У луны голубые глаза

Энни прекрасно понимала, что ведет себя из-за этого лицемерно, но она начинала тосковать по более холодной, пасмурной погоде. Или, по крайней мере, она желала здорового баланса между тем, как это было около месяца назад, с леденящим ветром и тусклым небом, и тем, как это было прямо сейчас — обжигающе жарко. Перемена погоды была более внезапной, чем она ожидала, жара была зверской, особенно для нее. Энни всегда была довольно светлокожим ребенком, ее цвет лица казался прозрачным по сравнению с теми, с кем она стояла рядом. Летнее солнце никогда не загорит на ее коже, оно обожжет ее. Жгучая краснота покрывала ее плечи, затылок, нос и щеки. Мысль о том, чтобы распустить волосы, не раз приходила ей в голову. Их было немного, они едва могли прикрыть области, наиболее уязвимые для лучей, защищая ее по максимуму своих возможностей. С другой стороны, распущенные волосы излучали бы собственное тепло, в то же время промокая от пота. Светлые пряди падали и били ее по лицу при каждом шаге, как горстка миниатюрных мокрых кнутов. Задыхаясь, она продолжала работать дальше. У нее сильные ноги, в этом убедились годы тренировок на выносливость, но она не сделана из стали. Она более чем способна чувствовать боль. Мучительную боль. Если бы она упала сейчас, это было бы неловко. Победа не имеет значения для Энни, она может умереть последней, ей все равно, но если бы она упала лицом вниз, все, вероятно, побежали бы в ее сторону, душа ее, как раненого птенца. Девушка не могла смириться с мыслью о том, что ей будет оказано такое чрезмерное внимание, поэтому она положилась на свои силы, ровно настолько, чтобы преодолеть эту финишную черту. Марсель был рядом с ней, и при той скорости, с которой они двигались, это закончилось бы ничьей между ними. Насколько она могла разглядеть краем глаза, у него все было довольно хорошо. Потел и тяжело дышал, конечно, но он не выглядел так, будто не мог этого вынести. Его выносливость впечатляла. На самом деле, все в этом мальчике было достойно похвалы. Мышцы на ее икрах внезапно болезненно напряглись, почти как судорога. Ей так ужасно хотелось пить, что в горле у нее было такое ощущение, будто его внутренние стенки засыпаны песком. Энни подняла усталые глаза, командор Магат ждал на финишной прямой с карманными часами в руке. Он стоял прямо, переводя взгляд с двух впереди идущих, пытаясь угадать, кто из них пересечет дорогу первым. Энни была уверена, что сейчас настанет время, когда Марсель соберется с силами и первым бросится к финишу, она определенно больше не сможет соперничать с ним. Но он остался рядом с ней. — Ты... в порядке?— спросил он ее, тяжело дыша, было трудно расслышать его слова из-за смешанных звуков их шагов, ударяющихся о покрытую грязью дорожку. Измученная, она не нашла в себе сил ответить. Вместо этого она слабо кивнула, не сводя глаз с Магата, пытаясь убедиться, что он не поймает их за разговором; это легко доставило бы им ненужные неприятности. Ее усилия были напрасны. Единственное, что она едва могла разглядеть, был темный, размытый силуэт высокого мужчины. Сначала все было по-прежнему, но по мере того, как она подходила все ближе и ближе, он начал смещаться слева направо и сливаться с таким же размытым фоном. Ужасная тошнота накатила на нее, чувство быстро пробралось от желудка к задней части горла, где оно и осталось. Они, наконец, пересекли черту, предполагает она в то же время. Сзади, позади нее, слышались приглушенные, бессвязные голоса, и громкое и отчаянное «Энни!» было единственным, что она поняла. Все, чего ей хотелось, — это поскорее спрятаться где-нибудь, чтобы выблевать свой слабый завтрак. Она перестала бежать, теперь пошатываясь, наклонилась вперед, крепко уперев руки в живот. Она была насквозь мокрой и раскаленной, не могла дышать, не могла говорить. Ее бедные ноги подкосились, колени врезались в землю, и она оперлась на одну руку, чувствуя, как в горле поднимается желание выплеснуть все. Как только она почувствовала, что вот-вот это сделает, то, что осталось от ее зрения, исчезло, превратив все в кромешную тьму. Энни едва почувствовала, как ее голова упала на твердую землю, и это было последнее, что она могла вспомнить. Открыв тяжелые глаза, маленькая девочка обнаружила, что лежит одна в незнакомой комнате на кровати. Стены комнаты были белыми, и, кроме той, на которой лежала она, там были еще две аккуратные, пустые кровати. Окна в комнате были высокими и полностью закрыты плотными шторами, которые не пропускали солнечный свет. Дверь в комнату была широко открыта, и из коридора доносились два голоса, мужской и женский. Энни осторожно села, а затем вздрогнула, увидев влажную, теплую тряпку, упавшую со лба на бедра. Она оказалась в простом белом платье с короткими рукавами, длиной до колен, от которого приятно пахло, как утром после дождя. Ее кожа стала лучше, гладкой, совсем не липкой от пота, волосы рассыпались по плечам. Первой панической мыслью, которая овладела ее разумом, было: «Как долго я спала?» Энни осторожно села, а затем вздрогнула, увидев влажную, теплую тряпку, упавшую со лба на бедра. Она оказалась в простом белом платье с короткими рукавами, длиной до колен, от которого приятно пахло, как утром после дождя. Ее кожа стала лучше, гладкой, совсем не липкой от пота, волосы рассыпались по плечам. Первой панической мыслью, которая овладела ее разумом, было: «Как долго я спала?» Звук шагов, приближающихся к двери, прервал ее панику, и она подождала, чтобы увидеть, кто войдет. К двери подошла симпатичная женщина средних лет, и, увидев, что Энни проснулась, на ее губах появилась облегченная улыбка. Ее рабочая форма была белой и чистой, без единой складки, и на ней была беловато-серая повязка. Элдийская военная повязка, но не связанная с воинским подразделением. — Приятно видеть, что вы проснулись, мисс Энни Леонхарт,— она говорила мягким голосом, таким, который мог бы спеть кому-нибудь на сон грядущий.— Но, пожалуйста, полежите еще немного, а я пойду принесу вам новую тряпку и немного воды. Энни уставилась на женщину широко раскрытыми глазами, когда та вернулась в коридор, она позвала кого-то. — Извините, командор, девочка уже проснулась,— стук ее коротких каблучков становился все более отдаленным, медленно исчезая. Вскоре после этого в дверном проеме появился Магат. Он быстро осмотрел маленькую девочку, как будто ему нужно было подтвердить то, что сказала ему женщина, затем подошел ближе. Командор всегда казался уверенным в себе, стоял прямо и гордо, говорил громко и ясно. Зная это, Энни подумала, что, возможно, ошибается, но ей показалось, что в его позе перед кроватью, на которой она сидела, мелькнула искра стыда. Его глаза на мгновение опустились в пол, подчеркивая морщины, которые начали окружать его глаза. Он откашлялся, что было его привычкой всякий раз, когда он хотел, чтобы стажеры воспринимали его всерьез, и поднял голову, чтобы встретиться с ее растерянным взглядом. — Судя по всему, Леонхарт, вы сыграли вничью с Галлиардом в гонке на три километра,— он на мгновение замолчал, заложил обе руки за спину и серьезно продолжил.— Вы оба пришли через четырнадцать минут и тридцать шесть секунд, что является новым рекордом для подразделения кандидатов. Но вам придется еще раз побегать, только вам двоим, чтобы посмотреть, кому из вас достанется эта честь. Блондинка невольно представила, как кого-то вроде Райнера доводят до слез простые слова, такие как «рекорд» или «честь». Сама Энни, с другой стороны, отнеслась к этой новости совершенно нейтрально. Она не особенно старалась и боролась изо всех сил, чтобы выиграть эту чертову гонку. Тот, кто запишет свое имя, для нее ничего не значит. По сути дела… — Отдайте титул Марселю. Я упала в обморок,— попыталась она извиниться за то, что не побежит во второй раз. — Вы упали в обморок после пересечения финишной черты. Это считается,— заявил он, сразу же давая ей понять, что спорить бесполезно.— Вы будете участвовать в гонках в другой день. Медсестра принесет вам вашу форму. После этого выходите на улицу. Закончив свои дела с ней в помещении, которое, как она теперь предполагала, было больницей, командир повернулся к двери. Как только она осталась одна, Энни вздохнула, приложив ладонь ко лбу, которая драматично скользнула вниз к ее щеке. Последнее, что она хотела, — это устраивать подобное шоу. Но ущерб не может быть устранен, единственное, на что она могла надеяться сейчас, — это на то, что на нее не будут смотреть с жалостью, как на какую-то экстремальную медицинскую болезнь. Энни села на край кровати, собираясь спрыгнуть. — Мисс Леонхарт!— голос медсестры окликнул ее с тревогой.— Боже, я же сказала вам прилечь еще немного!— вошла женщина с высоким стаканом воды в одной руке, новой тряпкой в другой, с униформой и повязкой на предплечье. Она одарила Энни таким нежным взглядом, а это так легко заслужило послушание девушки— она откинула ноги на кровать. — Вот, пожалуйста,— женщина почти запела, когда Энни выпила весь стакан освежающей воды.— А теперь положи свои красивые светлые волосы на подушку,— и она так и сделала. Она почувствовала очень нежное прикосновение медсестры, когда та положила промокший, холодный кусок ткани ей на лоб. Комфорт, приносимый прикосновением, — это чувство, с которым она не была так хорошо знакома, она никогда не могла представить, что ее отец делает с ней что-то подобное. Возможно, она действительно могла видеть только одного человека, который вел себя так заботливо по отношению к ней, и это был Армин. Он и так был слишком добр к ней, а она ничего не сделала, чтобы заслужить такое обращение… — О чем вы думаете, мисс Леонхарт?— спросила медсестра, аккуратно кладя свою униформу в изножье кровати.— Ваши щеки горят, это не то, что вам сейчас нужно,— она хихикнула, звук был похож на щебет птиц.— Только не говорите мне, это мальчик? Неожиданный вопрос заставил Энни с неловкостью почувствовать, как бьется ее сердце. Она неловко заерзала на кровати, безнадежно пытаясь как-то вырваться. Ее залил более сильный румянец, одновременно забавляющий и беспокоящий медсестру. — Знаешь, если ты немного влюблена, это просто прекрасно. Но сейчас тебе нужно немного остыть. Сделав глубокий вдох, Энни попыталась отвлечься от мыслей о мальчике и неуместных, неподходящих поддразниваниях. Вместо этого, в более мрачном повороте, ее мысли переместились к отцу, более конкретно, сможет ли она сказать ему, что сегодня упала в обморок. Эта мысль действительно была вызывающей. — Что… со мной случилось?— наконец она заговорила. — Это то, что называется тепловым истощением,— объяснила медсестра.— Проще говоря, ваше тело перегрелось, и это привело к тому, что вы упали в обморок. Я мыла ваше тело и одежду холодной водой, пока вы спали, и каждые несколько минут давала вам свежую влажную тряпку,— женщина села рядом с Энни на кровать, поглаживая ее челку, которая упала на ткань, проверяя ее в процессе.— Все уже разогрелось, я пойду принесу тебе новое. — Сколько мне еще придется быть здесь?— с тревогой спросила Энни. — Только еще одна тряпка,— лучезарно улыбнулась она.— С вами все будет в порядке, мисс Леонхарт, но вам следует пить много воды и некоторое время держаться подальше от солнца. Вы, кажется, очень чувствительны,— и с этими словами она вышла из комнаты во второй раз. Это был совет, который уставшая девочка была бы более чем счастлива выслушать, если бы не ее отец, которому всегда приходилось все усложнять для нее. Удача, очевидно, в последнее время сделала Энни своим врагом; сегодня из всех дней ее отец должен приехать и забрать ее. Все началось несколько дней назад. Если бы Энни могла догадаться, она бы сказала, что, возможно, прошло около десяти дней с тех пор, как она в последний раз видела Армина, с тех пор как он проводил ее домой. Ее отец был далеко не доволен тем, как поздно его дочь вернулась домой, и она получила нагоняй, чтобы запомнить. Его отношение было гораздо более горьким, чем она надеялась, его глаза сузились, язык тела кричал о его подозрении к ней. Она чувствовала запах открытой, почти пустой бутылки вина на столе, бокалов, конечно, не было, они не нужны, когда пьешь только один. Неспособный обучить ее в ту ночь, он отослал ее в комнату, в которой она спала, где она провела вечер в одиночестве в тишине. Как можно тише, по крайней мере, через закрытую дверь Энни слышала, как ее отец раздраженно ворчит и медленно разговаривает сам с собой. Она не могла разобрать, что он говорил, к счастью, она чувствовала, что ей лучше этого не слышать. Но, очевидно, Энни оказалась более упрямой, чем она думала. Или, может быть, она была просто глупой. Несмотря на тревожную встречу той ночью, день за днем Энни продолжала посещать эту игровую площадку, (как она это называла) маленький «крюк». Она не задержалась бы надолго, всего на несколько минут или около того, думая, надеясь, умоляя, чтобы он появился. Кандидат в воины выругала себя за то, что не поговорила с ним в ту ночь, не спросила, где и когда она сможет увидеть его снова. Если бы она это сделала, то сейчас была бы в чертовски лучшем настроении. Подозрения ее отца несколько подтвердились, когда его дочь возвращалась домой не по расписанию, ночь за ночью в течение недели. Он хотел убедиться, что положит этому конец, заставит ее вернуться домой и продолжить их режим, как обычно. Этим утром, перед тем как она уехала, он объявил, что приедет за ней. Если бы она рассказала ему, как оказалась на больничной койке, подумал бы он, что она снова пытается что-то над ним вытянуть? Попытаться уйти с тренировки? Это был не лучший вариант для ее здоровья, и усилия медсестры пропали бы даром, но жестокая реальность заключалась в том, что ей лучше было не поднимать эту тему. — Вы часто так погружаетесь в мысли, мисс Леонхарт? Пожалуйста, выпейте, пока он еще холодная,— голос медсестры зазвенел в комнате, высокий потолок вызвал эхо. Энни кивнула, принимая и выпивая еще один стакан воды. Нежное прикосновение женщины, когда она прикладывала ткань ко лбу девочки, сопровождалось горестным вздохом. Она села рядом с Энни на кровать, и ее голос звучал так, словно она вот-вот начнет рассказывать историю. — Вы знаете, я работаю здесь почти двадцать пять лет. Я видела… несколько поколений воинов, что приходят и уходят в моей жизни до сих пор, у меня даже была возможность поработать с некоторыми из них,— Энни внимательно слушала каждое слово, пристально глядя на медсестру. Однако ее ностальгический взгляд был устремлен на плотные шторы.— Моя жизнь… она… зависит от воинской части. Эта работа -то, как я кормлю свою семью. Военные были ужасно добры, наняв такого элдийца, как я, еще добрее то, что они не отпустили меня в пользу кого-то другого… В ранее веселых глазах появились слезы. Она попыталась незаметно протереть глаза, чтобы избавиться от красных оттеков, и Энни, хотя и была довольно смущена, притворилась, что не видит этого, думая, что это заставит женщину чувствовать себя более непринужденно. Проглотив комок в горле, медсестра продолжила делиться своими мыслями. — Что делают воины… и что вы, молодые, делаете… храбро и благородно. Борьба за Марли также означает борьбу за нас, элдийцев, живущих здесь, в надежде на нормальную жизнь. Я благодарю вас за вашу службу, мисс Леонхарт. Она замолчала, отводя глаза к своим блестящим туфлям на маленьком каблуке. Ее взгляд из печального превратился в виноватый. — Я не должна этого говорить, но, я думаю… Я думаю, что они очень суровы ко всем вам. Ни одно поколение не имело такого строгого обращения с таким юным возрастом. И посмотрите, что это с вами сделало! — Теперь я в порядке,— блондинка попыталась успокоить ее, ее тон был достаточно невозмутимым, чтобы его можно было принять за грубость. — Да, верно,— подтвердила взволнованно женщина.— Но, последнее, прежде чем вы уйдете. Мисс… синяки на ваших ногах свежие? Количество раз, когда Энни хотелось нырнуть головой в землю, лежа на этой кровати, было захватывающим, хотя и не настолько, насколько это было унизительно. Хотя, как она могла не предвидеть этого? Не то чтобы она делала что-то, чтобы скрыть многочисленные черновато-фиолетовые пятна на своих икрах, они были видны во время тренировки. И даже если бы она их прикрывала, медсестра действительно купала ее, она бы заметила их в любом случае. — Нет,— честно ответила Энни.— Я получила их несколько дней назад. — Несколько дней назад?— испуганно повторила медсестра, ее взгляд часто скользил по ногам девочки, как будто она боялась их разглядывать.- И они все еще такого цвета? Через несколько дней синяки должны стать более желтоватыми… Женщина протянула руку к Энни, чтобы поднять ее в сидячее положение и снять разогретую тряпку с ее лба. Она сочувственно погладила светлые светлые волосы и встретилась с холодным взглядом Энни. — В ближайшем будущем, как только военные наделят вас силой одного из девяти титанов, синяки больше не будут проблемой — у вас будут отличные способности к регенерации,— она явно изо всех сил старалась, чтобы кандидат почувствовал себя лучше, хотя Энни была совершенно озадачена, почему. И все же она не перебивала ее.— До тех пор вы уже знаете это, но ваша кожа очень чувствительна. Если вы снова ушибетесь, попробуйте приложить к этому месту что-нибудь холодное, завернутое в ткань, а затем приподнять его. Спросите своих родителей, они могут вам помочь. Если бы только, подумала Энни, если бы только леди знала иронию своего последнего заявления. Это забавно. Если кто-то является поклонником черного юмора, идея о том, что ее отец помогает ей, не что иное, как веселая. И, тем не менее, помочь ей с больными ступнями и ногами в фиолетовых заплатах. Энни сочла бы это большим достижением, если бы он даже заметил это, но приложить усилия, чтобы исцелить ее, было выше ее воображения. — Больше не буду вас здесь задерживать,— заявила медсестра, и на ее лице снова появилась веселая улыбка, похожая на то, как актер возвращается в образ.— Вы можете одеться, командир Магат приказал вам выйти на улицу» Энни кивнула женщине, когда они оба встали с кровати, затем надела форму и туго повязала повязку на бицепс. К приятному удивлению девушки, эта одежда тоже пахла свежим утренним дождем, а не грязью, рвотой и потом. Опустошенная, но слегка освеженная маленькая девочка знала, что ей следует приготовиться к тому, что, когда она выйдет из здания, встреча с другими кандидатами в воины почти наверняка не доставит удовольствия. Но у нее уже вошло в привычку не разговаривать с ними много или вообще не разговаривать. Самое худшее, что может случиться, — это взаимная неловкость. Выйдя из здания лазарета, она осмотрелась вокруг, быстро заметив группу из пяти человек в тени возле кирпичной стены, которая соединяет указанное здание с охраняемыми выходными воротами. Порко и Пик сидели на каком-то большом деревянном ящике, Бертольт прислонился к стене, Райнер стоял параллельно ему, Марсель был рядом с ним. Энни нерешительно направилась к ним. — Тебе лучше, Энни?— Марсель заговорил первым, изобразив улыбку, в то время как на его лице было написано чувство вины.— Мне действительно жаль, я должен был… — Я в порядке. Это не твоя вина,— ответила Энни. Увидев Марселя сейчас, она вспомнила о его беспокойстве, когда они были лицом к лицу, и в то же время это напомнило ей о недавнем заявлении Магата.— Но, похоже, нам снова придется участвовать в гонках. — Да. Однако, насколько я понимаю, они могут просто записать любое из наших имен. Или обоих. Я не хочу, чтобы ты снова проходила через это. — Хм?— Райнер в шоке повернул голову к Марселю, подняв глаза высоко на лоб.— Подожди, о чем ты говоришь? Конечно, вам следует снова участвовать в гонках! Она кандидат в воины, она должна быть в состоянии принять это! В противном случае, какие у нее могут быть дела, чтобы оставаться здесь? — Ты, заткнись!— Порко рявкнул на мальчика сверху с ящика, обращая на него взгляды всех присутствующих.— Прояви к ним хоть немного уважения и просто заткнись хоть раз! Энни, как и все остальные, чувствовала, как растет напряжение между двумя мальчиками, хотя и не могла понять, почему они должны идти и затевать драки при каждой возможности. Это их необычное «хобби» резко возросло с тех пор, как их обоих выбрали, главным образом потому, что поведение Райнера изменилось. За такой короткий промежуток времени, как десять дней, Райнер заметно стал более уверенным в себе, а еще лучше — высокомерным. Его внезапное всезнающее поведение умоляло кого-нибудь дать ему пощечину прямо по лицу, и Энни не могла лгать, она была опасно близка пару раз. — Что я сказал не так?— спросил Райнер наполовину провоцирующе, пытаясь казаться чересчур самоуверенным, по его мнению, зная, насколько это давит на Порко.— Марсель не должен чувствовать себя плохо из-за того, что снова гоняется за ней. И если Энни не выдержит, она может уйти. Или тебя выгонят. Хреново быть ею в таком случае, хотя для ее семьи нет почетного звания Марлийца. Но эй, тогда это хорошая новость для тебя, Поко, у тебя есть шанс унаследовать Женскую Особь,— он закончил, самодовольная улыбка венчала его переполняющее высокомерие. Его замечания «умного парня» по поводу названия не стоили того, чтобы она волновалась из-за этого. Однако этого нельзя было сказать обо всех, так как Энни видела, что Пик что-то шепчет Порко, и, судя по выражению ее лица, она, вероятно, пыталась держать его под контролем. Разочарованный вздох вырвался у черноволосой девушки, когда ее друг не послушался, вместо этого вскочил на ноги и сердито подошел к Райнеру. Его остановил Марсель, схвативший его за оба плеча всего в нескольких шагах от цели. Пока младший Галлиард ворчал, чтобы брат отпустил его, Бертольт воспользовался возможностью спокойно подойти к своему другу и попытаться объяснить настроение словами, а не кулаками. — Энни упала в обморок, но все равно первой пересекла финишную черту по Марселю. Не сомневайся, Райнер, насколько она способная,— объяснил высокий мальчик, хотя, вероятно, напрасно, видя, что выражение лица Райнера не изменилось. — И ты!— Порко зашипел через плечо брата.— Пока они были впереди, где был ты?! Ты был мертв последним, не так ли?! Какого черта ты вообще здесь, когда ты… К облегчению Марселя, Порко неохотно прекратил свою истерику, когда все они услышали приближающийся голос командора Магата. На ходу он разговаривал с высоким светловолосым подростком, у которого, как и у всех шестерых, была желтая повязка на руке. — Кто этот парень?— спросила Энни при виде незнакомого лица. — Это Зик,— ответила на вопрос Пик.— Я разговаривала с ним несколько раз, он хороший парень. Он уже много лет участвует в программе воинов. Я слышала, что скоро он унаследует Звероподобного Титана. Возможно, и до того, как это сделают остальные из нас. Группа продолжала молча наблюдать за этими двумя, пока их разговор не закончился, судя по всему, на позитивной ноте, и командир не направился к детям. Мужчина взглянул на свои карманные часы, заговорив после этого. — В связи с официальными делами, вы все будете отпущены сегодня пораньше домой. Кроме того, завтра у вас будет свободный день. Тренировка возобновится через два дня, ровно в семь часов.— Магат перевел взгляд на Энни, чтобы узнать следующее.— Леонхарт, Галлиард, время вашего козыря будет определено в другой день, вам сообщат. И, Леонхарт… хорошо проведи завтрашний день. После объявления он ушел, оставив позади себя группу взволнованных, улыбающихся детей, с нетерпением ожидающих дня без тренировок. С прошлого раза прошел примерно месяц, и, конечно, все они были в восторге. Все, кроме Энни. Покидая тренировочную площадку, маленькая блондинка-кандидат в воины испытывала искреннее искушение несколько раз стукнуться лбом об одну из близлежащих кирпичных стен. Но все, что она сделала, это ушла с недовольным видом и приступом головной боли, не от усталости, а от количества информации, которую нужно было обработать. Что не могло привести ни к чему, кроме тяжелых вопросов, на которые она не могла ответить, и еще более тяжелых мыслей, которые будут преследовать ее по ночам, когда она не сможет заснуть. Конечно, Энни хотелось «хорошо провести завтрашний день», как советовал ей Магат (если она правильно поняла этот намек), но так жаль, что это желание было давно унесено ветром. Ужасные воспоминания нахлынули при мысли о выходном дне, она бы предпочла быть с военными с рассвета до заката, чем дома в любой день. В прошлый раз по такому случаю Энни напала на своего отца и искалечила его. Всегда было так легко снова впасть в отвращение к себе за то, что она сделала в тот день, и за то, что это вознаградило ее в конце концов- страдание хуже, чем все, к чему она привыкла. Почти невозможно представить, как она смогла бы вернуться домой, чувствуя хоть каплю позитива в тот день, если бы не это… Она почувствовала искру нездорового любопытства, говорящую ей пойти проверить, там ли он, сидит, ждет ее. Улыбка на его лице вместе с сотней вещей, которые он мог бы ей сказать. В конце концов, детей отправили домой рано, была большая вероятность, что ее отец еще даже не вышел из дома. — Нет…— она отбросила искушение.— Его там не будет, и я просто попаду в беду… Однако мысль о том, в какие неприятности она может вляпаться, не пугала ее так сильно по сравнению с тем, как ее беспокоило его отсутствие. Энни чаще, чем ей хотелось бы признаваться, обнаруживала себя взволнованной или сбитой с толку тем, что она чувствовала, как думала и как вела себя в последнее время. Месяц назад, во время их первой встречи, она хотела избавиться от него, чтобы он оставил ее в покое и передал свое любопытство и разговорчивость кому-нибудь, кому это было бы небезразлично. По иронии судьбы и смущению, казалось бы, что она действительно была этим «кем-то». И что-то в этом оставило у нее тяжелое чувство глубоко в груди. Энни волочила свои натруженные ноги по той же старой, вымощенной серым кирпичом дороге, изо всех сил стараясь не думать ни о чем. Она чувствовала, что в последнее время ее мысли захватили ее, и с почти постоянной физической болью уже было трудно справиться самостоятельно. Говоря о дьяволе, ее ноги могли чувствовать обжигающую температуру нагретой улицы прямо сквозь подошвы ее туфель. Ей придется не забыть попросить новую пару тренировочных ботинок при первой же возможности, они явно все были изношены, совсем никуда не годились. Жар на ее чувствительных подошвах ничего не сделал, чтобы заставить ее ускорить шаг, хотя Энни была полностью посвящена ходьбе со скоростью средней улитки. Обычно ей нравилось проходить мимо этой маленькой, вероятно, семейной пекарни. Смешанный запах хлеба, выпечки и желтых цветов был невероятно соблазнительным. Сладкий, успокаивающий и освежающий. Наблюдая за великолепным участком цветов, который, казалось, становился все красивее и красивее с течением дней, до нее дошло, что она полностью отказалась от своей привычки пинать камни с тех пор, как наступила на жука в этом саду. Ее необычное маленькое убежище и то, что осталось от ее душевного спокойствия, были разрушены, когда она посмотрела в конец дороги на звук отдаленных голосов. Разочарованный вздох последовал после того, как она узнала своего отца вдалеке. Это наверняка он, так и должно быть, Энни была способна узнать того, кого видела каждый день своей жизни. Вид того, как он шел с этим костылем, снова пронзил ее чувством вины, но, похоже, теперь он полностью научился им пользоваться. Однако, что было необычно для него, он был не один. Он разговаривал с кем-то, когда шел по улице, и, как она ни старалась, Энни не могла сказать, кто был этот другой человек. — Лучше поторопиться,— думает она, но стоит неподвижно, как статуя.— Пока он не направился сюда. Это было еще одно необъяснимое чувство, которое она испытывала внутри; ее желание, чтобы ее отец держался подальше от этого места. Возможно, это было эгоистично, да, но она хотела по крайней мере одного спокойного места, только для себя. Присутствие ее отца не имело никакого отношения к разрушению этого особенного места. В конце концов, именно там они встретились в первый раз. Ее руки взметнулись, чтобы прикрыть внезапно взволнованное лицо, но она не могла спрятаться от самой себя или убежать от того, что чувствовала. Ее дрожащий голос нерешительно прошептал в ее ладони. — Что со мной не так? — Энни, что ты хочешь этим сказать? Глаза девушки немедленно распахнулись, услышав незаданный для продолжения вопрос. Заглядывая сквозь щели между пальцами, которые все еще прикрывали ее лицо, она знала, что отрицать это было невозможно. Интенсивность ее сердцебиения быстро нарастала, ее взгляд был прикован к тому, что она могла разглядеть в его лице. Он посмотрел на нее со странным беспокойством, приподняв брови и держа в руках набитый бумажный пакет. Энни судорожно сглотнула, за чем последовал внезапный резкий вздох в ужасе от осознания. Это было, возможно, худшее время для него, чтобы случайно появиться снова. Через несколько секунд окаменения она медленно, со страхом повернула голову в сторону своего отца, не слишком далеко от них. — Энни, что-то не так?— спросил Армин как можно спокойнее.— Ты выглядишь как… В панике и без колебаний, на одном дыхании, она прошептала ему. — Тебе нужно уйти.