Бесприданница.

      Рома, как и обещал сам себе, покинул школу и начал ходить по поселку. Ему было кардинально плевать на учебу в данный момент, хотя и раньше Пятифан особо не заморачивался, но тут уже было совсем другое дело и ситуация. Он знал, что Нику, как и остальных детей, похитил тот неизвестный в лесу, но очевидно не мог сказать, где он их держит. Если держит, конечно, а не убил давно. От этой мысли Ромка кривится, тут же прогоняя прочь подобное из своей головы. «Черт, лучше бы забил я на это дежурство. Почему она такая добрая? Как найду, так сразу же промою мозги, чтобы уж наверняка. Если найду.» — он хмурится и качает головой. Нет, он обязан найти Веронику, а если даже надежда угаснет, то ради себя: раз решил, то точно признается. А признаваться нужно живому человеку, а не мертвому. К сожалению, в лесу Ромка тоже ничего не нашел, хотя, видимо, обшарить прямо всю чащу было невозможно. Ни с чем он возвращался назад, через все тот же мост, где, наверное, совсем недавно проходила Вероника с Полиной. Осматривая следы на снегу, Пятифан фыркает, отворачиваясь. Тут же вглядывается в дом Ники. Сейчас, наверное, её бабушка очень сильно волнуется и нервничает. А приехали родители Ники? Рома не знает, но собирается узнать. Все же, зайти к бабушке Сене было в его плане, и от него тот отказываться не собирался. Вновь возобновляя шаг, хулиган подходит к воротам двора и настойчиво ударяет костяшками пальцев о железные пластины. Тишина. Еще пару раз… Спустя несколько минут калитка отворяется, но Рома видит перед собой совсем не бабушку Сеню. Калитку открыл высокий парень, лет так двадцати трех-пяти. Он был до безобразия похож на Нику, только был старше и мужчиной: рыжие волосы, которые кудрями спускались к ушам, зеленые оценивающие глаза, и взгляд, точь-в-точь, как у Вероники; одет он был по городскому, да и выглядел тем самым «городским», только в глазах и в выражении лица мелькало объяснимое беспокойство и паника. — Ты к кому? — спрашивает парень, голос его звучит весьма резко, но так он достаточно мягкий, в отличии от Ники, у который он звонкий, словно колокольчик, — не одноклассник Ники ли? — Да, одноклассник. Хотел с бабой Сеней поговорить о её пропаже, — Рома делает уверенно выражение лица, показывая, что его слова серьезны и пришел он сюда не посмеяться с проблемы Никуленых. Рыжий вскидывает брови, но молча пропускает Ромку во двор, после закрывая калитку на щеколду. Проходя за ним к двери, парень оповещает: — Я ее старший брат, Никита. Будем знакомы.? — он намекает на то, чтобы Пятифан сказал свое имя, и последний не теряется. — Роман Пятифан, рад познакомиться. Далее они молча заходят в дом и Рома снимает с себя верхнюю одежду, Никита провожает того на кухню, откуда в данный момент доносились судорожные всхлипы. — Здравствуйте… — тихо здоровается Рома с бабушкой Арсенией, что молча плакала за столом. Услышав его голос, та сразу же поднимает взгляд и быстро вытирает своей кофтой слезы. У нее не получается что-либо сказать, просто молча приглашает Ромку сесть за стол, что в принципе он и делает, только после Никиты. Женщина смотрит не на них, в окно, будто пытается там кого-то увидеть, найти, но не может. Тишину прерывает голос Никиты. — Я, как помню, ты, Ромка, в первый раз Нику спас? В лесу что было, несколько дней назад. — Да, я. Мы шли с ней домой через лес, а там мужик какой-то, как потянул её в чащу… — Рома осторожно переводит взгляд на бабушку, но тут же возвращает его на брата Ники. — Как я понимаю, этот мужик и занимается похищением детей. Говорил я матери с отцом, не надо её в эту глушь слать, но нет же, нельзя послушать, — Никита тихо ругается себе под нос, пытаясь сдержать нарастающий в груди гнев и отчаяние. — А эти негодяи-то! Совсем ничего не делают! Тут дети пропадают, одни за другим, а они на своих задах сидят, кальянчики эти ваши курят… — бабушка Арсения, видимо, тоже одновременно вскипала на нервной почве. — А родители Ники не приедут? — аккуратно начинает Пятифан, обращая на себя внимание в основном именно рыжего. — Нет, они слишком заняты, с работы не отпускают. Если ты даже к нам пришел, то с Никой, значит, хорошо дружил… Как она здесь себя чувствовала? Все нормально было? — Ой, ты! Говоришь, будто бы и нет больше Ники! Тьфу на тебя! Рома не обращает внимание на возглас женщины, в голове отыскивая ответ на вопрос Никиты. В мыслях прокручиваются все события, значительные и нет, связанные с Вероникой. В основном, много чего хорошего, но вспомнив лишь про избиение девочки Семеном, Пятифан хмурится. Но не долго, вновь возвращая обычное выражение лица. — Да, кроме нескольких моментов, нормально. С одноклассником одним просто сра.. ссорилась всегда, — наконец, отвечает Ромка, криво ухмыляясь. Да, пока Ника сейчас совершенно неизвестно где, они сидят на кухне и спокойно болтают, будто ничего не произошло. Было бы на самом деле это самое «ничего», Роман бы очень сильно обрадовался, и, скорей всего, все здесь присутствующие тоже. — Чего это я сижу, даже чаем тебя не угостила, Ромочка… — встает со своего места бабушка, подходя к чайнику. Роме даже возражать не хочется. — И мне, пожалуйста, бабуль, — подает голос Никита, неотрывно смотря в окно, за которым трясутся вечнозелёные деревья, падает снег. Более, пока чайник кипел, никто не заводил разговор. Мысли всех троих, скорей всего, сейчас были максимальны к идентичности. «Надеюсь, Ника жива», — самая приближенная фраза, описывающая всю ту кашу, происходившую в головах здесь присутствующих. Рома молча сжимал свои спортивные штаны в мозолистых ладонях. В голове одна лишь Вероника, никого более… Он так хочет, чтобы она осталась живой, да уже даже если сам не признается, хоть бы она вернулась, хоть бы её нашли. Ромка бы сам занял её место, даже если эти мысли пугали и настораживали одновременно. Ника, если еще жива, скорей всего терпела сейчас невозможные мучения, может, моральные, может, физические, а может и всё вместе. «И родители её… как можно не приехать, когда, блять, твой ребенок пропал?! Какая нахуй работа, когда вашу дочь похитили и сейчас она мучается где-то!» — только и крутилось у Пятифана в голове. Но внезапно свистнувший чайник вырывает всех троих из собственных мыслей. Тихо вздыхая, Ромка поднимает взгляд, переводя его в окно, — «вот бы нашлась…»

***

      Тело болело до такой степени, что хотелось выть без остановки. Огромные гематомы красовались чуть ли не на каждом открытом в данный момент участке тела. Откуда-то лилась небольшими струйками кровь, но Вероника точно не могла сказать, откуда. В принципе, у неё и не было сил узнавать это. Хотелось кричать, даже если не от боли, да только, чтобы услышали, пришли, помогли. Но голос совершенно не поддавался и девочка могла выдать лишь тихие хрипы и несвязные буквы. В помещении все еще воняло, что рвотный рефлекс всегда присутствовал при ней. Хотя теперь, видимо, запах крови остальных уже мертвых детей смешался с кровавым смрадом и самой Вероники. Теперь она уже жалела, что не умерла в самом начале, даже молилась, чтобы её поскорее прикончили, лишь бы не ощущать эту невыносимую боль везде. А этот ведь мужчина еще, в основном, не брал в руки острые предметы. Кстати, о похитителе. Это был тот самый мужчина, которого они с Полиной и Антоном видели в лесу, тот самый, что в первый учебный день после каникул стоял перед школой, куря какие-то сигареты. Вероника никогда бы не подумала на него, потому что он был таким обычным… самый обычный мужчина, который либо был сторожем школы, либо физруком. Но именно он мучает Нику уже на протяжении неизвестного для неё времени: сознание периодически отключалось и не давало вести какой-то определенный счет. «Интересно, меня сейчас кто-то ищет? Милиционеры? Или, может быть, Рома… А может, и Никита приехал, вместо родителей… Если они ищут, то лучше бы нашли, я больше не хочу мучаться, у меня нет сил. Хочу закрыть глаза и больше не открывать их. Больше не чувствовать ничего…»