Не потеряй меня

Обычно пары ходят вместе на прогулки, в гости, в рестораны или кино. Пара Хосока и Юнги была не из этого числа. Прохладный зимний ветер дул с востока, принося колючий снег. Глухая, гнетущая, гулкая тишина кладбища не нарушалась никем из присутствующих на похоронах Ёнмина, яма для гроба которого, зияющая, затягивающая, была выкопана рядом с могилой брата, «усевшейся» совсем недавно. Хосок видел лишь мельком труп коллеги, но этих мгновений хватило, чтобы мурашки пробежали по телу, а желудок неприятно скрутило в приступе тошноты; кажется, то сероватое желе, вываливающееся из черепной коробки, все же было мозгом. Увидел Ёнмина и Юнги. И, увидев, омега похолодел и побледнел, а ноги его предательски подкосились — как же сильно братья были похожи! Ёнмин немного старше, но… Изгиб губ, узкий кончик носа, слегка раскосые глаза, делающие обоих похожими на драконов — все это почти одинаковое, прекрасное, ушедшее под землю преждевременно. Проводы в последний путь — первый совместный выход Хо и Юна в «большой свет». Хотя большинство людей, пришедших проститься с Ёнмином, не обращали внимания на чужака рядом с Хосоком, некоторые всё-таки рассматривали мятные волосы, черные брюки, водолазку и тёмно-зелёное пальто по колено. Когда, заехав за омегой, Хосок впервые увидел его во всем этом, он даже не сразу узнал свою пару. Конечно, глупо ожидать, что в такой холод Юнги останется в кожаной куртке и рваных джинсах, но такой перемены в строгого, взрослого, вдумчивого парня Хосок от своей пары не ожидал. И, надо сказать, был приятно удивлен. Мин на взгляды внимания не обращал. В его голове беспокойно бились мысли, кружившие вокруг да около одной задачи — не упасть в обморок здесь и сейчас. На фоне темной одежды светлая кожа отливала болезненно белым с каким-то зеленоватым подтоном. Невольно некоторые отмечали, что Ёнмин в гробу выглядит и то живее. — Юнги, пойдем-ка отсюда лучше, тебе совсем нехорошо… — взволнованный шепот Хосока раздается совсем рядом над ухом, но звучит так неожиданно, что омега вздрагивает, не понимая, откуда исходит звук. — Нет, мне нормально. Не нужно из-за меня уходить, я справлюсь, — возражает Юнги, качая головой. Тут же перед глазами заплясали черные точки, а в ушах зашумела кровь. — Солнце, оставайся лучше здесь, не ходи к… —Хосок хочет сказать про могилу Хэна, но не может. Слова застревают в горле, как стекло. — Он погиб по моей вине. И не только он, Хосок. Я должен… —Юн сжимает руку мужчины, удивительно горячую для холода вокруг. Кажется, это даже прибавляет сил. — Юнги, Хэн погиб исключительно по своей вине, — альфа, придерживая свою пару под руку, все же продолжает путь. Какой же упёртый у него соулмейт! Омега после разговора словно нашел в себе новые силы, шагая рядом практически уверенно. Однако так было лишь снаружи. Увидев имя и фамилию, запечатленную на темно-сером мраморе в изголовье могилы Хэна, Юнги с силой прикусил губу, чтобы удержаться на ногах. Но едва взгляд скользнул на дату смерти, как земля начала уходить из-под ног, а могила альфы будто разверзлась, затягивая в свою темноту и гниль. Последнее, что видел Юнги перед тем, как потерять сознание, было лицо Хосока, полное суеверного страха. В нос ударил незнакомый запах, сотканный из хлопка, новой мебели, парфюма с древесными нотками и моющего средства. Необыкновенная мягкость чего-то, на чём лежал омега, заставила подумать вначале, что Юн тонет в каком-то зефире. Тихий болезненный стон раздается в комнате, в которой парень ранее не был никогда — в спальне Хосока. Мин встает слишком резко; голова вновь кружится, перед глазами темнеет, приходится лечь опять. — Не вставай пока, — просит альфа, проходя в спальню, толкая дверь из темного дерева бедром, потому что руки заняты лекарствами и стаканом воды. — Я… что произошло? — Юнги, моргая, открывает глаза и не понимает ничего по-прежнему. Сверху на него смотрит бледный, испуганный омега, распластавшийся на кровати, как тесто для блинов по сковородке. Юн хмурится — хмурится и пришелец, живущий наверху. Что за чертовщина такая… — Ты потерял сознание на кладбище, я повез тебя домой. В машине ты пришел в себя, говорил что-то про расплату, а потом снова отключился. Вот, выпей это, — мужчина садится рядом, протягивая таблетку от головной боли и прохладную воду. Юн не отводит взгляда от потолка, на котором события развиваются точь-в-точь так же! Вот садится Хосок, вот подносит лекарства и стакан. Замечая испуг и непонимание, альфа переводит взгляд наверх и усмехается. Зеркальный потолок был именно его идеей, но никто еще не реагировал на это дизайнерское решение именно так — смесью страха и удивления. Конечно, всему виной недавние обмороки, но так забавно было наблюдать за омегой… — Зеркала, — помогает понять, в чем же дело, Хо, подставляя подушки так, чтобы Юнги не захлебнулся при питье. Только этого сейчас не хватало. — Тебе нужно отдохнуть, а я пока… — Не уходи! — чудом не подавившись, омега хватает мужчину за руку, стискивая холодные пальцы на запястье. — Не уходи… прошу… Хосок в этот момент как раз порывается встать, но замирает, оседая обратно. Второй раз за день альфа поражается такой резкой перемене в омеге: беззащитный взгляд, дрожащие руки и губы. Куда делся тот, кто поставил альфу на колени? Тот, кто лихачил, словно у него сорок жизней? Тот, кто выставлял за дверь? — Не уйду, — успокаивающе поглаживая по ледяной руке, произносит Чон, садясь поближе. — Никуда не уйду, буду с тобой. Сжимая руку альфы, Юнги кивает часто, допивая воду большими глотками. Её прохлада помогла привести мысли в относительный порядок, поэтому, ложась вновь на невероятно мягкую постель, омега стал рассматривать себя и Хосока в потолке более осознанно. Парень никогда до этого не видел их со стороны, поэтому взгляд его скользит по телам, изучая. Наверное, можно назвать их пару даже гармоничной: омега ниже и немного меньше альфы, несколько слабее, но это только на первый взгляд. Удары Юнги по силе вряд ли уступят ударам Хосока. Хо слушает мерное дыхание своего омеги и прикрывает глаза, улыбаясь чему-то, что рвется наружу изнутри. Альфа думал, что это светлое, теплое, грандиозное чувство уже никогда не посетит его душу, но чудеса случаются. И теперь задача мужчины — не упустить свое счастье. Не потерять его. — Хорошо смотримся, правда? — не открывая глаз, не переставая улыбаться, шепчет Хосок, притягивая Юнги к себе поближе и зарываясь носом в его волосы, вдыхая их медовый запах, смешанный с мятным ароматом шампуня. — Наверное… —погодя, соглашается омега, продолжая рассматривать себя и свою родственную душу в зеркале. — Хосок, могу я… кое-что спросить у тебя? — Можешь, — мужчина все же открывает глаза, теперь тоже рассматривая отражение, но только отражение Юнги. — Всё, что угодно. — Тогда после гонки ты сказал, что не пережил, если бы и я умер. Кто умер у тебя до этого? — голос Юна спокойный, даже слишком. Парень старался, чтобы вопрос не звучал слишком грубо или требовательно, поэтому перегнул со спокойствием, теперь виновато прикусывая уголок губ. — Хорошо, что ты спросил, — от глаз Хосока это не укрывается, и он усмехается. — Ты сказал мне в больнице правду, хотя она и была для тебя болезненной. Теперь моя очередь рассказать тебе… — Ты знаешь, я на твоей стороне, —тихо обещает Мин, неосознанно прижимаясь еще ближе, теперь носом упираясь в плечо альфы, чувствуя тонкий аромат чистой одежды. — Знаю. Поэтому и расскажу, — Хосок делает глубокий вдох, закрывает глаза вновь. — Дело в том, что до тебя у меня был тот, рядом с кем я видел цвета. Альфа чувствует, как напрягается парень в его руках. Однако Юнги не перебивает, лишь подбираясь носом повыше, к шее, чтобы вдыхать еще и аромат самого Хосока. — Его звали Ким Тэхён. Мы познакомились с ним совершенно случайно, но с первого взгляда поняли, что рождены друг для друга, — продолжает Чон, чуть жмурясь от щекотки и прохладного дыхания омеги. — Рядом с ним я не замечал времени, всё было похоже на одну большую сказку. Детскую, наивную, со счастливым концом. Казалось, что впереди нас ждало только большее счастье, но все оборвалось, когда он разбился… — Хосок замолкает, собираясь с силами. Он отпустил Тэхёна, однако рана ещё болела. — И ты хотел сделать из меня его, но я был слишком неисправим? — Юнги спрашивает это без тени злобы или агрессии. Ему просто хочется понять, почему их отношения не были гладкими. — Хотел, думал, что не смогу полюбить тебя, что вообще не имею права любить кого-то, кроме… Когда ты тогда приехал первым, мне было наплевать на победу. Я так переживал за тебя, что с тобой может что-то случиться… обнимал тебя и не понимал, почему так сильно волновался. — А… — Юнги привстает на локте, поворачивая осторожно Хосока за подбородок к себе. — А сейчас полюбил? Альфа открывает глаза, сталкиваясь прямо с глазами Юна. Бездонные, глубокие, прекрасные и темные, они манили в свои сети, как сирены манят моряков. — А сейчас я тебя люблю, Мин Юнги, — ответ срывается с губ сам собой. Искренний, честный. Омега с пару секунд молчит и не двигается, не убирая своих пальцев от чужого подбородка. Скользит глазами по лицу Хосока, по его глазам, волосам и губам, словно стараясь распознать, правда это или очередная игра в манипуляции. Чон понимает причину сомнений, поэтому не стремится как-то убедить словами в том, что сказал правду. Он докажет делом, но это позже. А пока… — И я очень хочу тебя поцеловать, — добавляет альфа тише и, не дожидаясь ответа, накрывает губы Юнги своими, нежно, медленно сминая, чуть раздвигая язычком, но тут же получая слабый укус в ответ. — Разве я давал разрешение?.. — шепчет омега в поцелуй, не открывая глаз, в душе не желая отстраняться. — А разве я должен просить разрешения поцеловать свою родственную душу? — спрашивает с улыбкой Хосок, снова целуя, в этот раз жаднее и жарче. Кажется, что этот поцелуй точно должен перейти в нечто более серьезное, но альфа помнит, что Юн упал в обморок дважды, помнит, как тряслись его руки совсем недавно. Поэтому, лишь лизнув его язык своим, Хосок отстраняется, облизнув быстро свои губы. — Но… — Юнги возмущенно выдыхает, также облизывая губы, чувствуя на них еще вкус альфы. — Тебе нужно отдохнуть, солнце. А я буду рядом, как и обещал, — Хо мягко чмокает омегу в уголок губ, улыбаясь вновь, поглаживая по щеке. Уговаривать долго не пришлось. Согретый теплом одеяла и альфы, разнеженный мягкостью постели, поцелуем и приятными прикосновениями, Юнги погружается в спокойный сон, лишенный всяких сновидений. Слишком устал разум от реальности, чтобы придумывать что-то свое. Хосок же, пока омега спит, вновь рассматривает его руку. Консультант в магазине попросила сфотографировать нужный палец, чтобы точно определиться с размером. Не хотелось бы, чтобы кольцо спадало или оказалось мало… — Давай, вот так… — кладет руку в нужном ракурсе альфа, делая быстро пару снимков, пока Юнги не проснулся. Когда фото были готовы, мужчина спокойно выдохнул. Операция прошла успешно, и можно расслабиться рядом с мирно спящим, закрыть глаза и не заметить, как сам провалишься в сон. Собственно, так и вышло.

***

Эта зима принесла не только разочарование и смерти. Намджун просыпается от того, что запах мужа, обычно окутывавший нежной вуалью, сейчас настойчиво стучался прямо в нос, требуя, чтобы на омегу наконец-то обратили внимание. Не понимая, что происходит, Джун потирает глаза, цепляя взглядом молочную кожу бедра Сокджина, буквально блестящую под дневным светом. В сердце тут же загорается огонь, перерастающий в самый настоящий пожар, а в глубине зрачков блестят искры — отголоски костра внизу живота. Приглядевшись лучше, альфа понимает, что бедра мужа по-настоящему блестят, но не только от здоровья и красоты, но и от смазки, что стекала липкими каплями на простыни. Намджун обычно всегда был благоразумным, никогда не лез, не убедившись, что супруг также хочет заняться любовью, но ведь сейчас другой случай… Они так долго этого ждали, что устоять просто невозможно! Зрачки мужчины расширяются, словно он принял дозу, губы вмиг пересыхают, но сухость эта длится недолго — притянув с силой Джина к себе, альфа устраивается между его ног, раздвигая горячие бедра и проводя по их внутренней стороне языком жадно, слизывая сладковатую смазку. Запах мужа был безупречен, а вкус — и того лучше, и у Джуна медленно, но верно улетают все мысли, кроме одной. Тихий стон омеги, разбуженного самым приятным способом, не заставляет себя долго ждать. Миг — пальцы с аккуратным маникюром уже сжимают подушку, а бедра сами собой приподнимаются над кроватью, словно маня, прося большего, чем горячий язык. — Джунни… — тихонько выскуливает Джин, оборачиваясь, заставая невероятную картину. Глаза альфы закрыты, а веки слегка подрагивают, руки его жадно сжимают чужие ягодицы, оставляя на упругой коже алые следы от пальцев. Взъерошенные от сна волосы лежат на голове полным бардаком, но эта нотка бунтарства так идет обычно сдержанному Намджуну, что от одного такого вида любимого омега готов кончить. Услышав стон, альфа довольно улыбнулся, но не отстранился, лишь раздвигая половинки шире и проводя языком по самому чувствительному месту, проникая языком прямо внутрь, словно дразня. Он прекрасно понимал, что его мальчику хочется большего, но так хотелось посмотреть на эту мордашку, хнычущую в поисках чего-то куда более массивного, чем язык. Вместо ответа мужчина звонко шлепает Джина по попе, заставляя светлую кожу засиять пунцовым. Новый стон тут же зазвучал в унисон шлепку, создавая чарующую мелодию. Откинув быстро мешающие подушки, Сокджин обернулся вновь; в глазах его и правда можно было прочесть: «Не мучай меня, любимый…», и Джун, продолжая вылизывать омегу, ударил по второй половинке еще звонче и сильнее, словно отвечая: «Потерпи, пока я не сделаю тебя чистым». Омега покорно отворачивается, прогибаясь в спине, грудью теперь лежа на широкой постели. Чувствуя руки мужа на своей талии, Джин подает ему руку навстречу и ощущает, как альфа с силой сжимает ладонь. Какие же горячие у Намджуна руки, какие сильные, какие невероятные… — Прошу… — вновь тихонько умоляет омега, и мужчина все же проявляет жалость, вставляя лишь один палец, проворачивая его внутри. Крупная дрожь мгновенно прошлась по всему телу Сокджина, заставляя с наслаждением прикусить губу, закрывая глаза, поджимая пальцы на ногах. Он всегда был слишком чувствительным, а в течку особенно. Запах его тут же стал еще ярче, теперь словно приковывая. Смазка вновь грозилась начать капать на простыни. Воздуха стало резко не хватать, поэтому омега жадно втягивал кислород ртом. Истерзанные сначала зубами, губы неприятно засаднили, но Джин даже этого не заметил. Медленно двигая пальцем внутри, Намджун быстро слизывал горячую смазку, лишь иногда приоткрывая глаза, любуясь сведенными вместе лопатками, мышцами, которые проглядывали на плечах и руках, родинками, что украшали спину ближе к пояснице и были похожи на хрустальные брызги бриллианта. Джин был идеальным, неземным, настолько любимым, что альфа терял всякий покой рядом с ним, не находил себе места без него, не видел своей жизни, если рядом не будет этого омеги. — Только мой… — отстранившись слегка, добавив второй палец и раздвинув их внутри, словно ножницы, рычит тихо Намджун, а у Джина от этого глубокого, низкого рычания сводит низ живота судорогой. — Только твой… — покорно отвечает омега, кивая часто-часто, не сомневаясь в своем ответе ни секунды. Разве может он быть чьим-то еще? Разве может кто-то быть умным, красивым, смешным, сексуальным и неуклюжим одновременно? Разве может быть кто-то настолько любимым?.. Такой ответ вполне удовлетворяет, и Джун, не став больше томить любимого, вынимает пальцы из горячего нутра, подносит их сначала к своим губам, уже даже почти облизнув, но передумывает. Упираясь одной рукой в постель рядом с головой омеги, мужчина почти ложится на него, потираясь членом о ягодицы. — Откроешь ротик, дорогой? — шепот альфы вкрадчивый, словно он дрессировщик, а перед ним — тигр. Джун проводит пальцами, блестящими от смазки, по губам мужа, раскрывая их, словно лепестки цветка. Такие горячие, такие пухлые от укусов, такие соблазнительные… Так хочется поцеловать, лишая кислорода, но альфа пока держится. Оба они понимают, что поцелуи — сладкий десерт, который нужно оставить напоследок. — Д-да… — слушается омега, а в голове его уже нет ни одной приличной мысли. Работа, уборка, покупка продуктов — все, что планировал на сегодня Джин, полетело коту под хвост. Стоило Сокджину открыть рот, как пальцы тут же скользнули внутрь, ловя язык в свой плен, играя с ним. Омега тихо замычал, возмущаясь, что ему не дают выполнить задание, и Джун прекращает игру в «догонялки», позволяя шершавому язычку слизать с пальцев прозрачную вязкую жидкость с терпко-сладким вкусом. — Хороший мальчик… — вытаскивая изо рта мужа полностью чистые пальцы, довольно хвалит Намджун, поглаживая любимого по щеке, поощряя. — А раз я хороший, я заслужил награду… — виляя попой под альфой, чувствуя, как с чужой головки капает предэкулят, лукаво шепчет Джин, подставляясь под руку, ища больше ласки, больше прикосновений. — Тогда попроси меня хорошенько, дорогой. Может быть, я дам тебе то, чего ты так хочешь, — от этих движений внизу альфа сходит с ума. Если бы Джин обернулся, то увидел бы, что держится и не трахает его Джун только благодаря каким-то чудотворным молитвам. От усердия и контроля на лбу мужчины даже выступили капли пота. Однако на тон, все тот же повелительно-вкрадчивый, это никак не повлияло. Тихий стон вновь срывается с губ, и Джин сглатывает, облизываясь. Как же ему нравилось, когда Намджун вот так разговаривал, когда был таким требовательным, непреступным. Омега от этого просто голову терял, потому смысл приказа дошел до сознания не сразу. —П-прошу, Намджун, трахни меня уже так, чтобы я мог произнести лишь твое имя и ничего больше… — за годы жизни вместе с этим человеком омега выучил все его слабые точки, потому и просил всегда так, чтобы наверняка получить желаемое. Этот низкий, приятный шепот, переходящий в стон под конец, эта покорность, сами эти слова — все окончательно срывает цепи с внутреннего зверя внутри Джуна. Не успел Сокджин опомниться, как в тело его буквально вонзился, вторгся влажный от смазки член, горячий, большой, пульсирующий. Чувствуя каждую венку, малейшее движение внутри себя, омега громко ахает, но тут же приходится захныкать — рука Джуна, до этого нежно гладившая по щеке, больно сжала густые темные волосы у корней, заставляя прогнуться сильнее, буквально насадиться на член до самого основания. — Мой… — втягивая носом воздух, альфа сжимает пальцы сильнее, наслаждаясь тем, как шелк волос чуть щекочет ладонь. Сокджин не успевает ответить, ведь одновременно с этим альфа двигается резко и даже грубо, вбиваясь в любимое тело. Только крепкая рука в волосах удерживает от того, чтобы не упасть на постель всем телом. — Люби…любимый… — хныканье становится громче и обиженней, можно даже подумать, что Джину не нравится, но омега сам насаживается на член, прося ещё, ещё и ещё. Хнычет же он от того, что ему чертовски этого мало! — Так меня хочешь, маленький мой? — облизнув мочку ушка и проводя кончиком языка по ушной раковине, усмехается Намджун, дает секундную передышку и обнимает омегу за плечи, ложась вместе с ним на постель и раздвигая его ноги коленями шире. Сокджин сейчас послушнее горячего воска — примет любую позу, какую только нужно, чтобы получить желаемое. Он раздвигает покорно ноги, колени горят от трения по ткани постельного белья и моментально краснеют, но кого это волнует? Уж точно не Джина, который наконец-то получает свое сполна. Глубоко. Резко. Грубо. Сжимая партнера в объятиях, альфа двигается быстро, втрахивая омегу в постель, заставляя любимого скулить от удовольствия, царапая безуспешно простынь, которой и так очень досталось. Джун кусает за плечи, метит, как в первый раз. Не перестает двигаться, шлепаясь низом живота о ягодицы омеги, упругие и слегка красные от постоянной тряски в бешеном темпе. Рука альфы скользит чуть выше и смыкается на шее Сокджина плотным кольцом, заставляя так быть еще ближе. Омега только тихо хрипит; у него нет сил и желания даже глаза открывать, потому что все, чего он желает сейчас, — кончить, причем несколько раз. Кровать жалобно скрипит, грозясь под таким напором рано или поздно развалиться, но вдруг все прекращается. Джун зализывает место укуса, словно извиняясь, пальцы больше не сдавливают шею, а нежно оглаживают кадык. Движения становятся плавными, чувственными, меняется угол проникновения. Теперь уже Намджун чувствует, как пульсирует все внутри любимого, как влажно, горячо и удивительно узко… От такой резкой перемены все внутренности Джина ликуют, а мышцы, которые любят разнообразие, приходят в экстаз. Только омега собирается с духом, чтобы поменять позицию и оказаться сверху, как оргазм, пьяный, дикий, буйный застилает пеленой глаза, заставляя сжаться внутри, не выпуская из себя партнера, такого желанного. — Айщ… — шикает Намджун, но это довольной улыбки с лица не стирает. Да, малыш сейчас сжимает слишком сильно, но ведь это означает только одно — ему слишком хорошо. — Дж-Джу-у-н… — часто дыша, обмякая в чужих руках, скулит омега, скользя рукой вниз и собирая остатки своей спермы. Не дожидаясь, пока омега поднесет свою руку, Джун сам притягивает перепачканные пальцы к своим губам и жадно проводит языком по белесым подушечкам, слизывая все до капли. Подумать только, любимый вкусный не только сзади, но и спереди… Выходя медленно, чтобы не сделать больно, Намджун ложится рядом на спину и хлопает по своему члену легко, словно приглашая Джина присесть на самое удобное на свете место. Дважды повторять не приходится, тем более альфа понимает, что может вновь не сдержаться и сделать слишком больно. Тело омег такое чувствительное после оргазма, что любое неверное прикосновение может все испортить. Пусть лучше пока что покомандует Джин. Пока что. Легко перекидывая ногу через мужа, Сокджин медленно садится на член, упираясь ладонями в грудь любимого, не отводя глаз от его глаз, говоря так гораздо больше, чем можно сказать словами. Плавно. Тягуче. Нежно. Омега поднимается до конца, порой даже член выскакивает и приходится заново вводить его в себя, помогая рукой. Поглаживая супруга по плечам, альфа прикрывает глаза, любуясь этой неземной красотой. И как мог такой мужчина родиться у обычных землян? Джина точно лепили боги, причем лепили кропотливо и тщательно, не иначе… Однако такая власть нежности длится недолго. Слишком сильно заводит Сокджин, чтобы продержаться сдерживаться. Ладони альфы скользят от плеч по рукам любимого, а после — по талии, неожиданно смыкаясь на ней крепкими объятиями. — Джунни… — омега понимает, что ждет его дальше, но не понимает, как скоро. Он даже не успевает лечь на партнера, как его уже приподнимают над собой. А после — быстрые толчки, такие глубокие, что, кажется, член где-то уже в животе. Рваные и глухие стоны обоих, громкие, частые шлепки двух тел, скрип кровати и хлюпанье смазки сливаются в едином порыве, и мелодия эта завершается ярким аккордом синхронных оргазмов, следом за которыми наступает сцепка. Полностью удовлетворенный внутренний омега Джина урчит в уголке сознания. Наконец-то течка не пройдет даром, а принесет потомство! Это ли не прекрасно? Альфа внутри Джуна также крайне доволен тем, что происходит, ведь он так долго этого ждал... Намджун хочет перевернуться на бок вместе с любимым, но случайно движется слишком резко, будто вытаскивая член. В тот же миг омега, еще отходивший от оргазма, болезненно застонал, и боль эта была вполне реальной, совсем не той приятной, от которой Джин получал удовольствие. — Ай-ай… — шикает омега, нехотя размыкая глаза, в которые будто кто-то насыпал песка. — Сейчас… погоди… — Джуну все же удается перевернуться так, чтобы теперь супруг был максимально близко. — Втяни-ка животик, милый… Сокджин послушно делает глубокий вдох и чувствует, как пальцы альфы что-то трогают внизу. Он переводит взгляд туда же и замирает, забывая, как дышать — член Джуна выпирает небольшим бугорком. — Он так глубоко… — зачарованно, но тоже сонно бормочет Намджун, поднимая на мужа горящий любовью взгляд. — Джин… — И я тебя… — накрывая пальцы мужа внизу живота своими пальцами, отвечает омега, погружаясь в спасительный сон. Силы еще точно понадобятся, ведь впереди несколько дней безудержного секса в ванной, на столе, на стиральной машине, на балконе и даже на полу. Душ и еда сейчас совсем не важны, да и кому вообще это надо, когда впереди ждет такое наслаждение? Кажется, скоро в этой семье родится маленький Львёнок… Ну или Рак, если малыш поторопится на свет.

***

Каким нужно быть дурачком, чтобы, имея возможность встретить новый год в Лондоне или Париже, оставаться в Сеуле? Чонгук явно таким дурачком не был, поэтому, как только выдалась свободная минутка, альфа заказал билеты в бизнес-класс, правда, не в столицы, а на Мальдивы. Что может быть лучше, чем теплое лазурное море, белый песок под ногами, щекочущий стопы, тени от пальмовых листьев на красивом теле любимого омеги? Но все это удовольствие удваивается, лишь стоит подумать о том, как прохладно в родной стране. Розовые закаты и золотистые рассветы, просторный номер с огромной кроватью и видом на уединенный пляж — эти мечты совсем скоро станут реальностью, о которой Чимин даже не подозревает. Встречает любимого омегу Чонгук как всегда еще у лифта, отнимая тяжелые пакеты. Кажется, это уже стало традицией, которая, по правде говоря, альфе совсем не нравилась. Негоже такому хрупкому юноше таскать такие пакеты! Только вот незадача: если Чонгук отправится за покупками в тайне от любимого, то точно купит не то… Нужно что-то с этим придумать. Или подсадить омегу на доставки. — Ты чего такой загадочный? — Чимин проходит в уже родную квартиру, снимая обувь и распутывая шарф, защищающий от холодного ветра снаружи. — Тебе кажется, — отмахнулся Чонгук. Не думал он, что будет так заметно внутреннее воодушевление! Омега провожает пару взглядом, наблюдая за тем, как пакеты скрываются за поворотом. Удивительно, как легко несет Чонгук то, что сам Пак едва тащил. Сделав вид, что поверил, Чимин больше не лезет с расспросами, прекрасно зная, что рано или поздно альфа выдаст всю правду. А, зная его неусидчивость и активность, это вот-вот произойдет. Правда, к чести Чона, он стойко выдержал ужин и даже десять минут какого-то мутного фильма про вампиров и оборотней, которые вместо того, чтобы добывать себе еду и быть хозяевами жизни, сражались за любовь посредственного омеги. В общем, бред. Эти вздохи, ёрзанья и нетерпеливые поглаживания Чимин терпел довольно долго, бросая то и дело взгляд на альфу, мол, ничего не хочешь мне рассказать? — Ай, я не смогу дольше терпеть… — бросает затею сделать сюрприз Чонгук, воодушевленно набирая побольше воздуха в легкие, поворачиваясь к любимому лицом и беря его за прекрасные руки. — Чимин, ты, я, Рождество на Мальдивах. Омега сначала, еще до того, как выдал свой секрет Чон, улыбался. Но, едва он произнес это, как улыбка медленно сползла с лица. Чимин Мальдивы видел только по телевизору и мельком в журнале, но и этих двух встреч хватило, чтобы понять: в сезон, в праздник этот отдых обойдется баснословно дорого! А ведь они даже не помолвлены… А что скажет отец альфы? А не подумает ли его родня, что Чимин не более, чем эскортник или содержанка? — Милый? — не такой реакции ждал Чонгук, поэтому улыбка исчезает и с его лица, уступая место волнению и даже тревоге. — Что-то не так? Ты не рад? — Я рад, я очень рад! — спешно отрицает омега, качая головой быстро и прикусывая уголок губ. — Просто это… очень дорого, и я не смогу подарить тебе такой же по ценности подарок… И твои родители могут подумать… — Стоп-стоп-стоп, — Чонгук выдыхает. Он-то подумал, что случилось что-то страшное! — Во-первых, мой главный подарок — ты, ты и еще раз ты. Во-вторых, родители счастливы, что я готов остепениться. К тому же, я рассказывал им о тебе; они в восторге и жаждут познакомиться. В-третьих, я не… — Познакомиться?! — Пак аж роняет свои руки из рук партнера, моргая часто. Конечно, он не был против серьезных отношений с Чонгуком, даже, говоря откровенно, ждал от него предложения и хотел его получить, но не так же скоро! Хотя знакомство с родителями ни к чему не обязывает, шаг этот казался омеге слишком быстрым и рискованным. — Не сейчас. Может, летом. Я понимаю, нам двоим нужно время, — успокаивает заволновавшегося омегу Чонгук, снова беря его руки в свои. — В-третьих, я не обращаю внимание на чужое мнение и очень хочу видеть тебя в лучах жаркого Мальдивского солнца. Поэтому прошу, не переживай ни о чем, просто доверься мне. Хорошо? Чимин нерешительно сначала кивает, переваривая информацию. Только тут до него доходит, что Чонгук, должно быть, выбрал Мальдивы потому, что, гуляя вместе с парой в центре Сеула, омега заметил большой постер с белым песком и голубым морем, мечтательно остановившись у него лишь на пару секунд. Какой альфа, оказывается, внимательный! Италия, теперь острова… — Чонгук… — Пак тихо зовет, поднимая глаза и не отводя их теперь от темных глаз напротив. — Да, малыш? — Ты самый лучший альфа на свете… — пересаживается в тот же миг Чимин на чужие колени и крепко-крепко обнимает за шею, целуя в обе щеки благодарно. — Самый-самый… — Для самого лучшего омеги, — усмехается Чон, обнимая любимого за талию, прижимая поближе к себе и утыкаясь носом в его волосы, умиротворенно улыбаясь. Счастье в глазах Чимина, его смех и улыбка — лучший подарок для того, чье сердце отдано этому омеге навечно…

***

Рождественская кутерьма захватила с головой, кажется, абсолютно всю страну. Чехарда подарков, украшений, гирлянд, угощений и поздравлений начала сыпаться, как дождь, еще в середине декабря. Праздничные скидки зазывали в магазины, аромат корицы доносился ото всюду, начиная от кофеен и кончая магазинами одежды. Везде пестрели яркие вывески в красно-зелено-белых тонах, звучала приятная музыка, напоминающая о том, что скоро Рождество. Вдруг кто забыл? Чимин и Чонгук благополучно улетели навстречу солнцу, морю, высококачественному обслуживанию и жаре, Намджун и Джин решили остаться в Сеуле, ровно как и Хо с Юнги. У Хосока были грандиозные планы, и он даже начал их осуществление! Буквально вчера он купил в ювелирном магазине кольцо из платины с крупным квадратным бриллиантом, сверкающим красивым металлическим блеском. Альфе пришлось обойти несколько магазинов, чтобы найти вариант, который был бы достоин Юнги. Но он нашел, он справился с этой задачей. До Рождества оставалось лишь несколько дней, и Хосок был в предвкушении. Правда, о его намерении не говорило ничто; даже при совместном с Юнги украшении ёлки альфа не промолвил и слова о предложении или каком-то серьезном шаге. Это должен быть грандиозный сюрприз. Разумеется, приятный. Запах хвои встречал теперь прямо с порога, чаруя, уводя в мир детства и сказок, подарков и наивной веры в Санту. В университете закончились зачёты, поэтому Юнги проводил на кухне Хосока большинство своего времени, предпочитая бездушным доставкам домашнюю еду. Попробовав первый раз блюдо, приготовленное омегой, Чон был в восторге и буквально умолял приготовить что-то еще. А тут и повод прекрасный. О предстоящем «сюрпризе» омега и не думал; в его голове было четкое осознание, что они с Хосоком еще слишком мало друг друга знают. — Вот, как ты и просил, — заносит альфа в кухню фрукты, стряхивая с темных волос снежинки. — Последний ананас отхватил! — Прекрасно, значит, у нас все же будет утка с ананасами, — довольно отзывается Юнги, подходя к Хо и целуя его в щеку. За время, которое пролетело так быстро, Мин словно повзрослел, черты его лица стали нежнее, чувственнее. Или это так любовь меняет восприятие?.. Альфа улыбается от поцелуя, обнимая холодными с улицы руками Юнги за талию и целуя в губы, такие теплые, даже горячие, приятные, со вкусом клубничного бальзама. — Поверить не могу, что завтра будет наше первое Рождество вместе… — отстранившись чуть, шепнул омега, выдыхая. — Надеюсь, все пройдет хорошо… — Все пройдет замечательно, я уверен. К тому же, Джун и Джин обещали зайти после полуночи… — Хосок поцеловал Юнги в кончик носа, довольно улыбнувшись. За это краткое время пары успели сдружиться так, что совместное празднование пришло в голову всем четверым одновременно. Пока альфа снимает верхнюю одежду и переодевается, Юн накрывает на стол предпраздничный ужин. Он и подумать не мог, что роль заботливого парня придется ему по душе. Или только по отношению к Хосоку хотелось проявлять заботу? Засыпают оба на диване, так не увидев, чем кончилась серия. Правда, альфа просыпается среди ночи и, осмотревшись и осознав, что произошло, переносит Юнги на кровать, раздевая и после обнимая за талию, укрывая одеялом. Поцеловав омегу в висок, Хо зарывается носом в его волосы, довольно улыбаясь. Уже следующей ночью он получит свой ответ, уже следующей ночью они перейдут на новый этап… Шампанское шипит, пенясь и выплескиваясь из фужеров. Хосок смотрит в глаза напротив и забывает, как дышать. Столько всего хочется сказать… — Юнги, я… очень рад, что это Рождество мы встречаем с тобой вместе, — голос альфы слегка дрожит от волнения. Свет от праздничной ёлки отражается на губах омеги, в его бокале. Юн улыбается слабо, чувствуя такое же волнение, ведь еще пару месяцев назад он и не думал о том, что все случится именно так. — Прежде всего, я бы хотел поблагодарить тебя за твое понимание, за прощение, которое ты подарил мне, за доверие, — Хосок кусает чуть свою губу, рассматривая такого красивого омегу напротив. Для этого вечера Юн выбрал темно-бордовый костюм и белую рубашку, прекрасно подчеркивающую его чистую, светлую душу. Даже мятные волосы теперь казались чем-то таким, что непременно было бы атрибутом небесных существ. — Я очень благодарен тебе за все, что произошло со мной. За то, что ты сделал мою жизнь вновь яркой, настоящей и полной, — альфа делает глоток шампанского для храбрости, а после отставляет бокал на небольшой столик неподалеку. Юнги делает также глоток, не отрывая взгляда от своей пары. Кажется, что все идет прекрасно; вот они сейчас скажут друг другу нужные слова, выпьют, поцелуются, встретят Рождество и после проведут ночь в приятной компании. Но так только кажется, ведь Хосок медленно опускается на одно колено, легко достает из внутреннего кармана черного пиджака белую кожаную коробочку, открывает её… Земля уходит у Юнги из-под ног. — Юнги, я не хочу жить без тебя более ни дня. Ты… выйдешь за меня? — альфа смотрит снизу вверх на своего избранника. Кажется, что время совсем прекратило движение. Зато для омеги секунды летят, как бешеные. Сердце бьется в каком-то диком ритме, а руки начинают дрожать. Омега переводит взгляд с красивейшего, дорогущего кольца на альфу, затем обратно, не в силах вымолвить ни одного слова. Он залпом выпивает свое шампанское, ставит бокал на тот же столик. Хо же терпеливо ждет своего ответа. Нельзя торопить или давить, ведь решение это должно быть осознанным. Наконец-то молчание прерывается, но не голосом Юнги, а шумом салютов за окном. Разноцветные взрывы выводят омегу из оцепенения. — Хосок, я… — С Рождеством!!! — врывается в комнату Джин, взрывая конфетти из мини-хлопушки. — С праздником! — заходит тут же и Намджун, радостный и счастливый, но тут же ударяется о спину своего мужа, который замер на входе в комнату. — Простите, простите! — спешно извиняется омега, не в силах скрыть улыбки. Какая трогательная картина… — Мы подождем в кухне, — уводит супруга Джун, оборачиваясь и бросая счастливую улыбку Юнги. Кажется, что Юн растерялся совсем. Он вновь бледнеет, как тогда на кладбище, и Хосок уже встревожен. — Юнги, ты… выйдешь за меня? — все так же мягко звучит вопрос, хотя в душе уже бурлит волна страха. Юн кусает губы, чтобы вернуться на землю. Он должен дать свой ответ. — Хосок… я….