Залечи мои раны

Голова снова начинала болеть, но радовало одно: причиной на этот раз были вовсе не удары, а банальное переутомление, избавиться от которого было гораздо легче. Всего-то нужно немного отдохнуть. Кэйа устало прикрыл глаз, выдыхая. На словах это было так просто, но он совсем не мог выкроить время даже на сон. В университете и после занятий он проводил время с Дилюком, ставшим еще более лояльным к тому, что они находятся рядом, а после ему необходимо было доделывать несколько разных проектов, которые он взял в качестве подработки, чтобы хоть как-то обеспечить себя деньгами. Зачастую работу ему приходилось выполнять до самого утра, когда уже нужно было собираться в университет, чтобы не опоздать на пары. Это ужасно выматывало, и он бы мог попросить Дилюка немного сократить количество их встреч, потому что все вокруг — кроме, может, Донны, которая так и таскалась за ними, пристально наблюдая — и так уже были уверены, что они на самом деле встречаются. Но Кэйа уже настолько привык к обществу Рагнвиндра, что просто не мог представить себе ни дня без него. Он старался не думать, что это было похоже на маниакальную зацикленность, как у той же Донны, и просто игнорировал этот факт, хотя иногда в мыслях все-таки проскальзывало: «это ненормально, ты ведешь себя как наркоман». «Ах, что поделать, если Дилюк мой личный наркотик», — думал Кэйа, слегка улыбаясь Рагнвиндру всякий раз, когда они встречались взглядами. Его не смущало даже то, что от его улыбок на лице Дилюка иногда проскальзывала кривая не то ухмылка, не то гримаса отвращения. Это случалось очень редко, и Альберих хотел думать, что такая реакция не на него, а на... на кого? Кэйа покачал головой. Не нужно об этом думать — только настроение испортится. Он предпочел вернуть все свое внимание соседнему столику в кофейне. Это место открылось относительно недавно и было расположено очень близко к кампусу, что значительно повысило его популярность среди студентов, поэтому Дилюк иногда приглашал Кэйю сюда «на свидание». Они старательно делали вид, что без ума друг от друга, и заказывали какие-то приторные напитки специально для парочек, которые пользовались огромным спросом среди влюбленных. Этот раз не стал исключением, но как только они сели за столик, Рагнвиндр приметил недалеко от них Джинн с Лизой, и вот они, насколько Кэйа мог судить, действительно пришли на свидание. Это, однако, не помешало Дилюку встать из-за стола и направиться к ним, чтобы о чем-то поговорить. Ему предложили сесть, и он послушно опустился на удобный стул, присоединяясь к разговору. Так, словно забыл, что вообще-то это он сам пригласил Кэйю встретиться, а не наоборот. Кэйа вздохнул. Да, не так он представлял этот день, но не ему было жаловаться. По крайней мере они с Дилюком между занятиями даже смогли нормально поболтать, словно и не было никаких разногласий. Так что он согласен был потерпеть — еще чуть-чуть, а потом, если Дилюк все-таки окончательно про него забыл, Альберих пошел бы домой и, может, сумел поспать, если отца или брата не было дома. Когда принесли заказанные ими почти сразу после прихода в кофейню напитки и десерты, Кэйа погрустнел. Прошло уже почти десять минут с того момента, как Дилюк подошел к подругам, и за все это время он ни разу даже не обернулся. Один раз только махнул в сторону Кэйи рукой, и Джинн, обратив на него внимание, приветственно кивнула, а потом снова отвлеклась на разговор. Чего нельзя было сказать о Лизе: мельком Альберих заметил, что девушка нахмурилась и что-то сказала Дилюку, выглядя не слишком-то довольной. Тот усмехнулся, судя по тому, как дрогнули его плечи, и наконец вернулся к Кэйе. — Они пришли на свидание? — спросил Кэйа, решив не обращать внимание на собственное одиночество в течение этих десяти минут. Не в том он положении, чтобы предъявлять Дилюку претензии — в конце концов они встречаются не по-настоящему. — Мгм, — кивнул Рагнвиндр, отпивая немного из своего стаканчика и тут же морщась. — Опять слишком сладко. Я же просил меньше сахара. — У меня почти не сладко, — Кэйа повертел бумажный стакан в руке и закусил губу, уже зная, что за следующие слова Дилюк его как минимум захочет ударить. — Можем поменяться, если хочешь. Я почти не пил. Дилюк приподнял брови. — Но если тебе противно, то я понимаю, — поспешил добавить Альберих, неловко отводя взгляд. — Почему мне должно быть противно, — спросил Рагнвиндр и ловко поменял их стаканчики местами, сразу же отпивая из того, что был изначально у Кэйи. Он довольно промычал. — У тебя было такое лицо, будто ты думал, что я тебя сейчас ударю, — проницательно заметил он, видя, что Кэйа ошарашенно смотрит на него. — Прекращай. Меня даже твои глупые шуточки уже не особо трогают, так что не думай, что за каждое слово я могу что-то тебе сделать. Кэйа сглотнул, не зная, что ответить. Он и сам не осознавал, как ведет себя, когда разговаривает с Дилюком, но подозревал, что привычка жаться после каждого кажущегося неправильным слова у него никуда не уходила даже тогда, когда отца или брата поблизости не было. Это наверняка выглядело очень странно и глупо, но он ничего не мог с собой поделать: после долгих лет криков и насилия со стороны родных людей было невероятно сложно привыкнуть к тому, что это ненормально и что не все люди хотят сорваться на нем. — Извини, привычка, — спустя пару минут давящего молчания сказал Альберих и тут же прикусил язык. — То есть да, я понял. Просто ты иногда выглядишь таким суровым. Бездарная попытка отшутиться не произвела на Дилюка впечатления, но он тактично промолчал, не заостряя внимания на оговорке Кэйи, и перевел тему на более нейтральную, видя, что парень стал чувствовать себя немного неловко из-за собственного ответа. — Тут очень вкусные десерты, — сказал Рагнвиндр, пробуя заказанный им кусок какого-то ягодного торта. — Наверное, одни из лучших, что я ел за последнее время. Кэйа согласно угукнул, зацепившись за возможность поговорить о чем-то, кроме него самого. — Только я бы сладости добавил, — он облизал губы, на которых осталось немного шоколадного крема. — У тебя и так самый сладкий торт из всего, что тут есть, — закатил глаза Дилюк, прекрасно помня, что его спутник при заказе уточнил, что его десерт должен быть максимально сладким. — Как ты вообще можешь это есть? Там же сплошной сахар. — Я люблю сладкое, — оправдался Альберих и слегка склонил голову на бок, расплываясь в улыбке. Шальная мысль заставила его прищурить единственный глаз и, хотя умом он понимал, что озвучивать ее не стоит, машинально все-таки сказал вслух: — Интересно, а твои губы сладкие? Дилюк поперхнулся кофе, широко раскрывая глаза от шока. Он сглотнул, радуясь, что не пролил на себя горячий напиток, и прошипел: — Ты с ума сошел? — его тон стал угрожающим. — Кэйа, не забывай, что это все не по-настоящему. Я не хочу разбираться с твоими чувствами. — Ах, не нужно мне об этом напоминать, — отмахнулся парень, не понимая, почему эта фраза вызвала у Рагнвиндра столько негодования. — Я же просто шучу, ничего такого, о чем тебе стоило бы беспокоиться. Взгляд Дилюка прошил его насквозь, словно он сканировал Кэйю на предмет этих самых ненужных чувств. Альберих усмехнулся: он не планировал взращивать в своем сердце влюбленность или что-то в этом роде, у него и без того проблем хватало. Но что-то во взгляде Дилюка — что-то очень похожее на настороженность и подозрение — заставило его мелко вздрогнуть. «Я ведь правда не думал ни о чем таком, — надулся он, — чего он так смотрит?». Ну не мог же Рагнвиндр разглядеть в нем что-то такое, чего сам Кэйа в себе не замечал. Конечно, проницательности Дилюку не занимать, и он действительно умел подмечать мельчайшие детали, но в себе Кэйа был абсолютно уверен и знал, что неуместной любви взяться попросту неоткуда. А вот благодарности и в нем было хоть отбавляй. Дилюк позаботился о Кэйе, когда совершенно не должен был, и проявлял внимание позже, хотя совсем недавно не мог даже рядом находиться без неприязненной гримасы. Кэйа и раньше испытывал лишь теплые чувства по отношению к парню, даже после того инцидента — потому что прекрасно понимал состояние Дилюка, которого вместе с отцом чуть не сожрала пресса, а конкуренты готовы были друг другу на головы залезть, лишь бы потопить успешный бизнес Рагнвиндров. И все по вине самого Кэйи. Так что неприязнь и даже ненависть к себе он полностью понимал, хоть... Хоть и случилось все несколько не так, как думал Дилюк, но это уже и не важно. Главное, что сейчас их отношения налаживаются. — Дилюк, — позвал Кэйа, и его голос стал неожиданно для Рагнвиндра серьезным, — я правда не думал ни о чем таком, тебе не стоит волноваться, — он хотел остановиться на этом, но решил, что не будет хуже, если сказать все, о чем он размышлял уже некоторое время. — Ты мне очень дорог. И благодарен тебе за все, что ты делаешь для меня, хотя и не обязан. Но я вижу в тебе только друга — если ты позволишь мне им быть. Судя по виду Дилюка, он задумался, но очень скоро, смягчившись, кивнул пристально наблюдающему за ним Кэйе. — Я рад, что ты все понимаешь, — только и сказал он, проигнорировав последнюю фразу Альбериха. Что же, это было ожидаемо. * Кэйа так и не смог сказать отцу, что будет присутствовать на приеме вместе с Дилюком. И хотя сам Дилюк эту тему больше не поднимал, у Кэйи от волнения кружилась голова — и отец был не главной его проблемой. Хотя в этом вопросе нельзя было спешить: он понятия не имел, как Даррон отреагирует на эту новость, ведь не просто так он не приглашал ни на одно из мероприятий своего младшего сына. Кэйа боялся, что в гневе отец сделает что-то такое, после чего Альберих вновь подведет Дилюка. С него бы сталось полностью изолировать сына от внешнего мира или избить до такой степени, что было бы больно даже думать — однажды такое уже случалось. Но и не ставить отца в известность было нельзя, потому что Кэйа был абсолютно уверен, что тот и так обо всем узнает, и лучше бы это случилось при разговоре с сыном, а не с кем-то другим. «Отец не любит, когда ему врут или недоговаривают», — поежился Альберих. Он постарался взять себя в руки, чтобы решиться на разговор с Дарроном, который как раз был дома, хотя обычно в это время все еще оставался на работе. Все как будто специально вело к тому, чтобы Кэйа рассказал обо всем, и это несколько напрягало его и вселяло нехорошее предчувствие. Однако ему не стоило с этим тянуть, поскольку отец, который так же сильно, как ложь, ненавидел не знать о чужих планах, мог еще больше разозлиться, если бы узнал, что Кэйа до последнего откладывал разговор. Кэйа снова вздохнул, но теперь решительно встал с кровати и привел себя в порядок настолько, насколько это было возможно. Получилось только пригладить распушившиеся волосы, а лицо все еще оставалось слишком усталым и серым, но Альберих решил, что это не так страшно, к тому же, из кабинета отца он мог выйти и в худшем состоянии. Когда его вид стал более-менее опрятным, парень осторожно вышел из комнаты и проскользнул в коридор, ведущий к отцовскому кабинету. Нужная дверь показалась слишком быстро, и Кэйа еле успокоил бешено стучащее сердце, а потом, сглотнув, коротко постучал по дверному косяку. Глубокий мужской голос ответил ему позволением войти, и Альберих, в последний раз оглядев себя, тихо приоткрыл дверь и вошел в просторное помещение, в центре которого за дорогим письменным столом сидел Даррон. — Добрый вечер, отец, — склонив голову, вежливо отозвался парень, помня о правилах, которые необходимо было соблюдать в этом доме. Мужчина даже не кивнул, лишь усмехнулся, хищно глядя на сына, который не смел поднять взгляда. — Зачем ты пришел? — Я должен сказать, что буду присутствовать на ближайшем приеме в честь слиян... — С какой стати? — перебил его отец, даже не дослушав до конца. — Я не помню, чтобы давал тебе приглашение. Кэйа прикрыл глаз. Он и не думал, что сказать отцу будет просто, но в кабинете царила такая давящая атмосфера, что он боялся и слово лишнее сказать. — Меня пригласил Дилюк, — все его тело пробила мелкая дрожь, и Кэйа огромным усилием заставил себя стоять ровно и не трястись, — я буду там в качестве его пары. Он не видел лица отца, но услышал короткий смешок, за которым последовал звук отодвигаемого стула, а после и глухой стук каблуков туфель о паркет. Подойдя ближе, мужчина резко схватил его за подбородок и с силой сжал пальцы, дергая на себя. Кэйа был вынужден посмотреть отцу в глаза, пылающие смесью недовольства и презрения. — Дайнслейф был прав? — спросил Даррон, кривясь. — Ты действительно окончательно спутался с этим щенком? Кэйа не мог ответить из-за стальной хватки на его челюсти, но ответа от него и не ждали. — Зря я его не послушал, следовало прекратить этот цирк еще в самом начале, — мужчина оскалился, и на его лице появилось брезгливое выражение. — Поверить не могу, что после того, что я для тебя сделал, ты посмел пойти к этому мальчишке. Я надеялся, что ты включишь мозг и сам поймешь, что трахаться с ним было ужасной идеей, — последнюю фразу он почти что выплюнул, сверля взглядом сына. — Однако, как я вижу, ты не только не подумал об этом, но еще и решил продолжать играть в счастливых влюбленных. Прошлый урок так и не усвоил? Вздрогнув, Кэйа попытался отстраниться, но отец только сильнее сжал его подбородок, причиняя ужасную боль. — Если не хочешь повторения, лучше тебе забыть об этом сученыше, — прошипел Даррон. — Все равно ему и его отцу недолго осталось радоваться процветанию бизнеса. Сам не ожидая этого, Кэйа зарычал, резко вырываясь из отцовской хватки и со злостью смотря ему прямо в глаза. — Ты не посмеешь! — О, еще как посмею, — усмехнулся мужчина, не теряя грозного вида, — надо же, как сильно тебя злят мои слова в его сторону. Он так хорошо тебя трахает, что ты ради него готов пойти против собственного отца? Кэйа задохнулся от возмущения. Его пугало, с какой невозмутимостью говорил отец об их с Дилюком интимных отношениях, но при этом не думал о том, что Кэйа мог просто полюбить младшего Рагнвиндра. На какой-то миг парень даже забыл о том, что их отношения ненастоящие, готовый защищать их «любовь» от нападок отца. Да даже если это все лишь иллюзия для всех остальных, Даррон не имел права так отзываться о Дилюке, со злостью подумал Кэйа. И тем более угрожать. — Я все равно пойду туда с ним, хочешь ты того или нет, — выдавил Кэйа, сотрясаясь всем телом уже не от страха или волнения, а от гнева, заполнившего все его естество. — И я не намерен прекращать наши отношения только потому, что тебе это не нравится. Кривая ухмылка, кое-как скрашивающая злость мужчины, тут же исчезла, и его лицо перекосило яростью такой силы, что он заскрипел зубами. И, пожалуй, это был первый раз, когда Кэйа видел отца настолько злым — ему даже показалось, что тот его убьет, но почему-то эта мысль не напугала. Младшему Альбериху просто стало все равно. Отец мог злиться, бить его сколько угодно, но ему не удастся сломать его, Кэйа не для того терпел издевательства все эти годы, чтобы теперь сдаться и в очередной раз отступить по первому приказу, когда их с Дилюком отношения только начали вновь напоминать хотя бы слабое подобие дружбы. А вот еще одного болезненного разрыва их дружеских отношений он переживать не хотел. И не смог бы. Поэтому когда ребра отозвались болью и послышался неприятный хруст треснувшей кости, Кэйа не изменил своего решения.