Шерлок - декабрьские фиклеты (2017)

***

Вина целиком лежала на моём отвратительном брате. Я давно потерял счёт тому, сколько раз эти самые слова можно было применить к моей жизни. В данном конкретном случае единственным вопросом было «Почему?». Что он мог выиграть от такого досадного манёвра? Помимо удовольствия просто вмешаться в мою жизнь, конечно. Этот вопрос так разозлил меня, что я, сам того не замечая, съел всю тарелку с яичницей и колбасой, которую поставила передо мной грозная миссис Хадсон. Уотсон, конечно, был тихо рад видеть, как я ем, хотя он никогда не говорил об этом вслух. Война за регулярное питание была той, в которой мы часто сражались; я мог бы назвать её развлечением, частной игрой между двумя товарищами, которые иногда не разговаривают так часто, как следовало бы, по крайней мере, по важным вопросам. Позавтракав, я снова взял в руки письмо, которое так меня мучило. Плотная льняная бумага и прекрасные французские чернила, казалось, свидетельствовали о присутствии моего брата в нашей гостиной, хотя он, без сомнения, благополучно устроился в своём логове в Мейфэре. Он может раздражать меня на любом расстоянии. Я не смог сдержать вздоха. Уотсон уже устроился в кресле с «Таймс» в руке. Мой друг упорно читает самые респектабельные бюллетени, хотя я неоднократно говорил ему, что можно узнать больше, просматривая более мрачные публикации. Тем не менее, я не могу сильно жаловаться, потому что есть что-то почти милое в разнообразии выражений, которые появляются на его лице, когда он читает новости дня. Я изучил их и составил каталог каждого из них. Возможно, мне следует написать монографию на эту тему. Он услышал мой вздох и оторвал взгляд от «Таймс». − Плохие новости в вашей корреспонденции, Холмс? − спросил он, его тон был где-то между любопытством и беспокойством. Мой Уотсон. Готовый посочувствовать или вооружиться пистолетом, что бы ни требовалось. − Худшие новости, − мрачно ответил я. Он, как всегда, принял мои слова близко к сердцу (и если бы я был более благородным существом, этот факт заставил бы меня более тщательно следить за тем, что я говорю) и быстро сложил газету. − Дело? − теперь он был немного взволнован. Он действительно любит приключения. − Ничего такого приятного, − сказал я. − Просто записка от Майкрофта. − А, ваш таинственный брат. − Таинственный? − Ну, вы так редко говорите о нем, что в моём воображении он приобрёл почти мифологическое измерение. Уотсон никогда не перестает забавлять меня, и я иногда задаюсь вопросом, осознаёт ли он, насколько редка эта способность. − Я никогда не говорю о нём, потому что эта тема меня ужасно утомляет. − Я коснулся записки. − Он требует вернуть долг. − Вы должны ему деньги? Удивление в этом вопросе было понятно, потому что в нашем доме именно Джон Уотсон был склонен к долгам из-за своей неудачной склонности к пари. Не раз мне приходилось запирать его чековую книжку в стол, чтобы спасти его от самого себя. Теперь я покачал головой. − О, если бы всё было так просто. Я бросил записку ему на колени. С любопытством Уотсон взял её, чтобы прочитать. Его брови довольно восхитительно изогнулись. − Он приглашает вас на светский приём? Я застонал в манере, которая была названа (Уотсоном и, по иронии судьбы, также моим братом) чрезмерно мелодраматичной. − Нет, он приказывает мне присутствовать на шоу ужасов, которое является его ежегодным рождественским балом. Теперь это был Уотсон, который, казалось, смутно забавлялся. − Судя по тому немногому, что вы о нём рассказали, я не представлял Майкрофта Холмса человеком, способным устроить какой-либо бал. − Действительно. Он ещё более нелюдим, чем я, но его положение в правительстве требует определённой коллегиальности. Как бы ему этого ни хотелось, Майкрофт не может проводить всё своё время в «Диогене». Но в качестве эффективности он одновременно справляется со всеми своими социальными обязательствами за год. Отсюда и отвратительное сборище всех самых невыносимых людей в Лондоне. − И вы, − сказал Уотсон с явным смешком. Запомнив точный звук этого смешка, я уставился на него. − И мой гость, как там сказано. Кстати, вам понадобится новый вечерний ансамбль. В результате дебаты были достаточно громкими и продолжительными, чтобы миссис Хадсон встревоженно подошла к нашей двери, но в конце концов я вышел победителем. Не то чтобы Уотсон перестал ворчать по поводу необходимости купить подходящую вечернюю одежду. Он продолжал вполголоса жаловаться, когда мы покинули 221Б и на протяжении всей поездки к Пулу на Сэвилл-Роу. Это почти стоило того ужаса, что мне пришлось присутствовать на балу моего брата, сидеть на самом удобном кожаном диване и смотреть, как Джон Уотсон меряет новый фрак и всё остальное. Портной, который знал меня с тех пор, как я сшил свой первый костюм в двенадцать лет, хорошо привык к моим эксцентричным выходкам, и Уотсон, конечно, принял моё объяснение о необходимости убедиться, что всё было сделано по высшему стандарту, чтобы предотвратить любые неудобства в этот вечер. Откровенно говоря, тело Уотсона было именно таким, каким я его себе представлял, судя по проблескам, неизбежным, когда двое мужчин делят квартиру. Нет, это было больше, чем я себе представлял. Крепкий и аккуратный. Невысокого роста, но прекрасно сложен. Я притворился, что набиваю трубку, пока ему измеряли внутреннюю часть ноги. Без сомнения, льстивое сияние хрустального освещения в магазине создавало впечатление, что моего друга окружает золотая аура. Никогда ещё шопинг не был таким приятным. К тому времени, как мы покинули Пул, с обещанием доставки в течение двух недель, я уже пытался придумать будущие экспедиции, которые предоставили бы мне больше возможностей взглянуть на тело Уотсона без последствий для моих тайных желаний. Это был жалкий образ жизни, но я предпочёл бы его существованию без Джона Уотсона. Конечно, нельзя было ожидать, что Уотсон согласится на еженедельный визит к Пулу, даже если бы наши финансы были так растянуты. Но в конце концов мне пришла ещё одна мысль. В тот вечер, когда мы отдыхали у весёлого камина с портвейном и трубками в руках, я заговорил так, словно мне только что пришла в голову какая-то идея. − Уотсон, − сказал я как бы невзначай, − вы вообще любите турецкие бани?