The road within

Язык еле ворочался. Диего запинался и заканчивал уже второй литр воды, но максимум чего можно было добиться от Вани — коротких перерывов на отдых, пока она проведывала Клауса. После они оба возвращались к работе. Позаимствовав один из неиспользованных Клаусом художественных альбомов, Ваня делала несчётное количество пометок с такой скоростью, что Диего подумал о её конспектах в колледже — наверняка все сокурсники во сне и наяву мечтали хотя бы глазком в них заглянуть, готовясь к экзаменам. На нелинованных листах в чёткие столбцы выстраивались даты и события, объединялись в блоки, вокруг которых вырастали комментарии и дополнительные вопросы. Редко она озвучивала их брату, наморщив лоб перечитывала свои записи и просила вернуться на пару страниц назад. За время расследования Диего прочитал дневник вдоль и поперёк, а отдельные эпизоды знал наизусть, но, конечно же, это касалось информации связанной с преступной группировкой. Личные моменты, бытовые записи и размышления, да сексуальные похождения он всегда пропускал, оценивая их коэффициент полезности, как нулевой. А сейчас, именно эти части хроники приходилось мало того, что разбирать под микроскопом, так ещё зачитывать вслух. В горле запершило. Диего глотнул воды с лимоном. Они разобрали два года совершенно незначительных, по его мнению, событий, но Ваня уже начала составлять схемы и графики. По сути, сестра вела то же расследование, что и он, только на уровне незаметном человеческому глазу. Ваня поставила вопросительный знак и несколько раз обвела его в круг. Диего хмыкнул. — Ну? Что скажешь? — Быстро добавил. — Предварительно. — Дома загляну в пару справочников, — оторвалась от записей и потёрла глаз костяшкой указательного пальца. — Завтра я выхожу на сутки, потом отосплюсь, забегу в библиотеку и приеду. Прочитаешь оставшееся. — А сейчас что делать? — Присматривай за ним. Упадок сил пусть и критический, но сам по себе неопасный. Думаю Клаус по большей части будет спать. Я бы посоветовала говорить с ним, но не уверена, что ты не сделаешь хуже, так что лучше не лезь. Поджал губы. — Что за диагноз вообще такой? Упадок сил. — Диего… — Ладно, ладно. — Развёл руками и кивнул на альбом с записями. — Ну вот если у него депрессия, должны же быть какие-то таблетки? Пусть не вылечим его, так облегчим состояние. Или витаминов ему дать, фруктов? Я не знаю, пол-литра кофе залить для заряда бодрости и книжку про мотивацию почитать? — Даже если бы я гипотетически, могла достать рецепт на антидепрессанты, что само по себе уже преступление, мистер детектив, это так же врачебная халатность и риск подвергнуть опасности здоровье человека. — Ваня покачала головой и помассировала уставшее запястье. — Ты можешь попытаться накормить его. От этого вреда не будет. Хочешь фруктами, чем угодно. Отлично, если он хоть что-то съест, но не настаивай, — Закусила губу, помолчала и поднялась к холодильнику. — Давай я лучше покажу тебе, как с ним общаться… — Думаешь, не справлюсь? — Думаю, — достала начатую бутылку молока и открыла навесные шкафы, высматривая упаковку крупы. — Естественно. — Поднялся следом и достал с верхней полки овсянку. — Ваня, ну ты же сама слышала его записи. У парня в жизни столько дерьма, что от моей некомпетентности в кормлении он точно не переломится. — Слышала. И поняла побольше, чем ты. — Юдора бы наверняка уже треснула Диего по лбу, но Ваня сохраняла спокойствие. Устало посмотрела на него снизу вверх и вернулась к плите. — Пояснишь? — Из того, что я уже успела заметить, подобные депрессивные эпизоды у него всегда идут в связке с особенно активным употреблением наркотиков. — Разве это не логично? — Вытащил миску. — Ну, Клаус нарик. У него плохое настроение, упадок сил, депрессия, что там ещё — логично, что он закинется привычными волшебными таблетками. Нет? — Да. Потому что другого способа снять симптомы он не знает. — Хотел бы найти другой способ, нашёл бы. Ваня даже не фыркнула, совсем не обратила внимание на слова Диего. Насыпая готовую кашу, продолжала бормотать вполголоса. — Меня больше интересует систематичность этих эпизодов, есть ли триггеры? Как давно это началось? С такой историей, как у него, даже просто сдвиги в настроении качественно не отследить… — Наморщила нос и, прежде чем Диего успел задать хоть один уточняющий вопрос, отрывисто выдохнула. — Но не будем торопиться. Сейчас главное — не сделать хуже. Поставив миску в плоскую тарелку, чтобы было не горячо нести, она подняла кашу и велела брату следовать за собой. С десять минут она мягко уговаривала Клауса съесть хотя бы ложку, но, как и объясняла ранее Диего, не настаивала. Оставила кашу на столе, коснулась губами виска Клауса, поправила простынь и пообещала вернуться послезавтра. Всё ещё в глубокой задумчивости Ваня, закинув альбом с записями в сумку, обняла Диего за плечи и, убежала в ночь. Он не мог проводить её домой, обеспечить безопасность, а сейчас так и вовсе подкинул задачку, которая ещё не ясно к чему приведёт. Цокнул языком. Что же, похоже, ему самому стоит также серьёзно отнестись и ко второй половине записей в дневнике. Закрыл окно в комнате Клауса, плотно задёрнул шторы. Принёс свой торшер и поставил в дальнем углу, так, чтобы свет не попадал Клаусу в глаза и не мешал спать. Диего приготовил горячий кофе, освободил кресло и попытался увидеть между строк то, что видела Ваня. За несколько часов Клаус лишь раз чуть слышно шевельнулся, подтянув ноги к животу. За весь следующий день он перевернулся с одного бока на другой и несколько раз плакал. Следуя указаниям Вани, Диего пытался убедить его хоть немного поесть, но не удостоился даже взгляда. Сидя на краю дивана, Диего потянул за уголок второй свободной подушки, расправляя складки. — Уверен, общество Вани было бы намного приятнее, но у неё смена. Молчание и тяжёлое дыхание. — Ваня головастая девка и раз уже она не понимает, что происходит, то чего от меня требовать. Ну и… буду откровенным, я всё ещё не доверяю тебе. Винить меня не в чем, согласись. Ты умеешь пудрить мозги, и богатая история срывов говорит сама за себя… — Закатил глаза, понимая, почему сестра просила его не открывать рот. — Но, я не должен был вести себя как мудак. Диего упрямо убеждал себя, что всё не так серьёзно и Ванины подозрения всего лишь следствие её работы и каждодневной рутины, профдеформация. А Клаус достаточно безумный по своей природе и в типичном для него поведении можно было найти букет симптомов чего угодно. Но время шло, так называемый «депрессивный эпизод‎» не думал заканчиваться‎, а только усугублялся. Клаус почти ничего не ел, не спал и стремительно превращался в того парня, измождённого абстинентным синдромом и равнодушного ко всему вокруг. Ваня брала дополнительные отгулы. Юдора регулярно передавала сообщения от прокурора о потерянном времени. Ребята из отдела по борьбе с наркотиками тоже были недовольны. Готовые давать делу ход, начать аресты и запустить операцию по вызволению Пятого, они были связаны по рукам и ногам тем, что первого основного свидетеля внезапно накрыло затяжной депрессией. Будто им не хватало проблем с его наркоманией. — Я недостаточно квалифицирована, чтобы присматривать за ним на дому и без медикаментозной терапии, — Ваня говорила шёпотом. Последние три часа она провела успокаивая плачущего навзрыд Клауса и теперь сидела на полу в коридоре, напротив открытой двери, через которую могла его видеть. — Мы должны отдать его под наблюдение специалистов, Диего. — Исключено. — Он может покалечить себя. В таком состоянии попытка суицида обычное дело. — А в больничке его убьют наверняка. Мы не можем приставить к нему полицейскую охрану. А если у дилеров есть свои люди и там? Или они быстренько кого подкупят? — Одно сплошное «а если», Диего! — Тихо зашипела. Нервы сдавали. — Как и у тебя, Ваня. Измученно выдохнув, Диего тоже опустился на пол у стены — рядом с дверным проёмом и напротив Вани. Она не понимала серьёзности расследования, он не видел полной картины состояния Клауса. Как ни крути, со всех сторон их окружала беспросветная жопа. — Если бы я только могла запросить информацию из рехабов. — Не можешь. — Диего, как ты не поймёшь… У нас картина болезни только за последние пять лет, а он полжизни кочует по этим центрам. Когда-то ведь это всё началось? Возможно, мы сможем найти причину… — Развела руками и добавила совсем тихо, уже не маскируя мрачное отчаяние. — Если она вообще есть. За прошедшие почти три недели они с Ваней изучили дневник Клауса до последней буквы и не нашли ничего похожего на триггеры подобных депрессивных состояний — не было ни печальных годовщин, ни стрессовых ситуаций. Если они и фиксировались дрожащим почерком между выцветших линеек, то появлялись по щелчку пальца и исчезали в никуда. Концы и истоки терялись между приёмами таблеток и кокаиновыми дорожками. Ваня составила карту всех спадов настроения и эпизодов, которые сомнительно и с натягом можно было назвать манией, но она не могла поставить диагноз наверняка. Даже профессора в центре, где она работала не смогли бы поставить диагноз после столь короткого наблюдения и при полном отсутствии медицинской истории. — А если ты права и у него действительно это… расстройство? Ваня отвернулась от дверного проёма, не в силах больше смотреть в пустые глаза Клауса. Облизала губы. — Нужно определить какой именно у него тип. При неправильной диагностике и неадекватной терапевтической тактике, мы можем ухудшить прогноз заболевания. — То есть?.. — Как минимум участим смены циклов депрессии и мании. Диего сцепил руки в замок и следующие десять минут они сидели в тишине. Слишком измотанные, чтобы придумать что-то или хотя бы просто пойти спать. — А если у него это началось сильно раньше? — Мм? — Ваня прищурилась, вопросительно наклонила голову. — Ну, насколько рано можно диагностировать биполярку? — Чаще с подросткового возраста или ближе к двадцати, но… всякое бывает. К чему ты клонишь? — Я категорически против того, чтобы делать запросы в официальные структуры, но если… Если мы обратимся к его родителям? Вдруг сохранились его детские карты? Или они на словах смогут что-то рассказать. — Он не сирота? Диего осёкся. Клаус никогда не говорил о своих родителях и в дневнике не было ни одного упоминания. — Не уверен. Но проверить это куда проще и безопаснее, чем любые другие варианты. Что скажешь? — Если мы проследим аналогичные эпизоды и в детском или подростковом возрасте, то сможем точнее оценить его случай. — Тебе это поможет? Ваня быстро кивнула и улыбнулась.

***

Парик, в котором он походил на длинноволосого Антонио Бандераса щекотал шею и неприятно давил на лоб. Голова потела и нещадно чесалась, но Юдора потребовала проехать в этой маскировке минимум половину пути до Труа-Ривьер, в пригороде которого жили ван дер Берги. Не доезжая до Оттавы, Диего свернул на Шоссе 43 и на одной из заправок в Честервилле наконец сменил маскировку. Переодел рубашку, надвинул на нос козырёк кепки и спрятался за солнечными очками. Перед тем как отправится искать сменную машину, специально подогнанную на соседнюю улицу сотрудниками отдела по борьбе с наркотиками, Диего поставил на кассу блок воды на шесть бутылок и полез в карман за наличкой. — Вот это игра вчера была, да? — Высокий парень кассир в выглаженном фирменном фартуке широко и добродушно улыбался. На бейджике от руки выведено «Кристофер». Руки Диего не дрогнули. Он протянул купюру и сделал вид, что задумался и не расслышал вопроса. — Так «Жала» вчера на льду порвали тех сопляков, — бросил взгляд на бордовую кепку Диего с изображением пчелы или осы. Видимо, маскота команды. — Или вы не болеете за хоккейную команду? Дайте угадаю, фанат регби, да? — Гхм, да, угадали. Действительно. — Там у Университета тоже сильный состав! — Да уж, к «Жалам» лучше не лезть. Сдачи не нужно, — выдавил сквозь зубы, стараясь быть вежливым, подхватил бутылки и кивнул женщине, стоящей в очереди следом. Машину он нашёл сразу и трижды проклял недоумка, поставившего колымагу под солнцепёком. Полностью открыл окна и двинулся в путь, предвкушая, как сопреет задница, упакованная в джинсы. Юдора не наводила дополнительные справки, чтобы не привлекать внимание, а только достала адрес, поэтому сейчас, следя за дорогой и отсутствием слежки, Диего прокручивал в голове разные варианты того, какими могли быть родители Клауса. Мыслить стереотипно не хотелось, но он не исключал варианта, что Клаус вырос в неблагополучной семье и там в принципе могло не быть никаких медицинских записей, а вот дурная наследственность — вполне. Он так же мог быть избалованным мальчишкой богатых родителей, попробовавшим наркоту из интереса, от скуки или за компанию. Обычно истории из жизни не бывали настолько простыми и однобокими, Диего это понимал, и больше беспокоился, что зря затеял эту поездку, ведь болезнь могла проявиться позднее и тогда в семейных архивах не окажется ничего полезного. Но, надежда умирала последней, поэтому у него в сумке лежал диктофон и список уточняющих вопросов от Вани. До Труа-Ривьер Диего добрался после обеда, проехал через город и, остановившись на подъездной дорожке по указанному адресу, постучал пальцами по рулю. — Ну, вариант с неблагополучной семьёй мы отметаем. Большой семейный дом из деревянных брусьев стоял окружённый массивными деревьями и сложно было отмахнуться от ощущения, что они глубоко в лесу, а не в паре километров от торговых центров на границе города. Стоило только выйти из машины, как к ногам подлетели два золотистых ретривера и неопознанная кучерявая дворня, ростом пониже колена Диего. Псы не рычали и никаким другим способом не проявляли агрессии, а просто крутились вокруг, норовя сбить с ног. — Вы к кому? — Девушка на тканевом лежаке, спрятавшимся между деревьев, подняла с лица широкополую шляпу. Диего прищурился. — Шарлотта ван дер Берг? — Мама в доме, — она опустила шляпу и больше не обращала внимания на визитёра. Собаки всё так же путались под ногами, тыча мордами в ладони. Мелкий гравий дорожки шуршал под ботинками, нос щекотал запах хвойных деревьев, оросительная система распрыскивала воду, а из приоткрытого окна доносился задорный голос диктора на радио. Тишина, размеренность и покой, в которые Клаус не вписывался ни под каким видом. До того, как Диего успел подняться на крыльцо, дверь распахнулась и его встретила женщина в аккуратном переднике и в домашней рубашке с закатанными рукавами. Короткая стрижка, опущенные уголки губ и яркие морщинки вокруг глаз. Ей было больше пятидесяти и она прекрасно выглядела. — Миссис ван дер Берг? Меня зовут Диего, я из полиции. — Показал значок и быстро спрятал его под одеждой. — Хотел бы задать несколько вопросов о вашем сыне. — С Эндрю что-то случилось? — Эм, — он замешкался, прочистил горло и покачал головой. — О другом вашем сыне — Клаусе. Из её рук выпало полотенце. Если женщина побледнела, испугавшись за некоего Эндрю, то сейчас последние краски покинули лицо. На всякий случай Диего приготовился ловить её, если удумает падать в обморок. — Боже святы, он…? — Нет, нет. Он жив, не беспокойтесь. — Врать про то, что Клаус «в порядке» не стал. Поднял полотенце и отдал хозяйке. — Могу войти? — Да, конечно, — отступила внутрь дома. Прикрыла ладонью рот и кивнула в сторону гостиной. — Муж сейчас в командировке… Благодаря большим окнам внутри дома было светло и воздушно. Мягкие диваны накрыты пледами, на кофейном столике мешанина из журналов о моде и художественных альбомов, пульт от телевизора и геймпад от игровой консоли. Часть стен занята книжными шкафами, а другая — с камином — увешана картинами и фотографиями от пола и почти до потолка. Шарлотта кинула полотенце на подлокотник. — Может быть, чай? Кофе? — Не утруждайтесь. — Тогда я выключу плиту… Одну минуту. Она вышла из гостиной, а Диего приблизился к стене. Несколько пейзажей, натюрморты, вырезки статей о выставках и много фотографий — различные комбинации из Шарлотты, мистера ван дер Берга, и двоих белокурых детей. Какие-то сделаны дома, другие на школьных церемониях, парочка с отдыха и, конечно же, классическая с Ниагарским водопадом на фоне. Разные места, разные возраста детей от младенцев до старших классов. На стене не было ни одной фотографии Клауса. Шарлотта вернулась, суетливо поставила на столик графин с водой и два высоких стакана. — Вы учили Клауса рисовать? — Диего вернулся к дивану и сел. — Да. Мы так познакомились с его отцом, Лоренсом. Он привёл мальчика ко мне на занятия, — чуть погодя села и Шарлотта. Сжала пальцы одной руки в другой. Следующие слова дались ей не просто. — Как он? — Чист уже полгода. Как давно вы его не видели? — Почти десять лет... — Зажала рот ладонью и закрыла глаза, но с ресниц успели сорваться слёзы. — Господи, мы с мужем боялись, что он умер. — Вы искали его всё это время? Что-то в этой картинке упорно не складывалось. Откуда беспокойство за ребёнка, которого вы не видели столько лет и наверняка уже забыли, как он выглядит, ведь спрятали все фотографии где-нибудь на чердаке, будто Клауса здесь никогда и не было? Она покачала головой. — Мы сказали, что у него нет дома, пока он не завяжет с наркотиками и он больше не появлялся. — Подняла глаза. В голосе звенела горечь и боль многолетней выдержки. — Вы не можете нас осуждать. — Я… Нет, конечно же. — Но зачем вы приехали? Что случилось? Он в тюрьме? — Наоборот. Клаус сотрудничает со следствием и оказывает неоценимую помощь, но у него проблемы со здоровьем, так сказать. — Из-за наркотиков? — Наш врач не уверен в этом, поэтому попросил узнать о наличии детских медицинских карт. И, если Вы не против рассказать о времени, что он жил с здесь… Это может помочь с диагнозом. — Диего достал диктофон и выжидающе смотрел на Шарлотту, пока та не кивнула. На устройстве зажглась красная лампочка. Лоренс развёлся с матерью Клауса, когда мальчику было три года и с тех пор ребёнок жил на два города через всю Канаду. По полгода в Труа-Ривьер и в Ванкувере, а с началом учёбы проводил у матери только летние каникулы. В шесть лет психолог, работавший с мальчиком после развода родителей, заметила любовь к рисунку и посоветовала отдать его в художественную школу или хотя бы на курсы. Когда Клаусу было восемь Лоренс и Шарлотта сыграли свадьбу. Ещё через два года родился Эндрю, а следом за ним погодка Эмма. Клаус был любимцем учителей, преуспевал в школе и продолжал рисовать. Обожал родителей, любил мачеху и был самым лучшим старшим братом каждую свободную от учёбы минуту. Улыбчивый кудрявый мальчик, похожий на солнышко даже больше, чем его белокурые младшие брат и сестра. Жизнь казалась идеальной, пока иллюзия не начала рассыпаться. Первое время Лоренс и Шарлотта не обращали внимания на снизившуюся успеваемость, списывая на новые интересы, девочек, подростковый возраст в целом. Конечно, напоминали ему о колледже и об ответственности, но сильно не давили. Они не замечали постепенно убывающий уровень алкоголя в бутылках в отцовском баре, а пропажу мелких купюр объясняли собственной забывчивостью. Усталость и часто плохое настроение, психолог, у которого Клаус продолжал наблюдаться, диагностировала как подростковую депрессию и на полочке в ванной выросли баночки с антидепрессантами. Он забросил рисование, объясняя тем, что хочет поискать себя в чём-то другом. Играть с братом и сестрой он тоже перестал. Семья ван дер Бергов не видела, что над их уютным домиком собираются тучи, пока не разразилась буря. Сначала был звонок от родителей одноклассника сына, которые нашли у своего ребёнка пакетик травы — он клялся, что просто хранит его для Клауса. Клаус отнекивался от связи с находкой и впервые был посажен под домашний арест. После случились украденные у бабушки сильные обезболивающие. Его отстранили от занятий, найдя в школьном шкафчике бутылку водки, которую, как оказалось, он купил на украденные у родителей деньги. Он угонял отцовскую машину, дважды попадал в аварию — к счастью, без вовлечения вторых лиц, а только дерева и дорожного ограждения. Клаус пропадал ночами, а потом и по несколько дней, вынуждая Лоренса обзванивать больницы и морги. Его сажали под домашний арест, он убегал через окно. В какой-то момент, зайдя в спальню сына, Лоренс понял, что у него ломка и отрицать очевидное не мог уже никто. Клаус дважды попадал в реабилитационный центр ещё до того, как ему исполнилось семнадцать. Выходил, через пару месяцев срывался и всё по новой. После третьей «отсидки» он решил, что должен взять себя в руки и даже сумел поступить в колледж, но уже через полгода сбежал с кампуса. На пару с другом-наркоманом влез в родительский дом, украв сбережения, которые нашёл. Лоренс разыскал ребёнка и снова отправил в рехаб, вытряхивая деньги, отложенные на колледж младших детей. Вместе с Клаусом и поодиночке они много раз прошли через слезы, истерики, отчаяние и групповые терапии для наркоманов и их родственников. Восстановившись в колледже, Клаус продержался недолго. Вылетел окончательно, когда неделю пропускал пары, а при проверке в его комнате нашли порошок. Он приезжал домой, просил денег, уверял, что всё держал под контролем, но это зависимость держала его по рукам и ногам. Маленькие Эндрю и Эмма, раньше души не чаявшие в брате, теперь боялись долговязого тощего парня, похожего на приведение и прятались каждый раз, когда его видели. Признать, что Клауса не спасти было больно и почти невозможно, но они должны были защитить семью и детей. Поэтому Лоренс сказал, что дома у Клауса больше нет и чтобы он не смел возвращаться, пока не перестанет употреблять. С тех пор они его не видели. — Вы не виноваты. — Это то, что без конца повторяют на встречах родных наркоманов. Вы в этом не виноваты, вы не можете это контролировать и не можете излечить. — Шарлотта шмыгнула носом и утёрла лицо полотенцем. — Но что, если виноваты? Мы же его родители, мы должны были заметить, что... что-то не так. Диего молчал. На протяжении всего рассказа его одолевали смешанные чувства. Смог бы он так поступить? Легко презирать абстрактного наркомана, но отказаться от родного человека? Выгнать из дома, зная, что каждый день тот будет на краю и с риском умереть от передоза, переохлаждения, гепатита или просто от того, что оказался не в том месте не в то время? А смог бы продолжать бороться, раз за разом натыкаясь на нежелание спастись? Судить этих людей казалось неправильным, но внутренний голос, как бы между прочим, напомнил, что Диего без зазрения совести позволял себе осуждать Клауса. Прочистил горло. — Он сам сделал этот выбор. Шарлотта ничего не ответила. — Мам, всё в порядке? — Девушка с тканевого лежака заглядывала в гостиную через порог. Миловидное лицо, красные от солнца щеки. Восемнадцатилетняя Эмма. Чуть младше того возраста в котором Клаус оказался на улице. — Да, милая, всё хорошо. Эмма кивнула, подозрительно прищурившись, и ушла на второй этаж, а Шарлотта успокоилась, попросила Диего подождать, пока она найдёт медицинскую карту и истории приёмов у психолога. Через полчаса она вынесла коробку, плотно набитую бумагами. — Если вы можете, передайте Клаусу… что мы его любим. Диего перехватил коробку и обернулся. Он не был уверен, что именно ожидал услышать. Может быть, что-то вроде «здесь всегда будет его дом» или хотя бы «мы хотим увидеть его»? Хмыкнул. — Спасибо. Вы очень помогли.