° ° °
— Я готовила только суп и кашу, — уточнила Луна, раскрывая кухонный шкаф. Она стояла на краю табуретки, покачиваясь. — Есть крупы и макароны, но я не люблю овсянку и пшеницу. Есть рис, но рисовый пудинг у меня не получается, — девочка расстроенно вертела дверцей и смотрела на Изара сверху вниз. Мальчик оперся спиной о край стола и задумчиво постукивал пальцами по столешнице. — Нет, пудинг мы сейчас готовить не будем. Здесь нет маггловских приборов, а с магией я не умею, — решил он. — А овощи есть? — Да, они в кладовой, — оживленно воскликнула Луна и спрыгнула на пол. Вскоре ее звонкий голос был приглушен подвалом, пока она перечисляла то, что видела перед собой: — Сельдерей есть, морковь, лук, капуста, помидоры, картофель… — А мясо есть? — Здесь нет, — весело закричала девочка. — Не там, а вообще! — уточнил он. — Вообще где? — У вас где-то! На некоторое время наступила тишина. — Где-то есть! — громко крикнула Луна. — Но я не знаю где! — Тогда пастуший пирог отпадает, — подытожил мальчик. — Куда отпадает? — спросила Луна, поднимаясь по лестнице. — Давай готовить суп и салат, — смирился Изар. Дети, весело переговариваясь, вместе резали овощи, мешали на сковороде и в кастрюле еду и смеялись. С Полумной ему было легко, — он забывал о своих тревогах и впервые был просто ребенком. К середине второго месяца Изар освоился в поместье, проводя дни в библиотеке, в саду, помогая Луне на кухне. Потеря зрения сильно на него повлияла. Но грустить себе он запретил. А может, ему помогали успокаивающие зелья, которые давала Юримэй, или травяные чаи, странные на вкус, которые готовила Луна. А может, он привык к тому, что в его жизни раньше все было ужасно, либо еще ужаснее, а теперь стало наоборот. Травма повлияла на него сильно, но справляться с тем, что ему было отсыпано судьбой, он привык. Когда Вернон ломал ему руку, он так же занимался домашними делами — перелом не был весомой причиной задержки в работе; когда Петунья попадала сковородой по голове, и у него двоилось в глазах, — ему тоже не облегчали хлопоты, а список дел короче не становился. Стоило Дадли подловить и хлопнуть по пальцам дверью машины, Гарри мысленно прощался с любой едой, которую ему могли дать. Опухшие пальцы слабо справлялись с порученными обязанностями, а невыполнение грозило наказанием. И лишение пищи было не самым ужасным. Ему всю жизнь приходилось смиряться и приспосабливаться. Это Дадли имел возможность и законное право на любой каприз. Поэтому новое состояние слепоты волшебника хоть и ужасало, приводило в уныние и накатывало то печалью, то злостью, то апатией, но внешне держать себя в руках было просто. Луна была тактичной и веселой, а ее бабушка пусть и была суховата и сдержана, но по-своему о нем заботилась, подарив тепло и безопасность своего дома. Только ночами он просыпался от привычных кошмаров и тихо плакал, стискивая в кулаках теплое одеяло. Бывало, к нему приходила молчаливая Луна и крепко обнимала. Иногда девочка приносила чашку травяного чая, но не трогала, будто знала, что ему было нужно. Изар мысленно благодарил ее за молчаливую компанию и отсутствие вопросов. День за днем он упорно тренировался, запоминая обстановку в доме, раз за разом делая привычные дела на ощупь: будь то расчесывание волос, утренние процедуры или работа на кухне. Ему не хотелось выглядеть суетливым, спотыкающимся на каждом шагу и нерешительным — слабым, поэтому он всеми силами пытался действовать на слух и тренировать память. Он медленно выписывал строчку за строчкой, конспектируя информацию, которую давала бабушка, или находил он сам, пока просиживал дни в библиотеке, проглатывая книги одну за другой. Запоминать новое было увлекательно. От обычного мира скрывался такой удивительный волшебный. Все, что казалось сказкой, существовало на самом деле: драконы, вампиры, оборотни, гоблины… А профессии? Не какой-нибудь бухгалтер или агент по недвижимости, а зельевар, алхимик, артефактор или разрушитель проклятий! Лавгуды собрали отличную библиотеку по многим магическим дисциплинам. И там Изар терялся среди книг, впитывая все, что попадало под руку, но чаще то, что подкладывала ему Юримэй. На кухне он приноровился чистить и резать овощи и картофель, замешивать тесто, даже осторожно выпекать кривоватые блинчики. Мыть посуду мальчик мог и раньше с закрытыми глазами. Их с Луной меню разнообразилось новыми блюдами — даже бабушка это заметила. Вскоре дети действовали как одно целое, чувствуя друг друга без слов. Двери библиотеки распахнулись, и по полу застучали каблучки Полумны: — Изар, что читаешь? — Про Визем… — он замялся, вспоминая незнакомое название. Мальчик утонул в мягком кожаном кресле перед низким столиком, заваленным двумя стопками книг. Одна из них открытой лежала у него на коленях. — А-а-а, ты про Визенгамот? Скуш-шные они, — зевнула Луна. Она присела на подлокотник, сложив руки под подбородком на спинке кресла Изара, и начала раскачивать ногой. — Похожи на гнездящихся бубри. Когда последняя в стае бубри начинает вить гнездо, остальные успевают перессориться и разлететься по всему лесу. — Тогда они не стайные птицы, а одиночные… — он медленно отложил книгу и посмотрел на Полумну. Мальчик не видел ее лица, но всегда поворачивал голову на звук голоса. — Они стайные, — не согласилась девочка, — после высиживания птенцов они ищут себе подобных и снова сбиваются в стаи по цвету своего оперения. — А если оперение разное? — Ну, тогда они кричат и дерутся. — А чем они известны, эти магические птицы? — заинтересовался мальчик, теребя подбородок костяшками пальцев. — Их перья меняют окраску от освещения, — ухмыльнулась Луна, — а еще их печень и языки используются в лечебном зелье, которое отменяет устойчивые эффекты от проклятий метаморфоз: pellis varietatem, coloratus capillus, например, — наизусть продекламировала девочка. — Можешь сам почитать книгу «100 полезных проклятий для забав и праздников» Анджело Циховски. — Разве в проклятиях есть что-то забавное?.. — с сомнением произнес мальчик. — Изар, это же шуточные проклятия! Изменить цвет волос, сделать их похожими на русалочьи, к примеру, или изменить ноги на грифоньи, змеиный язык или нос пятачком, мыльные пузыри вместо слов или разноцветный дым из ушей — эти заклинания развеиваются за минуты, а те, кто не хотят быть объектом шуток, могут надеть защитный амулет или быть расторопнее. — Откуда тогда устойчивые эффекты получаются? — Ну, не всегда чары выполняются правильно, возможно, происходит сбой, если чар несколько, или если у кого-то индивидуальная реакция. Мало ли что? — Ясно, — ответил Изар и снова уткнулся в книгу. — Кстати, бабушка сегодня звала тебя на вечерний чай. — А ты с нами будешь? — Нет, я буду в саду выслеживать бриносых травошмыгов, они как раз укладываются в спячку. Я сделала специальные очки, чтобы быстрее их найти, — девочка оживленно подскакивала на одном месте. — Ты не расстраивайся, завтра мы можем посмотреть на них вместе… ой, лучше я про них тебе расскажу потом. — Да-да, давай как-нибудь перед сном поболтаем, — рассеянно произнес Зар, не заметив ее оговорку. — А ты не знаешь, что тетушка Юримэй хотела мне сообщить? — Ой, — Луна не рассчитала равновесие и чуть не опрокинулась, но в последний момент ухватилась за рукав мальчика, — она что-то говорила про безмятежный дух и минуты равновесия или что-то в этом роде. — Спасибо, Луна, осторожнее, не упади, — поблагодарил ее Изар, придержав за локоть и вернулся к книге. Визенгамот был интересным явлением. То, как взаимодействовали между собой палата чистокровных аристократов трех направлений — темные, светлые и нейтральные — с палатой простых магов, как они принимали законы, кто из них что отстаивал — увлекало. Жаль, что в книге описывались события девятнадцатого века, а не современные, да и язык был архаичен. В прежние столетия, смутные времена, исчезло несколько влиятельных родов, а некоторые обмельчали или вошли в другие. Хотя, если посмотреть, то почти каждый век происходили войны, если не с магглами, то между собой. То и дело появлялись свои темные лорды или полномасштабные ссоры с магиками. События были увлекательны, хотя и описывались скучным формальным языком. В реестре аристократических родов ему не раз встречалась фамилия Поттер, но последний Поттер, о котором говорили, изобрел Skele-Gro для целителей и погиб на магической дуэли в расцвете лет. Освальд Виктус Поттер — светлый маг, артефактор и дебошир по совместительству. В некоторых книгах по истории и законам было написано столько информации и нужной, и совершенно бессмысленной, на взгляд мальчика, что продираться сквозь нее было мучительно. Куда проще было читать про василисков или драконов. Волшебник устало потянулся и по привычке потер глаза. Теперь предстояло писать эссе для Юримэй.° ° °
— Изар, я бы хотела поговорить с тобой о магии, что тебя окружает, и о твоем магическом ядре. Это важный вопрос. — Да, мэм. Я внимательно слушаю, — Изар приготовился. Он сидел в знакомом кресле, сложив руки на коленях. Его взгляд был расфокусирован, но голос показывал полную сосредоточенность, волосы медленно меняли окраску с нежно-синего к фиолетовому. — Милый, ты помнишь, как я говорила, что твое магическое ядро было скованно внешней силой. Подобные действия по отношению к ребенку-магу можно расценивать как отвратительно преступные. Такое вмешательство обычно награждается пятьюдесятью годами в волшебной тюрьме, в Азкабане. — Почему? — Пагубное влияние на ядро мага до семнадцати лет может необратимо его нарушить, превратить ребенка в сквиба или магически и психически нестабильного сумасшедшего, или что еще ужаснее — обскуриала. Последнее событие такого рода, — поделилась волшебница, — случилось в самом начале пятнадцатого века, в результате чего появился «Статут о сожжении еретиков» Генриха Четвертого, на глазах которого произошел серьезный инцидент магического толка. Тогда погибло больше двухсот человек и сгорела половина летней королевской резиденции. Итогом этого пассажа стал законодательный опус, который, как ты понимаешь, повлиял на численность магического населения Британии тех лет. Кратко говоря, немаги устроили очередную «охоту на ведьм и колдунов», в которой погибло множество магглов и несколько выдающихся волшебников. — Мне… мне грозит сумасшествие? — неуверенно произнес мальчик. Он нервно перебирал пальцами складки свитера. — Нет, милый, самые тяжелые последствия мы смогли устранить, но еще пара-тройка лет, и твой характер начал бы необратимо меняться — беспокойный, вздорный, мятежный дух. К совершеннолетию ты мог выгореть, став сквибом, в лучшем случае. В худшем — тебе грозила смерть, как и тем, кто тебя в тот момент окружал. — Зачем… Зачем… это кому-то было нужно? — Любое затратное магическое воздействие обычно кому-то зачем-то нужно. Но сейчас мы не будем забивать голову из-за недостатка информации. Просто помни, что у тебя прежнего был враг, который где-то затаился, и тебе стоит учиться, чтобы стать сильнее и защитить себя и свою семью. Я о другом. Чтобы все последствия ушли, тебе нужно дисциплинировать свои ум и эмоции, а значит, уметь медитировать и защищать разум от вторжения. И первым делом тебе стоит научиться чувствовать и отмерять свою магию. Изар молчал. Одна идея о том, что кто-то мог залезть к нему в голову, приводила его в ужас. Пожилая леди встала и достала из книжного шкафа три тонких книги. Они с легким хлопком легли прямо перед ним. — Мое задание на сегодня. Перед сном максимально успокой свой разум. Выбери любую картинку в своем воображении, которая приведет тебя в безмятежное состояние, представь детально каждый элемент, деталь, и постарайся как можно дольше удерживать свое сознание в этом месте в состоянии покоя. Заменяй любые элементы в этом месте, которые по цепочке образов могут выбросить тебя из него. К примеру, если ты представишь луг перед домом и кресло-качалку на веранде, а потом неожиданно увидишь котенка, которого в реальности загрызла собака, ты потеряешь свое состояние покоя. Если кресло-качалка напомнит об умершем соседе — снова твоя точка покоя будет нарушена. Поэтому задание — представить самую умиротворяющую картину для тебя с теми ее элементами, которые не приведут твой разум в смятение, а наоборот укроют от бури чувств. Спокойствие. Прочувствуй его полностью, насколько можешь. Волшебница замолкла, наблюдая за метаморфозами на прическе Изара: пряди у висков мальчика окрасились в цвет кармина. Чтобы не сгущать тишину, Юримэй потянулась к чашке с каркаде и, взглянув на чай пурпурно-красного цвета, едва слышно вздохнула от посетившей ее догадки: смущение мальчика было вполне понятно. Создать баланс и покой, толком не зная об этом, все равно что объяснить магглу вкус и составляющие для приготовления Оборотного зелья. Ничего, она поможет, направит, а он — справится. Прочистив горло, пожилая леди продолжила: — А если тебе будет не хватать опыта, то создай его. Посиди на веранде, погрейся на солнышке, прислони в гостиной к уху раковину-жемчужницу, ты услышишь шум волн. Попроси Луну показать тебе магические сувениры, которые собрали наши предки в разных краях, многие помогут тебе ощутить себя в тех прекрасных местах тем или иным способом. — Да, мэм. Я понял. Создать мирную фантазию и удержать в ней разум как можно дольше, — послушно повторил Изар, — почувствовать состояние покоя. — Тогда иди, ребенок. Проведи время до ужина в свое удовольствие. Старая леди устало прикрыла глаза, как только дверь за мальчиком закрылась. Так мало времени и столько всего нужно предусмотреть! Сама она точно не справится. Сегодня она получила ответ от поверенного. В письме гоблины согласились продолжать вести дела с Лавгудами в лице малолетней Полумны до приезда Ксенофилиуса и после смерти Юримэй. Без уведомления отдела магической опеки. А что самое важное — они дали предварительное согласие взять ее наследников в ученики, а после по законам гоблинов детям уже не требовался опекун или покровитель. Златохват не дал окончательное согласие, но Юримэй знала, что он в конце концов согласится. Зар был прекрасным ребенком и одаренным волшебником. А бонусом в дар шли несколько бесценных для гоблинов артефактов. Жаль, она не сможет увидеть Луну и Зара после: молодыми, сильными, умелыми, и, что особенно важно, счастливыми. Ее время пришло — осталась пара недель, от силы месяц… Жаль, Гиппократ отказался от визита, он покинул Британию по своим делам и возвращался не раньше следующего лета. Главным было успеть принять мальчика в род, основательно, по древнему обряду. Так, чтобы никто не смог оспорить это решение после. Лавгуды в собственном родовом гнезде хранили много артефактов и ценных книг, о которых забыли. Если бы другие маги знали, что представляет собой их наследие, от родового поместья не осталось ни камня. Последние столетия представителей ее семьи воспринимали как чудаковатых простаков. Своеобразная маскировка помогала сохранить в тайне истинное значение рода — быть хранителями утерянных знаний и проводниками судьбы. Древнейшие волшебники об этом еще помнили, старейшие — могли догадаться, современная магическая Британия вряд ли подозревала. Рисковать Юримэй не хотела: в нечистых руках мощные артефакты и трактаты могли принести непоправимый вред. К счастью, девочка не останется в поместье без человеческого тепла и поддержки, переживая ее смерть в одиночестве. Этот мальчик — Изар, оказался нежданным подарком. Ведьма чувствовала, что Полумна — ее приемная внучка, и маленький найденыш — дети одной судьбы. Мальчика нужно было защитить. Для рода эти дети стали благословением.° ° °
Зар привык к новому распорядку и ожиданиям старушки Юримэй. Конечно, по имени он ее не называл: было неловко. Но почему-то чувствовал себя таким же внуком, как и Полумна — важным, желанным, принятым. Ощущение безопасности, странные чувства причастности и доверия грели его сердце. Они ощущались неясным томлением внутри, вкусом спелого крыжовника и малины. Поэтому маг старался изо всех сил. Учился, читал, много писал странным пером так, чтобы бабушка была довольна, и медитировал. Эти тренировки — оставлять разум в покое и безмятежности несмотря ни на что — были сложными. Как ощущать покой? Только в доме Лавгудов он оказался в безопасности и полюбил сидеть на ступеньках крыльца, слушая сад и лес вдалеке, уханье сов, шелест листьев, вдыхая сладкий запах спелых яблок. Теперь приступы паники можно было пересчитать по пальцам одной руки. И часто ему удавалось их скрыть. Бывали «грустные дни», как их называла Полумна. В такие дни Зар забивался с чашкой чая и одеялом в укромный уголок библиотеки и часами просиживал с интересной книгой. А на следующий день работал усерднее прежнего, чтобы его никто не смог обвинить в лени и небрежности. Его «воображаемый уголок безмятежности» таковым не был. Появлялись и неприятные воспоминания, и вещи, что срывали его эмоции, как спусковой крючок; но иногда он достигал «равновесия», проникался этим чувством и создавал свой вымышленный маленький мир в деталях. Юримэй говорила: чем реальнее для него будет это место, привычнее «эмоция покоя», тем легче потом станет даваться защитная магия разума — окклюменция. С ее поддержкой он придумал свою локацию — маленький деревянный домик на озере с водопадом, среди густого хвойного леса. Лодочку и воздушного змея, веселого щенка и велосипед. Иногда Юримэй просила добавить какой-нибудь провоцирующий тревожный элемент: запах маггловских чистящих средств или портфель Вернона, красную бейсболку Пирса Полкисса или ажурный фартук Петуньи, порванного черного плюшевого щенка, которого испортил Дадли в их раннем детстве, синий блестящий велосипед — из-за царапин на нем он получил первую серьезную порку от Вернона. Дадли хотел его на день рождения, но потом испугался учиться на нем ездить, поэтому ржавым гвоздем расцарапал раму и обвинил в этом Гарри. Он добавлял по одной тревожной вещи и пробовал отстраняться от эмоций, убирать воспоминания, не погружаясь в них в процессе. Ключ к успеху — принятие и спокойствие. «Контролировать эмоции, а не поддаваться им», — так говорила Юримэй, и он был с ней согласен. Когда мага сбивала с ног память, он ночью тихо скулил в подушку, разбитый кошмарами. Дурсли, Дадли, школа… Но утром вставал, собранный и серьезный, и вновь погружался в учебу. Школа. В начале он думал о ней, как про избавление. Старался быть умным и опрятным. Дадли уничтожал все: он рвал его тетради, обливал учебники соком, валял его в пыли и дергал за изношенную одежду. К Дадли присоединялись его друзья, следом — другие дети. Его стали обвинять в лени и небрежности, в неопрятном виде и разных мелких преступлениях. Тогда, поддавшись гневу, он перестал отвечать на вопросы, говорить на уроках или наоборот срывался и резко спорил с учителями, пытался дать сдачи одноклассникам. Становилось хуже. Обидчиков было слишком много. Своими эмоциями он «подтвердил» слова Петуньи о его плохих генах, рассказы других детей про его преступные действия — воровство, задиристость, патологическую ложь. А Дадли, мерзко ухмыляясь, со своими друзьями давали повод за поводом наказать мальчика. С тех пор ему не верил никто. Ни про избиение от дяди, ни про голодные наказания тети, ни про украденные или порванные его одноклассниками учебники. Он замолчал, научился не привлекать внимание, быстро бегать и терпеть унижения молча. Пока однажды утром не проснулся ослепшим. Что привело к увечью, он не знал — падение с лестницы, пережатое горло, удары головой о стену от старшего Дурсля, избиение или чистящий порошок, который рассыпался на него с полки шкафа под лестницей, пока он был в беспамятстве. Это не должно было произойти, но вот — он здесь. Его эмоции мешали и сейчас. Как и воспоминания. Все, что его тревожило, было невозможно проработать за один день или месяц. Поэтому он запер всю свою жизнь у Дурслей на сотню замков, как и они запирали его в чулане. Мысленный маленький Гарри кричал и плакал за этой дверью, желая быть утешенным и услышанным, поведать про все свои горести и убедиться в любви и заботе, принятии и защите, но Изар с усилием убрал его в самый дальний угол сознания. Как можно дальше. Защищаться нужно было учиться самому.