Милая совесть

      Стояла холодная ночь июля 1625 года. Крупные капли дождя уже давно превратили дорогу в грязное месиво, от чего четырём всадникам, приближающимся по этому пути к порту одного из городов относительно недалеко от Парижа, пришлось спешиться и продолжить своё движение по маленькой лесной дорожке, уцелевшей из-за крон грозных деревьев, упирающихся в небеса. – Мы можем опоздать,- подметил д’Артаньян, оказавшийся одним из всадников,- Тогда люди кардинала успеют перехватить герцогиню де Лавуа раньше нас. – Не опоздаем, дорогой друг,- Ответил ему второй всадник— Арамис,- Мы ведь знали о надвигающемся ливне и специально поехали раньше, а потому приедем ровно к назначенному времени.       Как вы поняли, оказалась всадниками четверка неразлучных. – Говорят, герцогиня очень красива,- довольно улыбнулся Портос, закручивая ус указательным пальцем. – Она замужем,- едва слышно, но твёрдо бросил Атос, после чего дернул своего коня за узду. – Дорогой друг, меня это нисколько не останавливает! – Надеюсь, что хотя бы дело, данное нам де Тревилем, а ему самой королевой, вас останавливает?- колко подметил Арамис. – Только оно и останавливает...- Портос вздохнул и устремил взгляд вдаль,- Кажется, я вижу мачты кораблей. Ещё две четверти часа, и мы будем на месте!       Как и заявил Портос, путники явились в порт через две четверти часа, а затем довольно быстро нашли нужный им корабль, на палубе которого стояла женщина в дорогом дорожном плаще с капюшоном, накинутым на голову. Но подходить к ней мушкетеры не спешили. Д’Артаньян повернулся к Арамису и громко спросил: – Вы слышали, друг мой? Поговаривают, что прованские кружева выходят из моды? – Да, мой дорогой. Даже не знаю, где теперь мне найти нового продавца!- в тон ответил ему Арамис. – Я могу посоветовать вам одного из лучших продавцов во всем Париже,- послышался с корабля голос молодой женщины в плаще,- К тому же, берет он недорого.       Мушкетеры одобрительно переглянулись между собой, после чего д’Артаньян и Портос поспешили удалиться, а Атос и Арамис устремили взгляд на госпожу де Лавуа. Та подала знак своим слугам и спустилась с корабля на сушу, поприветствовав солдат изящным реверансом. – Не могли бы вы сообщить нам адрес этого продавца?- спросил Арамис, кланяясь и целуя женщине руку.       Невольно поэт задержал взгляд на бледной ручке и пальцах, украшенных дорогими кольцами и перстнями. Подобной красоты он не встречал довольно давно, и даже госпожа де Шеврез не смогла бы тягаться с этими изящными линиями. Женщина же отняла свою руку довольно быстро, а губы, являвшиеся единственной частью лица, выглядывающей из-под капюшона, не считая носа, недовольно поджались. – Конечно, но нам стоит отойти. Не хочу, чтобы половина Франции ходила в том, чем торгует этот человек, - госпожа де Лавуа вновь подала знак слугам и отправилась вперёд.       Мушкетёры, как и слуги, поспешили за ней. Дождь продолжал атаковать улицы и невезучих горожан, попавших под него. Зайдя в одну из гостиниц, находящихся недалеко от порта, наши герои заметили Портоса, расплачивающегося за проживание. Тот, в свою очередь заметив друзей, кивнул им и протянул ключ, тихо прошептав номер комнаты.       Поднимаясь по деревянным ступеням, периодически поскрипывающим под тяжёлыми ботфортами, Атос в которых раз обдумывал план, который уже начал свое действие. Он был довольно прост: в связи с плохой дорогой, госпожа де Лавуа остаётся ночевать в гостинице, а д'Артаньян отправляется в Париж, чтобы отчитаться де Тревилю об удачной встрече с герцогиней, в то время как оставшиеся неразлучные должны по очереди охранять дверь в ее покои для предотвращения нападения людей кардинала. Арамис должен был провести дежурство первым, так что граф вежливо откланялся, позволив другу самому провести госпожу де Лавуа в её комнату.       Уже будучи в покоях, Арамис подошёл к окну, распахнул ставни и выглянул на улицу, довольно улыбнувшись в усы. – Третий этаж, деревьев рядом нет. В случае чего, гвардейцы не смогут залезть в комнату через окно, можете не волноваться. То, ради чего затеяны эта операция и ваш приезд во Францию, с вами? – Я ничуть не волнуюсь, господин Арамис,- донёсся до него голос с другого конца комнаты,- И да. Письмо и свёрток со мной. – Не припомню, чтобы я представлялся...Но мне лестно, что вы знаете мое имя, мадам.       Мушкетёр обернулся к женщине и хотел вежливо поклониться, но замер, не отводя от неё удивлённого взгляда. Госпожой де Лавуа оказалась молодая женщина, богато одетая, с аккуратно убранными в прическу белокурыми волосами и синими глазами, в которых лишь едва поблескивали частички той аристократической гордости, присущей подавляющему большинству дворян. Несмотря на изменённый временем и новым статусом облик, Арамис смог узнать в герцогине одну из своих самых первых возлюбленных, которую он когда-то ласково называл "милой совестью" за её правдолюбие и по истине ангельское простодушие.       Герцогиня глядела на мушкетёра без какого-либо удивления, а скорее с любопытством, ведь за годы изменилась не только она, но и её бывший любовник. – Вы...- прошептал Арамис, приподнимая уголки губ в нескрываемо-восторженной улыбке, которая моментально исчезла, ведь память о том, каковым было расставание с любовницей, ещё хорошо держалась в голове шевалье,- Нет, я не могу ошибаться, это действительно вы. – Судя по вашей реакции, я тоже не ошиблась,- Герцогиня не смотрела на мушкетера свысока, хоть и имела на то свое полное право, но в глазах уже давно не было того неподдельного восторга, позволяющего Арамису чувствовать себя самим творцом, по крайней мере, рядом с этой женщиной,- Как тесен мир, не правда ли, господин шевалье? – Полностью с вами согласен,- поэт все же улыбнулся ей и сделал несколько шагов навстречу,- Я думал, что никогда вас больше не увижу. – Я думала точно также, но, как видите, судьба решила все иначе.       Женщина улыбнулась, и было в этой улыбке что-то давно потерянное и позабытое, но вновь приобретенное и вновь колющее сердце уже возмужавшего, немало повидавшего Арамиса. Удивившись такой реакции собственного тела, мушкетёр смутился и словно раскрасневшаяся барышня опустил вгляд в пол. – Что такое, сударь?- герцогиня изумленно взглянула на мушкетера, даже не пытаясь скрыть своей улыбки,- Неужели за это время вы успели стать робким рядом с дамами? – Вовсе нет, мадам,- Арамис моментально выпрямился и в подтверждение своих слов сделал шаг к женщине, взял её ладонь и нежно, почти невесомо поцеловал, - Я опустил глаза лишь потому что ваше сияние ослепляет меня. За годы разлуки вы стали подобны Венере, но я уверен, что и та, встав рядом, померкнет. – Нет...Все же вы остались таким же дамским угодником, что и раньше,- Герцогиня мягко отняла свою руку уже во второй раз и коснулась кончиками пальцев плеча мушкетера,- Но не надейтесь. Я замужем. И к тому же, я прекрасно помню, как вы обошлись со мной в нашу последнюю встречу, сударь.       Произнеся последние слова, голос женщины дрогнул, от чего Арамис даже почувствовал себя виноватым. – Я безусловно поступил очень подло по отношению к вам, сударыня,- начал он, пытаясь заглянуть герцогине в глаза,- Но поправить ничего нельзя. Я могу лишь извиниться за прошлое...И вы имеете полное право не прощать меня. Скажите, как я могу загладить свою вину?       Де Лавуа медленно подняла взгляд на Арамиса и рассмеялась, чем ввела его в состояние ступора. – Вы действительно думаете, что мне так важно, признаёте вы свою вину или нет, господин шевалье?- она широко улыбнулась,- Мужчины вроде вас уже давно не волнуют меня. У меня есть муж, который ценит во мне не только женщину, но и личность. Он ценит мой ум, мой характер, даже мои недостатки! И будет вам известно, я жду от него ребёнка. И это будет самый прелестный малыш во всей Франции. Огюст будет любить его, ведь он не побоится ни отвественности, ни трудностей, в отличие от вас, сударь!- на последних словах разгоряченная женщина взмахнула рукой, тыча тонким пальцем в грудь мушкетера,- А теперь я попрошу вас уйти, ибо насколько я помню, дежурить в моей комнате — не в ваших обязанностях.       Женщина гордо вскинула голову, впервые посмотрев на шевалье свысока. Тот же в свою очередь притворно склонился перед герцогиней в нижайшем поклоне и поспешил прочь из комнаты, холодно бросив лишь у самой двери: – Всего доброго, герцогиня де Лавуа.