Залечи мои раны

По правде говоря, иногда Кэйе становилось страшно за то, что его — и Дилюка, что более важно — может ожидать из-за отношения к нему Даррона и Дайнслейфа. Временами он просто усаживался на кровать, замирая, и думал-думал-думал, потому что игнорировать тот факт, что отец им недоволен, у него не получалось, что было и не удивительно после стольких лет нелюбви и постоянного насилия. Кэйа вообще стал пугаться любого шороха, потому что бездействие его пугало: казалось, что чем дольше отец терпит его неповиновение, тем сильнее и страшнее будет взрыв. А он случится, обязательно случится, Кэйа это знал. Внезапно исчезнувший из поля зрения Дайнслейф это знание только подкреплял, однако удовлетворения собственная правота Альбериху не приносила ни капельки, у него, пожалуй, лишь добавилось тревожности. Хотя иногда удавалось отвлечься от гнетущих мыслей: Дилюк за ту неделю, что прошла после их разговора, стал гораздо ласковее по отношению к нему и старался уделять Кэйе максимум своего внимания, чтобы избавить от нервной дрожи. Он, казалось, без слов прекрасно понимал, что гложет Кэйю, и так же безмолвно старался поддерживать и отвлекать от всяких глупостей. Вспомнив, как в последний раз Дилюк отвлекал его от невеселых размышлений, Кэйа хихикнул, покрываясь легким румянцем, потому что вспоминать такое без смущения он, по ощущениям, не смог бы никогда. Этим утром Рагнвиндр застал его застывшим у окна и смотрящим в пустоту и решил отвлечь весьма нестандартным способом, который отпечатался у Кэйи в сознании во всех красках. Иначе просто быть не могло — мимолетное касание губ Дилюка, продлившееся всего секунду или две, намертво застряло в мыслях Альбериха и не желало покидать их вот уже несколько часов. Ощущения все еще были такими яркими, будто чужие губы и сейчас касались горячей кожи у основания шеи, и Кэйа боялся представить, что было бы, задержись Дилюк этим касанием чуть дольше. Он бы наверняка сгорел дотла. Но... Подобная идея вовсе не пугала, наоборот — приводила в чистейший восторг. Кэйа с внутренней дрожью представлял, что могло бы произойти, если бы они зашли чуть дальше. Он зажмурился, прогоняя мелькнувшие перед взглядом образы. Ему не следовало думать о подобном, когда их отношения еще не окрепли, нужно дать Дилюку время. И самому себе, решил Кэйа, тоже, потому что он иногда совсем переставал себя понимать. Ему тоже необходимо было разобраться в себе и своих чувствах, чтобы научиться их контролировать. Кэйа решительно тряхнул головой, не имея сил с собой совладать. Все, что касалось Дилюка, слишком его будоражило, не оставляя и шанса взять себя в руки. — Я так с ума сойду, — пробормотал он, утыкаясь лицом в ладони. — Почему? Дилюк появился в поле зрения внезапно. И хотя Кэйа никогда не считал себя невнимательным, он совсем упустил момент, когда тот открыл дверь и заглянул в комнату. — От всего, — неопределенно выдохнул Кэйа, не решаясь признаваться, что основной причиной его возможного помешательства был именно Рагнвиндр. К тому же он даже не солгал, потому что остальные проблемы волновали его ничуть не меньше. — Голова уже кругом. Обеспокоенно нахмурившись, Дилюк легким шагом прошел ближе и сел на край кровати рядом с Кэйей и взял его руки в свои, легонько сжимая. Он очень часто повторял этот жест, когда хотел успокоить, и Альберих к этому за столь короткое время уже успел привыкнуть: слишком приятно и уютно становилось, когда его руки обхватывали чужие длинные пальцы, слегка массируя круговыми движениями кожу. Это и впрямь успокаивало. — Прекрати думать об отце, — мягко сказал Дилюк, коротко вздыхая, — не беспокойся о нем, я ведь уже говорил, что все будет хорошо. Я не дам тебя в обиду, а уж мне самому точно ничего не сделается. Даррон не дурак, к моему великому сожалению, и не станет действовать себе во вред. А предпринимать сейчас что-то было бы глупо. — Вот именно, что сейчас, — возразил Кэйа, не делая попыток отстраниться, — а что будет потом? — У меня было достаточно времени, чтобы обеспечить «Рассвету» безопасность. Сейчас самое важное — ты. А для твоей безопасности тебе самому лучше перестать себя накручивать. Кэйа устало прикрыл глаз, не зная, что на это сказать. Всякий раз, когда он начинал волноваться о том, что доставляет всем вокруг проблемы, Рагнвиндр заверял его, что все в порядке, что скоро все наконец-то будет хорошо, как и должно быть. Вот только у Кэйи такого ощущения не было совершенно. Он со страхом ждал, что же выкинет отец или даже брат, и это не помогало ему успокоиться. Конечно же, Дилюк это видел и понимал, как и знал, что простыми разговорами волнение Кэйи не унять, но ничего другого пока придумать не мог. По этой причине он изо всех сил старался обеспечить Кэйе комфорт, находясь рядом, потому что за то время, что он наблюдал за парнем, он понял одну важную вещь — в его компании Альберих странным образом успокаивался почти сразу, будто мог сбросить наконец со своих плеч груз и немного отдохнуть от своих проблем. Это его доверие отзывалось теплом в груди. Ну как мог Дилюк не поддержать Кэйю, когда он в этом так нуждался? — Кэйа, посмотри на меня, — сказал он, невесомо касаясь чужой ладони губами. От этого прикосновения Кэйа вздрогнул, и Дилюк явно это заметил, улыбаясь краешком губ. — Хватит думать о плохом. Я не позволю опять причинить тебе боль. Веришь? Кэйа, завороженно уставившись на его губы, все еще находящиеся в опасной близости от его подрагивающих от волнения рук, заторможенно кивнул. В тот момент он выглядел просто очаровательно, покрасневший от невинного касания горячей кожи к коже, и Дилюк не удержался, прижимаясь к костяшкам губами снова. За все время по-настоящему они целовались всего единожды, в тот день, когда Дилюк признался в своей зарождающейся симпатии, но сейчас Рагнвиндр вдруг осознал, какое это на самом деле упущение. Ему нестерпимо хотелось зацеловать Кэйю до такой степени, чтобы он не мог думать больше ни о чем, плавясь от горячих прикосновений к самым разным участкам его тела. — Я очень хочу сейчас поцеловать тебя, — хрипло сказал он, заглядывая в сверкающий синевой глаз Кэйи. — Но... — Тогда целуй, — нетерпеливо прошептал тот, кусая нижнюю губу в волнении. У Дилюка уже жгло губы от желания наконец коснуться ими Кэйи, но он не позволял себе сдвинуться с места. В голове мелькнула мысль, что этот поцелуй будет слишком похож на глупую попытку отвлечь Альбериха от нехороших мыслей. И хотя этот способ несомненно был действенным, Дилюку это показалось неправильным. — Сначала ты должен успокоиться и перестать себя накручивать, — обхватывая Кэйю за плечи, ровно сказал Рагнвиндр. — А потом я хочу подарить тебе сотню поцелуев. Согласен? Тебе нужно только поверить, что я не дам никому тебя обидеть. Кэйа готов был растечься лужей от одних только его слов, сказанных с такой теплотой и нежностью в голосе, от которых сердце заходилось в бешеном ритме. Даже поцелуев было не нужно, чтобы свести его с ума, заставляя поверить во что угодно. Впрочем, поверить в свою безопасность рядом с Дилюком было проще всего — ему, внезапно осознал Кэйа, он доверял больше, чем самому себе. — Я верю, — тихо ответил он, утыкаясь лицом в грудь Дилюка и медленно втягивая носом воздух. Дилюк коснулся губами его макушки, неразборчиво что-то шепча, и прижал к себе сильнее. Его объятия были крепкими и уютными настолько, что Кэйа мог бы задремать, если бы не проснулся всего пару часов назад, совершенно не чувствуя усталости — что, впрочем, было удивительно, потому что раньше о здоровом сне Альбериху приходилось лишь мечтать. — Иногда я думаю, что это все сон, — почти полностью ложась на Дилюка, негромко сказал он. — Ты так резко изменил свое отношение ко мне, что это кажется ненастоящим. Какое-то время Дилюк молчал, но Кэйа отчетливо слышал стук его сердца, отдающийся вибрацией в груди. — Я не думал, что все получится так, — неопределенно произнес Рагнвиндр, когда молчание слишком затянулось. Он подтянул Кэйю выше, чтобы тот мог удобно расположиться на нем, прижавшись к груди, и продолжил: — Никогда не думал о тебе в романтическом плане, а потом... потом случилась моя ошибка и я по глупости обвинил во всем тебя. Даже вспоминать о тебе не хотел, а сейчас у меня стало больше возможностей осознать, что я к тебе чувствую, — Дилюк оставил едва ощутимый поцелуй в волосах Кэйи, когда тот поднял на него глаза. — Вернее... что стал чувствовать, когда перестал пытаться видеть в тебе предателя, каким раньше считал. Дилюк замолчал, внимательно глядя в широко распахнутый глаз Кэйи, и улыбнулся краешком губ, когда тот приоткрыл рот будто бы в неверии. — Что бы ни случилось, я рад, что изменил свое мнение, — добавил Рагнвиндр. Его голос был таким ласковым и теплым, что у Кэйи просто не осталось сомнений в его искренности. — Спасибо... — хрипло прошептал Альберих, не зная, что еще можно сказать. Смутившись от прозвучавших слов, он весь сжался, еще крепче вжимаясь в Дилюка, и еще пару раз повторил слова благодарности, словно одного раза было недостаточно, чтобы выразить всю его благодарность. * На следующий день Кэйа проснулся с ощущением чего-то нехорошего, но постарался не придавать этому чувству особого внимания, потому что постоянно быть в напряжении сильно выматывало, а он и так был не в лучшем состоянии. И хотя это спокойствие обрести и в конце концов сохранять удавалось с трудом, в течение пары часов он почти полностью расслабился, листая записи в ленте соцсетей. И понял, что все это было зря, потому что в тот момент, когда его взгляд выцепил одну из новостей, внутри него все резко похолодело, а сам он не мог оторваться от текста, растянувшегося на весь экран. Это было очень, очень нехорошо. Кэйа сглотнул ставшую вязкой слюну и, параллельно листая ленту в поиске других похожих статей, медленно встал с кресла, в котором до этого момента уютно сидел. Он не очень понимал, что собирается сделать, но единственное, что мелькнуло в мыслях: нужно показать Дилюку, он должен знать. То, что Дилюка в этот момент не оказалось дома, было будто бы насмешкой судьбы. Парень ушел всего пару часов назад, сказав, что поедет к отцу помогать с делами компании, и вот, как только Кэйа остался один, снова начался полный... Кошмар. Кэйа стиснул зубы почти до боли, сжимая в руках телефон и раздумывая, как бы объясниться перед Дилюком, потому что простых слов было бы недостаточно. Ничего не было бы достаточно после того, как люди, которые должны быть Кэйе ближе всех, изо всех сил старались испортить жизнь тому, кто действительно был рядом с ним. Как он мог оправдаться за то, что снова принес проблемы? Как мог просить в очередной раз прощения, зная, что это не последняя такая выходка со стороны отца и брата? От бессилия и злости ему хотелось завыть, но головой Кэйа понимал, что так он лучше не сделает. Ему нужно взять себя в руки и сказать обо всем Дилюку, если он все еще не узнал сам. Что было крайне сомнительно, потому что было бы сложно не узнать о том, что тебя обвиняют в совращении сына конкурентов и использовании его для воздействия на чужой бизнес. Кэйа чуть не рассмеялся, потому что это даже в мыслях звучало как полный бред. Но, каким бы глупым ни был заголовок, Альберих знал, что людям не нужно много для того, чтобы подхватить слухи и плодить их с целью очернить кого-то. Всего пара слов, не подтвержденных ничем, и толпа уже готова закидать камнями любого, на кого укажут. Закусив губу, Кэйа, больше не медля, позвонил Дилюку, с внутренней дрожью вслушиваясь в мерные гудки, продолжающиеся всего пару секунд, прежде чем Рагнвиндр ему ответил. — Кэйа? — голос звучал слегка устало. — Привет, — пробормотал Кэйа, но продолжил уже более громко и внятно: — ты видел, что написали о... о нас? По молчанию, продлившемуся какое-то время, Альберих понял, что да — Дилюк определенно уже знал и, возможно, уже даже пострадал от обвинений в совращении и неискренности, которыми пестрили комментарии к записям. — Видел, — в конце концов сказал Дилюк, коротко выдыхая. — Но я предполагал что-то такое, так что все в порядке. Отец не даст «Рассвету» пострадать, к тому же, он уже пообещал мне, что поможет с твоей ситуацией. Замерев, Кэйа переспросил: — Зачем господину Крепусу это? Пожалуйста, не нужно больше ничего делать, я не хочу, чтобы и он тоже пострадал. Лучше я чт... — Кэйа, — Дилюк зазвучал строго, — выбрось из головы эту ерунду. Даррон и так хотел испортить отцу и мне жизнь, ты тут не при чем. Я же сказал, мы во всем разберемся. Вместе. Ни я, ни отец не позволим тебе страдать из-за них. Кэйа часто-часто задышал, стараясь унять бешеное сердцебиение и дрожь в руках, но волнение все не уходило. Ему было страшно от того, что он снова заставил Рагнвиндров лезть в чужие семейные дела, и от напряжения у него заболела голова. — Кэйа? Ты в порядке? — обеспокоенно прозвучало из динамиков. — Успокойся, хорошо? Я скоро закончу и вернусь к тебе, не нужно ни о чем волноваться. Тихо угукнув, Кэйа прикусил кожу на тыльной стороне ладони, не зная, как еще прийти в себя, и негромко заскулил. От заботы Дилюка хотелось сжаться в комок и заплакать, потому что он этого не заслуживал, столько времени принося одни лишь проблемы всем, кто находился рядом с ним, но вместе с тем Альберих знал, что нельзя больше позволять отцу и брату обнажать его слабости. Знал, что нужно взять себя в руки и не давать слабины, когда Дилюк и даже Крепус столько о нем заботились. И когда страх и желание спрятаться отошли на второй план, в нем расцвела злость, направленная на тех, кто столько времени портил ему жизнь. Кэйа хрипло зарычал от переполняющих его чувств, потому что держать все в себе уже было попросту невозможно, и подумал о том, что зря все эти годы терпел издевательства. Ему следовало прекратить это еще давно, когда он впервые понял, что такое поведение ненормально. Вот только... что мог сделать подросток, почти ребенок, против взрослого мужчины? Да даже противостоять старшему брату Кэйа, все детство бывший достаточно щуплым, не мог — тот запросто мог ударить или оскорбить без следующего за этими поступками наказания. А Кэйе от отца доставалось и так, не стоило даже надеяться, что его кто-то защитит. Может, грустно подумал Альберих, он и правда не заслуживал ничего другого, но позволять рушить жизнь и Дилюку он не собирался. Обняв себя за плечи и осев на пол у стены, совсем рядом с дверью в выделенную ему комнату, Кэйа прикрыл глаз, восстанавливая дыхание. Ни слезы, ни злость не были ему помощниками, нужно было успокоиться. Чтобы отвлечься, он хотел подумать о чем-то другом, но мыслями все равно возвращался к этой ситуации и думал о том, как себя сейчас чувствует Дилюк — вот, кто действительно страдал от действий его, Кэйи, отца, и вот о ком нужно было беспокоиться, а не упиваться жалостью к себе. И хотя Дилюк говорил, что волноваться не о чем, Альберих прекрасно знал, что даже бездоказательные обвинения могут значительно подпортить репутацию Рагнвиндров и «Рассвета», чего Даррон и добивался все это время. К тому же доказать свою невиновность было довольно проблематично: Кэйю выставили влюбленной в своего истязателя жертвой, а потому веры его словам при любом исходе было бы мало, ведь что взять с забитого мальчишки с развившимся стокгольмским синдромом. Что бы Кэйа ни говорил, люди все равно с большей охотой поверили бы отцу или Дайнслейфу. Особенно, учитывая, что они с большой охотой поделились своим мнением по поводу этой ситуации уже с несколькими крупными изданиями. Кэйа увидел эту приписку только мельком, поэтому решил, что нужно прочитать статью более внимательно, и после ознакомления ядовито ухмыльнулся: меньшего он от отца и не ждал. Даррон прекрасно изобразил из себя страдающего от недальновидности младшего сына отца, который всеми силами хотел спасти своего ребенка от манипулятора, коим выставил Дилюка, приписав ему не только совращение сына, но и шантаж и много чего другого. Как бы Кэйе хотелось, чтобы все вокруг узнали правду и не велись на игру отца, с помощью которой он пытался уничтожить конкурентов. Потерев покрасневший глаз, Альберих выдохнул и поднял взгляд выше, тут же вздрогнув. Прямо перед ним стоял обеспокоенный Дилюк, и Кэйе оставалось лишь гадать, как он умудрился не услышать его шагов. — Эй? Вставай, не нужно сидеть на полу, — Дилюк подошел ближе и протянул к Кэйе руки, подтягивая его выше и крепко обнимая в попытке успокоить. И хотя Кэйа уже успел более-менее прийти в себя, отказываться от объятий он не стал, доверчиво прижимаясь к чужому теплу. — Я хотел вернуться сразу, как узнал, но нужно было закончить с делами. Пока меня не было, ничего больше не случилось? Альберих покачал головой. — Мы с отцом все решим, — прошептал ему на ухо Дилюк, щекоча дыханием чувствительную кожу, — Даррон зря все это затеял, так будет хуже только ему самому. — Почему? — Кэйа слегка отстранился, пытливо вглядываясь в лицо визави. — Я предполагал, что что-то такое случится, поэтому успел подготовиться, — признался тот, приподнимая уголок губ в подобии улыбки. — А отец знал о попытках разрушить «Рассвет» изнутри, поэтому уже какое-то время собирал информацию, которая могла бы помочь. Так что у нас есть несколько рычагов влияния на Даррона. Как бы сильно он ни хотел казаться непобедимым, ему придется с нами считаться, иначе пострадает его репутация. Кэйа восхищенно приоткрыл рот, не зная, что на это ответить. Ему и в голову не приходило, что Дилюк и Крепус могли собирать важную информацию, чтобы противостоять его отцу. А ведь это существенно облегчит проблему с тем, чтобы убедить всех в невиновности Дилюка и клевете. — Значит, вы сможете доказать, что ты ничего плохого со мной не делал, — улыбнулся Альберих. — У тебя ведь не будет тогда проблем? — Ну-у, без этого не обойдется, — признался Дилюк, — потому что люди уже начали плодить слухи, но меня это не волнует. На бизнесе отца это мало скажется, если все опровергнуть, а все остальное не важно. Главное, чтобы Даррон не добрался до тебя. Я уверен, что он хочет просто держать тебя ближе к себе, чтобы все шло так, как хочется ему. В его словах был смысл. Для Даррона Кэйа никогда не был важен: его не обучали как Дайнслейфа, который уже сейчас помогал отцу с компанией, а в будущем должен был ее унаследовать, его не представляли влиятельным людям, не готовили к грандиозному будущему. Он просто был. Словно назойливое домашнее животное, которое не хотели выбрасывать лишь по той причине, что оно не досталось больше никому. Даррон просто не хотел отдавать Кэйю, потому что это противоречило его идее тотального контроля. Вот только он забыл, что Кэйа не вещь, которую можно просто запереть в сейфе и никому не показывать. — Спасибо, — шепнул Кэйа. — Тебе не нужно благодарить меня, — Дилюк ласково погладил его по волосам. — Я готов что угодно сделать ради тех, кого люблю.