Цель Сокола: мозг и сердце

— А ты вообще как там оказался, а? — спросила Аня, старательно пережевывая. — Следишь за мной что ли? — ухмыльнулась девушка, снова надкусывая шаверму. — Больно надо, — хмыкнул Игорь, проделывая все то же самое со своей порцией Божественного чуда кулинарии. — У меня просто чуйка на козлов. Иду за ними по пятам прямо как легавая, — мужчина состроил выразительную гримасу, изображая пальцами что-то похожее на визуальное сопровождение сие процесса. Соколова на секунду замерла, а после разразилась громким смехом, сотрясая ночную тишину. Гром сощурил один глаз, наблюдая за заливающимся смехом капитаном полиции. «Ну обаяшка, ни дать ни взять», — подумал он про себя, тут же прибавив: «Только по голове дать и закопать». И, по правде сказать, имел на то моральное право… Мозг-то Соколова ему знатно поела за последний месяц: то рапорт подмажь, то из-под пуль вытащи, то задницу ее красивую прикрой перед Прокопенычем, — главное, чтобы не узнала об этом. В общем порцию ненависти действительно заслужила. Вот только порция эта чет с каждым разом оседала на глазах, заставляя его как дурака последнего беспечно смеяться рядом. Ну или терпеливо выслушивать ее красноречивые речи о том, какой он чурбан неотесанный, грубиян и зазнайка. Короче интересная история. Вела только она хрен пойми куда. Но об этом они оба позже подумают. Быть может. Сейчас куда больше Соколову волновала бродящая в другой части мостовой собака, а Грома все еще наполовину целая шаверма в руках капитана. Как только песель скрылся за поворотом, Аня грустно вздохнула и вернула взгляд на майора, тут же заметив и его взгляд. Жалобный. Голодный. «Ну прямо щенячьи глазки», — усмехнулась она, протягивая Игорю свою шаверму. Гром тут же посмотрел на нее в полной растерянности. О да, за это выражение его всегда чересчур уверенного и сурового лица она была готова душу продать. — Ну ешь, че смотришь, — засмеялась Аня. — Я не особо-то голодная. В отличие от некоторых, — утончила она, помахав аппетитной вкусной шавермой перед носом майора. Мужчина помешкался с секунду, но после принял подарок судьбы и остервенело вцепился в него зубами. Аппетит его в те редкие моменты, когда он наконец выбирался из работы и видел еду, уже не удивлял Соколову. Удивляло другое. Вернее, интересно ей было другое. — Гром, — окликнула она мужчину, неустанно забавляясь его кепкой, перевернутой козырьком назад каждый раз, когда Игорь ел или чем-то сильно увлекался. — М? — Вопрос задам, — вздохнула девушка, на что майор тут же сдавленно прыснул. — Соколова, — пробурчал он, утирая рот, — ты разве спрашиваешь когда разрешения? — Так а я и не спрашивала, — хитро улыбнулась Аня и, вдруг подойдя поближе, настойчиво заглянула в его большие серо-голубые глаза. — Ты дома вообще ешь? Гром перестал жевать, то ли задумавшись над ответом, то ли принявшись оценивать так неожиданно вспыхнувшее любопытство капитана. Но в любом случае увиливать не собирался. — Я готовить не умею, — честно ответил мужчина и, вернувшись к еде, завернул целлофан. — Вот те новость, — громко прыснула Аня, пристукнув ладонью по мраморному ограждению мостовой, по другую сторону которого текла река. — Бандитов, насильников и остальных отъявленных скотов значит скручивать умеешь, причем без табельного, а разбить яйцо на сковородку — оказывается нехуевая такая задачка для тебя? Так что ли? — не скрывала своего удивления Соколова, терпеливо ожидая, когда Гром наконец прожует, самозабвенно закатит глаза от удовольствия, и великодушно прольет свет на этот волнующий ее воспаленное сознание вопрос. Но единственное, что бросил майор, дожевав, это: — Не ругайся. Пораженная в самое сердце Аня высоко вскинула брови. Кто бы знал, какие смешанные чувства вызывал в ней гребаный майор Гром. Да даже месяц работы в хранилище вещдоков рядом не стоял: там только черт ногу сломишь да глаза на столе оставишь, а тут и хребтину себе переломишь и шею собственноручно свернешь в попытке разгадать, че почем и как в башке у Прокопенского Игорька. Только вот на кой хрен ей это знать? Анька вдруг вернула брови на место, всерьез задумавшись над этим. Папа учил красивым мальчикам сразу в рожу давать, чтобы жизнь не портили, но тут-то… какой из Грома мальчик. Давно не мальчик, а вполне себе взрослый дядька. Красивый такой… смелый… справедливый. Хотя временами все-таки мальчик. Причем с замашками похуже чем у дворовых пацанов с взыгратой до опасного уровня жаждой приключений на пятую точку сечения. Только и при таком раскладе Гром от нее по роже до сих пор не схлопотал. Желание было, а исполнение подкачало. И так все время разукрашенный. Жалко его Аньке. Ни любви, ни лица целого, ни пожрать нормально. Впрочем, и у нее та же песня… Ну и ничего, живет же себе потихонечку. Не припеваючи, конечно, но зато весело: что ни день, то выговор, а если и не выговор, то словесный расстрел от Федора Иваныча. Да и черт с ним, в общем-то, у каждого ведь свое хобби... Вот у Соколовой с Громом одно на пару.