Прогони мой страх

      – Прости, в Резиденции задержался, работы много.       – Прости, задержался допоздна.       – Прости, опять поздно пришел       – Прости, задержался       – Прости.       – ...

***

      Конечно, я ожидала, что у Хокаге всегда полно дел, но всё же оказалась к этому не готова. Уже неделю Какаши возвращается далеко за полночь, быстро идёт в душ и ложится спать, я даже не знаю, ест ли он вообще. Я пытаюсь дождаться его, спросить, как дела, всегда оставляю ужин на столе, до последнего разогревая его. Но каждый раз я слышу одни и те же извинения, бормотание о том, что устал, и позже – размеренное дыхание. Утром, когда я просыпаюсь, его половина кровати уже давно остыла. Даже не знаю, кто здесь больше не к месту: я, живущая здесь не пойми почему, или же хозяин дома, бывающий здесь ещё реже меня.       Я открыла дверь ключом, который Какаши вручил мне неделю назад, встретив после работы, чтобы я чувствовала себя лучше, чтобы понимала, что это и мой дом тоже. Что ж, похоже, это так не работает... Небрежно сбросив сандалии и закинув сумку на тумбу, я вошла в кухню.       – Привет, Булл, – тихо поздоровалась я, присаживаясь к нему на пол у стола. Большой хмурый пес посмотрел на меня и, не проронив ни слова, уткнулся влажным носом в лодыжку.       Я положила руку на голову нинкена, принявшись чесать жесткую шерсть, окинула взглядом разложенные по всему столу книги и свитки. Когда находиться в пустом доме стало сложно, я начала работать больше. Когда находиться в пустом доме стало невыносимо, я взяла у Ино книги о печатях и техниках. Теперь я знаю, что сейчас используется около 29 ручных печатей, хотя раньше их было больше, но они модифицировались или же им на замену пришли более универсальные. Что ж, теперь я и сама могу много об этом рассказать. Тем не менее печать, которую использовал нукенин, не описывают ни среди нынешних, ни среди древних свитков. Я вздохнула, переведя взгляд в окно.       Знала ли я, что большой уютный дом превратится просто в пустое здание, если из него убрать самое главное?       – Булл... – большой хмурый пес вопросительно посмотрел на меня. – Как вы это выдерживали?       – Сейчас он хотя бы спит дома.       – ...       Значит, мне ещё повезло? Да куда хуже? Я же его едва вижу, даже на обеденных перерывах он занят. А дальше что? Так и будет? Проснусь одна, поем одна, посплю одна, поживу тоже... одна. Какой тогда смысл в том, что я здесь нахожусь? Я ведь говорила, чувствовала, что быстро всё у нас как-то. А получается, я всего лишь сменила свою конуру на помещение побольше. Вот только в моей квартирке на меня так стены не давили.       – Не стоит сдерживать себя. От этого только хуже, – сказал Булл.       – Предлагаешь закатить скандал? И что я ему скажу? Бросай свою дурацкую работу? Да кто я такая, чтобы вообще ему что-то предъявлять?       – Ну, если ты так думаешь, то и ты тоже не в долгу ни перед кем.       – Что ты имеешь ввиду?       – Ты злишься.       – Нет, не злюсь.       – ...       – Не злюсь я!       – Ты имеешь право злиться, Сакура.       – О чём ты?       – От натянутой улыбки ни тебе, ни ему пользы нет. Почему бы просто не поступить так, как ты хочешь?       – Ничего не хочу, – бросила я, уходя в спальню.       Сумрак комнаты подарил мне подобие спокойствия, и я, вздохнув, закрыла за собою дверь. Я уже не включала свет, ведь так этот и без того одинокий дом становился больше и холоднее. Правильно ли мы поступили? Конечно, мне безумно здесь нравилось, и когда Какаши, как и обещал, зашел за мной после работы и вручил ключ, я была счастлива. Может, когда тебя настигает рутина, ты постепенно теряешь свой настрой? Возможно, если бы я жила у себя, и мы виделись иногда на выходных и во время обеда в будни, нам было бы легче? И я бы не чувствовала себя так паршиво каждый раз, когда остаюсь здесь одна.       Я села на кровати и посмотрела на стену пустым взглядом. Становлюсь нервной, срываюсь на животных и людей. Бедный Киба, как он меня всё это время терпит?       Дотащить пьяного Кибу до госпиталя тогда было тем ещё приключением. Со стороны было похоже на прогулку мамочки и её непослушного сынишки, который ну уж очень не хотел домой.       – Сакура-ча-ан, а пойдём брар... брарбер, тьфу ты, бар-бе-кью поедим, а?       – Нет, мы идём в больницу.       – Я угощаю!       – Меня ждут на работе.       – Хотя у меня денежек нету-у...       – А тебе следует протрезветь.       – Точно, ты ведь мне длжна!       – Зачем так накидался?       – Значит, угощает Сакура-а!       – Ты меня вообще слушаешь?       – Коне-е-ечно, Госпожа Врачный Глав. Само собой разумеется, – заклевал носом Киба.       – Вот и славно. Пошли быстрее.       – Сакура, можно спросить?              – Спрашивай.       – А куда мы идём?       Я стиснула зубы, ускорив шаг. Киба в очередной раз попытался свернуть вслед за красивой мигающей вывеской, и я направила чакру в руки, не давая ему двинуться ни на шаг.       – Ы-ых, Сакура-чан, – запыхался Инузука, шаркая ногами по земле. При этом он лишь просто поднимал пыль, оставаясь на том же месте. – Нечестный приём! Ты выглядишь такой хрупкой, откуда столько силы-ы-ы!, – спустя несколько минут парень выдохся. Благодаря этому остаток пути прошел в спокойствии, прерываемом лишь периодическим вопросом "а долго ли нам ещё идти?"       – Эй, иди сам, я не собираюсь тебя на руках нести. Ну же, ноги переставляй! Похоже, совсем приуныв, Инузука решил не идти никуда и просто присесть на лужайке возле Госпиталя.       – Тц, Киба, мы почти пришли!       Парень разлегся на земле, вальяжно раскинув ноги в стороны. Пытаясь заставить его подняться и не быть уж слишком грубой, я периодически кивала и улыбалась глазеющим на нас прохожим. Недалеко от нас на лавочке у входа сидела Карасу-баасама. Бабушку доставили к нам около двух недель назад из-за отравления газом. Ещё будучи моложе лет на сорок, она была чунином, и, похоже с тех пор у неё завалялось огромное количество экипировки. Она перебирала старые вещи в кладовке, где и нашла несколько непонятных свитков. Конечно же, Карасу-баасама решила проверить находку. Оказалось, это были какие-то старые образцы свитков с запечатанным ядовитым газом внутри. Такие сейчас уже не используют, поэтому противоядие было сложно подобрать. Это случилось как раз за несколько дней до того, как сенсей потратил всю чакру. Мы работали очень много, ведь благодаря любопытству Карасу-баасама ядовитым газом надышалось ещё полдома. Конечно, за две недели мы уже всех вылечили и выписали, но бабушка всё ещё продолжает жаловаться на боли в печени, легких, сердце и в боку справа её "что-то как будто бы душит". Под пристальным взглядом пожилой женщины я мило улыбнулась, наклонившись к Кибе.       – Если ты сейчас же не поднимешь свой пьяный зад, – процедила я сквозь самую очаровательную улыбку на лице, – поверь мне, ты будешь страдать.       – М-м-м...       – Я не шучу.       – Сакура-ча-ан...       – Я найду самую большую, самую вместительную клизму, и впихну её прямо в твой...       – Понял.       Наверняка каждое движение давалось Инузуке с трудом, но он героически поднялся буквально в считанные секунды, отказавшись даже от моей любезно протянутой руки, резко дернувшись от неё, как от огня. На практически ровных ногах он дошел до двери, и оперевшись о неё спиной, нервно выдохнул.       – Фух, Сакура-ча-ан, ну и шутки у тя дурацкие-е, – он хмыкнул, помахав пальцем перед моим носом. – Я почти тебе поверил.       Я хмыкнула в ответ, положив руку на его плечо:       – А в качестве раствора используем отвар ромашки.       Киба нервно сглотнул, с неверием таращась на меня во все глаза.       – А? – удивленно спросила я. – Календула больше нравится?       – Позволь, я открою тебе дверь, – прикрыл глаза Киба, хватаясь за временно прояснившийся разум.       Вспоминать об этом сейчас по-прежнему забавно. Хоть прошла уже неделя, Киба всё ещё с отвращением смотрит на алкоголь и наотрез отказывается от ромашкового чая.       Едва мы вошли, Киба облегченно выдохнул, спустившись на пол.       – Напомни мне больше никогда не иметь с тобой дел.       – Ничего, ты мне ещё спасибо скажешь.       – Ага, как бы не забыть, – пробормотал Киба, почесав нос.       – Я напомню, ложись.       – Чего? – глаза Кибы расширились до невообразимых размеров.       – Хотя да. Давай лучше свободную палату найдём.       – С-стой. Ты чего, Сакура? Смотри, я ведь совсем трезвый, – нервно рассмеялся Инузука. – В-вот, смотри, – парень ткнул себе пальцем в глаз, очевидно, пытаясь дотронуться до кончика носа. Чего это он? Алкогольное отравление? Что за странное поведение?       – Встать сможешь?       – Конечно, конечно. Я ещё и побегать могу, смотри!       – Не над... – не успев договорить, я поймала запутавшегося в своих ногах Кибу и опустила его вновь на пол.       – Ты чего такой отбитый, Киба? Ляг на пол. Дел на несколько минут.       – Знаю я эти несколько минут! Позору потом на всю жизнь!       – Чего? – прищурилась я. – Ты что несешь? Ложись давай, никто ещё от этого не умирал.       Хм, не замечала никогда, чтобы у него была боязнь врачей или медицинских техник. Может, я чего-то не помню? Я положила руку на его плечо, но он тут же отодвинулся ближе к стене, с ужасом смотря на меня.       – Не дергайся, ляг на спину, – я попыталась говорить более спокойным тоном, как мы это делаем с детьми, чтобы не испугать. Но на Кибу это не действовало, ещё немного, и он готов был бы сбежать, и неважно, что он слишком пьян для удачного побега. Не выдержав, я силой прижала его спиной к полу и уперлась коленом в живот. Инузука резко побледнел, в одно мгновение сливаясь со стеной. Вот что значат навыки маскировки!       – Ками, чем же я перед тобой так провинился? – обреченно вздохнул Киба, зажмурившись.       Я активировала Мистическую руку, поднеся её к груди парня. Сначала нужно ускорить кровоток, чтобы как можно быстрее вывести алкоголь.       – Сейчас будет немного больно, – предупредила я, передвигая руку вниз. Главное - не переборщить, просто немножко ускорить процесс разложения алкоголя в печени. – Станет немного жарко, – улыбнулась я, заметив, что Киба стал немного спокойнее, на его лице даже появился румянец.       – Если обещаешь не делать резких движений, можешь сесть в кресло, – предложила я, склонившись над парнем.       – Это всё? – прошептал Инузука       – Ну да, а ты ещё хочешь？－улыбнулась, усиливая давление колена на живот Кибы. Парень мгновенно покраснел, а пресс стал крепче, буквально превращаясь в камень.       – Всё, можешь идти, – рассмеялась я, поднимаясь на ноги. Инузука встал, с презрением и благоговеющим ужасом посматривая на меня. Он медленно сел в кресло, едва заметно корчась от боли в голове. Я сто раз пожалела, что вообще решила его отрезвить. Киба за полчаса испытал все прелести похмелья, пока я получила опыт няньки. Парень буквально каждые пять минут жаловался на головную боль, но если это и ещё температура - вполне возможные последствия, то "пятку тянет, левую ноздрю заложило, и колено чешется" – вообще никак.       С тех пор Инузука каждый день приходит ко мне в Госпиталь в обеденный перерыв, пытаясь хоть как-то улучшить моё настроение. Он никогда не расспрашивает, что случилось, лишь рассказывает старые истории про свою команду. Однажды он поведал мне, что он видел в Вечном Цукуёми, и я впервые за неделю рассмеялась до икоты. Я грустно улыбнулась, вспоминая Всемирный день Собак. Паккуну бы понравилось. Киба сразу понял, что что-то не так, едва ли не с порога спросил, почему у меня такая кислая мина. Наверное, увидев мою реакцию, он не стал лезть с расспросами и просто тихо был рядом.       И всё же я не злюсь, как говорит Булл, просто не понимаю, где моё место, и чем этот дом теперь отличается от предыдущего. Я резко встала с кровати, вытащив из-под кровати походную сумку, в которую мы с Какаши сложили часть моих вещей из квартиры. Забросила туда книгу и расческу, но сразу же передумала, засунув сумку обратно. Я вышла в коридор и поспешно натянула сандалии. Уже обутой на цыпочках зашла на кухню и схватила книгу, которую начала читать вчера. Выходя из комнаты, я встретилась глазами с Буллом. Он молча посмотрел на меня, и я, не сказав ни слова, закрыла за собой входную дверь.       Прохладный ночной воздух приятно охладил лицо, помогая хоть немного собрать мысли в кучу. Не хотела пороть горячку, но, думаю так будет лучше. Испортить наши отношения - последнее, что мне хочется, и именно поэтому нужно подумать. Будет ли лучше, если я вернусь в свою квартиру? Я ведь и раньше там одна жила, ничего не изменится, да и постоянно дурное настроение пропадет. Может, я снова слишком надоедливая? Что, если он устал от меня? Мне мало каждой секунды, проведённой вместе, но что если я слишком жадная? Саске не особо скучал, даже когда проходили года, может, это нормально и так должно быть? Если тебе кто-то нравится, то растворяться в человеке плохо? Плохо, если хочется стать с ним одним целым? Может, это просто ты такая странная, Сакура, если тебе этого хочется. Да, нужно дать ему пространство, не нужно надоедать, иначе он устанет и уйдёт... Уйдёт и тоже будет смотреть на меня холодным безразличным взглядом. Наверное, стоило бы предупредить Какаши, сказать, что я пока побуду здесь. Но не думаю, что он вообще заметит, что я куда-то делась. А завтра, я надеюсь, всё разрешится.       Поднявшись по ступенькам, а вскоре и войдя в квартиру, я не почувствовала ничего. Ни грусти, ни тоски, ни облегчения. Лишь пыльный застоявшийся воздух и абсолютное непонимание того, что делать дальше. Думаю, стоит начать с уборки.       Спустя несколько часов упорной работы квартиру удалось привести в порядок, а вот мысли – нет. Я залезла под одеяло, накрываясь с головой. Не знаю, сколько я так пролежала, но уснуть так и не удалось. В голове было пусто, а на душе ещё хуже, чем было до этого. Я лежала и чувствовала, как покалывает кончики пальцев, в горле давит ком, а тело трясёт, словно при сорокаградусном морозе. Ками, это чувство хоть когда-нибудь уйдёт? Сакура, ты такая странная, сама не знаешь, чего хочешь!       – Ра-а-а! – крикнула я, принявшись хлопать ладонями по матрасу. – Шаннаро! Злюсь? Да на кого мне злиться? На Какаши? За что? Кто я такая, чтобы что-то ему говорить! Только надоедать будешь, Сакура! И однажды ему станет совершенно плевать, что с тобой будет дальше... Не хочу снова это испытать. Вряд ли выдержу ещё раз.       Я обессилено повернулась к окну, отмечая, что небо из черного медленно превращается в темно-синее. Птицы ещё не пели, но сверчки уже молчали. Удушающая тишина пугала и заставляла ещё больше корить себя за каждую мысль. Где-то совсем неподалёку ощущалась теплая чакра, принесшая за собой спокойствие и уют. Оказывается, в такое время люди ещё ходят по улице. Возможно, кому-то тоже не спится.       Осознание пришло раньше, чем я сумела обдумать план действий. Специально выпустил чакру, чтобы я не испугалась. Я поспешно отвернулась к стене, смотря, как на гладкой холодной поверхности лунный свет отсвечивал широкоплечую сутулую спину. Я задержала дыхание, пытаясь заставить крушащее ребра сердце уняться хоть на немного.       Половицы едва слышно скрипнули, и к горлу подкатил ком. Что ты делаешь? Зачем? Зачем притворяешься, что спишь, если и ты, и он прекрасно понимаете, что это не так. Скажи что-нибудь, поговори с ним, Сакура. Громкий скрипящий звук разорвал повисшее молчание, и я содрогнулась, осознавая, что его издала я. Слабачка.       – Сакура, – безжизненный голос позвал меня, оставаясь на месте. Из груди вырвался ещё один хриплый звук, похожий скорее на удушение, нежели на плач. – Пожалуйста... посмотри на меня.       От боли, сквозившей в мягком баритоне, сердце сжалось, намереваясь потеряться среди всхлипов. Дыхание сбилось, я едва успеваю делать вдохи, как их тут же прерывают клокочущие звуки, выходящие из моей грудной клетки.       – Любимая... – наполненный отчаянием хриплый голос приблизился, а его обладатель опустился на колени рядом с кроватью. – Прошу, посмотри на меня, – длинные холодные пальцы коснулись горящей кожи под глазами. Я прикусила губу, пытаясь сдерживать рвущиеся наружу всхлипы. Что со мной?       – Ка-к...ка-аши-и-и, – надрывисто заревела я расплывшемуся передо мной лицу.       – Знаю... любимая, – длинные пальцы всё ещё невесомо порхали по моему лицу, вытирая потоки слёз, непрерывно бегущих по щекам. Спустя несколько минут взор прояснился, и я громко всхлипнула, впервые вглядевшись в серое, исказившееся болью лицо. Неужели нужно было довести друг друга до этого? Почему у нас не получается? Я наспех вытерла лицо руками и села, свешивая ноги с кровати.       – Почему ты здесь? – чёрт, не так я должна была начать, это вообще не то, о чём сейчас нужно говорить. – Булл рассказал?       – Что рассказал? – тихо спросил Какаши.       – Что я ушла.       – Я не был дома, – сказал он, подняв на меня взгляд.       – Тогда как...       – Просто. На подходе к кварталу понял, что тебя там нет.       – Почему тогда ты... Тебе же завтра на работу, почему не пошел спать? Ведь утром уйдёшь...       – Мне всё равно, где спать, могу вообще не ложиться.       – Тогда почему...       – Потому что ты здесь, - вздохнул Какаши, словно сказал самую очевидную в мире вещь.       Сердце окончательно остановилось, забыв напрочь о моём существовании. Скажи он мне это немного раньше, и у меня бы никогда не возникло мысли куда-нибудь уйти. Но вряд ли это что-то изменит сейчас. Не хочу больше жить иллюзиями. Опять себе что-то надумаю, а потом буду писать письма в один конец. Ну уж нет. Наклонившись, я потянулась к его рукам и крепко вцепилась в них своими ледяными пальцами.       – Мы встречаемся? Что ты ко мне чувствуешь? Что я чувствую к тебе? Есть ли у нас какие-то совместные планы? Почему ты так много работаешь? Понимаешь? Мы не говорим, Какаши. Мы ничего не обсуждаем, просто строим догадки и делаем какие-то свои умозаключения.       – Разве это всё не очевидно? – спросил он, переплетая наши пальцы. На красивом лице виднелись глубокие серые тени, залёгшие под глазами.       – Посмотри на нас. Так ли это очевидно? Мы не способны обсудить элементарные вещи.       – Не понимаю, – честно ответил Какаши, потирая переносицу. – Неужели... Я думал, всё и так ясно.       – Я понимаю, ты жил себе один, никто тебе не мешал. А тут заявилась я и пытаюсь устанавливать свои правила, но...       – Сакура, мне это не нравится, – нахмурился Какаши, сжав кулаки. – Ты говоришь так, словно мы с тобой соседи, случайно оказавшиеся в одном доме люди, пытающиеся наладить быт. Если ты думаешь, что для тебя не места рядом со мной, то тогда нам действительно стоит многое обсудить, – тихо сказал Какаши, заглядывая мне в глаза.       От накативших эмоций стало дурно, и я отвела взгляд в сторону, силясь собраться с мыслями, прокручивающимися в моей голове с бешеной скоростью. Какаши – это Какаши. Заботливый, мужественный, местами странный, читающий пошлые книжонки, смотрящий на меня так пронзительно, таинственный, носящий маску и дурацкий протектор на глазу, любящий дразнить и отшучиваться, когда дело действительно серьёзное, терпящий все мои истерики и паранойю. Слова Булла наконец обрели смысл, и я с неверием оглянулась назад, понимая, насколько глупой была. Непозволительно глупой...       – Знаешь, весь день я доказывала себе, что не имею права злиться, что ты не виноват и вообще не должен передо мной отчитываться. Но, хм-м, мне плевать. Я буду злиться. Буду злиться на тебя за то, что ты не рассказывал, почему задерживаешься, и буду злиться на себя за то, что не спрашивала. Не имею права? Да плевать я на это хотела! Ты мой! И я буду вмешиваться и лезть в твою жизнь до тех пор, пока не стану её частью! – выкрикнула я, сердито смотря на Какаши.       Тишина тут же остудила мой пыл, и я сжалась от страха и накатившего отчаяния. Почему он молчит? Я всё испортила? Я всё же не нужна ему? Нет, пожалуйста, скажи, что серебристое свечение никогда не пропадёт из твоих глаз, когда ты смотришь на меня.       Он ошарашено посмотрел, и сдвинув брови, внимательно вгляделся в моё лицо, словно выискивая там что-то. Даже в сумраке комнаты серебристые глаза ярко сверкнули, заполняя собой всё пространство. Какаши отодвинулся от стены и, не сказав ни слова, обвил меня руками вокруг талии, утыкаясь головой в живот. Он сжал меня так крепко, словно я пыталась куда-то убежать, словно собиралась исчезнуть.       – Я люблю тебя.