KINGDOMS

      Как и многие молодые лорды Гайро быстро начинал скучать в стенах дворца. Тут было весело только перед праздниками или во время всевозможных банкетов, но те не длились вечно. Отец же не так часто нагружал парня работой, возможно, ещё не до конца доверяя ему. А зря. Гайро любил работать и несмотря на свой ветреный характер выполнял все поручения старательно и с большой охотой. В любом случае, сейчас у молодого герцога совсем не было каких-либо дел и он был полностью предоставлен самому себе. А куда еще податься молодому герцогу, имевшему деньги, если не в город?       Скоротать время в столице можно было с большим наслаждением и азартом. Гайро знал, на какой улице проходят скачки с каретами, на какой без карет, где были собачьи бега, а где петушиные бои. Он знал, где можно сыграть в карты, шашки, кости и прочую приблуду. Однако в этот раз Гайро решил доехать до небольшого базара, в достаточном отдалении от стен дворца, но еще не доезжая до жутких трущоб окраины. На том базаре было не так страшно оказаться без сопровождения солдат, но уже можно было найти дурманящие курительные смеси. Гайро даже знал нужную лавку с льстивым продавцом, у которого иной раз и опиумные смеси находились специально для уважаемого господина.       К вечеру парень намеревался вернуться, чтобы застать ужин, ведь была вероятность разделить его с королем, а там уже были обещаны музыка и танцы. Однако сейчас, пока время было еще довольно раннее, Гайро без лишних прелюдий добрался до городской площади, а уже оттуда знакомыми улицами и переулками направился к базару.       Для пресыщенного роскошью сына казначея базар не отличался редкими находками, а потому много времени Гайро там и не провел. Не было даже веселенькой ярмарки, куда забредали кочующие купцы, чтобы распродать остатки или какую-нибудь рухлядь для тех, кто считал это удачной покупкой.       Уже на пути назад, Гайро так провалился в свои размышления, что и не заметил, как оказался в незнакомом ему квартале. Парень огляделся вокруг и даже не мог припомнить, что когда-либо бывал здесь ранее. Осмотревшись вокруг, Гайро подметил, что ему еще повезло, что он не оказался в трущобах, хотя и эти дома язык не поворачивался назвать чем-то приличным. Однако прохожие мужчины и женщины были довольно прилично одеты и вроде даже держались довольно сносно, что явно говорило о том, что здесь жили довольно состоятельные люди. Улица была тихой, редко проезжали простенькие экипажи, пробегала ребятня, нанятая какими-нибудь дельцами. «И попрошаек нет, надо же!» — пронеслось в голове у франта. Чуть поодаль Гайро заприметил еще один игорный дом и даже курительный клуб, где местные «шишки» обменивались новостями и проводили свой досуг. Тут же был и маленький затертый театр, афиша которого зазывала горожан на чудесную постановку.       — Интересно, — в пустоту высказал голубоглазый и бесцельно пошел дальше, рассматривая новую для себя часть столицы. Гайро надеялся увидеть еще какой-нибудь базарчик или интересные лавки (всегда было любопытно посмотреть на быт простых людей), но взор его привлекла молоденькая девица на другой стороне улицы. Растрепанные светлые волосы, чуть волнистые от природы, довольно сносного вида одежда (особенно для разносчицы), огромная плетеная корзина в руках. Таких разносчиц Гайро видел уже много всяких, иной раз старых женщин, которые еле передвигались, но эта была очень молода и энергична. «Подожди, вот обручишься и будет тебе, будешь только поспевать рожать, да говно убирать за всеми», — подумал про себя парень и хотел было уже идти дальше, но девушка дошла до нужного дома и постучала. Интереса ради Гайро затормозил взгляд на обитателе этого жилища и чуть не врезался в невидимую ему преграду. «Глазам не верю!» — парень даже остановился и хорошо присмотрелся. На той стороне дороги чуть впереди дверь открыл никто иной, как Стэл. Ну или мужчина, который был чертовски на него похож. Гайро только и успел отметить, что уж больно просто был одет паладин, и уже когда девушка скрылась за дверью, вообще задался вопросом, какого черта он тут делал?       Теперь Гайро не мог сдвинуться с места, чтобы продолжить свой путь. Любопытство было выше него. Он остался неподалеку, чтобы дождаться разносчицы и расспросить ее про хозяина дома, но та и не спешила появляться из-за двери. Еще через некоторое время Гайро понял, что ждать ее бессмысленно. «Вот тебе и святоша, — иронично подумал парень, — готов поспорить, что это точно Стэл. А если это и правда он, то хрен он мне что теперь скажет!». Оглядевшись вокруг, Гайро все же рискнул и перешел дорогу. Он все опасался, что по закону подлости, стоит ему подойти ближе к дому, как дверь откроется, и нужная ему разносчица явится на свет божий. Однако, когда франт подошел к окнам, то гостиная оказалась пуста. Рассмотрев скромное убранство дома, Гайро хмыкнул себе под нос. Ему не доводилось бывать в покоях Его Преосвященства, но он был готов дать голову на отсечение, что там все было нарочито роскошно до рези в глазах. Более того, девушка уж больно сильно задерживалась в доме, и Гайро точно знал, что вряд ли здесь происходило таинство исповеди. «Какая удачная у меня вылазка получилась, — улыбался Гайро уже на пути к главной площади, — ну, Стэл, хорош… ох, хорош… Безгрешность твоя, я бы сказал, прямо-таки фонтанирует!».       Сейчас Гайро вспоминал его мессы, которые часто слушал в пол уха или не слушал вовсе. Но все они, как на подбор, были о морали, чести, чистоте тела и души. «Погрози мне еще пальцем, лицемер чертов», — усмехнулся он, ликуя, что поймал паладина на горячем. Однако подобное разоблачение не превращало Стэла в негодяя, напротив, теперь паладин в глазах Гайро стал больше походить на обычного человека со всеми его недостатками и грехами. К тому же не мешало бы все же до конца убедиться, что это был действительно Стэл, а то мало ли он просто надышался своих смесей, и у него случилась галлюцинация?       Гайро стал пристальнее наблюдать за Стэлом в стенах дворца и один раз даже внимательно выслушал службу, которую тот проводил. Литургия Первосвященника была крепче любого снотворного, но Гайро стоически выдержал эту битву. Мужчина говорил о Боге в душе каждого из нас, что Бог милостив и всегда прощает, стоит только искренне раскаяться во грехе и дальше следовать истинному пути. Стэл призывал противиться земным искушениям и порокам, вести жизнь по совести, не забывать о чести и о великой миссии, ведь наша жизнь в земном царстве — лишь полоса препятствий, чтобы в конце оказаться в царстве небесном, а не рухнуть в пекло Ада.       Имея весьма пикантные подозрения, Гайро находил во всем этом невероятный юмор, и всю службу не мог сдержать улыбки. Вместе с тем в свободные часы франт продолжал вылазки в тот квартал и ненавязчиво расспрашивал прохожих о загадочной персоне, роль которой на себя взял Стэл вне замка. Так Гайро посчастливилось пересечься с его слугой, которой оказалась престарелая женщина по имени Фивея. Он смог проследить за ней, увидеть, с кем она общается, а уже после смог расспросить об этой женщине. Он узнал, что Фивея была вдовой и едва сводила концы с концами, да и вообще было всем ее жаль, так как своим детям она мешала, поскольку занимала комнату и не приносила ровно никакого дохода, а лишь убытки. Ноющие кости мешали ей взять на себя хозяйство, она делала все очень медленно, и невестке легче было сделать все самой.       — Это божий промысел, что ее заприметил господин Самуил, — так именовали Стэла в этих кругах. — Найти работу у такого неприхотливого господина просто чудо. Она бы не справилась, будь у него семья, ведь тогда б ее точно прогнали, но господин часто в разъездах, а потому ему ничего и не надо, лишь бы в доме было худо-бедно прибрано, а это уж она может.       — А кто он, этот господин Самуил? — поинтересовался Гайро у сплетницы.       — Купец, — тут же ответила женщина.       — Купец? И чем же он торгует?       Однако на этот вопрос женщина ответила не так резво, казалось, она никогда не задумывалась над этим.       — А кто ж его знает? — растерянно хохотнула та. — Видно чем-то дорогим!       Как оказалось, ни она, ни расспрошенные после нее соседи Стэла не знали, чем конкретно торгует купец Самуил. Все точно знали одну и ту же легенду о странствующем купце, но никто никогда не видел его товаров и не знал, где находится его лавка. «Хитер… — подумал про себя сын казначея, — как же ты всех убедил, что ты купец?» Более того Самуил не принимал гостей, не был женат по мнению всех его когда-либо видевших, но поговаривали, что его жена и дети жили в другом городе, где, возможно, и была его невероятная лавка дорогих и редких вещей. Так же Гайро разузнал и про девушку, которая приносила ему продукты. Ей едва исполнилось 17, когда она вышла замуж за ученика кузнеца, а на рынке она работала с малых лет, сначала помогая родителям, а потом уже нанялась разносчицей. Более того до нее Самуилу приносила продукты другая девушка, но та понесла и осела дома с детьми.       Чтобы собрать все эти слухи, Гайро действительно пришлось потрудиться, потому что практически никто ничего не знал про обитателя этого дома. В любом случае, будущему казначею было достаточно этой информации, чтобы подтвердить свои догадки. Слишком много не вязалось для правдоподобной истории о купце Самуиле, но простым горожанам и этих фактов было достаточно. Самому Гайро тоже информации хватило, чтобы вся эта история о грехах святых для него закончилась и всплыла лишь тогда, когда понадобилась бы ему для защиты или при каких-нибудь других острых обстоятельствах. Однако эти обстоятельства слишком быстро произошли.       В один из последних дней осени Гайро после конной прогулки решил дольше задержаться в саду. За мраморным столом, греясь осенними лучами солнца, герцог в окружении своих друзей играл в карты. Гайро в этом не было равных, но он временами специально проигрывал, чтобы завлечь оппонента на бОльшие ставки, да и вообще вызвать в нем азарт. Так и сейчас, выиграв несколько золотых и серебряных монет, Гайро решил сгладить проигрыш своих товарищей отменными шутками, чтобы хоть немного поднять им настроение.       — Не везет в картах, повезет в любви, — утешал рыцаря Гайро. — Представь себе, какую красавицу тебе подберут в жены твои родители?       — А тебе еще не подобрали? — спросил другой, усмехнувшись.       — Я слишком хорош для брака, — последовал ответ франта. — Мне молоденькая женушка достанется и в старости, так зачем обременять себя одной особой сейчас? Ведь тогда мне придется смириться, что стареть мы будем вместе и еще неясно, кто из нас быстрее!       — Как цинично, Гайро!       — Не я такой, жизнь такая! — отшутился парень. — И вообще, давайте еще раз сыграем?       — Чтобы ты нас до нитки обобрал? Нет уж!       — Ладно вам, нельзя быть такими жадными! Как говорит Его Преосвященство, жадность тоже грех!       — Не помню, чтобы я говорил это в разрезе азартных игр, — вдруг послышался стальной голос Стэла из-за спины. Гайро от неожиданности аж немного дернулся, двое других тут же слетели с мраморного стола (так как сидели на нем) и выстроились в ряд словно на службе.       — Ваше Преосвященство! — парни поклонились, Гайро лишь кивнул головой, словно встретил закадычного друга и не спешил вставать со стола. Молодые рыцари решили, что такое фамильярство мог себе позволить только сын казначея.       — А мне казалось, что это касается всего. Начиная от игр и вещей, таких как драгоценности и прочее богатство, и заканчивая телом и духом, — тонко намекнув на богемский вид храмов и их служителей, спокойно выдохнул Гайро. — Но, возможно, я неправильно понял. Готов послушать ещё раз, — добавил с улыбкой голубоглазый и повернулся к паладину лицом.       — Возможно, из Ваших ушей, многоуважаемый, следует вытащить бананы, — с недовольством ответил Стэл, косо глянув на двух других, — потому что азартные игры по сути своей есть змий искушения, о чем я никогда не забываю напоминать. Молодым рыцарям стоило бы упражняться в искусстве боя на мечах, а не играть в картишки со всякими бесами.       — Да мы всего-то на интерес! — нервно отмахнулся один из молодых рыцарей, который очень не любил такие неприятные столкновения с первыми лицами королевства.       — Я думаю, что сейчас в другом месте будет интереснее, нежели здесь, — отчеканил паладин, и тех как ветром сдуло. Те только и успели, как вновь поклониться, извиниться за недоразумение и скрыться за облетевшими кустами.       — Ну-с, и я, пожалуй, пойду.       — О, а Вас, господин, я попрошу остаться, — приказным тоном огласил Стэл.       — Это почему же? Если Вы про бананы в моих ушах, то их там нет! — обезоруживающе ответил франт, а потом с издевкой добавил. — Ведь Вы их все съели еще вчера!       Здесь уже Стэл не выдержал. «Да что ты о себе возомнил?!» — вскипел про себя кардинал, и его губы тут же презрительно искривились. Украшенная перстнями ладонь взметнулась и звонкой пощечиной завершила свое движение. Гайро от неожиданности прижал ладони к лицу, уставившись на паладина точно ребенок, у которого мало того, что отняли леденец, так еще и несправедливо наказали. Голубые глаза даже заблестели, словно вот-вот в них образуются слезы.       — Я надеялся, отец преподал тебе хороший урок, но ошибся, — сурово изрек мужчина и встряхнул ладонью.       — Рукоприкладство это грех! — возмущенно вырвалось у Гайро.       — Поговори мне еще, — Стэл пригрозил указательным пальцем, — это меньшее, что тебя ждет. Не стоит испытывать мое терпение. Я тебе не добродушная маменька и не отец, которому ты вечно подрываешь репутацию. Я тебя мигом поставлю на место, уяснил, сосунок?       Гайро с нескрываемой злостью устремил взор на Стэла, поджав губы: сейчас парень испытывал жгучую несправедливость. Он всего-то играл в карты, а не растлевал местных крестьянок. «Ну, ничего. Ты передо мной тоже ответишь. Тоже поставлю тебя на место…» — пронеслось в голове франта, и тот невольно коротко улыбнулся. О том, что он получил вовсе не за карты, а за банальное неуважение и высказывание про бананы, ему было невдомек. Он же всего лишь пошутил, да и Стэл на самом деле вчера их все съел.       — Не смейте поднимать на меня руку. Это не по-божески, — убрав руку от щеки, на которой уже начал виднеться небольшой кровоподтёк, изрёк франт.       — Не по-божески? — вскинул темные брови Стэл. — Слышать от тебя о Боге вообще странно и ощущается верхом богохульства. Я тебе все сказал, если этого мало, поговорим еще раз. В храме найдутся хорошие розги и ведро со святой водой для таких непослушных мальчиков. Унизительно, должно быть, получить ими взрослому герцогу, особенно, если на это будут смотреть непослушные дети.       «Весьма заманчивое предложение, но буду вынужден отказаться. Не люблю свидетелей», — пронеслось в голове голубоглазого, но вместо этого он озвучил другое:       — Хорошо, я Вас понял. Буду послушным мальчиком… и постараюсь вести себя в рамках богопослушного прихожанина.       Они простились без льстивых милостей, но Гайро долго смотрел ему вслед, потирая ушибленную щеку. Теперь внутри парня горело маниакальное желание восстановить справедливость, и свой «крестовый поход» он откладывать не стал. Стэл и представить себе не мог, что нарвался не на того. Быть может, не знай Гайро его тайну, он бы немного утихомирился и чувствовал бы изжогу каждый раз от встреч с Первосвященником, однако владение тайной о слабостях и грехах паладина невозможно развязывала ему руки.       Каждый раз узнавая, что Стэл собирался в столичный храм, Гайро тоже спешил покинуть стены двора. Однако везение было не сразу на стороне у юного франта, первые вылазки Стэл и правда выезжал со своими обязанностями в храм и занимался делами там. Это продолжалось несколько раз в неделю, и Гайро уже успел даже отчаяться и вообще немного засомневаться в найденном компромате, но удача все же повернулась к нему лицом. В один из дней Стэл очень быстро покинул храм в темной накидке. От внимательного взора Гайро не пропали такие детали, как отсутствие перстней на пальцах, что одежда под накидкой явно была не алой сутаной. В конце концов, Стэл прибыл в храм в красивом экипаже, а ушел пешком.       Гайро следовал за мужчиной точно тень, пока тот не скрылся в своем убежище. Через целую вечность, когда франт уже устал торчать на улице, на горизонте появилась та самая девушка с корзиной в руках.       — Ну теперь-то ты у меня попляшешь, — возмездие было уже близко. Гайро быстро покинул свое укрытие, которым являлся узкий проулок, перешел дорогу и буквально перегородил девушке дорогу. От неожиданности Малена дернулась в сторону с испуганным полустоном.       — Вы меня так напугали! — тяжело выдохнула она, но у Гайро не было времени на прелюдии.       — Вы несёте заказ господину Самуилу? — обворожительно улыбнулся юноша и указал пальцем на корзину.       — Да… — еле слышно проговорила девушка и заочно смутилась, подумав о том, что неизвестный мог знать, зачем именно она направлялась в дом купца. Осмотрев зардевшуюся девчушку, Гайро криво улыбнулся: «Мужу изменять не стыдно. А отвечать на вопросы незнакомцам прям вся засмущалась!»       — Ох, это так кстати, — кивнул Гайро.       — Да? Почему? — поморщилась та и прижала к себе корзину, словно этот господин в очень дорогих одеждах по какой-то нелепости желал ее украсть.       — Я его старый друг и как раз направляюсь к нему! Давайте корзину. Я ему все передам! — изрёк парень и протянул руку. Однако девушка так и не сдвинулась с места, продолжив держать корзинку в руках. Малена с большим подозрением вновь осмотрела юношу. — Ах! Точно! Деньги! — опомнился брюнет и быстро выудил из мешочка несколько золотых, хотя вся корзина не стоила и двух серебряных, — вот, держи. Тут даже больше нужного, я думаю. Прикупишь себе новый платок.       Девушка нахмурилась, оглядев монеты в ладони незнакомца, но так и не решилась взять их. Все это казалось ей до ужаса подозрительным и странным.       — Так… Радость моя, позволь мне взять эту чертову корзину и возьми уже наконец деньги. Я доставлю ее в нужное место, не сомневайся. А ты сможешь поскорее оказаться дома с любимым мужем! Разве не чудесно? — последние слова франт произнёс низко и даже угрожающе, так, что девушка сразу поняла, что парень если и не знал, то точно догадывался о ее страшном секрете. Все это совсем перепугало изменницу и та, схватив деньги, быстро всучила корзину неизвестному и побежала прочь.       — Ох уж эти деревенские бабы. Черти что в голове, — выдохнул Гай, проводив взглядом стремительно удаляющуюся фигуру. — И что Стэл в ней нашёл? — в пустоту спросил юный герцог и направился к дому.       Оказавшись у входной двери, Гайро резво постучал и с интересом стал ждать. На мгновение волнение даже захлестнуло его с головой, но, услышав шаги, парень быстро взял себя в руки. Дверь открылась, и его взору предстал Стэл, одетый в какую-то нелепую темную одежду (нелепой она казалась именно потому, что Гайро раньше не видел паладина не в расшитых церковных одеждах). Стэл же, увидев на пороге вместо Малены Гайро, так растерялся, что поспешил закрыть дверь, чем полностью сдал себя с потрохами. Франт успел подставить ногу в щель двери, а затем толкнул и саму дверь.       — Ну что же Вы, господин Самуил! Я же принес Вам продукты, — задорно проговорил Гайро, которого невероятно забавляла данная ситуация. — Господин Самуил? — парень заглянул в щель двери. — Вы же сами заказали молоко, хлеб и… кажется, репу, — перечислил он то, что увидел в корзине.       Стэл не знал, что ответить и как быть. Он зачем-то продолжал держать дверь, готовый уже переломить ступню этому наглецу, который посмел вторгнуться в его секретную жизнь. И все же, вернув самообладание, Стэл перекрестился свободной рукой и отворил дверь снова.       — Что ты здесь делаешь? — строго поинтересовался он.       — Ну как же? — Гайро поднял корзину с продуктами.       Тяжело выдохнув, Стэл кивнул в сторону, тем самым разрешив парню войти в дом, и запер дверь. Они молча проследовали в гостиную, где Гайро опустил злосчастную корзину на стол.       — Не знаю, как мой заказ оказался в твоих руках, но, полагаю, дело ты свое сделал? — вскинул бровь мужчина. Гайро в этот момент с неподдельным интересом осматривался вокруг, да и сам Стэл в обычной одежде выглядел для него странно. «А ведь и правда после поста похудел сильно», — пронеслось в голове у франта, ведь в сутане сложно было оценить фигуру паладина, который ну очень любил вкусно покушать. — Говори, чего хотел и проваливай.       — Как грубо, господин Самуил. С той девушкой Вы также разговариваете? Если да, то это безобразие! А вдруг она мужу пожалуется, что на самом деле священнослужители довольно жестокие люди? Ох, простите! Купцы! Не священнослужители! Вы ж купец? Кстати, раз на то пошло… то, может, и товар мне своей предложите? — вывалил сразу все на кардинала парень и, обворожительно улыбнувшись, присел на небольшое кресло.       Стэл судорожно обдумывал свой ответ и даже непроизвольно закусил нижнюю губу. «Мне все это не по душе», — пронеслась тяжелая мысль. Опустив карий взгляд на выскочку, что расселась в его кресле, Стэл слегка поджал губы и присел на канапе напротив.       — Та девушка приносит мне продукты, — ответил он, — я не беру их в долг и всегда плачу по счетам. Какие ко мне вопросы? — мужчина нарочно проигнорировал весь выпад герцога, решив не акцентировать внимания ни на своем ненастоящем имени, ни на деятельности, о которой этот сукин сын узнал каким-то одному дьяволу известным образом.       — Угу-угу, — изобразив задумчивый вид, кивнул голубоглазый, — очень интересно. Она, по всей вероятности, ещё и хорошая собеседница… раз забалтывает Вас на несколько часов подряд каждый раз, когда приносит еду. Я прав?       Стэл внутри уже паниковал, потому что ясно понимал, что Гайро пришел сюда уже подготовленный. Его любознательный нос побывал уже везде и раздобыл максимум информации, какую тот мог разнюхать.       — Я же слуга Бога, мне иногда нужно быть ближе к простому люду, — отвечал Стэл. — Бывает, мы правда подолгу разговариваем. О Боге, например. Простые люди почему-то боятся исповедоваться в церквях, опасаясь, что таинство не сдержится. Это милое дитя доверилось мне и иногда просит советы. Я нахожу это очень милым.       — Ах, милым! — не сдержавшись, иронично воскликнул Гайро. Казалось, от возмущения у парня даже быстрее забилось сердце. Такой наглой лжи от паладина он не ожидал, более того, его возмущало, что Стэл, пойманный с поличным, все ещё пытался отнекиваться. — Такая прелесть, прям аж за душу берет, — с лживой лестью пропел юноша, всем своим видом изобразив сострадание и умиление. — Так мило, что аж самому захотелось! — прижав ладонь к груди, добавил франт, — исповедуете меня, Господин Самуил?       — Ты можешь исповедоваться в храме при дворе или в столице, — отрезал Стэл, — не думаю, что хочу знать о твоих грязных делишках.       — Боже правый! Не думаю, что мои грязные делишки похуже, чем у той разночинцы! Да, возможно, я не всегда веду себя подобающе, но не припомню, чтобы я изменял кому-то или уводил из семьи… — уже решил почти напрямую говорить парень. Стэл немного сощурился, не понимая, знал ли Гайро действительно что-то или просто сопоставил все факты? — Так что, смею предположить, что из меня бы вышла жена куда лучше. Ой, то есть муж! Ну, Вы меня поняли, Ваше Преосвященство. К тому же… мне казалось, что Вы обязаны исповедовать всех желающих. Разве нет?       — Избавь меня от этих базарных сплетен, — Стэл сделал утомленное выражение лица. — Не припомню, чтобы она говорила мне об изменах. По мне так она очень добропорядочная молоденькая женщина. А что до тебя, то исповедь есть таинство, а я знаю, кто ты есть, и ты знаешь, кто есть я. И в довершении мы не в исповедальне.       — А девчонку-то Вы исповедовали, — ввернул Гайро, решив не отступать.       — Я этого не говорил. Я сказал, что беседовал с ней, — пожал плечами мужчина. — Ведь я, как ты уже успел разузнать, всего лишь купец, а не священник.       — Ладно-ладно, — чуть откинувшись назад, выдохнул Гайро. — Вам она не говорила про измены, а мне говорила, — с совершенно спокойным видом изрёк парень. «Чушь!», — возмутился паладин, точно зная, что Малена под страхом смерти этого не сделала бы.       — Что ж, стало быть, она тебе доверилась, — поддержал Стэл. — Неси это бремя теперь. Хотя, конечно, жаль. Я очень опечален, я думал о ней несколько иначе.       — У Вас, господин Стэл, — невозмутимо продолжал напирать Гайро, — весьма интересное пристрастие, — указав рукой на дом и его убранство, продолжил франт, — переодевания там всякие, смена имени и прочие игры… но на самом деле я тут не за этим.       — И зачем ты здесь? — нахмурился кардинал.       — Я пришёл узнать, не хотите ли Вы извиниться? — коснувшись пальцами скулы, на которой был небольшой синяк от перстня паладина, улыбнулся сын казначея. У Стэла натурально отвисла челюсть.       — Извиниться? За что?       — Ну, хотя бы за то, что нанесли мне увечья. За остальное, я полагаю, стоит уже извиняться перед Богом, — совершенно серьезно высказался Гайро, с лица парня даже сошла улыбка.       В горле запершило. Мужчина внимательно смотрел парню в глаза, иногда опуская взгляд на бледное пятно, оставленное пощечиной. Он молчал, потому что, с одной стороны, совершенно не желал вестись на эту провокацию, а, с другой стороны, он уже просил прощения у Бога, что в целом допустил такой жестокий метод наставления.       — Это было тебе уроком за вопиющее нарушение иерархии, фривольность и панибратство, которые ты себе позволяешь. Твоя бестактность недопустима в целом, но если кто-то находит ее романтичной в силу твоего юного возраста, то мне она противна. Титул твоего отца не дает тебе ровно никакого права мнить себя выше правил и норм поведения, установленными столетиями до тебя. Если сам король Каур, имея власть надо всем, не позволяет себе такого, то с чего ты позволяешь это себе? Или среди прочих сплетен, что ты собираешь везде, где окажешься, мимо тебя проходят те, где казнят глупцов и за меньшее?       Гайро с интересом выслушал речь Первосвященника и к ее концу даже сумел удивиться: парню явно казалось, что он вёл себя вполне прилично с теми, кто сам был нечист во всех смыслах этого слова. Но, да, порой он действительно зарывался.       — Ах вот оно что, — легко выдохнул юноша, — а я то решил, Вы меня ударили из-за карт… В любом случае, разве побои одобряются нашим храмом? А то я тут заметил, что Вы чаще используете силу, а не диалог.       — Пути Господа неисповедимы, друг мой, — ответил Стэл, внутри почти успокоившись, что они ушли от главной темы, — сочти это моей милосердной заботой, которой я тебя опекаю и охраняю от беды, которую ты на себя кличешь. Мое терпение, не побоюсь этого слова, божеское просто, любой другой давно бы вздернул тебя на виселице!       — Ох, это так приятно! Ощущать Вашу опеку, — вскинул темные брови Гайро, указав пальцем себе на щеку. Ещё раз оглядев паладина в непривычном для него амплуа, парень вздохнул: конечно, Гайро было обидно, что все вышло не совсем так, как он предполагал. Однако голубоглазый был уверен в своей правоте и кардинал не смог убедить его в обратном. Теперь Стэл должен был понимать, с кем именно имел дело и, возможно, в следующий раз сто раз подумает перед тем, как поднимать на него руку. На крайний случай, всю эту информацию в дальнейшем Гайро мог передать отцу, а что уж он там будет с ней делать, были бы уже не его проблемы.       — Счастлив это слышать, — любезно ответил паладин.       — Что ж, пожалуй, мне пора. А то скоро стемнеет, — изрёк франт и даже демонстративно потянулся. Парень поднялся на ноги и, улыбнувшись, вновь заглянул в корзину с едой. — Приятного Вам аппетита… а это я возьму с собой, — вытащив тару с молоком, нагло заявил сын казначея, — а то Вам скромность, по всей видимости, не позволяет предлагать столь простые угощения.       Стэлу было совсем не жаль и всей корзины, так как он всегда просил Фивею забирать продукты, что остаются после его отъезда. Молоком и хлебом он мог и перекусить сам, но аппетит пропал от внезапного визита Гайро. «И зачем тебе молоко, если молоко матери еще на губах не обсохло?», — только и спросил он про себя.       — Угощайся, конечно, — только и ответил мужчина и поспешил подняться, чтобы проводить «желанного» гостя. Уже у выхода юноша вновь обернулся на Стэла.       — Прекрасно с Вами побеседовали! Я теперь понимаю, почему та девчонка настолько тут задерживалась каждый раз! — иронично изрёк франт, а затем вдруг добавил, — слушайте, а что это Вы так испугались, когда меня увидели? Чуть ноги мне не сломали вдобавок к вашей заботливой пощечине.       — От неожиданности, — не соврал Стэл, — выгляжу неподобающе, неудобно как-то, — натянул он улыбку, — я здесь для того, чтобы быть ближе к простому люду, встретить сына казначея в таком амплуа не было в моих планах.       — Вот оно что… — со лживым пониманием протянул брюнет, — теперь все понятно, — парень кивнул и начал спускаться по лестнице, однако на последней ступени вновь повернулся к Стэлу. — В следующий раз не стесняйтесь так! Вам очень идёт эта одежда. Если честно, мне эта даже больше нравится, — широко улыбнулся Гайро.       «В следующий раз», — слова повторились в голове кардинала набатом. В этот момент Стэл отчетливо понял, что Гайро от него не отстанет. Даже если он был уверен в том, в чем Стэл на самом деле был повинен, но не имел прямых доказательств, то было ясно, что юный делец намеревался найти неопровержимые факты.       Стэл не помнил, попрощался ли или молча закрыл дверь за сыном казначея, но стоило ему остаться наедине со своими грехами, как он схватился за волосы. «Господи, что делать?!» — Стэл был в панике. Он, конечно, подумал, что стоит сжечь чертов дом, лишить дара речи Малену (писать та все равно не умела), но спустя время все же взял себя в руки. С трудом пережевывая хлеб, который так любезно принес ему Гайро, паладин еле проглотил сухой ком. Если вдруг он более здесь не появится, это может вызвать еще больше подозрений. Внезапное прекращение встреч с Маленой тоже будет странным. Потому Стэл решил ничего не менять, разве что теперь ему следовало бы больше глядеть вокруг и подмечать все, что вызывало в нем подозрения.       — Сучий бастард, — гневно выдохнул паладин, — вздумал шантажировать меня теперь?! Я тебе не по зубам, птенец!       Стэл тут же придумал священную миссию, которую исполнял под видом купца. Волнения при дворе даже играли ему на руку: так он мог сказать в оправдание, что под видом обычного горожанина ему было легче говорить с людом на их языке и точно знать, как они настроены в свете последних событий с неугодным преемником короны. Сказка выходила превеликолепная! Стэл так часто проговаривал ее вслух, что почти сам в это поверил.       С Гайро он держал дистанцию, так как сближение с ним означало бы, что тот смог его зацепить. Вместе с тем он старался меньше обращать внимания на его выходки при дворе, решив, что стыд и неловкость, кои испытывал Моро, были достаточным наказанием на данное время. Однако Стэлу теперь было необходимо защитить себя, найти что-то на Гайро или на его папашу, но кроме детских шалостей кардинал вряд ли что-то мог на него найти. При всей своей безответственности Гайро в делах, которые могли сильно подмочить его положение, проявлял раздражительную щепетильность и осторожность.       — Не украл, не убил, не растлил, — перечислял Стэл у себя в кабинете, — ну прямо сама невинность, ну что за чушь! Должно быть что-то, что он прячет за закрытыми дверями. Должно быть что-то… нет безгрешных людей.       А Гайро и не был безгрешен. Но это уже совсем другая история.

***

      Мирамиду понадобилось еще некоторое время, чтобы уладить дела в монастыре Святого Эквоаса. Настоятель Дамир хоть и был уже близок к старческому слабоумию, все еще находил в себе силы проявлять гибкость ума и даже какой-то смекалки.       Несложно было догадаться, что если обычным монахом (пускай и помеченным Божьей дланью) заинтересовалась такая значимая персона как верховный судья, то отдавать желаемое в руки первых лиц нужно было с особой осторожностью и максимальной выгодой. Дамир достаточно быстро прикинул, что с уважаемого господина можно стребовать не только приличное пожертвование, но и выбить ежегодное содержание.       — Смею заметить, что такие разговоры стоит вести вовсе не со мной, — продолжал настаивать Мирамид, который поражался настойчивости этого старика. — Его Преосвященство подойдет для таких договоренностей лучше, ибо это вовсе не в моих компетенциях. Мое обещание может ничего не стоить, что было бы мне неприятно, так как я человек слова, но в данном вопросе я и сам могу сесть в лужу, чего мне бы не хотелось ни в коем случае.       Старик все не унимался. Омис и без того был ценен для его монастыря своим необыкновенным даром. Люди в окрестностях, кто знал о нем, делали пожертвования в монастырь, чтобы сын божий был милостив к ним на земле, чтобы после сам Бог был милостив к ним на небесах. Теперь, когда им заинтересовался сам юстициарий, Дамир был уверен, что Омис был нужен очень состоятельным вельможам.       — Как я уже говорил, Омис мне, как сын, я бы не хотел, чтобы он попал к плохим людям, ведь ему очень хорошо и здесь.       — Однако, как мне известно, Вы не имеете никакого права держать его здесь без его воли, — продолжал юстициарий строго.       — Упаси Бог! — сразу воспротивился настоятель. — Я не желаю его держать здесь, это же не тюрьма! Он здесь по собственной воле!       — И его воля, — согласился Мирамид, подумав про себя: «Очень кстати», — желает отправиться со мной. Я уверяю Вас, настоятель, что не будь дело таким важным, меня бы здесь не было. В моих же интересах доставить его туда, где он должен быть, и обеспечить его полную неприкосновенность. Более того, если Вы сами верите в его чудесный или даже божественный дар, то его ангелы уже сообщили ему о моем визите, о том, что я друг, — Мирамид указал ладонью на себя и улыбнулся, — и что я намереваюсь его увезти отсюда. Я уж не знаю, кто в действительности ему это нашептал, но даже если это действительно его дар, в котором вы не сомневаетесь, то ему сам Бог велел быстрее покинуть стены монастыря, — продолжал распинаться Мирамид, но понял, что его речи вряд ли пресытят старика лучше, чем золото, — и в конце концов, если уж эти стены были ему родным домом, то сам Омис будет делать этому монастырю пожертвования, так как будет располагать нужными средствами. От себя же я могу пообещать, что обращу взор Его Преосвященства на Ваши нужды.       Только после таких обещаний и перспектив Дамир дал свое благословение Омису и собрал его в дорогу. Однако у Омиса кроме одежды на смену не оказалось ровным счетом ничего. Мешок с вещами был неприлично мал и потому лежал у того на коленях, когда они сели в экипаж.       — У монастыря не было ровно никакого содержания, раз у Вас совсем нет вещей? — все же поинтересовался Мирамид.       — Вещи это пустое, зачем захламлять себя ими, если самое важное хранится в наших душах? — последовал ответ молодого монаха, который спокойно сидел напротив судьи. Убранство дорогого экипажа его словно не интересовало, хотя Мир готов был поклясться, что тот впервые видел нечто подобное.       — Возможно, — подыграл мужчина. Он какое-то время молчал, разглядывая парня напротив. «Сходство с Кауром довольно прозаичное… возможно, он больше похож на Атэю», — думал он про себя. — Омис, могу я все же спросить?       — Не вижу никаких преград этому, — ответил Омис.       — Вы сказали, что Ваши ангелы предупредили Вас о моем визите… о его намерениях, о том, что я Ваш друг, — продолжал Мир, — а как это… как это было?       — Вы же не верите мне, — едва заметно улыбнувшись, проговорила парень. — Или Вы все ещё считаете, что кто-то знал о Вашем визите сюда и боитесь посторонних глаз? Могу Вас заверить, кроме меня никто не знал о Вашем приезде.       — Если бы я боялся посторонних глаз, я бы постарался скрыть свою личность, — опроверг предположение Мирамид. — Мне интересно Ваше общение с ангелами. Я, как говорил ранее, верховный судья. Многие обвиняемые обещают всевозможные чудеса… — мужчина непроизвольно взмахнул ладонью, — но за долгие годы я не видел ни одного чуда. Поэтому мне интересно, как это происходит у Вас. Не хочу пропустить нечто невероятное, происходящее у меня перед глазами.       — В этот раз я услышал их голос в своей голове, — решил рассказать парень. — Это было ночью. Я собирался ложиться, но вдруг почувствовал чьё-то присутствие… бывает, я вижу вспышку света или силуэт, но в этот раз только голос, — изрёк Омис, а затем со смешком добавил, — ну что, я смог Вас позабавить? По Вашим глазам вижу, что да. Может, теперь Вы расскажите мне о себе и том какие лично Вам «ангелы» рассказали обо мне?       Мирамид только усмехнулся его рассказу. Он не верил в его ангелов или демонов, в голоса в голове и силуэты. Мужчина полагал, что парень немного не в себе, что несомненно играло ему на руку. И пусть эти бесы говорят все, что угодно, но если его безумие считает Мирамида другом, то пусть так оно и будет дальше.       — Омис, Вы очень удивитесь, если я скажу, что знаю Ваших родителей? — поинтересовался судья и вгляделся в разноцветные глаза монаха.       Монах, к слову, не выглядел удивленным или озадаченным. Он так и продолжал доброжелательно улыбаться и смотреть на судью. Сейчас он действительно выглядел так, будто уже достиг просветления, и все остальное в мире перестало быть важным и значимым. Однако Омис все же полюбопытствовал:       — Не скажу, что удивлён, потому что я совершенно не знал их, а это значит, они могли быть кем угодно. Я лишь знаю, что моя матушка умерла, когда я появился на свет. Но… вы говорите, что знаете… значит, мой отец жив. Расскажете мне о них? О нем?       Казалось, для Мира все шло просто чудесно: парень был сговорчив и дружелюбен, и, судя по всему, верил каждому его слову.       — Ваша мать была прекрасной женщиной, — улыбка Мирамида вдруг стала мягкой, отличной от предыдущих. Было ощущение, что воспоминания об умершей женщине были у него самые теплые и светлые. — Я был ребенком, когда знал ее. В тот момент у нее не было детей, лишь безуспешные попытки… наверное, потому ко всем детям ее окружавшим она относилась с особенной теплотой. Мой отец был с ней в очень дружеских и близких отношениях. Я Вас обязательно познакомлю с отцом, он может рассказать много о ней, да и Вашего отца он знает дольше, чем я, в силу возраста.       — Да, я с удовольствием пообщаюсь с Вашим отцом, господин Мирамид, — кивнул Омис и подался чуть вперёд. — Как я понял, мой отец имеет какой-то титул, верно? И моя матушка тоже принадлежала к вельможам… так как так вышло, что они… что моя мама умерла в монастыре, а затем отец решил и меня там оставить? Не то, чтобы я жаловался, но… Я был нежеланным ребёнком? Почему так вышло? И зачем я понадобился ему сейчас? — с тревожностью начал расспрашивать разноглазый. Мирамид в этот момент вдруг заметил, что от волнения парень моментально лишился своего одухотворенного вида. Вся непоколебимость внезапно обрушилась, оставив перед судьей обычного растерянного мальчишку.       — Не могу сказать наверняка, но не думаю, что Вы были нежеланным. Ваша мать мечтала о детях долгие годы, — ответил Мирамид, — но ее муж, как мне известно, был неспособен даровать ей радость материнства. Страшное бремя для мужчины оказаться бесплодным. Вы родились на свет после его кончины, он, к сожалению, умер во время большой эпидемии.       — Так я рожден вне брака? Поэтому мама рожала меня в монастыре?       — Да, к сожалению, — кивнул Мир. — Я сейчас не могу Вам рассказать всего, но, уверяю, Вы обо всем узнаете. Ваша мать не могла родить бастарда в тот момент… но она искренне желала оставить ребенка, потому согласилась на жизнь при монастыре. Будь ее муж жив, это могли бы как-то обыграть. Конечно, злые языки бы говорили о том, что ее муж рогоносец, однако Вас бы точно приняли в семье, Вы были бы законным наследником. Я, к слову, и желаю, чтобы Вы стали наследником по праву. Разве что не умершего мужа покойной матери, а наследником Вашего кровного отца.       — То есть… — на мгновение парень скривился так, будто Мирамид рассказал ему что-то поистине отвратительное, — я был рождён во грехе? Я…       Парень затих, а затем, поморщившись, опустил голову и с силой сжал ее руками. Юстициарий с интересом окинул взглядом юношу и даже немного выпрямился.       — Что? Вам плохо? — мужчина даже немного растерялся. Ему ещё не хватало, чтобы так называемый наследник помер, не доехав до замка.       — Нет-нет… это мигрени… все хорошо, — выдохнул Омис, опустив голову ещё ниже, — скоро пройдёт.       Мирамид все еще с опаской поглядывал на парня и, воспользовавшись тем, что тот был занят своими мигренями, расплылся в широкой усмешке. «Это же надо… весь монастырь верит в его божественный дар, а сам парень мало того, что бастард, так еще и ребенок от кровосмешения, — думал про себя судья, — когда ты узнаешь обо всем, интересно, как твои ангелы отреагируют на такую омерзительную подробность твоего рождения».       — Могу я чем-нибудь помочь? Мы можем остановиться, вдруг Вас с непривычки укачало? — сделав голос более заботливым и мягким, спросил Мирамид и, наклонившись вперед, позволил себе коснуться плеча Омиса.       От прикосновения молодой монах даже заметно вздрогнул и приподнял голову: казалось, новые подробности его биографии заметно расстроили юношу. Парень сделал глубокий вдох и ответил уже более спокойно:       — Все хорошо. Нет, меня не укачало… но спасибо за заботу. Вы очень добры. Мне уже лучше.       — Думаю, мы должны оставить все разговоры на после, — кивнул мужчина и сел обратно, — постарайтесь расслабиться или вздремнуть. Путь неблизкий, мы не будем останавливаться часто.       Следующая остановка была более чем через сутки в пути. Они остановились у большого подворья, где их тут же радушно встретили. Заезжий двор отличался от тех, какие они проезжали без остановок: красивое каменно-деревянное построение, просторная конюшня. Было видно, что здесь могли останавливаться далеко не все желающие. Убранство строения говорило само за себя, а внутри было еще краше.       Их встретил хозяин двора и почтенно поклонился Мирамиду, который часто пользовался его услугами в своих поездках.       — Добрый вечер, господин, не ожидал встретить Вас так скоро, — поклонился седовласый мужчина.       — Доброго вечера, Ноэль, — кивнул судья, — надеюсь, у тебя свободны хорошие комнаты для меня и моего друга, — брюнет указал ладонью на уставшего в пути монаха, который очень скромно держался рядом, — мы очень устали в дороге и надеемся на отменный отдых и вкусный ужин.       — Конечно-конечно! — закивал Ноэль и жестом руки позвал мужчин наверх в комнаты. Для Омиса Ноэль подобрал большую комнату с камином, просторной кроватью с балдахином. У большого окна расположился кофейный столик и два удобных кресла, имелся даже шкаф с книгами.       — Очень хорошо, — кивнул Мирамид, — здесь есть ванна? Я думаю, мой друг желал бы освежиться, чтобы смыть усталость от долгой дороги. Впрочем, об этом мечтаю и я.       — Да, конечно, вон та дверь ведет в ванную комнату. Я сейчас прикажу, чтобы начали греть для вас воду, — тут же закивал мужчина.       — Отлично, — одобрил судья. — Что же, Омис, я не смею Вас больше задерживать. Думаю, Вы быстро сообразите что к чему. Если вдруг Вам понадобится помощь, не стесняйтесь, Ноэль с радостью Вам во всем поможет. Через пару часов я буду ждать Вас внизу. Здесь чудно готовят.       — Да, конечно, — улыбнулся монах и по привычке (как это делали в храме перед настоятелем) коротко поклонился Мирамиду. Последний, впрочем, решил не перечить такой привычке на первых порах. Оставив парня, Мирамид направился вместе Ноэлем дальше.       Омис последовал в свою комнату. Он никогда не бывал в подобных домах, к слову, монах вообще нигде не бывал кроме монастыря и ближайших к нему деревень. Поэтому, как только Омис оказался в своих покоях, он стал с интересом рассматривать мебель и прочее убранство, но больше всего его привлёк шкафчик с книгами.       Юноша бегло оглядел предложенное ему чтиво, остановившись на одном темно-сером томе: это был обычный авантюрный роман, но для послушника, которому предлагались в основном только религиозные писания и молитвы, книга казалась особенной.       — Ничего себе… тут есть такое. А отец Нильс говорил на ярмарке, что подобное грех, и читают это только бандиты, — еле слышно проговорил Омис и открыл книгу. Но, пролистав пару страниц, парень неожиданно для себя вдруг прорезал палец о край листа. Монах поморщился и быстро отдёрнул руку, облизав травмированным палец.       — Не смешно, — буркнул Омис куда-то в пустоту, нахмурившись ещё больше. В этот момент в дверь постучали, и парень с испугу даже обронил книгу.       — Господин, можно войти? Я принёс горочную воду, — послышался мужской голос из-за двери.       — Да, проходите, — чуть успокоившись, выдохнул Омис и, подняв роман, поставил на место. Дверь отворилась, и в неё зашёл пожилой, но крепкий мужчина с ведром. Заметив, что мужчина намного старше него, Омис тут же подбежал ближе и начал помогать тащить воду, от чего слуга совсем растерялся.       — Что Вы делаете?       — Помогаю Вам… ведро же тяжелое, — рассудительно изрёк парень.       — Но это моя работа.       — Ничего страшного, я помогу и никому ничего не расскажу, — заверил монах, улыбнувшись. Мужчина лишь с недоумением покосился на юношу.       Уже после, когда и Мирамид успел смыть пыль долгого пути с тела, судья спустился вниз к позднему ужину. Как раз сервировали стол. Присев на стул, мужчина согласился выпить немного вина перед трапезой.       — О, господин Мирамид, у нас случился казус, — вдруг возник Ноэль.       — Вместо поросенка будет птица? — спросил Мир.       — О, нет, с поросенком все в полном порядке. Все будет сделано по Вашему заказу. Я о Вашем друге, о молодом господине.       — А что с ним? — напрягся юстициарий. «Он что, сбежал?» — пронеслась шальная мысль.       — Дело в том, что юный господин, так уж вышло, сам таскал ведра с водой для ванны, — не зная, как лучше преподнести новость, начал хозяин двора.       — В смысле? — не понял Мирамид.       — Он принялся помогать слуге, но как бы мы просили его этого не делать, он был очень настойчив. Прошу прощения за это недоразумение!       Мирамид не смог сдержать смешка. Его эта ситуация даже позабавила.       — Думаю, мы это переживем, — благосклонно ответил он, — юный господин пока не знает, какие блага ему доступны… не будем ломать его представление о мире очень резко. Если ему так легче, оставим, как есть.       Ноэль вряд ли что-то понял, но поспешил откланяться и поторопить слуг, чтобы быстрее накрыли на стол. Через некоторое время в просторную столовую спустился Омис все в той же потертой рясе (или это была сменная?), но заметно посвежевший после ванны. Слуга указал ему путь и помог присесть за стол. Как раз к столу принесли большое блюдо с запеченным поросенком и овощами.       — Вы как раз вовремя, — кивнул Мирамид и чуть приподнял золоченный бокал, — полагаю, Вы тоже успели проголодаться, в пути мы перекусывали достаточно скромно.       — Спасибо, — кивнул монах слуге за помощь, а после обратился к своему сопровождающему. — Приятного аппетита, господин Мирамид, — улыбнулся Омис, — да, я сильно проголодался, не буду скрывать.       — Отлично, тогда не будем же откладывать ужин! — Мир жестом дал указание начинать трапезу.       Светловолосый бегло оглядел стол, задержавшись чуть больше на печёном поросёнке, а затем вновь поднял взгляд разноцветных глаз на судью:       — Я… — немного замялся парень, — я не ем мясо. Могу ли я отужинать только овощами?       — В смысле? — не понял Мирамид. — Вам не нравится, как выглядит поросенок? Я уверяю, здесь отлично готовят!       — Я в этом не сомневаюсь, но я не ем мясо вообще, — ответил Омис.       — Вам его никогда не доставалось? — поинтересовался Мирамид. — Не имею представления, чем кормят в монастырях.       — Мясо подавали редко и немного, — согласился парень, — свиней не так много, а людей много. Так что если пару кусочков попадалось в похлебке, уже везение! Однако я не ел его не поэтому. Мне просто очень жаль животных. Настоятель Дамир был очень добр ко мне, поэтому для меня и детей готовили овощи без мяса вообще.       — Как же ему, однако, было недорого быть к Вам столь внимательным… — иронично заметил Мирамид, растерянный таким предпочтением в еде. — Этого поросенка уже закололи, как видите. Может, все же попробуете?       — Мне будет достаточно овощей, — стоял на своем Омис.       — Что ж, как пожелаете, — пожал плечами судья. — Надеюсь, Вас не смутит, что я все же не откажусь от мяса?       — Конечно, нет, — кивнул монах. — Не обращайте на меня ровно никакого внимания. Приятного Вам аппетита.       Слуги разложили угощения в тарелки гостям и встали в стороне. Омис вновь огляделся и даже желал пригласить этих гостеприимных мужчин за стол, но все же понимал, что это недопустимо.       — Если Вы не едите мясо, то, может, хотя бы рыбу? У вас не было рядом реки или озера? Рыбу Вы едите? — решил полюбопытствовать мужчина.       — Рыбу я никогда не пробовал, — признался монах, — у нас есть рядом река, но в той ее части, что близка к нам, никогда не занимались рыболовством… но Вы не переживайте! Я обойдусь овощами и хлебом, все просто прекрасно! Мне очень неловко, что я как-то удручаю Вас своим рационом, — продолжал оправдываться Омис.       — Вам несказанно повезло, потому что здесь подают и рыбу тоже. Возможно, завтра Вы не откажете мне и все же попробуете хотя бы рыбу? — предложил Мирамид. — У нас впереди еще довольно неблизкий путь. Уж простите мое давление, но вид у Вас не очень здоровый… мне кажется, что Вы должны, а теперь и просто обязаны питаться много лучше! Пусть не мясом, но хотя бы рыбой, — загорелся судья, — рыбу Вам не жаль, надеюсь?       Омис скованно улыбнулся и опустил взгляд на тарелку с овощами: он сначала хотел ответить Мирамиду, что на самом деле ему всех жалко, но решил оставить этот разговор. В любом случае, он мог встать раньше, чем судья, и успеть позавтракать кашей или ещё чем-нибудь, а после сказать, что уже сыт.       — Я, возможно, попробую завтра. Спасибо, — кивнул парень.       — Очень хорошо! — улыбнулся Мирамид. Нездоровый вид Омиса нужно было быстро компенсировать. Мужчина считал, что ко двору он должен представить парня только тогда, когда тот будет выглядеть несколько здоровее и опрятнее. Здравие Омиса теперь было одной из главных задач судьи.       Мирамид не стал больше нападать на парня, они спокойно поужинали в тишине. Омис со своей стороны хотел поспрашивать мужчину об отце, но в присутствии посторонних решил все же оставить свое любопытство на после. Сам юстициарий позаботился лишь о том, чтобы к завтраку была подана рыба для молодого монаха, так как сразу после они выдвинутся в путь.       После ужина юстициарий тоже не посчитал нужным оставаться с Омисом наедине для каких-либо обсуждений.       — Постарайтесь выспаться, — напутствовал он, — мы будет ехать достаточно долго. Я привезу Вас в свой дом и познакомлю с отцом. Некоторое время Вы будете гостить у меня, что мне будет очень приятно. Когда мы все обсудим, и у Вас не останется вопросов, я организую встречу с Вашим кровным отцом. Но должен Вас предупредить, что все это может несколько затянуться… так что не ожидайте скорой встречи с ним. А теперь я не буду нагружать Вас дальше информацией, Вам лучше поспать. Спокойной ночи, Омис.       — Да, хорошо. Я Вам очень признателен, спасибо! Хороших снов, — быстро проговорил юноша, стараясь не задерживать судью.       После Омис и сам поднялся в свои покои. Он очень долго не мог заснуть, обдумывая все происходящее с ним: было тяжело сразу перестроиться и погрузиться с головой в новый неизвестный доселе мир. Парню было очень тревожно от мыслей, что теперь вне монастыря он, по сути, остался совсем один. А если Мирамид обманет его? Если отец не примет? Что тогда делать? На мгновение Омису даже стало дико страшно и он захотел попросту сбежать обратно в монастырь, где все было предсказуемо и понятно. Однако его внутренний голос упорно уверял его, что все будет хорошо.       Омис даже попытался расслабиться, в конце концов, он первый раз спал на такой большой и удобной постели. Однако в голове юного монаха было очень много мыслей, еще больше вопросов, а ответов не было. Казалось, все ответы хранил в себе Мирамид, но он не казался человеком разговорчивым. Он выдавал информацию дозировано, ничтожно мало, оставляя после еще больше вопросов, чем их имелось до его ответов. Сам Мирамид пытался не городить слишком много, решив для начала посоветоваться с отцом, какой легенды лучше придерживаться в общении с Омисом, а для этого нужно было как можно быстрее оказаться дома. Именно поэтому судья так спешил и не желал делать лишних остановок в пути. Задерживаться в заезжем дворе тоже не было смысла, потому ранним утром Мирамид спустился к завтраку, но Омис оказался еще более ранней пташкой.       — Доброе утро, господин, — поприветствовал его хозяин двора.       — Могу я попросить разбудить моего друга к завтраку?       — Молодой господин уже отзавтракал, — ответил мужчина в смятении. На немой вопрос судьи он продолжил, — рыба была подана, как Вы и просили, однако юный господин…       — О, дайте угадаю, — усмехнулся Мирамид, — поглядел на нее и сжалился?       — Скормил кошкам, господин, — вздохнул хозяин.       — Понятно, — только и выдохнул юстициарий. — Что ж, тогда попрошу дать моему форейтору больше хлеба и фруктов, какие имеются, дабы мой дражайший спутник не подох в дороге от жалости и голода.       Сам Мирамид не испытывал жалости к животным и даже к людям, а потому с удовольствием приступил к завтраку, который ему подали. Уже после, когда его слуги готовили лошадей к дороге, мужчина вышел во двор и увидел Омиса на низкой лавке за углом. В руках он держал книгу, позаимствованную из библиотеки комнаты.       — Доброе утро, Омис, — поприветствовал его Мирамид, увидев рядом и узел с вещами. Парень был готов к дороге. — Не ожидал, что после такого пути Вы встанете так рано.       — Доброе утро! — отвлекся от книги монах и немного поклонился. Только сейчас Мирамид увидел серый комок шерсти и блох на коленях у парня. Местная кошка безмятежно спала у юного путника на коленях. От «умиления» Мирамид даже скривился.       — Она же блохастая, — брезгливо заметил он.       — Скорее всего так и есть, — спокойно ответил Омис и почесал кошку между ушей, от чего та довольно заурчала.       Поняв, что сей факт никак не влияет на ситуацию, Мирамид на мгновение сочувственно свел брови, а затем решил поинтересоваться судьбой завтрака.       — Как Вам завтрак? — спросил он, предвкушая первую ложь. Он был уверен, что Омис поблагодарит за возможность отведать рыбу, но парень виновато поджал губы и чистосердечно признался:       — Прошу меня простить, что не сказал Вам еще вчера, — начал монах, — честно говоря, пусть рыбу я правда не пробовал, по крайней мере этого не помню, но мне ее тоже жаль… Я не смог ее отведать и решил, что раз уж она все равно зажарена, то скормил ее кошкам. Вот этой досталось больше всего, что немудрено, ведь она скоро понесет, — только сейчас Мирамид присмотрелся к блохастой кошке и заметил, что она слишком уж пузатая.       — Как, должно быть, это умилительно, — только и ответил юстициарий, закончив уже про себя: «…что ты совершенно не способен на ложь».       — Надеюсь, это не сильно Вас расстраивает? — поинтересовался Омис.       — Ни капли, — пожал плечами брюнет, — только прошу хорошенько отряхнуться перед тем, как сесть в экипаж. Не хотелось бы соседствовать с блохами весь путь.       Совсем скоро они все же отправились. Омис, как и просил юстициарий, хорошенько отряхнулся, хотя и был уверен, что блохи на нем не задержались. Какое-то время они ехали молча, но после, когда монах все же немного заскучал, он решил утолить часть своего любопытства.       — Кхм-кхм, — привлек он к себе внимание. Мирамид в это время изучал какие-то письма, как он говорил ранее «по работе».       — Да?       — Вы же судья, — начал Омис.       — Да, это так, — последовал очевидный ответ.       — А как Вы им стали? — спросил светловолосый.       — Так как я верховный судья, то данный титул достался мне от отца. Подобные титулы, вхожие в королевский совет, передаются от отца к сыну испокон веку.       — То есть Вы не выбирали свое призвание?       — В смысле? — не понял Мирамид.       — У Вас по сути не было выбора, правильно я понял? — уточнил Омис. — Если бы Вы, скажем, захотели стать не судьей, а художником, у Вас, вероятно, не было бы такой возможности.       — Ах, Вы об этом, — улыбнулся Мирамид. — Получается, что так. Но слава богу я и не желал стать художником. Мой титул это большая честь и огромное удовольствие, я не жалуюсь.       — И как выражается Ваше удовольствие? — продолжал Омис.       — Если Вы спрашиваете о достатке, то можете не вуалировать, — подтолкнул Мирамид к прямоте.       — Вовсе нет, — улыбнулся Омис, — достаток дело совершенно второстепенное, если для Вас удовольствие Ваша работа. Мне казалось, что судить людей достаточно сложно… ведь кто мы такие, чтобы судить, верно? Как мы можем понять, что именно толкнуло человека на преступление? Может, у него не было иного выбора. Не представляю, сколько переживаний сваливается на Вас за каждую душу, которую Вы судите.       Мирамид даже немного растерялся. Его никогда не спрашивали, тяжело ли ему судить кого-то, он сам себе таких вопросов не задавал. Возможно, он не так и сопереживал подсудимым, как это представлял себе жалостливый монах.       — Да… бывает нелегко, — все, что смог ответить Мирамид.       — Так и что же для Вас удовольствие? — не отступал парень.       — Сложно сказать, — Мирамид все же отвлекся от бумаг. — Ощущение торжествующей справедливости, возможно.       — Но как Вы понимаете, что справедливо?       — Есть законы, которые нельзя нарушать, есть честь и мораль.       — Всех законов не упомнить, — пожал плечами Омис. — А честь и мораль у каждого своя. Как тут разобраться?       — Незнание законов не освобождает от ответственности, — сухо ответил юстициарий. — Когда честь и мораль разнятся, приходится идти путем сравнения. Допустим, кто-то провинился в чем-либо, но я, например, этого бы не сделал по чести и морали.       — Вас потом не мучает совесть?       — Меня?       — Точнее Вы потом не задумываетесь, что могли сделать что-то не так? Или поступили несправедливо? Думаю, подобное долго не отпускало бы меня…       — Жизнь вообще несправедлива, — улыбнулся Мирамид. — Вам ли не знать?       — Мне трудно судить, не скажу, что судьба не была благосклонна ко мне. Все же я рос не на улице и среди добрых людей. Разве мне есть на что жаловаться? — также улыбнулся в ответ Омис.       — Но сколько детей на улицах? Разве жизнь справедлива к ним? И кто виноват? Родители, что выбросили детей на улицу побираться? Или природа, которая наградила всех способностью продолжать свой род? Об этом можно спорить бесконечно, но здесь нет правды. Но Вы, мой друг, одарены не как прочие, например, — вдруг изменил русло беседы судья, — или прокляты? Как смотреть на такую способность? И как быть убежденным, что Вы видите или слышите ангелов? Почему ангелы? Где тому доказательство, ведь кроме Вас никто их не видит и не слышит. Другие могут убеждать, что с Вами беседуют бесы, почему они не правы? Ведь доказательств у Вас нет. И как судить эту ситуацию? Судить других за клевету? Или судить Вас за неправду?       Казалось бы, подобные доводы могли обескуражить или напугать молодого монаха, однако, на удивление Мирамида, Омис лишь рассмеялся в ответ. Причём смех был искренним и добрым, что ещё раз доказывало, что Омис совершенно не обиделся на высказывания судьи.       — Конечно, — усмехнувшись, выдохнул он, — я не могу доказать этого и никогда не стремился этого сделать. Я никогда не врал никому в монастыре и не просил считать меня особенным, святым или проклятым. Я лишь однажды поделился с настоятелем, что слышу и вижу нечто, что наставляет меня. А дальше… а дальше все сами решили, во что им верить. Большинство уверенно, что со мной общаются ангелы. Так пусть будет так. А насчёт бесов… если они обладают такими качествами как добродетельность, проницательность и мораль, то это очень странные бесы, к которым я готов прислушиваться, — изрёк Омис, а затем добавил с улыбкой заглянув Мирамиду в глаза. — Но я понял, к чему Вы клоните. Простите, что смутил Вас такими вопросами. Больше этого не повторится.       — Вздор, — отмахнулся Мир. — Меня вовсе не смущают Ваши вопросы. Но Ваша история и правда волнует воображение. Имея такую особенность, Вы не считаете себя особенным. Имея дар, не считаете одаренным. И, имея проклятие, вовсе не считаете себя проклятым. Очень интересно, правда. Потому что многие, не имея ничего из этого, мнят из себя невесть что. А что до добродетели, проницательности и морали… то у каждого она своя, так ведь?       — Да, тут Вы меня подловили. Вы правы, — кивнул Омис, — однако что-то мне подсказывает… можете считать это голосами ангелов, конечно, что у меня с Вами схожее понятие о морали.       — Если это и правда так, то мы с Вами крепко подружимся, — улыбнулся Мирамид, — это станет просто неизбежным исходом!