Адский Гарем.

      Во дворец из белого хрусталя пробирались лучи весеннего солнца. В последнее время в гареме становилось чересчур жарко и наложники вяли от духоты и спёртости воздуха. Особенно не везло течным омегам. Господин Брагинский желал видеть их чаще остальных, и беднягам, под страхом злобного взгляда и казни, приходилось обслуживать мужчину слишком часто. Упёртых омег он не любил и если те не хотели идти в постель сами, то им в этом помогал волшебный бокал вина с афродизиаком. И в один из дней желанной омегой для Господина стал Родерих.       Однажды, сидя на полу в лёгких атласных тканях, он мечтал о том, чтобы поскорее покинуть ужасное место и вернуться к обычной жизни в Европе, откуда того и похитили. То, что было на нем надето нельзя было назвать полноценной одеждой. Льняная рубаха была длинной и свободной. Она приятно сливалась с телом, иногда казалось, что ты ходишь и вовсе без неё. Чаще для Господина ткачи вышивали рубахи из прозрачной тюли, дабы мужчина мог видеть нежные изгибы ещё невинных омег и без преград, в наглую, пялиться на маленькие розоватые бусины-соски. О, да… Иван был тем ещё извращенцем.       Родерих боялся своей вновь приближающейся течки. Он знал, что стража, учуяв сладкий запах исходящий от омеги, сразу же сообщат об этом Господину, а тот же, без зазрений совести, возьмёт силой и ближайшую неделю только и будет, что целыми днями напролет втрахивать бедную омежку в пуховые матрацы покоев и наслаждаться стонами боли от того. Эдельштейн слегка вздрогнул. Ему снилось это каждый день, как ночной кошмар. Эх, а всему виной были рассказы Тино после бурной ночки в покоях Брагинского.       Дрожь не проходила, живот предательски скручивало от спазмов, а по ножкам текла липкая субстанция. Родерих понял, что его личности настал конец. Воздух становился ещё более душным, по вискам текли солоноватые капельки пота: то ли от жары, то ли от течки. На недвигающихся ногах он решил незаметно дойти до своей маленькой комнатушки и в ближайшую неделю переждать течку там. Но, пожалуй, его планам было не суждено сбыться.       Под руки схватили его двое сильных альф, вырваться не получалось. Каждое движение отдавалось неприятным трением тканей об, ещё пока, вялый член, а шаровары изнутри неприятно натирали сочащуюся смазкой дырку омеги. Стоны сами по себе вырвались наружу, заставляя Родериха краснеть и дышать чаще. И, наконец, появилась та самая дверь, которая ведёт в личный ад каждой омеги во дворце.       Грубо запихнув бедного парня в палату Господина, стража мгновенно ретировалась подальше оставив двоих одних. Родерих громко сглотнул и не смел поднять головы, тупо смотря в пол, ждя указаний. — Голову поднял.       Австриец не смел отказывать и повиновался. Господин смотрел на него, как на ничтожество, каким он и являлся, при этом пошло усмехаясь. В его глазах горело пламя, а черти уже задумывались над тем, как бы погрубее отодрать невинную омежку. — Ммм… Милый…       Клубнично-мятный запах разлетелся по палате, наполняя того жаркой весной ещё сильнее. Из дырки продолжала сочиться смазка, доставляя дискомфорт парню. Он часто дышал, выгибался, как та самая сучка и умолял свое тело перестать требовать альфу так сильно. Грудь набухала, член неприятно упирался в шаровары, а те натирали нежную головку грубо сшитым швом. — Что же ты мучаешься! Иди же ко мне, я помогу расслабить тебя.       При всем желании спать именно с этим человеком никак не хотелось. Но, если не исполнить просьбу, то регулярные изнасилования тебе обеспеченны. Лишь слабый кивок и вот он, Родерих Эдельштейн, сидит на коленях Господина Брагинского и, как шлюха, потирается о его уже вставший член. Тихий стон пробуждает в мужчине ещё большее желание овладеть омегой, дабы тот знал, кто тут папочка. Лёгким движением руки по плечу Иван сбрасывает ненужную рубашку и тянется к девственно-нежным ключицам, при этом рассцеловывая их. Стоны вырывались сами по себе. Но вот рука резко перемещается на горло и больно сдавливает артерию. Родерих хватается вслед за кистью и пытается убрать, но тщетно. Стоящий колом член сильнее упирается в мягкую дырочку, и Брагинский бесстыже потирается им, душа мальчонку. О, да. Какой же кайф. Слезы текут по красному лицу, обжигая мягкие щёчки. Австриец думает, что эта течка станет для него последней. — О, боже, детка, бойся меня. Я твой Господин сегодня.       Хватка слабнет. Австриец падает на пол и судорожно хватает воздух губами. Дьявольская улыбка не сходит с лица Господина и бросив тихое: «тебе понравится», он звенит каким-то очередным предметом для пыток, что поблескивает радугой на солнце, и бесцеремонно отрывает мальчишку от пола, ведя к железному крючку на потолке. А в руках цепочка с маленькими зажимами. Парень понимает, что сегодня от его сосков не останется и следа. Железо неприятно обжигает нежную кожу, тянет её вверх, доставляя немыслимую боль омежке. Из судорожно сжимающейся дырки сочится ещё больше смазки. Она капает на пол, одаривая палату сильным ароматом омежьих феромонов. Извращенец улыбается и ловким движением руки сдегивает остатки одежды на пол. — Ох, милый, я забыл, что для тебя у меня есть ещё одна игрушка.       На время он исчезает и возвращается с парой пушистых наручников. Они сдавливают запястья, но стоять стало чуть легче. Извращенец осмотрел картину перед собой и, прильнув к мягким ягодицам, стал оставлять метки на девственной коже. Бутоны то ли роз, то ли ещё каких-либо цветов, которые обязательно окажутся в саду Господина, с немыслимой скоростью расцветают. Иван грубо сдавливает попку, а позже проталкивает туда горячий язык. Божественный вкус для извращенца. Австриец застонал в голос. Сейчас ему было очень хорошо, но всё же организм требовал что-то больше, чем просто язык. Лёгкими толчками Иван изучает мягкие стеночки, слизывая смазку. Дырка сжимается и изнемогает от удовольствия. Австриец дёргает ножками, пошатывается на крючках, а в ответ ему отдается лишь тупая боль в сосочках из-за зажимов. Брагинский смакует, не думая останавливаться или же сбавлять темп. Стоны перерастают в крики. После сдавленного всхлипа Австриец кончает, пачкая дорогие ковры под ногами. Сперма мелкими капельками стекает по ножкам, стопам, пальчикам «уплывая вниз». Господин заметил это и с громким рыком оторвался от ягодиц, отвесив перед этим сильный удар по ним. — Я разве разрешал тебе кончать?       Чувство эйфории перерастает в страх. Мальчик дёргается, пытаясь избавиться от надоевших цепей. За это он получает звонкую пощёчину от Господина. — Непослушных омег, что не слушают указания своих Господинов, нужно наказывать. Но чувствую, сучка, что тебе моё наказание точно понравится.       Слышится глухой шлепок. Австриец замечает, что в руках у Брагинского красуется черный стек. Первый удар попадает на грудь. Громкий вскрик заполняет комнату, а из глаз Родериха потекли солёные слёзки. Второй удар падает на то же место, что и первый. Линия от стека налилась ярким алым цветом, а после третьего удара от туда маленькими капельками по животику потекла кровка. Возбуждение как рукой сняло. Брагинский самым краешком стека погладил розоватые соски, а позже нанес четвертый удар по ним. Перед глазами всё плыло. Белая пелена застелила глаза. Кажется, Родерих потерял сознание.

***

      Разум пришел быстро. Кто-то бил мальчика по щекам. Глаза приоткрылись, Родерих попытался встать, но что-то неизвестное потянуло его вниз на простынь. Протяжный стон. После маленькой порки грудь и живот всё ещё жгло тупой болью. Подёргал руками. Звон. Значит, парень до сих пор скован и сделать хоть какую-то попытку сбежать не получится. Внезапно приятная вибрация обволакла тело, в особенности нижнюю его часть, и парень сладко и громко застонал. Сознание становилось яснее с каждой секундой. Зажимы никуда не исчезли, смазка сильно выделялась из попки, а член стоял колом и требовал внимания к себе. От сильнейшего возбуждения Родерих вёл себя очень странно: он толкался в воздух, мычал имя Господина, закатывал глазки, шире расставлял ноги, невольно поджимая пальчики. — Нравится, сучка?       Всё тот же насмешливый тон. Родерих повернул голову в сторону, подмечая, что Брагинский стоит в одних лишь штанах с явно не скрываемым возбуждением. Он осматривал омежку с ног до головы, лишь изредка прикасаясь к ноющему местечку. — О-оч-ч-чен-нь…       Господин начал подходить ближе. В руке у него был неизвестный предмет розового цвета. Одним движением пальцев он провел по груди, чуть поглаживая опухшие соски, свежим царапинам от стека, спускаясь всё ниже к пупку. Он уделил ему особое внимание. Средним пальчиком Иван обвел его вокруг несколько раз, потом протолкнулся внутрь, слегка двигая там. Господин закусил губу и, отбросив какую-то вещь в руке в сторону, провел язычком по маленькой точке. Лёгкими движениями он обводил стороны не стараясь ускорить процесс, изредка толкался внутрь. Надо же было именно такому стыдному месту оказаться эрогенной зоной у Родериха. После недолгих минут обсасывания пупка парень с громким стоном излился себе на живот, при этом пачкая и Господина. — Я вижу, что мои уроки тебя ничему не учат. Господин хотел быть с тобой нежным, но ты не позволил этому случиться. Теперь, милый мой, надо опять понести наказание.       Звякает бляшка ремня, с грохотом падает на пол она, освобождая давно возбужденный член Господина. Кровать прогибается под большим весом мужчины, простыни мнутся. Иван подставляет пальчик к мокрой, сжимающейся дырке и обводит вокруг неё. Смазка обвалакивает, слегка капая на кровать, а Брагинский покорно слизывает её. И так по блядски, сука! Но вскоре пальчик проталкивается внутрь, а вместе с ним и, уже надоевший, вибратор. Становится больно. Родерих поскуливает, прогибается дугой и с неприязнью принимает ласки Господина. Вскоре в компанию к первому пальцу добавляется второй и вместе потрахивают узкую дырку. Вибратор давит на простату, вызывая в теле приятное удовлетворение. Тело покрывается мелкой дрожью, омега учащенно дышит. Чуть покрасневшее личико, обкусанные губки и закатываюшиеся, блестящие глазки увеличивают возбуждение. Господину надоело смотреть на то, как удовлетворяется омежка, и он, вынув вибратор, рывком заходит на всю длину, вызывая болезненный стон у парня. — Боже, как же в тебе хорошо…       Ещё толчок. Смазка смешалась со спермой и вытекала на чистые простыни. Дырка сжималась, не принимая член Господина. Тому это сильно не нравилось. — Расслабься!       Толчок, более сильный, чем другие. Слезы обжигают щёчки. Родерих пытается свести ноги вместе, но Брагинский слишком крепко их держит. Каждое движение со стороны мужчины сопровождается громким стоном от омежки. — Я сказал: Расслабься, блять!       И увеличивает темп, переворачивая парня на живот. Кровь со смазкой с бешеной скоростью заливают кровать. Ноги стали ватными, Родерих не может удерживаться на месте. Вместе с толчками на попку сыпятся множество ударов. Член у Господина большой, попадает по простате, но как такового удовольствия не приносит. Брагинский заменяет свои руки на ремень, что лежал рядом и продолжает адскую порку. Запястья сводит судорогой, парень кричит во всё горло. Он уже давно не чувствует своей задницы. С булочек капает кровка, стекая по бледным ногам. На мягком месте красуются следы от бляшки и твердой кожи. Вскоре толчки становятся сильнее, и Родерих просто задыхается в рыданиях. Но вдруг внутри чувствуется теплое покалывание. Господин выходит. По ножкам в перемешку с кровью стекает сперма, дырка лишь медленно сжимается. — Выглядишь сейчас, как настоящая шлюха. Хотя, ты ей и являешься.       Родерих опустил голову вниз и тихо начал плакать. Он не заслужил такого отношения к себе. Он не заслужил того, чтобы кто-то просто взял и изнасиловал его самым извращённым способом. Брагинский тяжело вздохнул. Наручники звякнули и освободили ручки от железных оков. Запястья ныли. Омега посмотрел на мужчину запуганным взглядом. — Ч-что Вы ещё хотите со мной с-сделать?..       Иван ухмыльнулся. — Иди ко мне.       На ещё дрожащих ногах Родерих пополз к Господину. Движения отдавали тупой болью между ног, но парень не показывал это, боясь разозлить Брагинского. Мужчина похлопал по своим коленям, приглашая сесть. Родерих устроился голой попкой на мягких ногах и упал на плечо Господину. Тот лишь поглаживал омегу по голове. — Милый мой. Сегодня я не буду трогать тебя. Но на последок у меня есть подарочек для тебя.       Господин скинул Родериха с колен и отошёл в сторону. Омега опять покрылся дрожью, ожидая дальнейших действий от альфы. Господин вернулся через пару минут с атласной краской повязкой для глаз, железной палочкой с брелком, кляпом и маленьким розовым вибратором. Резким рывком он перевернул мальчика на живот и вставил вибратор. Лишь тихий стон послышался от омеги. Иван погладил парня по спинке и в ту же секунду он оказался на спине. Господин провел рукой по члену пару раз и Родерих вновь возбудился. — Потерпи. Сейчас, наверное, будет больновато.       Ещё раз ухмыльнувшись он погладил уретру и ввёл железную палочку по конца внутрь. На всю палату послышался громкий стон от омеги. Из члена вновь потела смазка. — Вижу, тебе понравилось. Сядь на коленки и приоткрой ротик, милый.       Родерих послушался. Подогнув под себя ноги, он сложил губки в идеальной «О». В тот же момент ротик был заткут красным кляпом, ремешки Господин вежливо застегнул на затылке, любуясь проделанной работой. Взяв повязку в руки Брагинский аккуратно завязал её на глазках. В далеке опять зазвенели наручники. Родерих лишь тихо проскулил, когда железо опять сковало запястья. — Ты такой красивый. Чудо. Пошли за мной.       Господин схватил юношу за волосы и потащил в неизвестном направлении. Под ногами ощущались мягкие, теплые ковры, но вскоре стопы обожгло холодом, стало прохладно. Родериха грубо швырнули на пол, на всю мощь включили вибратор и заперли дверь. Парень понял, что находится в подвале Господина. Перед тем, как окончательно погрузиться в темноту ему крикнули. — Это твоё наказание, малыш. Наслаждайся.       Эта пытка длилась, кажется, вечность. Вибратор жужжал, Родерих поскуливал, снаружи слышались голоса. Господин за парнем так и не пришёл. Видимо, он уже развлекался со своей новой жертвой. Если бы не неизвестный, остановившийся у двери, то Родерих был бы обречён на долгую и мучительную смерть.