***
Ему не вдохнуть, нос и рот забились чем-то горьким и вязким. Мол поворачивается на бок, пытается откашляться, отплеваться, трет рукой лицо. Жадно глотает ртом воздух и фыркает, чтобы прочистить нос, оттирает рукавом глаза и наконец-то разлепляет веки. Перед глазами все сплошь серое. Склон впереди и деревья покрыты толстым слоем пепла, Мол весь с головы до ног в серебристой корке. Он оборачивается. Красные лавовые потоки проделали себе путь по черной поверхности вулкана и каким-то чудом миновали то место, где Мол приземлился головой вперед. Он не знает, сколько тут провалялся, не знает, как долго ковал свои кристаллы… Кайберы! Мол поднимает правую руку, пытается разжать кулак, но острая боль предупреждает, чем это закончится. Боль пульсирует в ладони и обрисовывает острые края. Стоит сосредоточиться и… он чувствует их в потоке Силы. Кайберы созвучны присутствию Мола, словно его одинокая нота вдруг стала гармонией. Получилось. Мол поднимается на ноги, пошатывается, но постепенно находит равновесие, и начинает идти вперед. Небо все еще серое от пыли и пепла, но Мол чувствует, что сейчас середина дня. Какого именно только, понятия не имеет. Мол успешно спускается с вулкана, хотя каждый шаг больше похож на контролируемое падение. В этот раз не останавливается в долине, а тащится дальше, у него нет времени на отдых. Перед глазами все немного покачивается, а в ушах тоненько звенит. Мол ощупывает голову, проверяет на месте ли рога. На затылке находит рану — видимо, приложился, когда упал. Кость под пальцами не шевелится, а это главное, остальное он переживет. Не впервой. Подъем на перевал отнимает последние силы. Мол помогает себе везде, где может, но концентрация ускользает, голова словно опустела, у него есть только цель. Больше ничего нет. Несколько раз Мол срывается и скользит вниз на острых камнях, обдирает левую ладонь, продолжает лезть вверх. Когда он вываливается на более ровную насыпь перевала, то просто лежит на спине и дышит. Ветер остужает мокрую от пота кожу, сверху по серому небу протягиваются оранжевые штрихи от закатного солнца. Мол перекатывается на колени. Ветер слишком сильный, чтобы встать во весь рост, так что он ползет вперед, опираясь на окровавленную руку и скованный ожогом кулак. Камни врезаются в истерзанные колени, но этого он уже почти не замечает. Спуск с горы сродни самому настоящему падению. В наступивших сумерках Мол больше полагается на интуицию, что приземлится без больших проблем. Скользит по насыпям и позволяет ногам самим нести его по камням, а у подножия катится кубарем, лишь защитив голову. Мол лежит на земле, вслушиваясь в ночные звуки вокруг. Шелестит на ветру листва деревьев, щебечут ночные птицы, комары ноют недалеко. Он слышит шорох, сосредотачивается. Маленький зверек рыскает в поисках пищи, и ветер маскирует запах Мола, так что животное подбирается слишком близко… Мол срывается с места, помогая себе Силой, его глаза находят мелькнувшую в траве тень, рука бросается на опережение и сжимается на пушистом тельце. Грызун пищит недолго — Мол зубами отрывает существу голову и присасывается к артериям. Кровь теплая и густая плохо утоляет жажду, но лучше, чем ничего. Мол держит тушку в зубах, пока когтями левой руки сдирает с нее шкуру. Он выковыривает кишочки и выбрасывает, а остальное запихивает в рот. Тонкие кости, хрустящие на зубах, жилы и хрящи Мол выплевывает, старательно пережевывая все съестное. Мяса в зверьке немного, но Молу приходилось довольствоваться и меньшим. Главное, что силы хоть чуть-чуть восполнены, и он снова поднимается, снова делает шаг за шагом. Идет вперед.***
Мол выходит на академию уже глубокой ночью. Бредет, переставляя ноги на автомате, и пытается вспомнить о договоренностях, но мысли от усталости все какие-то мутные. В клыках застряло тонкое мясное волокно, и он почему-то больше беспокоится о том, что зубы опять испортятся и опять будут болеть постоянно, чем о том, в какое окно надо залезть, чтобы пробраться в медпункт. Учитель говорил, что боль полезна, поэтому часто приказывал дроиду не лечить Мола от многочисленных ран, а его зубы… Учитель заставлял Мола выживать в таких условиях, когда вода была роскошью, так что многое отходило на второй план, а потом… Мол и сам начал думать, что боль полезна. Лишь чудом не сдох от воспаления, нашел техника, который починил самые страшные разрушения. Пришлось его убить, правда… Мол вспоминает, как не лечил рану, полученную от пиратов прямо перед первой схваткой с Джедаем, с мастером. Думал, боль делает его сильнее, помогает лучше чувствовать Темную сторону. Мол смотрит на окно, на невысокую стену под ним, и вдруг эта стена кажется непреодолимым препятствием. Ему хочется просто упасть прямо тут, его заботы и планы кажутся такими далекими сейчас, смертельная усталость заслоняет собою все, как горы, заслоняют небо, и горы плывут, стена смазывается, и Мол, кажется, все-таки падает… — Мол!.. Кто-то зовет и постоянное пиликанье капает на мозги, Мол скалится и пытается рычать, чтобы эти всякие не подумали, будто к нему можно подойти, будто он беззащитен, он убьет их всех. — Мол, это я! Слышишь? Это Килинди, ну? Голос знакомый, и знакомое беспокойство, которое нарастает в настоящую панику, и Мол хочет сказать Килинди, чтобы она перестала так тревожится, он выживал после испытаний и похуже, но язык не слушается, и получается только хрипеть. — Давай, да, пойдем, потихоньку, давай. Она сильная и тащит его уверенно, хотя не пристало ему висеть мешком, так что Мол пытается перебирать ногами, и слышит вдруг всхлипы, и понимает, что под левую руку его держит другая девочка, и что она почему-то плачет. — Это твоя кровь? Где ты ранен? Что с тобой случилось? — тараторит Килинди, будто Мол успел бы ответить на все эти вопросы, если бы смог говорить. Их расстройство такое яркое, что почти пробуждает Мола от усталой отключки. — Еда, — произносит он, пытаясь махнуть на себя рукой. Он не подумал, как будет со стороны выглядеть его ужин, наверняка перемазался в крови и даже не заметил. — Ты хочешь есть? — не понимает Килинди, а Мол только пожимает плечами. Сейчас он хочет только одного — лечь и не шевелиться хотя бы год. — Хорошо, хорошо, хорошо, — твердит Килинди, пока Мола усаживают на прохладный пол и прижимают спиной к стене, и дроиды действуют на нервы своим пиликаньем. Мол закрывает глаза. — Нет, не надо, пожалуйста, не спи пока, — Килинди трогает его лицо, и удивление достаточно сильное, чтобы немного привести Мола в чувства. Дроиды тыкают его, и девочки говорят о чем-то между собой, так что внимание перетекает на неясность общей картины. Что он должен был сделать? Мол чувствует прикосновение к правой руке и начинает рычать. Кристаллы его! Никому не отдаст! — М-65! — зовет одна из девочек очень высоким напуганным голосом, и Мол вспоминает, что они еще дети, какого криффа он делает среди детей? Ах, да… Смерть, которая с Молом никак не может случиться, как ни старается. Один из дроидов тем временем что-то распрыскивает на правую руку Мола, и рука тут же начинает неметь, и вскоре уже лежит рядом куском мяса, никак с самим Молом не связанным. Он рычит из принципа, ему это дело не нравится. Дроид продолжает прыскать разными жидкостями, а потом вдруг появляется плазменное лезвие, и вот это уже совсем Молу не по вкусу. На его тело наваливаются две девочки, сдавливают и не дают пошевелиться, и Мол понимает, что мог бы, наверное, отшвырнуть их всех от себя, но какая-то его часть призывает к остаткам разума и глушит инстинкты. Мол может принять необходимость процедуры, но желание рычать от этого он не пропадает. Дроид режет быстро и аккуратно, подчищая кровь и сукровицу, сочащиеся из ожогов. Мол смотрит на свою розовую плоть и вспоминает далекое детство, когда он наблюдал за затягивающимися ранами, наблюдал завороженно за новой кожей, которая росла с теми же рисунками, какие были до раны. Дроид вырезает кайберы из ладони Мола, и быстро перемещает их на пол рядом. Мол не сводит с них взгляда, пока дроиды и девочки обрабатывают его руки, разрезают на нем одежду, снимают с него ботинки. Дроиды находят ранку на голове, делают что-то и с ней, а потом они все начинают тащить Мола куда-то, и он ныряет носом вниз, цепляет зубами склеенные его кожей кристаллы и прячет их во рту. Девочки явно переглядываются, но ничего по этому поводу не говорят, лишь запихивают его в кабинку и начинают аккуратно поливать водой. В нос тут же ударяет запах дыма и паленой плоти. Мол смотрит, как завихряются черные потоки вокруг водостока. Он и забыл, что весь покрыт пеплом. Водные струи омывают его гудящую от усталости кожу, а когда падают на губы, Мол подается весь вперед, мычит, пытаясь проглотить больше воды. — Выплюни то, что у тебя во рту, и я дам попить, — говорит Килинди, и Мол мычит громче и недовольнее. — Давай, никто эту штуку у тебя не заберет. Мол раздумывает мгновение, а потом позволяет кайберам выпасть изо рта на живот и глотает воду, пока не начинает захлебываться. Девочки осторожно поливают его, пока стекающая вода не становится почти прозрачной, потом так же аккуратно вытирают, а Мол все еще не чувствует обеих рук, так что неустанно следит за кристаллами и все порывается их засунуть обратно в рот. — Может, давай я это сначала помою? — предлагает Килинди, указывая пальцем на них с легким отвращением на лице. Мол рычит и Килинди со вздохом сдается. Девочки помогают ему надеть пижаму, а потом помогают подняться, и вот Мол уже ковыляет по коридору и пробирается в медпункт, где дроиды щедро обмазывают его бактой и прячут в карантине. Мол падает на койку, сжимая кайберы в ожившем, наконец, кулаке, и отключается.