One day. Ревность. Признание.
22 сентября 2013 г. в 22:12
— И что это было? — сказать, что Блейн был зол, значит, ничего не сказать. — Что, Смайт?
Всего пару минут назад они весело проводили время, танцуя в клубе и просто отмечая то, что Блейн наконец устроился на работу, а сейчас брюнет готов убить Себастиана собственными руками.
— Да пошел ты, — шатен проходит мимо, задевая плечом Блейна, и выходит из туалета, в который его затащил. В любой другой момент Блейн бы повел себя разумно и просто промолчал, сглаживая углы. Но черта с два он промолчит сейчас, когда слишком много алкоголя бурлит в его крови. Слишком бесит поведение Смайта в последнее время. Какого хрена Смайт начал обращаться с Блейном, как с вещью?!
— Ну, уж нет, Смайт, — брюнет догоняет Бастиана уже на улице, резко разворачивая к себе, и на какую-то доли секунду почти отступает, когда во взгляде мужчины мелькают молнии. Блейн знает, что в таком состоянии к нему лучше не лезть и тем более ничего не говорить, но сдержаться уже не может. — Какая же ты тварь, Себастиан! Чертов эгоист и трус, блять!
Рука шатена оказывается на шее Блейна, и тот дергается, но Себастиан тут же отпускает его, и Андерсон видит, какими силами это тому дается.
— В машину. Живо.
Блейн прекрасно знает, что разговор еще не закончен. Он садится в машину, отвернувшись к окну и анализируя происходящее. Кажется, ярость должна утихнуть, но Андерсон заводится только сильнее, когда Смайт подвозит его к своему дому.
— Какого хрена?
— Собираешься разговаривать на улице или у себя дома вместе с Купером?
— Нет, — бурчит Блейн, и выходит из машины.
Себастиан слишком спокоен. Пугающе спокоен. Если бы не алкоголь, Блейн бы уже давно поймал такси и уехал домой, но он плюет на холодок, пробежавшийся по позвоночнику, и страх, скрутившийся змейкой в груди.
За спиной закрывается дверь в квартиру, отрезая все пути к отступлению, и щелчок замка звучит, как приговор, а в следующее мгновение Блейн уже прижат к стене сильным телом.
— Отпусти меня.
— Никогда. Не. Смей. Называть. Меня. Так, — чеканит Себастиан, но в следующую секунду сам оказывается прижатым к стене.
— А разве я не прав? Ты трус. Ты ревнуешь меня… Боже, ты и правда ревнуешь! — Блейн замирает, потому что Бастиан начинает смеяться. И как же сейчас хочется ударить его по чертовски красивому лицу!
— Очнись, Блейн! Мы трахаемся, вот и все! Больше ничего. Тебя может иметь кто угодно, мне плевать.
Андерсон знает, что это не так. Даже сейчас он помнит взгляд Себастиана, когда танцевал с тем парнем. И все же слова больно бьют под дых, заставляя задыхаться. Все слишком запуталось в их отношениях.
— Какой же ты… Тебе не хватает смелости признать, что ты ревнуешь меня, Себастиан. Ты просто боишься того, что происходит.
— Замолчи, заткнись! — Себастиан хватает Андерсона за подбородок, притягивая к себе. — Ненавижу… Как же я тебя ненавижу порой.
Но Блейн доказывает обратное. Это единственный способ удостовериться, что он не сошел с ума. Что он на самом деле осознает то, что между ними происходит. Он доказывает себе и Себастиану, что все это ложь, а слова — страх. Что они нуждаются друг в друге гораздо больше, чем готовы показать.
Мужчина яростно целует Бастиана, раскрывая его губы, покусывая их и постепенно замедляя поцелуй. Смайт отвечает, он рычит и яростно прижимает к себе Блейна. Но мучительно медленно, секунда за секундой, поцелуй превращается в нежный. Ярость сходит, растворяется в другом чувстве. Губы Андерсона становятся мягкими и ласкающими, отчего Себастиан стонет, хватаясь за рубашку мужчины.
Все стены, все его доводы рушатся всего из-за одного поцелуя… одних губ.
— Ненавижу, — шепчет Себастиан, зарываясь пальцами в мягкие волосы Блейна.
— Я нужен тебе… я твой, Себастиан. Это неправильно. Я имею право быть с кем угодно, но я твой.
Да, именно это хотел услышать Смайт. Он ненавидел себя за это, но он должен знать, что Блейн его и только его.
— Черта с два, Блейн. Все это похоже на идиотский сериал, который затянули.
— Может, хватит, Себастиан? Я с тобой сейчас! С тобой, а не с Питером!
— Так ты успел узнать, как его зовут, Блейн? Правда? А, может быть, я чего-то не знаю или… стой, — Смайт схватил мужчину за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. — Чего я не знаю, Андерсон? — сейчас голос Бастиана снова набирает уверенность и звучит властно. Его бесят догадки. Он хочет, чтобы Блейн принадлежал только ему, чтобы на него не смели даже смотреть, но…
— Мы были пару раз вместе до… до этого.
Что-то оборвалось. На самом деле оборвалось и перевернулось.
Смайт делает шаг назад и прищуривает глаза.
— Тогда просто проваливай к этому Питеру. Проваливай и больше никогда, никогда, Блейн, не попадайся мне на глаза. Знаешь, это все, конец.
— Себастиан, ты и правда тварь. Такая двуличная тварь, которая трахается с кем попало, как последняя шлюха! Я ненавижу тебя и твою ревность. Боже, на что я вообще надеялся? Что ты изменишься? Теперь я вижу, что этого не будет никогда! — Блейн не будет извиняться за свои слова. На этот раз он прав, черт дери этого парня.
Брюнет просто разворачивается, открывает дверь и захлопывает ее за собой. Никакой истерики и позерства, она просто захлопывается с обычным щелчком, будто мужчина вышел, чтобы вернуться. Но он уже не вернется.
Себастиан хочет напиться. Просто чертовски хочет напиться и все.
Сегодня в ход пойдет бутылка виски, которую он привез из Франции. И, пожалуй, не только она.
Ненужные мысли лезут в голову, но как будто не в его… Он не запоминает их, он не чувствует. Просто вливает в себя алкоголь, а когда в голове мутнеет достаточно сильно, и ноги уже не держат, каким-то образом добирается до кровати, даже раздевается, хотя не уверен в этом, и почти сразу засыпает.
Блейн жалеет о том, что сделал, почти сразу.
Он действительно сходит с ума… Пытаться добиться чего-то способами, на которые пошел бы Себастиан, более чем глупо. Глупо ждать от него чего-то. Все это глупо. Разве только…
Оставалось еще одно средство. Самое простое и самое сложное одновременно. То, на что решиться очень сложно. Гораздо сложнее, нежели заставлять ревновать, ссориться, бросать в лицо оскорбления.
Разговор.
Они могли просто поговорить.
А Блейн мог бы сказать о том, что он чувствует.
При одной мысли об этом страх змейкой скручивается где-то в районе живота, а дыхание становится прерывистым. Он не боится отказа. Нет. Он боится другого… Ведь это Себастиан. Его уничтожающий взгляд на самом деле уничтожает, презрение в его глазах убивает. А Блейн совершенно не знает, чего ждать от Себастиана теперь, когда наговорил ему столько всего.
Себастиан раздраженно поморщился и попытался укрыться одеялом с головой. Но назойливый стук в дверь не прекратился. Отвратительный вечер, очевидно, решил перерасти в отвратительную ночь.
Смайт медленно открыл глаза и отбросил бесполезный лоскут ткани в сторону. Очевидно, доза алкоголя, которую он в себя влил недавно, постепенно уходила из крови, ибо мужчина вполне трезво мыслил и твердо стоял на ногах.
Чертов Андерсон. Именно из-за него, ну, может быть, частично из-за него, так трещала голова, и запрятанное где-то глубоко желание убивать лениво потянулось, чтобы вылезти из своего убежища.
Ведь все же было хорошо, насколько с этим парнем все могло быть «хорошо». Довольно долгое время они продержались в этих странных отношениях. При заветном слове Бас скривился. Что ж, он сам был виноват, ведь первым установил грань в их общении. Никаких обязательств. Так какого черта он вообще начал ревновать Блейна? Какого черта вообще затеял этот разговор, повлекший за собой ссору?
Стук по дереву. Отвратительный звук — резкий, бьющий по мозгам и выводящий из оцепенения.
Смайт закутался в простынь и пошёл в коридор, желая как можно скорее избавиться от непрошенного гостя.
Опрометчиво распахивать дверь, не посмотрев в глазок, но какой маньяк будет стучать к тебе в четыре часа утра, да еще когда на улице льет как из ведра?
Мужчина открыл дверь, упираясь взглядом в позднего посетителя. На пороге топтался Андерсон, которого Себастиан сейчас хотел видеть даже меньше, чем какого-нибудь маньяка.
— Что тебе нужно, Блейн? — устало интересуется мужчина. — Ты сегодня все ясно дал понять.
— Можно войти? — молодой мужчина, казалось, промок до нитки и сильно дрожал.
Что-то неприятно екнуло в груди, и Бас отступил в сторону.
Молчание становилось неуютным и тяжелым. Смайт готовил горячий кофе, а Андерсон сидел на стуле, только что переодевшись в сухую одежду Себастиана.
— Ты приехал, чтобы полюбоваться мной или выпить самый прекрасный кофе на свете? — раздраженно нарушает тишину мужчина. — Или же ты чего-то не успел сказать в клубе вчера? А, может быть, у меня дома не договорил?
— Прости…
Смайт резко поворачивается к Блейну, удивленно распахивая глаза.
— Что, прости? Я ослышался?
— Нет, я… Прости меня, Себастиан, — слова давались с трудом, но он обязан был это сделать. Ради себя, ради тех отношений, которые он боготворил. Никакой лжи.
— За что, Блейн? За то, что трахался с тем парнем или целовался с ним? Или за то, что это не мое дело? Что я ревную тебя, но не имею на это права? Что я сам шлюха? Нет, ты прав. Все это так, и нет смысла просить прощения.
— Заткнись. Просто заткнись, Себастиан, — умоляюще просит Андерсон, поднимаясь на ноги.
— Я же…
— Заткнись, Смайт! — голос Блейна звучит увереннее, он делает пару шагов к шатену и на секунду замирает. — Прости меня за то, что пытаюсь играть с тобой в эти игры, что пытаюсь выудить из тебя слова, которые сам не могу сказать. Прости меня за то, что использую тебя и заставляю страдать. Боже, я так хотел, чтобы ты страдал.
— Почему?
Простой вопрос, на который есть очень простой ответ. Но как же сложно сказать это человеку, в котором ты никогда не был уверен и вряд ли сможешь быть.
— Потому что я люблю тебя. Подожди, молчи, — Блейн видит, что Бас хочет что-то вставить, но лишь качает головой. Он должен сказать, раз начал, раз набрался смелости. — Я не знаю, когда и как, Себастиан. Правда, не знаю, но я люблю тебя. И понимаю, что ты никогда не стремился к этому, не пытался заставить меня это чувствовать. Я не знаю, чувствуешь ли ты сам что-либо. Поэтому я хотел сделать тебе больно, заставить почувствовать, что я люблю тебя. Вот таким вот глупым, странным способом. Тем, на что, казалось, я совершенно не способен.
Себастиан внимательно смотрит на Андерсона, стараясь осознать, что происходит в его чертовой жизни.
Тот момент, когда в голове крутилась какая-то мысль, которую никак не получается уловить и осознать. Она постоянно ускальзывает, заставляя чувствовать неполноценным, а потом появляется что-то, толчок, и тебя пронизывает, будто молнией. Приходит осознание. Порой слишком яркое, чтобы вот так сразу принять его.
— Самое время поцеловать меня, как в какой-нибудь дешевой мелодраме, Блейн, — Смайт приподнимает бровь, и на его губах играет улыбка.
— Тебе смешно? Нет, ты серьезно, Бастиан! Знаешь, я не ждал ответного признания, но иди ты к черту! — Блейн делает шаг назад и быстро разворачивается, но шатен ловит его за руку и прижимает к себе, поворачивая лицом.
— Не будь истеричкой, Андерсон. Тебе не идет.
— Как и тебе.
— Ты. Целовался. С. Чертовым. Парнем. У. Меня. На. Глазах. Ты трахался с ним.
— Это ревность, Себастиан.
— А я разве хоть раз отрицал?
Блейн открывает рот и тут же закрывает его. Из уст Смайта это почти признание, и теперь он растерян.
— Но…
— Ох, заткнись, Андерсон, — Бас зарывается пальцами в кудри Блейна, притягивая его ближе, и медленно проводит языком по его губам.
Слишком приторно. Плевать.
Слишком мелодраматично. Плевать.
Слишком непохоже на обычное поведение Смайта. Плевать. Плевать. Плевать.
Когда-то нужно взрослеть, так почему не сейчас? Когда-то нужно принимать решения и нести за них ответственность. А главное, необходимо уметь вовремя остановиться. Сейчас Себастиан готов поспорить, что это как раз тот момент. Другого не будет. Не у него и не с кем-либо другим.
Шатен отстраняется от Андерсона и облизывает губы.
— Думаю, я тоже тебя люблю, Блейн. Потому что я не могу придумать другого названия тому, что чувствую к тебе.