащего с раболепным поклонением, любопытства и зависти сложно забыть. Помню, с какой снисходительной притворной лаской мать говорила с этими детьми, которых ее благодаря ее старания нельзя было назвать обездоленными, но и счастливыми также назвать было трудно. Помню, как радовались некоторые дети вниманию со стороны кого-либо из семьи "своих благодетелей"... Все это вызывало во мне смесь глухой жгучей ненависти к матери, которая поощряла это раболепие и притворство, и сочувствия к детям, которые были заложниками этой омерзительной игры взрослых. После каждой такой поездки я клялся никогда не вступать в подобные игры по своей воле...       Разумеется, я тоже покровительствовал благотворительным учреждениям, став правителем своей планеты, и в них я старался создать совершенно иную обстановку... Если моя мать просто наслаждалась ролью доброй и благородной дамы, помогающей бедным, то я старался действительно помогать своим подопечным. Мне важно было знать, что детей в приютах воспитывают свободными и думающими людьми, что в благотворительных больницах беднякам оказывают достаточную помощь, что все эти заведения существуют действительно для помощи тем, кто в ней нуждается, а не для того, чтобы потешить самолюбие богатых покровителей...       Для Академии мы с Шивом всегда старались быть именно такими покровителями. Мы не просто осыпаем эту школу деньгами и меняем ее правила под свои предпочтения, а делаем все, чтобы ее воспитанники выросли действительно достойными людьми... Есть патриотизм и преданность Империи, но нет раболепия и слепого поклонения. Есть некоторые идеи, но нет фанатизма. Эти дети должны стать честными и свободными, способными мыслить самостоятельно и выбирать свой путь... Изначально Шив хотел сделать из Академии военное училище, которое должно было обучать будущих гвардейцев, защищающих самого Императора и некоторых особенно важных его приближенных, и высших офицеров. Я отговорил его от исполнения этого замысла: государству нужна не только армия. Военные училища тоже есть, но делать из детей солдат, не давая им выбора, — не лучшая стратегия, ведь человек, выросший в принуждении и догмах рано или поздно либо начнет бунт, либо без особенных колебаний присоединится к уже начатому.       Впрочем, я отвлекся... Сегодняшнее событие, пожалуй, было не менее важным, чем все эти мысли. Сегодня приехал сам Император... С ним были те, кого я никак не ожидал увидеть. Первым знакомым, кого я увидел рядом с Шивом, была молодая женщина — невысокая стройная брюнетка с карими глазами. Ее я никогда бы не забыл: эта с виду хрупкая женщина в элегантном наряде во времена Республики была одним из самых ярых борцов за справедливость, свободу и благополучие мирного населения, о котором во время войны часто все забывали. Она уже восемь лет замужем, и муж, кажется, любит ее больше жизни, у нее двое прекрасных детей... Война не сломала и не ожесточила ее, и это одна из причин восхищаться ею. (И, к слову, она дальняя родственница Императора — правда, об их родстве знают лишь немногие... Впрочем, Шив об этом не забывает.) Второе знакомое лицо — Энакин, мой неудавшийся убийца... Он мало изменился за те пять лет, что мы не виделись — разве что манеры стали помягче. Мирная жизнь пошла ему на пользу, и он стал куда менее дерзким и агрессивным... Я видел, как они с Падме держались за руки, никого не стесняясь, и выглядели при этом самыми счастливыми людьми в мире. — Да, мой друг, сегодня ты встретишь многих старых знакомых... Считай это не официальным визитом, а дружеским, — сказал мне Шив после взаимных приветствий. — Вы умеете удивлять, мой повелитель! — ответил я с улыбкой.       После же я весьма тепло поприветствовал своих бывших врагов, которые теперь не чувствовали ко мне никакой неприязни... Кажется, они были даже рады встрече со мной. Прежде я испытывал к ним уважение, ведь они оба были более чем достойными противниками, — теперь же я рад видеть, как они счастливы в мирной жизни. Если бы кто-то из непосвященных наблюдал за нашим разговором, то он наверняка принял бы нас за старых друзей... Все мы не сговариваясь приняли одно и то же решение — не упоминать о прошлом. Мы говорили так, будто всегда были приятелями...       На крыльце жилого корпуса к нам присоединились те, кого я еще меньше ожидал увидеть... Мой брат и Уильям приехали в Академию по приглашению Агнес! Я не из тех, кто часто выражает свою радость слишком бурно, но в этот момент я был готов обнять поочередно всех, кто находился рядом, — однако, разумеется, я сдержался. Это было бы мило, но вряд ли дети поняли бы подобное правильно. По пути к общей комнате "особенного класса" мы встречали воспитанников из других групп — почти все они были и растеряны, и рады такой встрече... Какой-то мальчик лет восьми даже поведал нам, что хотел бы стать генералом Алой Гвардии и защищать нас всех. Шив в ответ на это улыбнулся, погладил его по голове и произнес: — Какой благородный малыш! Я буду более чем рад видеть тебя начальником имперской стражи... Учись хорошо, и после Академии ты сможешь поступить в гвардейское училище, а после стать сначала стражником. Мы все будем с интересом наблюдать за твоей карьерой! — То же самое Император говорил мне, когда я вступал в Орден! И, как видишь, кое-чего я добился, — прибавил Энакин, подмигнув ребенку.       ...В общей комнате, когда мы туда пришли, было шумно, но привычный беспорядок был убран. (Конечно, это был далеко не идеальный порядок, который заставляет подумать о том, что это не жилое помещение, а музейная экспозиция, но все, что лежало на столе, аккуратно сложили в стопки, верхнюю одежду убрали со спинок кресел туда, где ей и следует быть...) Почти все дети сидели в общей комнате и оживленно что-то обсуждали... Нас даже не сразу заметили — зато когда мастер Карл, которого Алира попросила помочь ей в мое отсутствие, встал и вытянулся, все как по команде обернулись и последовали его примеру, чтобы приветствовать Императора. — Впервые со времен войны вижу такое... — шепнул мне Скайуокер. — Честно говоря, отвык от этого... И что, их всех учат вот так вытягиваться перед начальством? — Нет, вытягиваться они не обязаны... Просто они следуют примеру учителя, который раньше был военным, — ответил я также шепотом.       После же, когда Шив ласково кивнул ученикам, как бы позволяя им вернуться к обычным позам, они все обступили нас... Разумеется, они задавали множество вопросов — Энакин и Падме с радостью рассказывали им о войне, о том, какие странные нравы царили в Республике, о своем знакомстве и о том, как однажды за день десяток раз спасли друг другу жизнь, Уилл был довольно холоден и сдержан, хотя и отвечал вполне охотно, а вот мой племянник немного испугался их напора... (Надо сказать, Уильям снова решил показать свою натуру непокорного художника, и потому надел на эту встречу длинный пурпурный пиджак и блестящий черный цилиндр с алой лентой... Ах да, и в руках у него была прозрачная трость, наполненная мелкими разноцветными шариками. Да и его необычная для мужчины прическа — идеально гладкое каре — не могла не привлечь внимание...) Спасать положение пришлось Агнес, которая иногда отвечала на бесчисленные вопросы за своего мужа.       В целом же мы все неплохо провели время... Шив успел узнать о том, что Карл и Алира друг к другу неравнодушны, и это, кажется, пришлось ему по душе. Он говорил с нами со всеми так, будто мы равны... — Да, мой друг, я теперь убедился окончательно в том, что ты был прав: правитель должен быть для подданных в первую очередь человеком, чтобы его истинно любили! — сказал мне мой наставник, когда все уже разошлись. — Я полагаю, ты тоже ощутил в полной мере их чувства? — Конечно же, мой повелитель. И я рад тому, что мои идеи не оказались ложными или утопичными... — ответил я с улыбкой, оглядывая уже ставшую почти родной комнату. — Чудно, Джек... Что ж, теперь я должен идти, но мы встретимся уже завтра. Утром за тобой приедут — будь готов! И не забудь попрощаться с детьми: они явно к тебе привязались.       Вечером я с легкой грустью сообщил своим воспитанникам о том, что завтра утром уезжаю... Они были опечалены этой новостью, и, несмотря на мое обещание навещать их и по возможности писать, многие даже заплакали. На удивление дочери Алиры были не меньше других расстроены расставанием. Когда детей уже отправили спать, ко мне подошли они втроем, и Кассандра будто бы смущенно сказала: — Простите нас, мастер Джек... Мы, наверное, были худшими вашими учениками, и все потому, что мы боялись, что мама в вас влюбится. — И если бы вы с ней действительно решили пожениться, мы бы совсем этому не препятствовали, правда, — прибавила Белла. — Вы хороший! Мастер Карл тоже нам нравится, и... — тут она почти заплакала. — Я понимаю, почему вы так поступали... Поверьте, у меня были ученики намного хуже! А вы во многом очень хороши — только помните, что отгонять женихов от своей матери не стоит... — я улыбнулся, и вдруг все трое обняли меня... Я не мог не обнять их в ответ. Расстаемся мы друзьями...       ...Признаться, грустно покидать Академию... Я провел здесь всего месяц, но многих успел полюбить. Здесь я будто вновь прожил годы своей молодости вместе с этими прекрасными детьми... Я ухожу в надежде встретиться с каждым из них снова.