Темнейшая мечта

       Лиса       Эта ночь стала моим сбывшимся сном. Всеми снами, что так долго снились мне, выматывая душу и тело, пока их виновник спал в комнате дальше по коридору, ни о чем не подозревая.        А их за эти годы было немало, ведь старший брат стал моим наваждением, а любовь к нему ---- самым настоящим проклятием.       Когда он стал отдаляться от меня, я стала все реже проводить ночи в его спальне.Но,то ли оттого, что я знала, что Чонгук так близко, и нас разделяет всего пара метров и две двери, то ли от воспоминаний о том, как еще совсем недавно спала в его постели, укрытая его крепкими надежными обьятьями, то ли от крышесносного аромата летней ночи, витавшего в воздухе и заблудившегося в моих волосах, как постоянное напоминание о нем, и будоражившего мои сны, теперь на смену кошмарам пришли совсем другие видения, от которых я лихорадочно металась по кровати, безжалостно сминая простыни, а когда, наконец, забывалась беспокойным сном, то видела во сне лишь его. И то, что он делал со мной, заставляло стонать сквозь сон и кусать губы.       Господи, это было невыносимо... Моё тело пробуждалось, поддаваясь взрослым желаниям, и требовало его рук и губ...       Вот и сейчас я проснулась от того, что грудь и низ живота ныли, между бедер было жарко и влажно, а перед моими закрытыми глазами все ещё мелькали обрывки очередного горячего сна с Чонгуком в главной роли, и я тихо застонала, поворачиваясь на бок, и внезапно уткнулась лицом во что-то твердое и теплое.       И до одури пахнущее грозовой ночью.       Не в состоянии понять, проснулась я или ещё сплю, я осторожно приоткрыла глаза, боясь, что все исчезнет, испарится, как предрассветный туман.       Но Чонгук все еще был здесь.       От осознания этого факта весь сон как рукой сняло, а жаркие воспоминания прошлого вечера накрыли с головой.       Я уставилась ему в грудь, боясь дышать и гадая, слышал ли он, как я шептала его имя в полусне. И что-то мне подсказывало, что он слышал все… — Дыши, малышка… Я знаю, что ты уже не спишь, — мягко шепнул брат чуть хриплым глубоким голосом, и меня бросило в жар от этого чувственного бархатного звука, похожего на ласку по обнаженной коже.        От смущения я закрыла лицо руками, ведь тепло его полуобнаженного тела, к которому он так собственнически меня прижимал, вовсе не способствовало рассеиванию сладостного дурмана после очередного порнографического сна. Господи... Если бы он только знал, что творилось в моей голове при одном взгляде на него... больше бы не считал меня невинной малышкой.  — Что ты слышал?  — Всё.       Я застонала и уткнулась ему в грудь, а он тихо рассмеялся, пробираясь ладонью в мои спутанные волосы и нежно поглаживая по затылку.  — Вот ты и попалась, — с дразнящей улыбкой выдохнул Чонгук, отводя с лица мои волосы, которыми я безуспешно пыталась закрыться от него, и ласково шепнул, — Можешь больше не прятаться от меня, глупышка. Я знаю, что снился тебе, — он невесомо провел по моей щеке кончиками пальцев, а меня словно прошивало током от каждого легкого касания, отзывавшегося сладкой дрожью глубоко внутри, ведь мое тело все еще помнило, какие безумства он творил со мной во сне. А теперь, похоже... собирался повторить то же самое... наяву.  — Почему ты... все еще здесь? — решила поддеть его я, замирая под его ласковыми пальцами и не смея поднять на него глаза, видя лишь твёрдый подбородок и мягкие губы, чуть изогнувшиеся в улыбке от моего вопроса. — А разве ты не хочешь, чтобы я был здесь? Чтобы обнимал тебя, гладил… Целовал? — дразняще прошептал Чонгук и осторожно провел большим пальцем по моим губам, очерчивая их контур и побуждая приоткрыться.  — Ты не ответил, — выдохнула я, изо всех сил стараясь не поддаться его чарам, но это было невозможно, он уже победил. И я понимала, что, как только замолчу, он меня поцелует.   — Ты тоже, — в тон мне ответил брат, мягко поглаживая мою щеку, — Но всё-таки... Что тебе снилось, малышка? — хрипло прошептал он, и его, и без того бархатный, баритон стал еще ниже и глубже. — Что я делал с тобой в этом сне?..       Я судорожно вздохнула и уперлась ладонями ему в грудь, пытаясь отодвинуть и чувствуя, как жар его кожи почти обжигает подушечки пальцев, но он не дал мне этого сделать, накрывая мою руку своей и прижимая к своей твердой груди. Его сердце под моими пальцами билось сильно и уверенно, словно успокаивая и говоря, что все хорошо и его силы хватит на нас двоих.  — Ну же, не упрямься, Лиса… Посмотри на меня, — тихо позвал Чонгук , но я боялась того, что увижу в его глазах. Тело все еще сладко ныло от воспоминаний от его фантомных ласках, и меня начинало ощутимо потряхивать от возбуждения, и причина моего сумасшествия сейчас лежала в моей постели, нахально сверкая безупречным голым торсом, от которого я, как ни пыталась, не могла оторвать глаз, и положив подбородок на руку, прожигала меня взглядом.  — Как давно? — тихо спросил он, так и не дождавшись ответа и медленно проводя раскрытой ладонью вдоль моего плеча вниз по руке. Моя кожа тут же покрылась мурашками, став гиперчувствительной к его ласкам.  — О чем ты? — прошептала я непослушными губами.  — Как давно я тебе снюсь?  — Как ты узнал?  — Ты шептала мое имя во сне. Или у тебя появился какой-то другой Чонгук ? — брат выгнул темную бровь, приподнимая мое лицо и наконец заставляя посмотреть на него. И в его глазах не было осуждения, которого я так боялась. В темных бездонных омутах плескалась лишь безграничная нежность. Безвременное обещание любить и защищать.       Он смотрел на меня, не отрываясь, ласкающим взглядом проникая в самое сердце, и... тоже боялся, что я оттолкну его, опомнившись после вчерашнего безумия, и больше не позволю к себе прикасаться. Глупый. Но, попав в плен его гипнотических глаз, я больше не могла врать ни ему, ни себе, и потому признала поражение и тихо выдохнула: — Всегда был только ты, Чонгук... Только ты…       Его глаза вспыхнули глубоким теплым светом, и, похоже, это было все, что он хотел услышать. Наклонившись ко мне, брат хрипло прошептал: — Покажи мне свой сон, малыш… Я хочу знать, что делал с тобой… Это?.. — он мягко коснулся губами моей щеки у самых губ, заставляя меня тихо вздохнуть и замереть в его руках в ожидании новой ласки. Он улыбнулся, видя, как я реагирую на то, что он делает, и провел ладонью по моей щеке, зарываясь ею в волосы и обхватывая мой затылок. — Или это? — шепнул он мне в губы, прежде чем накрыть их своими.        И после этого пути назад больше не было. Все страхи и тайны исчезли, оставляя лишь трепетную нежность. Я обняла его за шею с тихим вздохом, все еще до конца не веря, что чувствую на своих губах так давно желанные губы. Запретные губы.       А Чонгук, чувствуя мою дрожь, целовал меня так мягко и нежно, словно я была хрустальной и могла рассыпаться от любого неосторожного касания.  — Скажи мне, — едва слышно уговаривал он между поцелуями. — Скажи мне, что ты хочешь, чтоб я сделал с тобой?       Но я уже была не в состоянии разговаривать и потому лишь беспомощно застонала ему в губы, выгибаясь ему навстречу и прижимаясь к нему всем телом, тут же ловя губами его рваный вздох. Я понимала, что играю с огнем, ведь прекрасно чувствовала его возбуждение и то, как трудно ему сдерживаться, но не могла перестать провоцировать его.  — Осторожней, малыш ... — усмехнулся он, властно сжимая мою талию и, вопреки своим словам, притягивая к себе ещё ближе, — иначе я сам забуду об осторожности.       Я замерла в его руках, слушая, как часто и тяжело он дышит, и смутно вспоминая, как вчера в перерывах между жаркими поцелуями, он шептал, что нам не стоит спешить с близостью. Я понимала, что он просто не хотел напугать меня своей страстью и напором, но я уже давно не была невинной малышкой, которой он, видимо, до сих пор меня считал. И хоть я и была девственницей, но мое тело само знало, как реагировать на его смелые жаркие ласки, и, когда наше дыхание смешивалось на приоткрытых от стонов губах, а руки жадно водили по разгоряченным телам, все эти ограничения не имели никакого смысла. Я хотела его. Хотела так сильно, что, разбуженная горячим сном и его близостью чувственность требовала выхода, а желание ---- удовлетворения. И прекрасно чувствовала, что Чонгук тоже меня хотел, ведь... Так не целуют, когда не желают до дрожи... до помешательства...до самозабвения... И, похоже, наконец позволил себе сдаться этим темным запретным желаниям и, вжав колено между моими ногами, навис надо мной, опираясь на руки и часто дыша, и хрипло шепнул, неотрывно глядя на мои губы:  — Хочешь, чтобы я целовал тебя?..  — Да… — я потянулась к нему, отводя непослушную растрепанную темную челку с его глаз, чувствуя, как шелковые пряди щекочут мне пальцы.  — Хочешь, чтоб мои руки ласкали тебя?.  — Да…       Он на миг прикрыл глаза, словно пытаясь справиться с собой, но мы оба уже давно проиграли эту битву с собственными чувствами, и, наклонившись, Чонгук припал к моим губам, как путник, изнывающий от невыносимой жажды.        Обнимая его за плечи, я чувствовала, как они напряжены, но Чонгук целовал меня невероятно нежно, легонько поглаживая мои губы своими и скользя по ним языком, и никуда не спешил, наслаждаясь тем, что между нами происходило. Его губы дразняще мягко касались моих, снова пробуя на вкус, и позволяя изучать свои. Но спустя несколько бесконечно сладких минут эти невесомые поцелуи стали уже более настойчивыми, и он провел бархатным языком по моим губам, заставляя их раскрыться и уверенно проникая внутрь. А я...даже и не думала сопротивляться, ведь... Его губы --- такие запретные и такие невыносимо, до дрожи желанные... Просто околдовали меня, опьяняя своими нежными ласками, и обещали так много. Обещали... любить. Наконец, немного отстранившись, Чонгук прижался своим горячим лбом к моему, и, рвано выдохнул:  — Я тоже видел тебя во снах, малышка... — мои глаза потрясенно распахнулись, и я едва слышно шепнула: --- Правда? Чонгук мягко улыбнулся, нежно водя кончиками пальцев по моим щекам, и, поцеловал меня в лоб, тихо выдохнув: --- Правда, Лис. Я ведь...тоже сходил по тебе с ума и прекрасно видел, как сходишь по мне с ума ты... глупышка... Неужели ты думала, что сможешь от меня это скрывать? Я виновато прикусила губы, не зная, что сказать, но в его теплом взгляде не было ни грамма осуждения, только безграничная нежность и понимание, и потому, прикрыв глаза, я наконец призналась:  — Я просто... очень боялась…       Чонгук нахмурился и подался ко мне, бережно обнимая мое лицо тёплыми ладонями:  — Меня? Но я покачала головой, накрывая его руки своими и мягко сжимая широкие запястья.  — Конечно нет, родной. Я никогда не боялась тебя, но... мои чувства к тебе... пугали меня до дрожи. --- Почему, малыш? --- кончики его теплых чутких пальцев невесомо нежно скользили по моим скулам, отвлекая и не давая ни о чем думать, а темный взгляд любимых ласковых глаз проникал в самую душу, навечно присваивая ее себе и сбивая дыхание настолько, что я почти не могла дышать. --- Они были... слишком сильными и... не поддавались никакому контролю, как я ни пыталась с ними справиться... а я правда старалась, Чонгук... правда...  — Глупышка, — он тяжело вздохнул и, наклонившись, поцеловал меня в лоб, заставив мои ресницы затрепетать и опуститься от его разбивающей сердце нежности и тихих слов, последовавших за этим поцелуем, --- С любовью бесполезно бороться... Она все равно всегда побеждает. Каждый раз, когда он так покровительственно целовал меня и говорил такие вещи, мне казалось, что он старше меня на целую жизнь, и в такие моменты я всегда чувствовала себя защищенной и в полной безопасности рядом с ним.  — А ты… Ты не боишься? — шепнула я едва слышно, поглаживая его плечи.  — Нет, — он ответил сразу же, не раздумывая и без колебаний, и его голос звучал твердо и уверенно, как и всегда. — Любовь не может навредить. Глядя в мои расширенные от удивления глаза, Чонгук тихо рассмеялся, целуя меня в нос, и немного рассеял то невыносимое чувственное напряжение, в котором мы с ним находились все это время, заставив тихонько фыркнуть, а затем погладил меня по щеке и с улыбкой шепнул:  — Почему ты так удивлённо смотришь на меня, лисенок? Неужели сомневаешься? Даже после того, что между нами произошло? Я ведь... люблю тебя больше жизни, родная моя… больше жизни... Я рвано вздохнула, позволяя его тихим словам проникнуть в самые потаенные глубины моего измученного сердца и безоговорочно ему доверяя, но все же не могла не спросить:  — Почему же тогда ты... молчал так долго и заставил сомневаться в себе? Чонгук прикрыл глаза, равно вздохнув, без слов признавая свою вину, и, обняв мое лицо ладонями, глухо шепнул:  — Прости, маленькая… я знаю, что виноват перед тобой... Безумно виноват, но... Если бы я только знал, что ты... чувствуешь то же самое, никого другого никогда не было бы... Ни в моем сердце, ни в моей постели… Не было бы никого, кроме тебя.  — А когда ты... целовал всех тех, кто побывал в твоей постели до меня, ты тоже... думал обо мне? — я не смогла сдержаться от этой ядовитой шпильки в его адрес и скрыть горечь в дрогнувшем голосе, но Чонгук молча её выдержал, прикрыв глаза, и шепнул:  — Да.       Вот так просто. Так просто он признался мне в том, что видел меня, вбиваясь в очередное податливое женское тело, и шептал моё имя, целуя чужие губы. Эта откровенность буквально сбивала с ног, снова делая мне больно, но я должна была это услышать.       Я отвела взгляд, кусая губы и чувствуя, как давнее тёмное безумие из тех времен, когда я думала, что он предал меня, оставил один на один с жестоким миром, от которого обещал защищать, снова пытается завладеть мной, утащив на дно, но он удержал меня в настоящем, в тепле его рук, вновь повернув к себе мое лицо и напряжённо вглядываясь в мои глаза.  — Прости меня, Лис. Я знаю, что ты предпочла бы этого не слышать и забыть обо всем, как о страшном сне... но у меня есть прошлое, хоть я им и не горжусь.       Я кивнула, прикрывая глаза, и нежно погладила его по щеке.  — Я знаю, родной... Мне просто... было невыносимо больно осознавать, что к тебе прикасался кто-то другой...  — Я знаю, малышка, знаю… Но они ничего для меня не значили, слышишь? Ты... веришь мне?       Я кивнула, и его напряженные плечи слегка расслабились, и он наклонился, мягко проводя носом по моей щеке и целуя в висок, словно хотел стереть из моей головы эти мысли.  — Тогда больше не думай об этом, моя хорошая… Не думай ни о чем, когда я рядом. Позволь мне помочь тебе забыть…       И я позволила ему. Когда он становился таким нежным, я была согласна позволить ему абсолютно все.  — Что мне сделать, чтоб ты перестала об этом думать? — тихо спросил брат, обнимая тёплыми ладонями моё лицо. — Поцелуй меня.       Он дразняще улыбнулся:  — Я сделаю не только это. Я знаю, что тебе нужно… — Знаешь? — задыхаясь под его жадным взглядом, шепнула я, приподняв бровь и улыбаясь, ловя его ответную улыбку и купаясь в ней, как в солнечном свете.  — Знаю, поверь, — его улыбка стала откровенно соблазняющей и чувственной. — Иди ко мне, — он притянул меня ближе, прогоняя своим теплом лихорадочный озноб от возбуждения, от которого сладко ныл низ живота и хотелось сжать ноги, чтоб унять пульсирующее между ними желание, но, чувствуя, как я невольно напряглась, Чонгук нежно поцеловал меня в щеку, шепнув:  — Я не испорчу тебя своей любовью, моя сладкая… Ничего не бойся со мной, — его теплое дыхание коснулось моего лица, когда он наклонился ко мне, проводя большим пальцем по моим губам. — Позволь мне?.. — его взгляд упал на мои губы, и я молча кивнула, притягивая его к себе.       Темнота спальни надёжно скрывала то, что он делал со мной, и я плавилась и истекала влагой в его сильных уверенных руках, обнимавших меня так бережно. Только он знал меня так хорошо, что безошибочно угадывал, где и как прикоснуться, заставляя выгибаться под ним в беззвучных стонах.       Он был первым парнем, с кем я этого хотела. Единственным. Я никому не позволяла и не позволила бы никогда прикасаться ко мне так, как это делал он. И Чонгук тоже это знал, шепча мне в губы:  — Я никому не позволил бы прикоснуться к тебе. Ты моя…только моя... — его губы властно накрывали мои, заглушая все протесты, которые, как он думал, могли с них сорваться, но протестовать против его нежности, которая была самой большой силой в его арсенале, мне совершенно не хотелось. Когда он так целовал, я не могла даже думать, не то что говорить.       Он и раньше мог заткнуть меня одной фразой, или же, если это не помогало, просто сгребал меня в охапку и держал, пока не успокоюсь. А теперь я сама вложила ему в руки еще одно секретное оружие ---поцелуи.        Утонув в сладости его губ, одурманенная его близостью и теплом его тела, я безропотно позволяла ему вести в этом чувственном танце, который он знал так хорошо, следуя за ним и отзываясь на каждое его движение. Казалось, мое тело само знает, как реагировать, а когда он буквально вжал меня в постель, властно раздвигая мои ноги и ложась сверху, все события моего сна тут же вспыхнули в голове, опаляя жаром низ живота. Он не прекращал целовать мои, уже припухшие от поцелуев, губы, прижимая к кровати и давая почувствовать его силу, что всегда делала меня слабой. Это было жутко нечестно, но сил возражать не было.        Я дрожала от накатывающих одна за другой волн желания, но знала, что Чонгук не позволит мне тонуть в нем одной, и я никому не доверяла так, как ему.        Его поцелуи становились все настойчивее, а ласки все смелее, когда его бережные руки стали блуждать по моему телу, изучая каждый изгиб и оставляя на коже пылающий след.        Его ладонь легла на мою грудь, осторожно сжимая сквозь тонкую ткань, и, не встретив никакого сопротивления, он стал поглаживать и нежно сминать ее длинными чуткими пальцами.  — Чонгук … — выдохнула я, ища его губы, словно и минуты не могла без его поцелуев. Я так долго хотела его, что теперь никак не могла им насытиться. Но, похоже, у него была та же проблема, и наша близость действовала на него так же сильно, как и на меня.  — Тише, милая… Я знаю, что тебе нужно. Не думай ни о чем… Ни о чем не волнуйся. На эту ночь забудь о том, что я твой брат. Мы просто парень и девушка, нуждающиеся друг в друге… Я люблю тебя… Я очень тебя люблю… — от его тихих признаний сердце замирало, а потом пускалось в бешеный галоп, и я лихорадочно гладила его широкую спину и плечи, зарывалась пальцами в мягкие волосы у него на затылке, шепча, что тоже люблю его, и не желая ни на миг отпускать от себя.  — Скажи мне, чего ты хочешь? — снова шепнул он, вглядываясь в мое лицо и поглаживая по разметавшимся по подушке волосам.  — Тебя… — беспомощно выдохнула я, сгорая от жара, разлившегося в крови. Но Чонгук покачал головой, мягко улыбнувшись, и погладил меня по щеке.  — Для этого еще слишком рано, малышка… Но я знаю, как сделать так, чтоб тебе было хорошо… Просто доверься мне…  — А ты?..  — Не думай обо мне, — хрипло шепнул он . — Думай о себе и своих желаниях.