° ° °
Путешествие изрядно вымотало, потому он заснул прямо на диване, так и не дождавшись Полумну. После сна они успели выпить чаю и поговорить обо всем, что случилось дома. Про свои приключения мальчик только успел заикнуться, как Луна его осадила и сказала, что такие вещи не рассказывают, как обычные байки за столом. Они хранятся в душе как «знакомство с неизведанным и чудесным, что оставляет неизгладимый след истинного волшебства». В этом Зар был с ней полностью согласен. К вечеру, после того как он отдохнул и наелся, его пригласила к себе бабушка. Чаще всего они беседовали в библиотеке, кабинете или ее личной гостиной за чашкой чая. Беседа в спальне означала, что Юримэй очень плохо себя чувствует. Ее нестабильная магия не помогала, а только ухудшала картину недуга. Хотя старость — какой недуг! От этого нет лекарств и зелий. Зар осторожно постучал и тихо вошел. — Ну и напугал ты меня, мальчик. Давно… Очень давно не встречала я таких путешественников в дальние земли. Далеко ты побывал, ой как далеко! — Откуда вы знаете, мэм? — нерешительно уточнил Зар, так и не сообразив, ругают ли его или переживают. — Ну трость предмет непростой, пока он к тебе не привязан, он принадлежит фамилии Лавгуд. Завтра ты станешь ее частью — и артефакт начнет подчиняться только тебе, а пока я смогла почувствовать, что связь с ним колеблется, словно паутинка на ветру. Мой жизненный опыт подсказал: такое неспроста. Попал ты в места очень далекие и волшебные. — Да, вы правы, мэм. Но я не специально, так само получилось, — попытался объяснить мальчик, но запутался, что говорить можно, что нет. Он ответит на все, что у него будут спрашивать, но вопросов не последовало. — Раз ты побывал так далеко и вернулся, значит, твое личное приключение исполнилось. Ты встретил своего проводника и достиг цели. — Вы знаете про зуву? — удивился Зар. — Погоди, ребенок. Я знаю про проводника. Он может быть любым — хоть листочком, хоть лукотрусом, хоть птичкой перелетной, хоть сиреной — случаи бывали разные. Видимо, тебе нужен был такой, которого ты услышишь и поймешь. Зуву — прекрасные создания. Можешь почитать про них в библиотеке. Там есть официальные министерские издания и наши, семейные. Вторые, само собой, не для посторонних глаз. Не сообщай всем подряд, что узнаешь, в лучшем случае — тебя не поймут и засмеют, в худшем — навредишь тем, о ком рассказал в неправильные уши. Да ты умный мальчик, разберешься! — женщина укуталась в плед. Последние дни ее сильно знобило. Никак не согреться! — Если бы Министерство узнало о том, что котольвы разумны и имеют не одну ипостась, — продолжила говорить она, — как и некоторые другие магики — в волшебном мире начался бы геноцид.° ° °
Этой ночью в своей уютной постели с пологом Зар пытался разобрать впечатления от прошедшей недели. Он отсутствовал ровно семь дней. Завтра наступал Самхейн и заключительная часть «вхождения в род». Старинный ритуал, как ему объяснили, был важен в его случае. Он позволял чувствовать себя частью рода, как бы ни сложилась его дальнейшая судьба, как бы ни изменилась потом его фамилия. Он, как и Луна, был истинным наследником этого рода, и никто не мог насильно отобрать это право. И дар от рода он тоже получал, как его истинный представитель — родная кровь. Мальчик размышлял, как удивительно сложилась его жизнь. После Дурслей и потери зрения он ожидал мучительной голодной смерти в ближайшей канаве. Родственники не оставили иллюзий в отношении к нему. Его терпели, пока он был полезен: в хозяйстве — для Петуньи, как боксерская груша и удобная жертва — для Вернона и Дадли. Их ненависть была необъяснимой, пока он не узнал про волшебный мир. Как оказалось, его маглы-родственники действительно ненавидели его за волшебство, его дар, его суть. «Причуды», «уродство», «ненормальность». Здесь его приняли несмотря на кровь, из постороннего он стал родным, и именно это приводило в трепет. Его принимали и не осуждали, не требовали от него ничего, что он мог или не мог дать. Без условностей и правил. Удивляло то, что думали о нем лучше, чем думал про себя он сам. Так ни к чему и не придя, обдумав все по третьему кругу, мальчик заснул крепким сном. Самхейн был праздником непривычным. Зар прочитал про него еще в начале октября, как и в общеизвестных источниках, так и в исследованиях семьи. Информации было много. Луна крутилась рядом с ним. Она готовилась к ночи, примеряя платье и выплетая венок из вымоченных в зелье сушеных трав, с помощью заклинания они снова обрели свежесть. Себе под нос она напевала какую-то веселую песню. — Изар! Изар! А тебе в венок стоит добавлять стебли лаванды. Омела сюда не подойдет, и черемша тоже, — голос Луны удалялся, не дожидаясь ответа. Мальчик пожал плечами и вернулся к трактату, нервно покусывая кончик пера. До вечера было много времени и переживать о празднике он отказывался. Его уверенность постепенно подтачивал ком в его животе. Решив, что не запомнит ни строчки, Изар отложил книгу и отправился на кухню. Уборка и замешивание теста помогали убрать беспокойство. Можно было выйти на улицу и подмести крыльцо самодельным веником. Ночью выпал мелкий ранний снег и, как сообщила Луна, уже успел растаять. Самхейн праздновали не так, как магловский Хэллоуин. Без мишуры, конфет, страшилок, без тыквенных голов и гурьбы детей, которые сносили двери соседей в страшненьких нелепых костюмах. Дурсли в этот день охотно раздавали горстями дешевые леденцы. Традиции и правила приличия нужно было соблюдать. Зар в эти дни сидел в шкафу без звука, обычно очень голодным и часто побитым. Дадли веселился, натягивая костюм очередного монстра и со своей компанией гонял детишек, забирая и деньги, и конфеты, пока не видела зоркая Петунья. Вернон спал перед телевизором, просыпаясь к ночи для просмотра ужастиков. Зару было страшно слушать леденящие завывания и музыку очередного дешевого фильма. Маг встряхнул белой головой и принялся за работу. На кухне он вполне освоился и мог наощупь заниматься привычными делами. Хоть и медленно. Адим шуршал рядом, неся мешочек сахара из кладовой. Обычно Зар замешивал тесто, а фигурки или пирожки лепила Луна, он же только помогал. Полумна сама ставила противень в духовой шкаф. Изар забрал мешок и погладил камуфлори по голове. Уборка помогала ему сосредоточиться, готовка — поднять настроение. А Адим был просто… Адим. Молчаливый, ласковый сладкоежка. — Ты печенье делать будешь или пирожки? Я вчера нашла банку малинового джема! — Луна залетела вихрем и пристроилась на краю стола. — Давай печенье? — Без проблем, — согласился Зар, зачерпнул кружкой два раза муку и высыпал в небольшой тазик. Рядом посыпался сахар — Адим решил внести свое веское слово. — О! Печенье и без джема будет очень сладким, — заметила Луна и забрала пустой мешок. — Хорошо, хоть Рикси не падок на сладости, — она укоризненно посмотрела на демимаску, и тот сразу стал невидимым, только следы из муки показались у двери. — Он падкий на другие вещи, блестящие! — хмыкнул Зар, заправляя за ухо мешающую прядь волос. — Обычно они потом находятся в его сумке, — возразила Луна. — Это если он не перепрячет в свой тайник, — Зар перестал мешать тесто и повернул лицо в сторону девочки. — И знаешь, где он его организовал? — Старый мы нашли за диваном. — А об новый я споткнулся, когда открыл свою тумбочку. Оттуда посыпались стеклянные шарики. Я поскользнулся и, кажется, парочку сломал. — Это не шарики, это подвески с люстры из главной обеденной комнаты. Не переживай, их и так слишком много. Зар в это время сидел на табуретке и вырезал чашкой круги из раскатанного теста, потом передавал их Луне, а она в свою очередь старательно лепила фигурки странных животных и раскладывала их на противне. — Еще два трубкозуба… — шептала она, — один глазоглот, потому что они не живут вместе. Зар решил не спрашивать, чьи глаза глотает существо, и не поэтому ли с ним никто не живет. Он прислушивался к шепоту, меланхолично выполняя свою работу. Рядом скопилась внушительная стопка готовых кружков в ожидании фантазии юной волшебницы. На плечо Зара забрался Рикси и привычно попытался открутить из уха серьгу. Мальчик перехватил его, приподнял над другой частью стола и, перевернув, пощекотал пузико. Со звоном и скрежетом из зверька посыпалось честно награбленное. По звуку маг определил пару крышек от кастрюль, остатки распотрошенной люстры, ручки от дверей в прихожей и пару часов, карманных, вместе с длинной цепочкой, которая с забавным звуком вжикнула по краю стола следом за часами. Они громко тикали. Изар заметил, что его слух улучшился после путешествия. Сердито закричал ворон. Он захлопал крыльями и защелкал клювом. Это значило, что маленький нюхлер сумел утащить толстое золотое кольцо с камнем, которое важный фамилиар носил на лапе. Как зверек смог это устроить без ведома Рейва — непонятно. Видать, нюхлерская магия помогала бедолаге в полную силу. И сейчас птица заметила пропажу в горке безделушек на столе. Нюхлер взвизгнул, вывернулся и сбежал из кухни от разъяренного фамилиара. Луна звонко засмеялась. Эти милые домашние сценки приводили девочку в восторг. Питомцы так органично взаимодействовали между собой, даже их ссоры благодаря Адиму не переходили в потасовки, как Рикси ни пытался ограбить Рейва, или как Рейв ни гонялся за Рикси или, в очень плохой день, за Адимом. Тогда флегматичного камуфлори спасал маленький нюхлер, делясь с ним своим убежищем. Зоркий взгляд волшебного ворона не могла обмануть прозрачная форма большеглазого лохматика. Он летал за ним с увлеченностью пирата, выслеживая по всему дому. Обычно Рейв с Адимом не могли поделить сладкие экзотические сухофрукты. Но даже это, как и клептомания Рикси, не мешало странной дружбе всех питомцев. — Полумна, слушай, ведь тебя в род тоже принимали? Как и меня сейчас, так ведь? — вспомнил, что хотел спросить, Зар. — Ты долго ходила искать «свое»? И там же нужно что-то отдать? А я вроде ничего не отдавал, только приобрел. — Зар, я же совсем маленькой была! — удивилась Луна. — Мама говорила, что мне еще пяти лет не было. — А как же тебя отпустили-то? — недоумевал Зар. — Скорее всего, на меня повесили следилку, не знаю… Да я и не выходила за границы участка. Помню, что набирала ведерко песка из ручья, плела браслет возле него из бусин и трав, а потом вернулась в дом и высыпала все в камин. Зачем-то. В детстве я очень боялась огня. А вечером увидела, как там, в горящем очаге, танцуют две ящерки. Пандора тогда сказала, — глаза Луны подернулись дымкой воспоминаний, — что саламандры в домах стали редкостью, потому что они приходят туда, где царит мир и любовь. Я помню… — дыхание девочки слегка сбилось. Она помолчала немного и продолжила: — помню, как все мы все сидели и смотрели на них. И папа, и мама, и бабушка. Папа рассказывал смешные истории, а мама плела украшения для моих волос. Она так любила их заплетать! Игни и Спарк танцевали в пламени весь вечер, я смотрела на них и перестала бояться огня. Ты представляешь?.. Засунула руки прямо в камин. Ящерки бегали по рукам, по мне — от одежды летели искры, но мне не было жарко. Папа сказал, что саламандры могут не обжигать, если не хотят. А утром мама нашла в золе два одинаковых по размеру, но разноцветных стеклышка и сделала мне очки. Получается, что мое отданное — песок из ручья и браслет из проволоки и цветного стекла, а может страх, потому что до этого я очень сильно боялась пламени, но смогла его преодолеть. Можно разное думать. Дареное, наверное, мои волшебные очки и есть. Я многое в них вижу. Девочка заправила волосы за ухо и внимательно посмотрела на Изара: — Ты что-то отдал, просто пока не знаешь, что именно. Но так и должно быть, не расстраивайся, — голосок Луны звучал рассудительно, и мальчик решил, что к ее советам прислушиваться стоит. Даже если они кажутся бессмыслицей. Волшебник собрался. Он принял ванну с полевыми травами, аккуратно расчесал волосы и надел чистую одежду. Ритуальные накидки взял с собой. Луна помогла ему заплести волосы в сложную косу. В некоторых прядях Изар нащупал бусины из камней и дерева. — Луна, слушай, а эти украшения — это ты просто придумала, для красоты, или так положено, — засомневался он, нащупывая в волосах восьмую по счету круглую горошину. — Они помогут сохранить ясность ума и отгонят от тебя не только мозгошмыгов, но и злых духов, — безмятежно ответила Луна, вплетая в прическу новые. — Э-эм, я думаю, если ты добавишь еще с десяток, — я голову не смогу поднять, не то что сохранить ясность, — признался мальчик. — Уже все, — блондинка ловко завязала конец косы веревочкой и расправила мальчику воротник. — Ты полностью готов. Не забудь взять свой «путешественный» дар с собой и те дары, что ты для нас делал. Свои я уже взяла. И можешь немного помедитировать, пока я буду собираться, — Луна выдала поток указаний и вылетела за дверь. Зар присел за стол у окна и выложил перед собой все предметы. В какой-то момент ему показалось, что он начал различать слабое свечение, исходящее от них. От флакона, точнее! Он попытался вглядеться, но получил только резь в глазах и головную боль. Через некоторое время ему стало казаться, что все привиделось. А вот в Тир-на-Ноогхе он яснее различал магию. А здесь — как отрезало. Зар с досадой поморщился и потер виски. Хитроумные механические часы в виде Солнечной системы пробили пять раз, на четвертом они привычно замедлились — механизм слегка заедало. Пора! Волшебник сгреб со стола дары в котомку к ритуальным одеждам и направился на первый этаж. Мимо него проскакала Луна. Из библиотеки послышался стук палочки и шарканье шагов — это приближалась Юримэй. В последнее время она с трудом перемещалась по дому. Ужин был легким — тосты пресного хлеба и вода из замерзшего ручья. Затем они молча стали спускаться к «сердцу дома», как выразилась Луна. В подвале Юримэй открыла неприметную узкую дверь в стене, за которой оказалась крутая винтовая лестница с тонкими перилами. Зар, осторожно придерживаясь за них, направился за старой волшебницей. Следом за ним шла Луна. Лестница сменилась узкой тропкой и каменными стенами, дорожка то изгибалась, то поднималась, иногда резко срываясь вниз: не так сильно, чтобы покатиться кубарем, но ощутимо для невидящего мальчика. Он шел, проводя рукой по стене, его трость мерно постукивала перед ним. Сзади все так же слышался топот Полумны. Если постараться, она могла быть почти бесшумной, но обычно девочка скакала, как резвый единорожка. Вскоре воздух наполнился влагой. — Добрались, — сказала старушка, шумно переводя дыхание. — Здесь находится наш Родовой зал. Очень древний. Очень мощный. Под домом у нас есть еще один — он проще, да и маги, если обнаружат его, не станут искать второй, скрытый. Самые важные и правильные ритуалы все мои предки проводили здесь. Заходите, дети! Полумна подхватила мальчика под руку и завела в круглую пещеру. Слышалось тихое журчание воды вдалеке. Девочка шепотом рассказывала Зару обо всем, что находилось вокруг. По центру пещеры в рунических кругах высился каменный постамент с крупным камнем непонятного на первый взгляд цвета. На стене у входа висел большой родовой гобелен, под ним в углу из стены выступала каменная чаша в виде цветка. С потолка свисали сталактиты прозрачно-белого и нежно-сиреневого цвета. Светящийся синеватый мох давал слабый свет. Какой-то умелец вырезал в камне на стенах истории из жизни диковинных существ и волшебников, превратил естественные изломы в каменные лианы и цветы. В дальней части пещеры тихо плескался край подземного озера, подсвеченный сизыми и розоватыми водорослями. Над водой стоял серебристый туман. Переодевшись, дети босыми в тонких льняных накидках ступили на каменный круг. На удивление сам камень оказался теплым, будто нагрелся от летнего солнца. — Раньше это место соединялось с другими магическими землями. Но семьсот лет назад связь прервалась. Теперь это просто волшебное озеро, хоть и с мощным природным источником, — объяснила бабушка. — Луна, дорогая, подведи Изара, пусть займет место в центре круга и положит ладони на родовой камень. Сама встань напротив меня. Ты помнишь слова, внучка? — Да, бабушка, — девочка была, как всегда, задумчива и безмятежна. — Изар, ты пока молчи. Рунные цепи начнут светиться, как мы прольем свою кровь и разбудим родовую магию. Ты почувствуешь, как камень начнет нагреваться. Вокруг камня узор с острыми краями, проведешь по нему ладонями и возложишь их обратно на сам камень. Это неприятно, будет жечь, но ты терпи. Вспоминай напевы, которые я тебе давала читать, жди, когда откликнутся предки рода. Мальчик кивнул, сжав бледные пересохшие губы. Он прикрыл глаза и приготовился. Прямая спина и напряженные кисти рук выдавали его беспокойство. Белые растрепанные волосы шевелились от концентрации магии. Гулкое эхо первых нот зазвучало в стенах пещеры. Несмотря на глубокую старость и гортанные звуки древней речи, голос Юримэй был ясным и до странности мелодичным. Зар завороженно слушал древние слова, чувствовал напряжение магического поля вокруг него. Воздух словно сгустился. Низкий, едва слышный гул мурашками отдавался на его коже, поднимая тонкие волоски, отозвался дрожью в глубине его живота, зазвучал первобытным ритмом. Голос Луны легким напевом вторил волшебнице, серебрился на верхних нотах звонким ручейком. Руны постепенно стали светиться. Сначала тускло, но с каждой минутой все ярче и ярче. Юримэй повернула родовой перстень внутрь и острой гранью провела по ладони, растерев выступившую кровь. Луна не отставала, повторяя за ней. Вместе они приложили кровоточащие ладони к рунам перед ними, и замерли. На стенах вспыхнули факелы. Родовой камень начал пульсировать под руками мальчика, все сильнее обжигая его ладони. Стиснув зубы, Зар прижал их еще сильнее и зашептал незнакомые слова на непривычном гэлльском, старательно выговаривая каждый звук, боясь ошибиться в строчках незнакомого языка: «Откликнись! Пробудись! Отзовись! Я жду! Я готов! Откликнись!» Чуждые звуки царапали его горло с непривычки, а вот Луна напевала, как на родном. Интуитивно он понимал, о чем просили Лавгуды. Выученные строки одна за другой вырисовывались перед его закрытыми глазами. Камень засветился. Магия плотными видимыми лучами оплела склонившегося у камня мальчика. Зар закричал. Полумна вскинула голову и хотела подбежать к нему, но суровый взгляд бабушки остановил ее. Девочка зажмурилась и сильнее вжала ладони в рунические символы перед собой. Юримэй пела, вливая в руны не только кровь, но и свою магию. Зару было горячо и больно, магия обжигала, сжимая худое, тонкое тело, поднимая его над камнем. На зов откликнулись. Послышался шепот, и чьи-то призрачные руки трогали его, вертели, поворачивали. Ему чудились невнятные голоса. Зар слышал, но тут же забывал. Слова звучали эхом, наслаивались друг на друга, перекликались между собой, несли множество оттенков и смыслов, терялись и снова повторялись. Жар становился нестерпимым. Тонкие призрачные напевы стали не слышны, юный маг кричал, срывая голос и вытянувшись в струну, раскинув руки и ноги, запрокинув голову до предела. Магия словно множество тонких нитей пронизывала его ядро, перекраивая его суть, перебирая его нутро, складывая заново в неведомом порядке. Что-то похожее с ним происходило, но, хоть убей, мальчик не вспомнил бы о том, где и когда. Сила, разлитая в маленькой пещере, прижимала к земле находившихся там людей и только у алтарного камня она, словно лава у пробудившегося вулкана, била вверх в высокие своды. А на пути ее разлива в самом эпицентре стихии раскинулся ребенок, сорвавший голос в крике. Волшебство текло вокруг него и сквозь него, переливаясь жгучими цветами. Зар давно уже не кричал, он застыл в потоках бьющей сквозь него магии. Запрокинутое лицо исказилось в муке. Волшебник после дикой разрывающей на частицы боли потерял себя вне времени и пространстве. Лишь отголоски неясного шепота долетали до него, но не задерживались в памяти. Он растворился в пустоте иной реальности. Юримэй запела громче, вспоминая давно забытые катрены, прося магию, судьбу и всю удачу мальчика откликнуться здесь и сейчас. Волшебница отдавала последние крохи своей магии и жизненных сил обретенному внуку и боялась, что хрупкое мальчишечье тело не выдержит. С рождения недруг вредил мальчику, проводил с ним какие-то гибельные ритуалы, раз так болезненно меняла его магия сейчас, выжигая все плохое. Да и призрачные предки не поскупились, выискивая в ребенке зерна самых редких и мощных даров, наполняя юного мага силой, как последнего представителя угасающего рода в смутные времена. Так спасались роды от вымирания, но знания были утеряны, а гордецы из угаснувших родов не хотели брать чужаков, блюли кровную чистоту — и где они сейчас? Юримэй не надеялась на Ксено и могла с чистой совестью сказать, что сделала все для выживания рода. Ослабленный ребенок с травмированным ядром едва выдерживал воздействие. На миг ей показалось, что его сердце остановилось. Губы синели на глазах, а восковое лицо стало напоминать инфернала. Мальчик держался на грани, и Юримэй надеялась, что ее сил и его удачи хватит закончить ритуал, а маленькую внучку не затронет гудящая первобытная магия, не опустошит ее до капли. Раньше глава рода мог проводить обряды любой силы и камень был переполнен родовой магией. «Ох, Ксено! Ксено! Забывший свой долг! Да будет милостива магия и судьба к этим детям!» Старуха молилась, ожидая чуда. Не могло ее подвести чутье. Не сейчас! Мальчик свалился в центре круга, не подавая признаков жизни. На бледном лице играли отсветы пламени многих факелов. Волосы растрепались и пряди раскинулись во все стороны. Его глаза были закрыты, глубокие синие тени изменили лицо до неузнаваемости. Маленький маг был истощен до предела. Но на его запястьях, щиколотках, груди и висках вспыхивали и тускнели едва заметные узоры остатков волшебства. Юримэй тяжело откинулась на стену. Луна лежала напротив с закрытыми глазами. Постепенно к ним возвращались силы. Вскоре девочка озабоченно посмотрела на бабушку, с трудом поднялась и направилась к сумке за зельями. Она выпила укрепляющего сама, несколько флаконов передала бабушке, а остальное отнесла к брату. Зар едва не перешагнул грань живых. Умело запрокинув его голову у себя на коленях, она осторожно вливала зелья в его приоткрытый рот, массируя тонкое горло. — Что случилось, бабушка? — неуверенно поинтересовалась Луна. — Что-то пошло не так? — Да, внучка. Ритуал выдался тяжелым, твой брат едва выдержал. — Я на какой-то момент почувствовала, словно мое сердце больно кольнуло и остановилось, а потом забилось снова, — призналась Луна, осторожно перебирая длинные волосы. Старушка тяжело вздохнула. Хорошо, что их поддерживали предки! Они сидели у родового камня еще несколько часов, уходя в сон и возвращаясь в сознание. Род щедро делился накопленной магией, насыщая измученные тела своих потомков. — Что… — раздался тихий хрип, — что случилось? — Зар медленно открыл глаза, чувствуя тонкие девичьи пальцы в своих волосах. Луна вздохнула и проснулась. — Как ты себя чувствуешь, братик? — Уставшим, — признался мальчик, — я бы не хотел повторять этот опыт в ближайшее время. Он закашлялся, раскинувшись на теплом камне. Луна подтянула к себе сумку врачевателя и подала ему круглую фляжку с чистой водой. — Как бабушка? — напившись, спросил Зар. — Она тоже устала. Пусть поспит. Луна позаботилась о родственнице, укрыв ее пледом. — Пусть. У нас еще есть время? — согласился мальчик. — Да, до полуночи еще часа полтора. Мы можем окунуться в озеро. Там вода тоже целебная. Не живая, конечно. Но она поможет снять усталость и добавит сил, а то нельзя больше пить зелья. Дети тихо спустились по каменным ступеням к теплой прозрачной воде и прямо в ритуальных рубашках зашли в воду. Зар блаженно потянулся, чувствуя, как из сведенных мышц уходят боль и напряжение. — Ты знаешь, твои волосы больше не меняют цвет, — вдруг заговорила девочка. — Ага, — лениво откликнулся Зар, — мне бабушка об этом сказала, еще когда я вернулся. Я теперь не метаморфмаг вроде. — Вот и нашлось утраченное, — Луна провела по его волосам рукой. — Ты жалеешь? — Да нет. Зачем мне? Оно, конечно, забавно, менять свой вид, но нужен контроль, чтобы это не случилось не вовремя, а иначе — какая тут маскировка. Баловство одно! А если учесть, что я ничего не вижу, то такой невнятный лично для меня дар только вреден. — Зар! Луна! — позвала бабушка. — Нам пора возвращаться, подходите сюда. Дети переоделись в теплые мантии и покинули зал предков, поддерживая старую волшебницу на обратном пути. За домом в тихом засыпающем в преддверии зимы саду зажглись огни в причудливых кованых фонариках. Зар и Луна сидели рядом с волшебницей, дети обнимали ее с обеих сторон и смотрели на поленья, весело потрескивающие в огромном костре. Они наполняли воздух приятным запахом тлеющего дерева. Ночь рассыпала искры большого костра, его пламя рвалось ввысь, поглощая дары осени, освещая и сад, и дом, и опушку волшебного леса. Раскрасневшиеся лица маленьких волшебников довольно щурились, руки грелись о кружки с травяным питьем. Вокруг них порхали маленькие феечки, звон прозрачных крыльев был едва слышен, а золотистая пыльца мерцала в темноте, осыпаясь с крыльев и затухая. — Бабушка, а что мы будем делать дальше? — спросил Зар, поджав ноги и откинувшись на спинку скамьи. — Сейчас мы можем добавить немного музыки и веселья. У вас с Луной сил больше, чем у меня, так что можете потанцевать. А я вам подыграю, — Юримэй лукаво усмехнулась и достала маленькую костяную флейту. — А в полночь, когда опадет пламя, и костер станет меньше, мы сложим в него наши дары. С последней искрой нас могут посетить те, кто ушел за грань. — Я увижу маму? — тихо спросила Луна, в ее глазах светилась надежда. — И дедушку? Раньше не получалось. — Да, милая, — бабушка поцеловала ее в макушку, — возможно, ты увидишь Пандору и Теодора. — А я? Я увижу моих родителей? — поинтересовался Изар. — Если они мертвы, да. Они могут прийти на зов. Но так бывает не всегда. Юримэй заиграла на флейте. Легкая мелодия разнеслась далеко под открытым ночным небом к самым вершинам гор. Луна засмеялась и, подхватив за руки не ожидавшего этого Изара, закружилась вокруг него. Мальчик неловко переступал, кружился, держа теплые пальцы сестренки. Он с удовольствием слушал ее заливистый смех. В один из моментов он потерял равновесие и упал, утянув девочку за собой. Они сидели в ворохе сухой осенней листвы и смеялись. Луна вдруг вскочила — и в руки Зара ткнулся небольшой деревянный бочонок, джембу, как назвала его девочка. Она сложила его ладони поверх и приказала: — Отбивай ритм. Ее ладони постукивали рядом, ритмичный глухой звук удивительно гармонично сплетался с тонким звучанием флейты. — А я буду танцевать! — и Полумна закружилась вокруг костра. Ее широкие юбки развевались, закручивались и взлетали от резких движений. Огненные ящерки, ее привычные знакомцы, присоединились к веселью, поэтому огонь девочку не обжигал. Зар старательно отбивал ритм, проникаясь атмосферой праздника. Впервые за долгое время душу мальчика наполнило умиротворение. Было легко и свободно сидеть у потрескивающего костра, слушать музыку и восторженные восклицания сестренки и впервые чувствовать себя частью чего-то большего. Его первая семья, люди, которые его выбрали, приняли и сделали своим. Он дал обещание себе, что приложит все силы, чтобы защитить свою обретенную сестру, что бы ни случилось с ними дальше. Теперь он Изар, старший брат Луны, принятый внук Юримэй, и он обрел свое место в этом мире. А Гарри, неприкаянный мальчик с Тисовой улицы, тварь и урод, по словам бывших родственников, остался в прошлом. Луна познакомила его с ящерками. Зар вытянул руки и почувствовал, как шустрые саламандры завертелись между его переплетенных пальцев, щекоча теплым дыханием и приятно обжигая кожу. Бабушка в это время дремала в беседке. Костер начал опадать, и семья опустила в его пламя свои дары. Зар один за другим бросил браслеты, Полумна опустила заколки для волос, Юримэй положила три кольца. Костер затрещал и пламя его заиграло разными цветами. Ящерки нырнули в середину и довольно запищали, прыгая по самодельным украшениям. Луна зажмурилась и прерывистым шепотом начала звать Пандору, по которой сильно скучала. Зар сидел на земле, сложив руки на коленях, и молчал. Ему очень хотелось увидеть своих родителей, но он даже не знал, как их зовут. Как они выглядели? Петунья ни разу не показала ему ни одной фотографии, как бы он ни просил. А его настойчивость оборачивалась для него новыми побоями и злыми словами. Поэтому он ждал и шептал: «Мама! Папа! Я очень хочу вас увидеть! И показать… Показать тех, кто стал мне семьей!» Но отклика не было. Костер остывал. По лицу Луны текли тонкие дорожки слез. Юримэй осторожно положила руку на плечо мальчика. Сердце ей подсказывало, что родители беловолосых детишек были живы. Этот день был последним совместным праздником. Завтра вместе с Юримэй в другие пласты мироздания отправится и ее фамилиар. Они тихо истают, не оставив и следа.° ° °
В тихой уютной детской открыл глаза другой мальчик с белыми прямыми волосами. Его разбудила сильная боль в сердце, как будто кто-то связал его нитью и резко дернул. Он полежал, приходя в себя, выплывая из вереницы смутных чувств и образов, и осторожно сел, свесив ноги с высокой кровати. Свет волшебного ночника золотил спутанные на макушке пряди. Сказочные драконы, расправив крылья, лениво кружились на зачарованном потолке. Огоньки тускло подсвечивали разными цветами всю комнату. Юный волшебник чувствовал отголоски страха, боли и других эмоций, которым затруднялся дать название. Он растер ладонью грудь и глубоко вздохнул. Малфои не плачут! Хотя плакать хотелось. Он давно не чувствовал себя таким одиноким и потерянным. Почему-то болели глаза и немного грудь, а в голове была полная сумятица. Он секунду раздумывал. Потом встал с кровати и босиком по деревянному полу побежал в комнату родителей. Одному оставаться категорически не хотелось.° ° °
— Драко, сын, что случилось? — прозвучал хриплый ото сна голос отца. — Что-то не так. Я чувствую, отец, что-то происходит. Мне приснился странный сон. Как будто взаправду. — Тебе приснился кошмар, мон шери? — No, рара́. Это не сон. Это… что-то… что происходит, как будто не со мной, я смутно помню. Я полежу сегодня с вами, можно? Пожалуйста! Не могу сейчас быть один. Вместо ответа Люциус откинул край одеяла. Он прижал к себе сына и утешающе прижался губами к светлой растрепанной макушке. — Спи, мое сокровище, с нами ты в безопасности. Мальчик тихо всхлипнул и заснул, крепко прижимаясь к отцу. А Люциуса стали одолевать сомнения. Очень давно Драко не приходил к ним в спальню. Маг помнил, как в раннем детстве его малыша мучали кошмары, и он плакал ночами напролет, пока они с Нарси не согласились разрешить ему спать с ними. Абраксас бы перевернулся в гробу! Вернее, он и перевернулся. Три его портрета Люциус сам отнес в дальнее крыло и оставил в одной комнате с его прадедом: пусть друг друга повоспитывают, глядишь через десяток лет и перестанут командовать и злиться по делу и без. Позже сына они отселили и думали, что все наладилось, пока однажды Нарси не зашла к ребенку ночью. Она увидела пятилетнего Драко, который вместо того, чтобы спать, давился слезами в своем плательном шкафу. Полусонный, продрогший и невозможно тихий. Он не мог объяснить, почему забрался в шкаф ночью. Тогда взрослые снова разрешили сыну приходить к ним, если ему начнут сниться плохие сны, даже если он их не помнил. Из осторожных расспросов не удалось выяснить, что мучает их ребенка, кроме того, что ему было очень холодно, больно и почему-то хотелось кушать. И это несмотря на полноценный ужин! — Люци, что случилось, дорогой? — голос жены прозвучал в тишине комнаты. — Спи, Нарси, все в порядке. Драко тревожился, ничего страшного. Нарцисса вздохнула и перевернулась на другой бок, всматриваясь печальными глазами в темноту. Тяжелое чувство сдавливало ей грудь, но она не могла найти ему разумного объяснения, кроме горячечного бреда о потерянных во снах детях, сверкающих металлических бусинах, блестящих вспышках и невыносимом отчаянии. Раньше она пыталась рассказать мужу о неясных предчувствиях, тревожных снах и накатывающих волнах страха, но Люциус объяснил это тяжелыми родами, беспокойным младенцем, гормональным стрессом от рождения наследника. Он утешающе обнимал ее и дарил украшения, предлагал развеяться в лавках Парижа и Венеции. Нарцисса не могла объяснить ему свои тревоги, поэтому перестала о них говорить. Только ночами она часто вглядывалась в темноту окна и не знала, что ей делать. Рядом, раскинув руки, размеренно сопел муж и тихо ворочался сын.