Не потеряй меня

В лесу прохладно, пахнет сыростью и дождем. Если бы Юнги смотрел фильмы про вампиров, то точно бы в его голове всплыла какая-нибудь банальная сцена. К счастью, такой ерундой омега не страдал, поэтому и голова его была пуста. Ну, почти. Перепрыгивая с мысли на мысль, Юн старался делать вид, что ему легко и спокойно. Но, чем дольше шли они, чем темнее и прохладнее становилось, тем меньше и меньше доверия оставалось внутри омеги. Он то сжимал руку Хосока в своей сильно, то почти не держался за нее. Более того: Юнги уже раз десять поругал себя за то, что вообще согласился. Вдруг тишину леса, до этого прерываемую лишь дыханием и шагами, нарушает голос Хосока, уверенный и спокойный, как всегда. — Мы пришли, можешь открывать глаза, — альфа не отпускает руки Юнги, помогая ему спуститься с небольшой кочки. — Видимо, ты часто тут бываешь… — осматривается омега, — потому что иначе в такой темноте пройти без казусов слишком сложно, — но только он это произносит, как взгляд опускается на обувь альфы. Всю в траве, грязи, даже где-то в каких-то каплях то ли росы, то ли чего похуже. Все это так не вязалось со строгим, сдержанным образом, что Юн, поднимая плавно глаза на лицо альфы, вдруг смеется, сначала тихо, но потом громче и увереннее. Страх, накинувший уже свое покрывало на плечи омеги, улетучивается окончательно. Хосок сначала не понимает, что за звук нарушает тишину. Легкий, звонкий, похожий на звон хрустальных каблуков, сбегающих по лестнице, этот звук далеко не сразу осознается как смех. Как его смех. Невольно альфа улыбается, опуская глаза в листву под ногами, но грязи на обуви не замечая. Вообще ничего не замечая, кроме этого смеха. — Ты захотел испачкаться, поэтому привел меня сюда? — успокаиваясь, но не переставая улыбаться таинственно-мягко, Юн осматривается еще раз, пока не замечая ничего, что стоило бы такой долгой прогулки по лесу. — А? — Хосок даже не сразу слышит вопрос. Юнги приходится повторить, и только после этого альфа отрицательно качает головой. — Нет, конечно, нет. Дальше нужно идти с открытыми глазами, поэтому лучше привыкнуть к темноте здесь, — Хосок трогает неосознанно мочку уха, кусая нижнюю губу. Был бы рядом Чимин, он захлопал бы от радости в ладоши. Такое бывало только тогда, когда Чон смущался, и последний раз омега видел это лишь при жизни Тэхёна. Более того, в голове альфы впервые за все время не промелькнула и тень сравнения. Юнги смеялся так, как не смеялся никто. Как не будет смеяться никто более… Глаза действительно привыкают к полумраку далеко не сразу. Однако, когда омега различает уже даже травинки, Хосок ведет его все так же за руку дальше, раздвигая заросли, помогая своему спутнику обойти лужи. Признаться, Юнги уже устает топтать грязь в неизвестности, но тут взгляд его отрывается от земли и видит потрясающую картину. Окруженная кустами и густыми деревьями поляна представляла собой некий забытый парк. Некогда стриженная трава теперь прорастала сквозь каменную кладку аллей, пробивая себе дорогу в жизнь. Перила невысокого моста, переброшенного через искусственный пруд, оплелись жадными вьющимися лианами, делая их похожими на часть средневекового замка. Хосок ведет омегу за руку неспешно по аллее, давая рассмотреть и мраморные статуи, покрытые кое-где мхом, и причудливые узоры на колоннах беседки. Только сейчас, заходя вместе с альфой в нее, Юн замечает корзинку для пикника, расстеленное толстое одеяло на одной из скамеек и один большой теплый плед. Как по волшебству, едва садятся они вдвоем и открывают корзину, в старом, заброшенном парке загораются фонари. Удивительно, что они все еще работают! — Я даже не знал, что тут есть такое… — отзывается Юнги, не в силах оторваться от красоты, какой-то таинственной, неземной. — Сюда мало кто приходит, но ежегодно можно пожертвовать деньги в фонд поддержки этого места. На фонари, на чистку пруда ближе к лету. Порой, когда все прочие парки надоедают, я приезжаю сюда, — Хосок легко открывает корзину, полную самых разных фруктов, сыров, бутербродов. — И ты решил поделиться этим местом со мной? — складывая ногу на ногу, Юнги отклоняется назад, наблюдая за альфой с интересом, со светящейся в глазах хитростью. Решив помочь достать фрукты, Мин опускает руку в корзинку и сталкивается в ней с рукой Хосока. Это нечаянное прикосновение отзывается электрическим разрядом по всему телу. Не похожее ни на что до этого, оно обжигает кожу, оставаясь, кажется, навечно красным следом. Юн поднимает взгляд на альфу медленно, словно нерешительно, думает с секунду и, подаваясь вперед, целует его в губы, сразу сминая их мягко, плавно, уверенно. Огонек, что до этого горел маленькой свечкой в душе, разрастается до пламени, настоящего пожара. Запах Хо пленяет, утягивает в глубины океана и выбивает остатки воздуха из легких. Не ожидая такого поворота, альфа роняет гроздь винограда обратно в корзину, но одна виноградинка, оторвавшись, падает на пол и катится куда-то прочь, резво спрыгивая по ступенькам, теряясь в траве. Все планы в голове, все действия и шаги на пути к изменению Юнги рушатся, как карточный домик, едва вкус его губ оказывается на губах Хо. Устоять, отстраниться, отодвинуться — все это оказывается выше человеческих сил, и Чон, оставляя корзину в покое, обнимает омегу за талию, неожиданно стройную. С остервенением слышит он стук собственного сердца, вторившего ударам сердца Юнги, но прервать поцелуя не может. Не хочет… Лишь когда огонь внутри сжигает весь кислород, омега отстраняется, но не отсаживается. Слегка облизнув собственные губы, Юн усмехается, больше всего сейчас напоминая довольного кота. — Так что ты говорил про парк? — словно и не было ничего, спрашивает тихо омега, но дальнейшие вопросы прерываются. Губы оказываются слишком заняты, чтобы хоть что-то вымолвить… Как ни старалась прохлада ночи, прогнать этих двоих у нее не вышло. Горячий чай из термоса, теплый плед и объятия делали свое дело. Порой даже становилось жарко. Тучи, что еще вчера закрывали небо, сегодня расступились, и через дырки в крыше беседки были видны звёзды. Но самые яркие звёзды сейчас светились в глазах Юнги, и целое их созвездие загоралось при тихом шепоте альфы, при его прикосновениях, при его дыхании, опаляющем кожу. Это, несомненно, один из лучших вечеров. Кажется, рядом с Хосоком каждый вечер лучший. Пока Юн был рядом, альфа постоянно и неосознанно проводил носом по его волосам, прижимая к себе ближе. Будто какая-то часть внутри Хо боялась, что больше этого запаха рядом не будет, что омега сию секунду испарится и более никогда не появится в поле зрения. На эти часы Чон даже забыл о том, какие на самом деле намерения таились в его голове. Этот Юнги медленно, но верно сводил с ума. Заходя ближе к утру в квартиру, Хосок сразу идет в спальню, даже не раздеваясь толком. Падая на постель лицом в подушку, он лежит так пару минут, все еще чувствуя вкус Юнги, его запах на себе. Казалось бы, нужно быстрее в душ, быстрее чистить зубы и смывать с себя все это, но альфа продолжает лежать, пряча улыбку в подушке. Глупо отрицать, что к этому омеге Хо все же что-то чувствует. Глупо убеждать себя, что он противный, страшный, ужасный. Глупо, но кто из нас не совершает глупостей? Та часть разума, не сердца, но разума, что помогала выжить все эти полгода, упрямо твердила, что из Юнги нужно сделать копию Тэхёна. Та же новая, вернее, давно позабытая старая, робко уверяла, что этот мятный парень и так прекрасен, что менять в нем ничего не нужно. До этого вечера все было ясно, как божий день: такой, какой есть, Юнги не нужен, его надо поменять, и тогда он станет нужен. А теперь что? Теперь появляется иное мнение, которое вообще-то надо задушить и оставить валяться в стороне. Так альфа и сделает, обязательно сделает. Только позже, чуточку позже. Пока еще рассудок сохраняет трезвость, пока план всё-таки имеется, это нелепое чувство идет даже на пользу - так легче притворяться. Память услужливо подкидывает тот нелепый наряд в ресторане, байк, на котором это чудище прикатило, и вся эйфория слетает, не выдерживая напора злости. "Это ведь из-за него, из-за того, что он существует, умер Тэхён", - подсказывает внутренний голос, и улыбка окончательно сползает с лица. Едва эта мысль промелькнула в голове, как Хосок тут же встал с кровати и пошел смывать с себя всю эту грязь. Больше на уловки этого уродца он не попадется. Это было секундное помешательство, не более. И откуда ты такой отвратный взялся…

***

Второй букет отправляется в вазу, контрастируя с первым из-за цвета упаковки, но ничуть не уступая ему в красоте. В голове все еще продолжают всплывать моменты того прикосновения, первого поцелуя, потом второго, третьего… Конечно, Юнги взрослый парень, и этот поцелуй не был его первым в действительности, однако столько эмоций, столько чувств он сам вкладывал впервые. И впервые столько получал. Только сейчас Юн замечает, что от прогулки по влажной траве промокли ноги. Только сейчас осознает, что под утро всё-таки стало прохладно, и в носу уже неприятно зудит. Но разве могут эти мелочи затмить все остальное, такое волшебное, прекрасное, будто вырезанное из фильма? Нет, нет, нет! — Боже, я такой дурак… — ругается тихо Юнги на себя, — надо было еще в тот вечер с ним поехать, нет же. Гордый… — он тихо фыркает, выпивая стакан воды. Пожар внутри надо было срочно остудить, иначе череда воспоминаний точно приведет в душ. Давно внутри себя Мин не ощущал такого подъема, такой силы и такого желания к жизни. Вода не помогла. С трудом помог и душ. Едва вспоминал омега, как чайно-виноградное дыхание проходит совсем рядом с плечами или шеей, как снова низ живота приятно стягивало возбуждение, а горячая вода его только усиливала. Лишь спустя двадцать мучительных минут Юн додумался включить более прохладную воду. «А его губы…а его запах!..», — проносится в голове, и рука сама собой тянется к низу живота вновь. И откуда ты такой неземной взялся…