Залечи мои раны

Кэйе тяжело было это признавать, но после встречи с отцом он совсем перестал чувствовать себя в безопасности. Всякий раз, выходя из квартиры Дилюка, он опасался, что встретится где-то с Дарроном, а в университете почти постоянно сидел в аудиториях, где у него проходили пары, чтобы лишний раз не натыкаться на Дайнслейфа — ему, по ощущениям, вообще не было дела до появляющихся каждый раз проблем, и он просто старался отравить жизнь всем, кто попадался ему на пути. Конечно, это было слишком простое объяснение для поведения брата, потому что Кэйа знал — Дайнслейф не был глупцом и просто так ничего никогда не делал, но от этого становилось только страшнее. Предвидеть его следующий шаг было невозможно, поскольку, если Даррона сдерживала возможность подмочить репутацию, Дайнслейф такими проблемами озабочен не был — за ним следили гораздо меньше, чем за старшим Альберихом. И это значило, что Дайнслейф может делать все, что захочет. Возможно, в конце концов признался себе Кэйа, он стал параноиком, но от осознания этого факта легче не становилось. Хотя бы потому, что так он еще больше утопал то ли в жалости к себе, то ли в странной смеси ненависти и презрения. И от Дилюка это скрыть было невозможно — или, по крайней мере, слишком сложно, чтобы потерявший всякое желание что-то делать Кэйа мог скрыть свое состояние. Поначалу Дилюк не подавал вида, что понимает, что что-то не так, поскольку не хотел лишний раз напоминать Кэйе о прошедших событиях и еще больше выбивать его из и так шаткого и хрупкого равновесия, если это вообще было можно так назвать, но со временем его терпение стало лопаться: Кэйа понемногу закрывался в себе. Точно так же, как когда от него отвернулся Дилюк. Вот только в этот раз Дилюк Кэйю не бросал, а наоборот был намерен всеми силами помочь выбраться из того состояния, в которое Кэйа себя, не без помощи отца и брата, загнал. — Ты ведь знаешь, что я не прекращу, — в какой-то момент устало произнес Дилюк, когда повторять одно и то же ему уже порядком надоело. Немногим ранее он предложил Кэйе сходить прогуляться, но закономерно получил отказ, потому что снова встретиться с Дарроном, пусть такая вероятность и была крошечной, Альберих не хотел. — Знаю, — не отрывая взгляда от своих пальцев, которыми он изо всех сил сжимал собственные колени, ответил Кэйа. — Но это все равно бессмысленно. Не беспокойся, скоро все опять будет хорошо, я просто должен немного разобраться в себе. Дилюк нахмурился. — Кэйа, — вкрадчиво начал он, — я понимаю твое желание, но мы оба знаем, чем может закончиться твое «разобраться в себе». Ты уже никуда, кроме универа, не выходишь, а в последние дни вообще на человека не похож. Тебе нужно прекратить слишком много думать. Подняв на него взгляд потускневшего глаза, Кэйа медленно моргнул. — Если я перестану думать, то точно сойду с ума. — Ты и так уже почти с ума сошел, Кэйа! От резкости его тона Кэйа вздрогнул, снова утыкаясь взглядом в свои колени, и поджал губы словно от обиды. Дилюка и самого передернуло — он не ожидал, что его слова окажутся такими грубыми и громкими, а еще меньше всего хотел еще сильнее пугать Альбериха. — Мне жаль, — уже тише сказал Дилюк, опускаясь на корточки прямо перед Кэйей, и беря его ладони в свои, — мне правда очень жаль, я не хотел кричать. Но... Архонты, я не знаю, как мне правильнее сказать... — он вздохнул, закусив от нервозности нижнюю губу, — тебе нужно отвлечься. Я понимаю, что Даррон мог... испугать тебя, но тебе не нужно его бояться. — В прошлый раз... — наконец подняв на него взгляд, произнес Кэйа, — в прошлый раз я был там один, поэтому он подошел. Он не хочет лишних проблем, поэтому старается не лезть, когда я с тобой. — Тогда я... — Нет! Мне не нужна нянька, — Кэйа покачал головой, перебивая Дилюка, уже готового, казалось, на все, — я не маленький, но это не значит, что я не боюсь. Я не хочу, чтобы было как раньше. Ты заставил меня поверить, что я не просто никому не нужный ребенок, что я чего-то стою, и я больше не хочу становиться снова тем Кэйей, которым был до того, как сблизился с тобой. Просто я хочу сказать, что я должен сам научиться справляться со своими проблемами, ведь не могу всю жизнь топтаться за твоей спиной, трясясь от страха. Дилюк не нашелся с ответом — Кэйа был прав, но желания защитить его от этого меньше не становилось, хоть Рагнвиндр умом и понимал, что всегда и от всех защитить его не выйдет. А еще это будет очень эгоистично и нечестно по отношению к самому Кэйе, потому что так он, выбравшись из одной клетки, попросту попадет в другую. — Хорошо, — помолчав, ответил Дилюк, внимательно вглядываясь в лицо Кэйи, — но пообещай мне, что скажешь, если что-то будет не так. Взгляд Альбериха сделался еще серьезнее, чем был, и он кивнул, глядя Дилюку прямо в глаза. — Обещаю. * Как бы ни хотелось, Дилюк не мог сказать, что с того разговора все переменилось в лучшую сторону. Кэйа возвращался к нормальному состоянию долго и мучительно, будучи постоянно в пограничном состоянии, когда хотелось то ли полностью уйти в себя, то ли забыть вообще обо всех проблемах, не решая их и пуская все на самотек. Но он не был глупцом и понимал, что ни один из этих вариантов не помог бы ему справиться со своими страхами, а потому преодолевал их довольно медленно. Впрочем, он был не один — его не оставляли ни Дилюк, ни Джинн с Лизой. Ни даже Эола, которая временами присоединялась к их компании, когда они собрались в кафе или в сквере около университета. Такая поддержка со всех сторон немного помогала Кэйе скорее прийти в себя, хотя иногда и хотелось побыть одному, чтобы привести мысли, роем кружащие у него в голове, в порядок. Однако то, что состояние Кэйи не стало лучше в один миг, не означало, что он все время пребывал в апатичном состоянии — оно постепенно сменялось бодрым настроем. Иногда Альберих даже сам предлагал Дилюку прогуляться или сходить куда-нибудь на свидание, выбирая, впрочем, более тихие и безлюдные места, чтобы шанс, что на них обратят внимание, был меньше, поскольку для прессы не было важно, как себя чувствует Кэйа — единственной целью было рассказать всем о какой-нибудь сенсации, а сейчас самым простым для этого решением было осветить скандал между Рагнвиндрами и Альберихами, если это вообще можно было так назвать. Кэйа моргнул, приходя в себя и развеивая наваждение, которое осталось от мыслей о том, как в последний раз за ними с Дилюком увязалась девушка-корреспондент, отчаянно желающая взять у них интервью. — Все в порядке? — спросил Дилюк, заметив отрешенный вид Альбериха. Тот чуть заторможенно кивнул. — Не хочешь куда-нибудь сходить? — Не очень, — признался Кэйа, наконец обращая все свое внимание на Дилюка, — настроения нет. И я устал. — Тогда чем займемся? — спросил Рагнвиндр, привлекая Кэйю к себе и легонько целуя его в лоб. Это был лучший способ заставить Кэйю отвлечься от невеселых мыслей, чем он беззастенчиво пользовался. Кэйа долго молчал, раздумывая. По правде говоря, ему вообще ничего не хотелось, он был рад просто побыть в объятиях Дилюка, потому что сил на что-то еще, чувствовал он, у него бы не хватило. В этот вечер он действительно очень устал — с утра в университете пришлось сдавать несколько важных работ, после которых он ощущал себя как выжатый лимон. В то время как Дилюк, казалось, проблем из-за учебной нагрузки не испытывал вовсе. — Не знаю, — все же ответил Кэйа, укладывая голову на плечо Дилюка. Когда Рагнвиндр обнял его, целуя в лоб, Кэйа оказался утянутым к нему на колени — в последнее время они часто так сидели. Кэйе очень нравилось чувствовать себя защищенным в объятиях Дилюка, к тому же в такой позе он мог крепче прижиматься к своему парню, устроившись на его бедрах. Правда, долго так сидеть не получалось, в какой-то момент у них обоих неприятно затекали ноги и приходилось менять положение, но ни Дилюк, ни Кэйа до этого момента не решались как-то сдвинуться, наслаждаясь близостью друг к другу. Кэйа даже находил в себе силы признать, что именно возможность быть так близко к Дилюку заставила его вынырнуть из апатии и не замкнуться в себе. Чего он признавать не хотел, так это того, что иногда ему хотелось чего-то большего, а не простых объятий и поцелуев, тоже весьма целомудренных. — О чем думаешь? — слегка приподняв брови, спросил Дилюк, заметив, что Кэйа снова отвлекся. — О... — Альберих слегка поерзал, не зная, что ответить. — Ни о чем? Не бери в голову. Но его заминка от Дилюка не укрылась, как и слегка порозовевшие щеки — на смуглой коже Кэйи румянец вообще очень сильно выделялся. — Неужели прямо ни о чем? — уже поддразнивающим тоном переспросил Рагнвиндр, чувствуя, как Кэйа в его руках напрягся. — Угу, — буркнул тот, пытаясь выпутаться из объятий. — Я, пожалуй, пойду готовиться к зачету. Там нужно много учить и... Слезть со своих колен Дилюк ему не дал, даже не скрывая хитрой ухмылки, которая для Кэйи не предвещала ничего хорошего, потому что таким Дилюк позволял себе быть только с Кэйей и только когда на него нападало игривое настроение. Такое, признаться, случалось не так часто, но обычно сопровождалось горячими поцелуями. И ими же заканчивалось. Если сейчас Дилюк хотел того же, для Кэйи это была прекрасная возможность подтолкнуть его к последующему продолжению, но ему было слишком стыдно. Не от того, что он был скромником или что-то в этом роде — вовсе нет, просто слова отца о том, что он лишь подстилка для Дилюка, слишком сильно укоренились в его мыслях, не давая рассуждать здраво. Пока они с Дилюком не занимались сексом и вообще ничего, кроме поцелуев, не делали, он мог давить эту глупую мысль, не давая себе погрязнуть в жалости и отвращении к самому себе. Но ему казалось, стоит только переступить черту, и он подтвердит слова Даррона, став просто удобной игрушкой в руках Дилюка. Стоило ли собственное удовольствие того? Абсолютно точно нет, решил Кэйа, качая головой и сильнее отстраняясь от Дилюка, который хотел уже коснуться его губ. — Кэйа? — Дилюк выглядел озадаченно, потому что никогда до этого Кэйа, так явно желая продолжить, от него не отстранялся. — Ты не хочешь? Кэйа закусил губу, нервно раздумывая над ответом, и пока он молчал, Дилюк стал серьезнее, с беспокойством вглядываясь в глаза своего визави. — Я хочу, но... — Альберих сглотнул. Возможно, ему стоило рассказать Дилюку о своих переживаниях — в том, что тот не будет смеяться и воспримет все серьезно, у него не было сомнений, но это все еще не умаляло его страха признаваться в том, в чем даже самому себе признаться было жутко. И все же он решил, что ему не следует скрывать такие мысли, если он не хочет разрушить их отношения в будущем. — Мне страшно от того, что будет, если мы зайдем дальше. Я не хочу, чтобы слова моего отца стали правдивыми. — Какие слова? — непонимающе спросил Дилюк, и вдруг его осенило: — ты про... Архонты, Кэйа! — он сжал руки на талии Кэйи, словно боясь его отпустить. — Как ты вообще мог до такого додуматься? Конечно, если ты не согласен ни на что, помимо поцелуев, я не стану настаивать, мне достаточно того, что ты рядом со мной, но, пожалуйста, выкинь весь этот бред из головы. Если мы займемся сексом, ничего плохого не случится, — Рагнвиндр словно объяснял простые истины неопытному подростку, которым Кэйа, впрочем, в некотором роде и являлся — пусть он уже вышел из этого возраста, опыта это ему не прибавило. — Не изменится ничего. Абсолютно. Я люблю тебя, Кэйа. Что бы ни случилось, что бы тебе ни говорили, это не изменит моих чувств. Не думай, что после секса ты станешь... я даже повторять его слова не хочу. Это отвратительно звучит... Глядя на Дилюка, который едва держал от негодования себя в руках, Кэйа сильно засмущался. Почему-то слышать от него о физической близости было смущающе, хотя Кэйа прекрасно знал, как это происходит. Просто образ Дилюка почему-то с такими разговорами у него в голове не вязался совершенно. — Я понимаю это, — осторожно начал Кэйа, — но мне сложно пересилить себя. Каждый раз начинаю думать, что просто подтвержу его слова. Дилюк вздохнул как-то совсем устало, утыкаясь лбом в грудь Кэйи, который по-прежнему сидел у него на коленях. — Нет. Ты не подтвердишь этим ничего. Ты просто будешь чувствовать удовольствие. Секс — это просто секс. — Перестань повторять это слово! — возмущенно пробурчал Кэйа, не зная, куда деваться от накатившего стыда. Дилюк улыбнулся краешком губ, взглянув снова ему в лицо. — Секс? О, ну брось, — лукаво произнес он, видя, как щеки Альбериха становятся только краснее, — не говори, что стесняешься этого. — Ты невыносим, — качнул головой Кэйа, облизав пересохшие губы. Положив ладонь ему на щеку, Дилюк осторожно погладил горячую кожу большим пальцем и приблизился к лицу Кэйи, выдыхая ему почти что в самые губы: — Возможно. Но ты ведь любишь меня таким, какой я есть, не так ли? Кэйа не нашел в себе силы отрицать это даже в шутку. Правда была в том, что без любви к Дилюку он бы уже давно потерялся в себе и своих переживаниях, а потому не ответить «да» он не смог. Не смог и отстраниться, когда губы Дилюка все же накрыли его собственные, даря желанный поцелуй. Дилюк не напирал, помня о смятении Кэйи, и давал тому возможность уйти от прикосновений и прервать поцелуй, но Кэйа этой возможностью не воспользовался, обнимая Рагнвиндра за шею и позволяя целовать себя глубже. В голове от переизбытка эмоций и чувств стучало, но Альберих и не думал отрываться от чужих губ, в какой-то момент обхватив ладонь Дилюка, лежащую на его щеке, и кладя ее на свою талию, совсем близко к поясу домашних штанов. В этот момент он уже не думал о том, хочет ли продолжения, потому что понимал — это ему необходимо, как необходимо и избавиться от власти отца, от власти его слов. Кэйа так сильно хотел Дилюка, что у него дрожали руки, и он лишь надеялся, что Дилюк не станет останавливаться. — Кэйа? — хрипло спросил Рагнвиндр, когда воздуха стало не хватать. — Как ты себя чувствуешь? Кэйа дышал часто-часто, пытаясь восстановить дыхание. — Не знаю, — признался он честно, — но я очень хочу тебя. Пожалуйста... Дилюк сглотнул вязкую слюну и снова припал к его губам, коротко облизывая и проникая внутрь, чтобы поцеловать глубже и настойчивее. Поцелуй получался мокрым, грязным — Кэйа был в полном восторге и полностью отдавался своим чувствам, желая, чтобы это никогда не прекращалось. В коротких перерывах между поцелуями Кэйа судорожно шептал «я люблю тебя», пока Дилюк горячими ладонями оглаживал его грудь, уже забравшись под широкую футболку. Каждое прикосновение будоражило все сильнее, и Кэйа не знал, куда деваться от всех эмоций, что его обуревали. Дилюк же, совершенно его не щадя, продолжал целовать, кусая его губы и зализывая крошечные ранки, которые оставались после укусов, в то время как его руки блуждали по всему телу Кэйи, то касаясь напрягшихся от возбуждения сосков Альбериха, то опускаясь ниже, к поясу штанов, но не двигаясь дальше. Кэйе казалось, что он сходит с ума, и это было недалеко от правды, потому что он уже совсем перестал осознавать, что происходит, полностью отдавшись ощущениям. До этого они ни разу не целовались так — страстно и горячо, ласкаясь и отдаваясь друг другу, эти ощущения были новыми и неизведанными для Кэйи. Он прислушивался к своим ощущениям всякий раз, когда касания Дилюка заставляли его вздрагивать, но сильнее всего его волновали горячие губы Дилюка, сминающие его собственные в нетерпеливом поцелуе, который никто из них не хотел прерывать, пока воздух просто не кончался. Но и тогда они, только отдышавшись, припадали снова друг к другу, словно иначе попросту не могли. — Архонты, Кэйа... — низко простонал Рагнвиндр, одним резким движением вставая, от чего Кэйа едва не завалился назад. От падения на пол его спасли руки Дилюка, в одно мгновение поднявшие его в воздух так, словно он ничего не весил. Дилюку не составило труда прямо так, с Кэйей на руках, дойти до собственной спальни и опустить парня на кровать, а потом застыть на несколько секунд, завороженно любуясь им: растрепанным, красным от желания и совсем немного от смущения. В таком виде Кэйа был красив совершенно по-другому и заставлял Дилюка сходить с ума от чувств к нему. — Ты чудесный, — нависая над ним, прошептал Дилюк, прежде чем Кэйа, не в силах больше терпеть, сам двинулся навстречу его губам.