***
Ника больше не приходила ко мне. Как я и предполагала, вероятно, это был конец. Мне оставалось работать над проектом еще неделю, а еще через неделю я должна была вернуться в Париж. Знала ли она о последнем или нет - не знаю, но даже если и знала, то ничем это не выдавала. Мы виделись только на работе. Ника была на удивление тихой, сговорчивой, неконфликтной. Но это не только не разрядило напряженную атмосферу внутри группы, но и привнесло ощущение какой-то надвигающейся опасности, и коллеги пребывали в состоянии напряженного ожидания чего-то неизведанного. Удивительно, до какой степени резкая перемена настроения или привычного поведения какого-то человека из нашего окружения, личного или профессионального, способна выбить из колеи. Казалось бы, Ника вдруг стала доброй и приятной особой, что как будто бы не могло не радовать. Однако её подчинённые, коллеги и партнёры, столь привыкшие к её взбалмошности, воспринимали поведение Вероники как затишье перед бурей. - Волчица что-то притихла. - задумчиво и с некоторой грустью произнёс Пьер, закуривая сигарету, когда мы вдвоём сидели во внутреннем дворике особняка «Дельты» и попивали кофеёк. - Ну, нужно радоваться такой перемене. А то мы уже потеряли надежду. - с усмешкой произнесла я. - Да что радоваться-то? Это она сейчас странная. Раньше она была нормальной. Она была собой. - всё так же грустно и даже с каким-то отчаянием ответил Пьер, будто речь шла не о Нике, а о его жене, похищенной инопланетянами. - Тебе не кажется, что у тебя «стокгольмский синдром»? - возмутилась я. - Разве это нормально, что когда женщина - стерва, ты исходишь слюной, а когда она становится доброй - а для меня «доброй» означает, как ты говоришь, «нормальной» -, то ты впадаешь в отчаяние? - слишком эмоционально произнесла я. Меня злила его реакция. - Когда женщина - стерва, я хотя бы знаю, как с ней управляться! - вскричал он. - Знаешь что, дорогой? Тебе не надо с ней управляться. Тебе надо с ней работать! - зло сверкнув глазами, прорычала я, вставая. - Я не хочу с тобой больше об этом говорить. Ты безнадёжен. - бросила я и быстро удалилась, оставляя бедного Пьера в недоумении. Казалось, Ника избегала оставаться со мной наедине. Когда ей нужно было обратиться ко мне, она всегда заставала меня в момент работы с архивистами, с Олегом, Вадимом, Пьером. Кем угодно. Конечно, это могло бы быть совпадением, но в случае Вероники я уже давно перестала верить в совпадения. У меня возник неожиданный вопрос, и я, недолго думая, отправилась в дирекцию. Инночки в приёмной не было, а дверь в кабинет Вероники была настежь открыта. Я остановилась у двери и опёрлась на косяк, внимательно наблюдая, как, сидя за своим рабочим столом, она сосредоточенно выполняла эскизы. Её изящные пальцы, мягко охватившие карандаш, совершали решительные, но элегантные движения по бумаге. Её кудри иногда падали на глаза, и тогда она размыкала свои потрясающие губы, чтобы резко дунуть на непослушные локоны. Я была заворожена. - Можно посмотреть? - тихо спросила я, и она вздрогнула, роняя на бумагу карандаш. - Александра... - неуверенно произнесла она. - Давно ты здесь? - мягко спросила она, пряча эскизы. - Могу я посмотреть твои рисунки? - настаивала я, игнорируя её вопрос и подходя к столу. - Нет, не стоит, это просто наброски. Ничего интересного. - откашлявшись, произнесла она в замешательстве. - Они интересны для меня. Пожалуйста, Вероника. - мягко настаивала я. Несколько мгновений она раздумывала, но всё же медленно вытянула их из папки и положила передо мной, следя за моей реакцией. Её наброски были воплощением образа рисовальщицы, за которой я наблюдала несколько минут назад. Они были мягки, решительны, элегантны, точны. - Это эскизы сложных участков росписи потолка флигеля, не так ли? - спросила я с одобрительной улыбкой, переводя на неё взгляд. - Да, я... Я попросила архивистов показать мне некоторые материалы и... решила попробовать... Я всегда лучше вижу пространство на бумаге, нежели на экране. - сбивчиво произнесла она, смущаясь. Далеко не так она смущалась, когда победоносно и соблазнительно заявила мне в первый раз, что является автором лежащих передо мной эскизов. - Они замечательны, Вероника. Браво. - искренне и с гордостью за неё произнесла я. - Ты правда так думаешь? - осторожно и крайне неуверенно спросила она. - Да. Ты очень-очень талантлива, Ника. Это очевидно. - произнесла я медленно, окунаясь в аквамариновую пучину её глаз. И, как водится, мир перестал существовать. Мы стояли и смотрели друг на друга, будто старались выискать нечто важное, нечто жизненно необходимое в этом обмене взглядов. Будто силились высказать друг другу нечто глубоко скрытое, потаённое, неподвластное произносимым словам. Мы будто были поглощены друг другом. - Вероника Андреевна, здесь такое! - услышала я высокий и быстро приближающийся голос Инночки, которая, вероятно, влетала в приёмную, и вздрогнула. - Ой. - почему-то воскликнула она, как если бы увидела свою начальницу у меня на коленях. Я отошла от стола Вероники. - Я вас оставлю. - произнесла я и двинулась в сторону выхода. У двери я невольно обернулась и, столкнувшись с потемневшим, сверкавшим взглядом Ники, быстро вышла в приёмную. На свободу. Приезжая в «Дельту» раньше, я делала всё возможное, чтобы раньше уходить, и тогда я всё свободное время проводила с Васей. И мы очень веселились, гуляя по городу, посещая выставки, катаясь на роликах, поедая мороженое. Я так и не решалась рассказать ей о сотрудничестве с Вероникой, и на её вопросы о работе говорила о каком-то мнимом «интересном проекте». Василиса, к счастью, не вдавалась в детали, но мне, конечно, было не по себе. «Ты снова лжешь своей лучшей подруге», - говорила я себе с укором. Удивительно, какую сумятицу эта невыносимая женщина привнесла в мою жизнь, да и в мою личность тоже. «Когда раньше я так отчаянно лгала Васе?», - думала я удрученно.***
Так, между архитектурным бюро и дурашливыми встречами с Васей, наступил мой последний день работы в «Дельте». Мы с архивистами представили команде полный отчет о нашей работе, а Олег визуально продемонстрировал наши находки в 3D-версии на большом экране. Получилось отнюдь не плохо. Только моё участие подходило к концу. Сам проект же продолжался, и команда архивистов попросила моего разрешения обратиться ко мне по мейлу, если возникнут вопросы. Я, конечно, с радостью согласилась: мне нравился и этот проект, и мои коллеги. За это короткое время мы сблизились и работали очень складно, что не могло не вызывать удовлетворения. Именно поэтому-то моё участие в проекте оказалось удачным: благодаря этим замечательным людям. - Александра, что Вы думаете о работе нашей команды? - спросил Вадим, когда все мы неформально сидели в конференц-зале, на котором был накрыт «сладкий стол», и попивали чаёк. - Я считаю всех членов команды не только большими профессионалами, но и очень приятными людьми. - сделав акцент на «всех», произнесла я и бегло посмотрела на Нику. Она сидела за столом, подперев подбородок рукой, и внимательно слушала меня. - Я приятно удивлена, насколько быстро вы смогли ввести меня в курс дела и, зная, что моё время в проекте ограничено, смогли крайне продуктивно использовать наше с вами сотрудничество. Это - касаемо технической стороны. Но главное же для меня - это страсть, с которой вы относитесь к работе. Потому что технике научиться можно, а вот страсти... - ухмыльнулась я, и все засмеялись. Все, кроме Ники. Она продолжала внимательно смотреть на меня. - С самого первого дня я чувствовала, какое важное значение имеет для каждого из вас этот проект реставрации. Важное личное значение. И это для меня - большой подарок. Потому что я точно знаю, что для вас это - не работа. Это что-то более глубокое. Это - искусство. Личное искусство. И я счастлива, что смогла стать свидетелем этого. - взволнованно закончила я. Воцарилось молчание. Было видно, что команда была тронута моими словами. Они смущенно и мягко улыбались, смотря друг на друга с некой гордостью. Ника же смотрела только на меня. Проницательно. Слишком проницательно. - А что Вы думаете о работе нашей организации? - откашлявшись, спросил Вадим и, по обычаю, посмотрел на Веронику, ожидая её одобрения. Она же не шелохнулась. - Я думаю, что Ваша организация чертовски умело подходит к выбору команды. Все её участники, на мой взгляд, - на вес золота. Я, конечно, говорю не о себе. - поспешила уверить я, и все рассмеялись. - Подобрать команду - это надо уметь. И вы это умеете. - я перевела взгляд на Веронику и немного задержалась, будто предупреждая её, что сейчас буду говорить о ней. - Я не скрою, что заметила некоторую эмоциональную разлаженность между командой и руководителем. Мне, как человеку со стороны, это очевидно. - я посмотрела на Пьера, но он, позеленевший, не знал, куда себя деть. Мне же бояться было нечего. Я снова посмотрела на Нику. Она задумчиво смотрела на меня, чуть прищурившись. - Так бывает, что руководитель оказывается сложным, неуступчивым человеком. - и я посмотрела прямо в глаза Нике, произнося: - Но когда такой руководитель - требовательный, влюблённый в своё дело, крайне талантливый человек, это - большой шанс и большая школа профессиональной жизни. Даже если с ним часто бывает очень непросто. - ответила я и, избегая утонуть в пучине тёмно-синих глаз, с усилием перевела взгляд на Вадима. Вадим выглядел так, будто я обозвала его начальницу «девчонкой из ПТУ», и теперь в страхе косился на неё. Она же продолжала спокойно и внимательно смотреть на меня, чуть постукивая по стеклу стола пальцами левой руки. - О, не беспокойтесь, Вадим. Если кого-то Вероника Андреевна здесь и накажет за эти слова, то только меня. - невинно произнесла я, и все засмеялись. Так, от напряженной обстановки не осталось и следа. Я стала прощаться с каждым участником группы. - Алекс, «Дельта» мне уже выплатила деньги, так что я тебе сразу посылаю мгновенный перевод. - сказал мне Пьер. - Спасибо тебе, с тобой было просто классно работать, как всегда. - как подросток пропел он, обнимая меня. - Пьерчик. - начала я, видя, как он широко улыбнулся. Он просто обожал, когда я его так называла. - Словечки вроде «просто классно» делают из тебя больше русского, чем француза. - насмешливо произнесла я. - Ты же знаешь, Алекс, из моей семьи во Франции у меня только родители, а здесь у меня Настя и двое детей. Так что математически я больше русский, чем француз! - с гордостью произнёс он. «Но ты, видимо, очень хочешь, чтобы математически к твоей русской «семье» прибавилась и Волчица, и тогда твоя французскость окажется просто в заднице», - недобро подумала я и ухмыльнулась. Я давно знала Пьера, мы дружили, и мне было неприятно, что я испытывала ревность, когда он говорил о Веронике. Вероника была директором этой компании и, конечно, я должна была попрощаться и с ней. Именно «должна», потому что это профессиональное прощание отзывалось чем-то болезненным в моём сердце. Она, кажется, ждала, пока оставшиеся последними Вадим и Инна не удалятся. Того же ждала и я. Когда все, наконец, покинули конференц-зал, я медленно подошла к ней. Она как-то странно посмотрела на меня. Её взгляд блуждал от моего подбородка к губам, носу, лбу, глазам и обратно. Будто она старалась меня запомнить. И так – несколько долгих мгновений. - Я могу... прийти к тебе сегодня? - неуверенно спросила она, наконец. Я была очень удивлена, но постаралась ничем не выдать удивления. - Да. - тихо ответила я, смотря на неё и силясь разгадать. - Когда ты сможешь? - казалось, с облегчением спросила она. «Когда сможешь?» Серьёзно? Это что-то новенькое. - В 8 вечера. Устроит? - просто спросила я. - Да, в 8 вечера отлично. До вечера, Александра. - удовлетворённо ответила она, не выпуская меня из пучины своих замечательных глаз. - До вечера, Вероника Андреевна. - пролепетала я, с большим усилием разрывая контакт, поворачиваясь и уходя. Уходя из её компании, из её проекта, из её офиса. Но, кажется, не из её жизни. Пока.***
Вернувшись домой, я не знала, куда себя деть. Я нервно ходила по квартире как затравленный зверь. Я не знала, чего хотеть. Ударов по боксёрской подушке? Бокал вина? Вкусный ужин? Переодеться? Позвонить Васе? Вздремнуть? Я не знала. Я просто ходила по квартире, в чем пришла, не понимая не только чего я хочу, но и что я чувствую. Я не знаю, сколько времени я ходила вот так, но солнце начало заходить, и я стала погружаться во тьму. Снова. В дверь постучали. Я вздрогнула и затравленно уставилась на неё. Я не двигалась. Я стояла так долго, что в дверь постучали еще раз. «Не думаю, что кто-то обязывал эту женщину стучать дважды», - невесело подумала я и сделала несколько медленных шагов к двери. Я открыла дверь, и моё сердце забилось еще сильнее. Я хотела, чтобы она пришла. Может быть, я не хотела ни бокса, ни есть, ни пить, ни говорить с моей лучшей подругой, но теперь я точно знала, что я очень хотела, чтобы Ника пришла. И чтобы она смотрела на меня так, как сейчас: будто я - единственная женщина на этом свете. И чтобы она потянула ко мне руки вот так, как она потянула, будто прикасаясь к произведению древнемирового искусства. Будто не было для неё в этом мире ничего важнее того, что происходило между нами. Она поцеловала меня. Она поцеловала меня так нежно, что движения её горячего, требовательного языка, прикасаясь к каждому рецептору моей кожи, посылали мощные, неотвратимые волны по всему моему телу, и у меня закружилась голова. Я цеплялась за её плечи, удивительным образом боясь упасть не на пол, а в столь желанную, влекущую, но опасную бездну её объятий. Словно почувствовав мою настороженность, Ника переместила свои губы на мою шею, и со мной произошло то, чего я так сильно опасалась все эти долгие недели: я потеряла голову. Она всегда целовала меня только в губы, а все её попытки прикоснуться языком к другим частям моего тела я нещадно прерывала. Но теперь, когда её губы так нежно, так властно, так страстно скользили по моей шее, кусая и чуть посасывая, я не была готова сопротивляться. Я больше не могла. «Ты уедешь через семь дней. Через семь дней ты уезжаешь. Ты больше никогда её не увидишь», - проносилось в моей голове снова и снова, тогда как я таяла под её обжигающими прикосновениями, издавая громкие, протяжные стоны. Каковым же было моё удивление, когда она, резко отстранившись, схватила меня за грудки - крепко, но не грубо - и прорычала: - Признай же, наконец, что тебе это нравится! Признай, что ты хочешь этого так же сильно, как и я! Скажи мне, наконец, правду! Хоть раз! Её глаза мерцали. Она не была зла, как не была она груба. Но она была требовательна. Возбуждена. Взволнована. И чертовски прекрасна. Я утопала в её глазах. Естественно, в отношении Вероники идеальным ответом на фразу «скажи мне правду, хоть раз» вполне справедливо могла послужить русская поговорка «чья бы корова мычала», но сказала я, конечно, не это. Я осторожно подняла руку и нежно провела пальцем по её скуле. - Хорошо. Я скажу тебе правду. Но и ты мне скажешь кое-что. - хрипло произнесла я, мягко отстраняя её руки и подталкивая её к столу, стоящему позади нас. На удивление, она не сопротивлялась. Я нежно развернула её и встала сзади, прижимаясь к ней. - Я скажу тебе то, что ты хочешь услышать. Но и ты мне скажешь то, что хочу услышать я. - хрипло прошептала я ей на ухо. Я почувствовала, как она напряглась. Дрожь прошла по всему её телу, и она сглотнула. - Твой замечательный запах сводит меня с ума. Знаешь ли ты, как ты пахнешь? - мягко спросила я, кладя руки на её плечи и спуская пиджак. - Твоя кожа восхитительно пахнет молоком и мёдом. Когда ты возбуждена, кожа за твоим ухом и твои соски меняют запах. К молоку и мёду добавляется что-то деликатное и терпкое, похожее на шафран. - хрипло произнесла я, проводя языком по её уху и нежно касаясь её груди. - Когда ты возбуждена, твоя грудь краснеет от основания шеи до живота. - шептала я, расстёгивая и снимая её рубашку. Она издала стон. - Каждый раз, когда я целую твою потрясающую грудь, я осознаю, что никогда не испытывала такого блаженства. Боже, Ника, мне 35 лет. Я никогда не думала, что целовать грудь женщины может быть таким ошеломляющим. - прошептала я, снимая её бюстгальтер и взяв в руки её грудь. - Когда я прикасаюсь к тебе, я чувствую каждую мышцу твоего живота. Я чувствую, как движется кровь по артериям под твоей кожей. - хрипло проговорила я, лаская её живот. - Когда я прикасаюсь к твоим сильным ногам и провожу руками по твоим сексуальным бёдрам, я могу думать только о том, какими счастливчиками были все те люди, которые имели возможность прикоснуться к тебе до меня. И насколько я благодарна за этот шанс - иметь возможность прикоснуться к тебе и любить тебя. - прошептала я сбивчиво, поднимаясь по внутренней поверхности её бедра и затем расстегивая её юбку, позволяя ей упасть к её ногам. - И когда я прикасаюсь к твоей горячей плоти, я испытываю такое ощущение экстаза, что для меня нет в этом мире большего наслаждения. - тихо закончила я, стягивая с неё трусики и невесомо проводя пальцами по шелковистым завиткам. Она резко выдохнула. Я прижалась к ней всем телом, и она положила голову на моё плечо. - Когда я вижу тебя обнаженной, когда я чувствую под своими руками твою горячую кожу, я хочу только одного - стать ближе к тебе. - прошептала я, расстегивая и снимая свою блузку и бюстгальтер и прижимаясь к её спине. Она застонала. - Ближе к тебе - это значит, что каждый участок твоего тела прикасается к каждому участку моего. Но также это значит, что каждый участок моей души, моего сердца прикасается к тебе. - продолжала шептать я, стягивая с себя юбку и бельё, падающие к ногам. Мы стояли, почти полностью обнаженные (ибо обе - на каблуках), и я прижалась к ней так близко, как только могла. Я щекотала её ягодицы своими завитками, и это дарило мне непередаваемо сладкое ощущение. Моя обнаженная грудь чувствовала сильные мышцы и горячую кожу её спины. А мои ноги то и дело касались её ног в сладкой ласке. - Я люблю прикасаться к тебе. Я обожаю прикасаться к тебе. Даже когда я еще не знала тебя, даже когда я не знала - как, со мной говорило твоё тело, которое всегда указывало, направляло меня. - хрипло шептала я, проводя по внутренней стороне её бедра к вульве, дразня клитор и, чувствуя её дрожь, возвращаясь к бедру. - Это похоже на таинственный танец, Ника. На небесную симфонию. Когда я прикасаюсь к твоему телу, я будто играю на самом уникальном в этом мире музыкальном инструменте. Это божественно. - закончила я легко введя в неё один палец. - Боже, ты такая мокрая... - произнесла я хрипло и сразу вынула пальцы. Она вскрикнула и схватила меня за руку. - Пожалуйста... - еле прохрипела она. - Пожалуйста... что? - дразня её, спросила я. - Пожалуйста, войди в меня. Сейчас. - тихо произнесла она и со стоном подалась вперёд, когда я снова невесомо задела её клитор. - Это очень сексуальный ответ, малышка. Но это не то, что я хочу услышать. - сказала я хрипло. - Пожалуйста, Саш. - молила она, но я была непреклонна. - Скажи это. - настаивала я. - Пожалуйста! - вскричала она. - Скажи это. - Черт бы тебя побрал! - крикнула она пуще прежнего. Я снова положила палец на её клитор. - Скажи это! - угрожающе прорычала я ей на ухо. Дрожь прошла по всему её телу. - Возьми меня! - прорычала она. Этот ответ. Этот потрясающий ответ отдался такой огромной обжигающей волной возбуждения, пронзившей всё моё тело, что я навалилась на её, издав громкий стон. Потрясающе. - Возьми меня... - тихо и хрипло произнесла она еще раз. И я взяла. Я взяла эту потрясающую, невыносимую, желанную, сводящую меня с ума женщину. Я ввела пальцы в её обжигающую, вязкую плоть, и, прижавшись к ней еще крепче, стала совершать плавные поступательные движения, поддерживая их покачиваниями собственных бёдер. Мы были близки. Как никогда ранее, мы были близки. Эта потрясающая женщина в моих руках, прикосновения моей кожи к её изумительному телу, эта эротичная поза сводили меня с ума. Ника стонала, прижимаясь к моей руке, к моей груди, к моим завиткам и под ними горящей плоти, будто это ощущение единства со мной были ей жизненно необходимо. Я же горела и готовилась сгореть дотла. Когда почувствовала, как первая судорога её влагалища сжала мои пальцы, я ощутила, что нахожусь на краю бездны. Я провела большим пальцем по её клитору, грубо надавив на её ягодицы. И мы закричали. Мы закричали, задавленные мощной волной оргазма. Но даже будучи пораженной таким оглушительным освобождением, я не могла не насладиться тем, как пульсирующие стенки её влагалища обхватывают мои пальцы. Это было так потрясающе, что я не знала, смогу ли пережить это. Ника опёрлась обеими руками на стол, тяжело дыша, и я приблизилась к ней, мягко поддерживая за основание шеи. - Девочка моя... - прошептала я, прикрыв глаза. Ничего в этом мире сейчас не было роднее, ближе, любимее неё. Мы стояли так несколько долгих минут. Я слышала, как постепенно выравнивалось её дыхание и как падала температура её недавно разгоряченной кожи. Я осознавала, что сегодня мы занимались не сексом. Сегодня мы занимались любовью. И что Ника почувствовала это. И что она поспешит уйти. - Мне пора. - тихо прошептала Ника, отстраняясь. - Конечно. - отсутствующим голосом произнесла я, убирая из-под её ног мою одежду и внимательно следя за её действиями. Ника быстро оделась, не заботясь о том, что не все пуговицы на блузке были правильно застёгнуты, и, взяв сумку, быстро направилась к выходу, как обычно не удостоив меня взглядом. - Ника... - тихо позвала я, когда она прикоснулась к ручке двери. Она на мгновение замерла, будто раздумывая, но затем решительно открыла дверь и вышла, не оборачиваясь. «Вот и всё»