Не потеряй меня

Уже на протяжении нескольких дней из головы Хосока не пропадали мысли о том, как вытащить Юнги из зыбкой трясины наркобизнеса. Занимался ли альфа работой, помогал ли переносить коробки с вещами, подписывал ли документы — всегда в мозгу работали шестеренки, постоянно создавался план со множеством ходов, вариантов и просчетов. Увы, но идеального пока что так и не удалось найти. Сложностей, которые не давали действовать широко и открыто, было две: начальники Юнги могли в любой моменте его убить, полиция не должна была никак узнать о том, что творилось у них под носом. Именно по причине первого препятствия Хосок отказался от затеи обратиться в органы сразу же, как только блеснула в его сознании эта затея. При таком раскладе Юнги или убивают его начальники, или омегу сажают вместе с ними за решетку. Допускать ни того, ни другого было нельзя. Ночи напролет проводил мужчина с открытыми глазами, шаг за шагом выстраивая тернистый путь к освобождению своей пары, которая мирно сопела под боком. — И почему ты доверяешь только тем, кому доверять ну никак нельзя? — повернувшись на бок лицом к Юнги, произносит тихо-тихо Хосок, любуясь расслабленным сонным лицом, совсем будто детским, абсолютно невинным. Продолжая касаться легко, ласково щеки омеги, Хо сглатывает медленно, прикрывая глаза. Одна идея, подлая и даже мерзкая, не давала ему покоя уже сутки, манила, звала, как сирены зовут моряков на гибель. Как назло, зацепившись за эту затею, разум больше выходов не пытался даже искать. Не открывая глаз, альфа чувствует, как партнер прижимается ближе, закидывает ногу на бедро Хосока и довольно, мирно выдыхает. Слабая улыбка появляется на губах Чона. Как можно сомневаться в почти принятом решении, когда на кону жизнь этого парня, такого нужного, такого необходимого, родного, красивого, умного и… любимого? Скользнув горячей ладонью ниже, к бедру Юнги, мужчина гладит нежную светлую кожу, наслаждаясь ощущениями. Как бархатная, ей-богу! — Я ведь говорил, что я вытащу тебя из всего этого… — после долгого молчания подает голос Хосок вновь. — И я вытащу, дорогой. Сколько Хо себя помнил, отец всегда твердил, что нужно жертвовать чем-то во благо чего-то. Если альфа хотел новый телефон, то непременно должен был отдать старый, если хотел новую игрушку, прежние должен был кому-то подарить. Отца не волновало, что сын прикипел к той или иной вещи, неумолимо стоял на своем и в конце концов воспитал Хосока так, как хотел. Кощунством теперь будет сравнивать Юнги с игрушками или телефонами, но принцип Чон избрал тот же: пожертвовать кем-то другим во благо Юна. За время, проведенное на работе, альфа даже присмотрел одного юношу, ловкого и неприметного, немного глуповатого и наивного, как ребенок. Жалко ли мужчине было этого парнишку, которого он отдаст взамен своей пары? Жалко. Но не жальче, чем Юнги. Выйти на работодателей Мина оказалось не так уж и сложно — когда Юн в очередной раз получил приглашение на тайную встречу, Хосок пошел вместо него. Правда, только на подходе к условленной точке альфа понял, что до конца свой план так и не продумал, что совсем не знает, что отвечать на вопросы, которые могут возникнуть, но решимости спасти Юна это не отняло. Прежде, чем тащить вместо Юнги другого, нужно убедиться, что этот обмен будет учтен. Прохлада зимней ночи пробиралась под куртку лукавыми змейками, пробуждая внутри тела лютый мороз. Мелко подрагивая еще и от волнения, Чон подходит к условленному месту, но не видит никого, с кем можно было бы поговорить. — Хей?.. — сжимая руки в карманах в кулаки, зовет Хосок тихо, но довольно смело, оглядываясь по сторонам. Никто на зов не отозвался, не вышел из темноты и тем более не принял мужчину в свои распростертые объятия. Ни хруста снега, ни облаков пара — ничего, что выдавало бы присутствие хоть кого-то еще, кроме Хосока. Мужчина уже начинал злиться, волнение внутри перерастало в агрессию, но тут из темноты переулка вышел невысокий человек в капюшоне, быстро уходящий в противоположную сторону. — Стой! — обернувшись на звуки быстрых шагов, Хосок устремляется следом. Уходящий только добавляет быстроты шагу, не оборачивается и совсем ничего не отвечает, прячет руки в карманах глубже. — Я пришел за украшениями! От Юнги! — наконец-то додумавшись сказать нужную фразу, которую вообще-то надо было сказать изначально, альфа видит, как удаляющаяся фигура остановилась и медленно обернулась. Человек в капюшоне, словно решаясь и взвешивая все на чашах весов, подходить не спешил. Более того, когда Хосок сделал шаг к нему навстречу, незнакомец отступил назад. Поняв, что торопиться не стоит, альфа бессильно продолжил сжимать руки в карманах, выпуская клубы пара один за одним, дыша часто от волнения. В который раз уже проскальзывала мысль о том, чтобы уйти, отказаться от своей затеи, не менять жизнь в обмен на жизнь, но… — Почему не пришел Юнги? — наконец-то подает голос незнакомец, подходя решительными шагами ближе, кивком головы приказывая уйти обратно в тень заброшенных строений. Хосок послушно отходит в темноту за чужаком, мысленно благодаря высшие силы за то, что дали ему шанс попытать удачу и освободить своего омегу. — Потому что у меня есть дело к твоему боссу, — голос Хо звучит спокойно и даже уверенно, но одному небу известно, сколько сил для этого он прилагает. Человек в капюшоне оборачивается, и даже в тени видно его издевательскую усмешку. — Кто ты такой, чтобы иметь какие-то дела? — с нескрываемым неудовольствием интересуется молодой, по голосу по крайней мере, парень. — Не столь важно, кто я, — уклоняется от ответа Хосок и уже хочет перейти сразу к делу, но приходится замолчать, вскидывая руки в жесте примирения перед собой. Холод стали, леденящий кровь, чувствуется мгновенно рядом с шеей. Тот, кто еще секунду назад был у стены, теперь столь близко, что даже запах дешевых сигарет, выкуренных минут двадцать назад, можно было почувствовать. Но альфе было не до запахов, потому что острие маленького ножа было в опасной близости к сонной артерии. — Что важно, а что нет, решать не тебе. Я спрашиваю в последний раз: кто ты такой, придурок? Интуиция и логика подсказывали, что парень этот не шутит, приставляя холодное оружие. — Я скажу, скажу, только убери нож, — от спокойствия в голосе уже не осталось и следа. Лишний раз Хосок боялся даже дышать глубоко, чтобы случайно не задеть шею ножом. — Говори так, ссыкун, — требовательно произносит парень напротив, приставляя нож еще ближе, прокалывая нежную кожу совсем неглубоко, но ощутимо. Шикнув тихо от боли, Хосок делает все-таки глубокий вдох, чтобы остудить мысли. Почему-то он ожидал более радушного приема, хотя сейчас и понимает, как глупы были его надежды, как мелочны и даже жалки. — Я парень Юнги, его жених. Мне нужно вытащить Юнги из вашего бизнеса, и я принес предложение, — быстро проговаривает альфа, чувствуя, как капли липкого пота страха, образуясь в волосах, стекают по лбу. — Какое предложение? — не убирая ножа, продолжает допрос человек-капюшон. Плотная маска закрывает нижнюю часть его лица так, что Хосок видит только холодные, дикие, но невероятно ясные глаза. Нет сомнений, что перед ним хладнокровный убийца, который прикончит здесь его, а потом найдет Юнги и также убьет, если потребуется. Если Хосок оплошает. — Я приведу на место Юнги другого парня, могу двух, трех, сколько потребуется… я клянусь, могу подписать бумаги, что мы никому о вас не расскажем… — как ни старается альфа, но говорить спокойнее или медленнее у него не выходит. Не каждый день он все же рискует так жизнью! Парень напротив хмыкает, осматривает быстро испуганное, побледневшее лицо перед собой. — С чего ты взял, что мы его отдадим? Чтобы ты в обмен привел нам каких-нибудь идиотов? — неподдельная насмешка таится в этом серьезном вопросе. — Я приведу, кого скажете… сколько скажете и когда скажете, — возражает Хосок, хотя понятия не имеет, как он найдет, скажем, хотя бы двоих еще. Но на кону свобода и жизнь Юнги, поэтому он должен сделать все ради его освобождения. — Сколько скажем… — повторяет спустя пару секунд оброненную фразу героя-любовника. — И не жалко тебе будет загубленных душ, спасатель? — Не жалко, — стойко выдерживает провокацию Хосок, потому что давно для себя уже все решил. Хоть сто человек он погубит, хоть тысячу, но Юна спасет. — Да ты еще больший убийца чем мы… — только теперь убирая нож, видя решимость во взгляде, слыша её в голосе, проговаривает пораженно и несколько восхищенно парень. — Я передам твои слова главному, но, думаю, можешь подыскивать замену твоему драгоценному Юнги. — Хорошо, я… я найду, — обещает альфа, наконец-то переставая ощущать холод металла, но теперь чувствуя, как горячая капля крови затекла под свитер, щекоча шею и ключицу. — Свяжемся с тобой через Юнги. Удачи в поисках, — парень скрывается во мраке переулка так же бесшумно, как и появился. Чон, уже отойдя от злополучного места на пару метров, вспоминает о том, что наркотики он так и не получил, хочет вернуться, но здравый смысл подсказывает, что их ему все равно не отдадут. Не идиот же тот парень, чтобы отдавать товар первому встречному, который, однако, знает пароль? Садясь в машину, успевшую за это тяжелое время замерзнуть, альфа утыкается лбом в руль, кусая губы с силой. Но отнюдь не совесть грызла его изнутри, а осознание, что на примете есть только один. Где взять еще пару в случае чего? Тоже на работе? Или на улице? Мозг, только переставший работать над одним планом, начал создавать другой. Услышав поворот ключа в дверном замке, Юнги выбегает в коридор, бросаясь тут же с объятиями на Хосока, целуя его в щеки и нос, в губы и лоб. — Ты вернулся… Боже, я так за тебя переживал, уже хотел ехать за тобой… ты дома, боже… — трепетно шепчет омега, обнимая крепко-крепко своего мужчину, вновь беспорядочно осыпая лицо поцелуями. — Вернулся, — обнимая Юна за талию и слегка приподнимая над полом, чтобы отодвинуть его с прохода и закрыть за собой дверь, успокаивающе произносит Хосок. — Живой, здоровый… все в порядке, котенок… — Как… все прошло?.. — не отлипая от партнера, все еще не веря в то, что все обошлось, тихо спрашивает омега, когда дверь тихо защелкивается. — Все в порядке, Юн. Все прошло так, как я и хотел. Почти. — Почти?.. — успокоившийся было Мин снова начинает волноваться безудержно. — Не бери в голову, родной. Лучше иди ко мне, — расстегивая пальто, альфа раскрывает свои руки для горячих объятий, таких нужных ему сейчас. Все же в Юнги Хо находил не только безудержный пожар ссор, но и теплый огонь успокоения. Повинуясь, Юнги прижимается близко-близко, чувствуя, как быстро бьется сердце родственной души. Морозный запах снега, освежителя для салона с запахом ментола, смешиваясь с запахом самого Хосока рождает нечто странное, отдающее ледяной стужей, которая, вопреки ожиданиям, согревает. — Оставь это, прошу… — произносит Юн то, что твердил до этого пару дней кряду. — Не нужно рисковать собой, я сам виноват, сам буду это и… — Нет больше тебя. Нет больше меня. Есть мы, и решать наши проблемы, какими бы они ни были, мы тоже будем вместе, — строго проговаривает Хосок, обнимая партнера за талию и целуя в макушку, утыкаясь носом в шелк мятных волос. — Запомнил? — Запомнил… — тихо отзывается Юн. — Повтори. — Нет больше меня и тебя, есть только мы. И проблем у нас нет своих, только совместные, — послушно повторяет омега и чувствует поощрительный поцелуй в лоб. — Вот и молодец. Ни о чем не переживай, хорошо? Я все решу, только доверься мне. Договорились? — Договорились… Беспощадные атаки совести Хосок отбивал холодными аргументами эгоизма. Каждый раз, стоило сердцу предательски дрогнуть при мысли о том, что придется рушить чью-то жизнь, альфа сразу представлял, как тяжело, буквально невыносимо ему будет, если что-то случится с Юнги. Рисовал в воображении картины того, как омегу вяжет полиция, как кидает за решетку вместе с теми отморозками, на которых он работает, как эти люди измываются над Юнги, избивают или, что еще хуже, насилуют. Одни только мысли о таком развитии событий затыкали совесть глубоко и надолго. Хищными, изучающими глазами высматривал своих жертв Хосок на кастингах, делал пометки в блокноте, который даже завел специально для этого дела. Кто-то был слишком приметным, кто-то — слишком упрямым, кто-то чересчур умным, а кто-то — несговорчивым. Поначалу думая, что найти людей на замену Юну будет просто, Чон жестоко ошибся, когда от раздумий перешел к делу. Что-то подсказывало ему, что в просьбе начальники Мина ему не откажут, но то же шестое чувство твердило, что одним обменом дело не окончится. Прошло несколько дней с момента той роковой встречи. Вдыхая аромат ужина, который приготовил Юнги, Хосок старался выкинуть из головы хотя бы на время всех тех, кто кружил в ней вальсом день ото дня все быстрее. Упрямцы, умники, вредины — кажется, что никого нормального в их компанию не приносит. По крайней мере, подходящих для обмена не так уж и много. Ничего не знающий о планах пары, Юнги тревожился за состояние мужчины, подмешивая в его порцию комплекс витаминов, которые могли бы помочь нервной системе. — Тебе ничего не приходило? — ковыряя палочками в кимчи, спрашивает вдруг альфа, поднимая уставшие глаза, под которыми залегли от постоянной тревоги и недосыпа мешки. — Нет… — подавленно отвечает Юн, не видя смысла врать даже во благо. Альфа кивает и утыкается глазами в еду вновь, скрещивая ноги под столом. Вдруг из гнусных раздумий его выводит короткая вибрация телефона Юнги, который на мгновение загорается, а потом снова тухнет, возвещая о сообщении. Бросая палочки, которые тут же покатились к краю стола и со звоном упали на плитку пола, Хосок кидается к телефону, скользя глазами по буквам, которые от волнения не спешили складываться в слова: «Трое омег от 18 до 22 лет, ростом до 175, стройных. Встречаемся на том же месте в то же время завтра. P.S.Юнги с собой не бери» Альфа, прочитав и запомнив критерии, стирает сообщение, возвращая взволнованному Юну телефон. — Что… что там? — поднимая палочки мужчины с пола, кладет их в раковину Мин, внимательно смотря на Хосока. — То, что я не могу тебе рассказать ради твоей же безопасности. Ты ведь обещал довериться мне, помнишь? — Помню, — отвечает несколько хмуро парень, промывая палочки и возвращая их альфе. — Точно не расскажешь? — Точно, Юнги. Скоро все закончится, и тогда ты можешь точно уже не переживать, — ловя руку парня своей рукой, Хо чуть сжимает ладонь омеги, ободряюще улыбаясь. Юн дарит слабую улыбку в ответ, хотя и кусок в горло ему не лезет. В душе он понимает, что тоже бы постарался сделать все, чтобы вытащить Хосока из чего-то подобного, но все еще не может поверить, что конец вечной опасности действительно близок. Ночь проводит Чон как в бреду. До самого утра он даже не подходит к постели, сверяясь с записями в своем блокноте, подбирая юношей, подходящих по критериям. Находится двое, но никак не трое… Проскальзывают мысли даже о Чимине, но тот не подходит по возрасту, поэтому этот вариант также стоит отложить. Но черт, какой же хороший был бы кандидат… Ни перед чем не остановится Хосок, переступит через всё, чтобы подарить Юну его заслуженную свободу. Альфа встает с кресла, ходит по комнате, нарезая круги, кусает губы и сжимает в пальцах пряди собственных волос. Злость на себя, закипающая внутри, никак не дает сосредоточиться, мешает трезво мыслить и подбирать в голове варианты. Где же взять третьего? Как уговорить тех двоих поехать непонятно куда ночью? На все эти вопросы у альфы не было не только ответа, но даже намека на него. Рыкнув тихо, он резко садится в кресло, складывая руки в замок, упираясь локтями в бедра и кладя на руки подбородок. Закрыв глаза, Хосок делает несколько глубоких вдохов носом, приказывая буквально себе собраться и мыслить трезво. У него нет права на ошибку, нет возможности уговаривать, нет шанса сказать тем парням правду. Единственный его путь — путь искусителя, переплетающего ложь с правдой так, что невозможно распознать, что есть что. Юнги заворочался в постели, силясь найти рядом тепло живого тела. Потерпев же неудачу, омега сначала хмурится, потом плотнее кутается в одеяло и шмыгает носом, как всегда делал в приступе недовольства чем-либо. «Нет, — проносится в голове Хосока, — хоть десяток они попросят, я найду. Не отдам им Юнги больше». Сказано — сделано. Как посланник небес явился в компанию буквально утром молодой, темноволосый омега, подходящий по всем параметрам идеально. Такой шанс упускать было нельзя, и плевать, что ему всего восемнадцать, что у него есть младший брат, семья. Плевать, потому что он не Юнги. В обедненный перерыв, поправив пиджак и пригладив черные волосы, Хосок выходит из кабинета. В кармане его пиджака находятся три записки с одинаковым текстом, написанным аккуратным, но быстрым почерком. В записке альфа предлагал золотые горы, любовь и славу. Всего-то и надо было, что подойти к парковке после рабочего дня. Правда, в трех записках было разное время с интервалом в десять минут. Первым на глаза попался тот, кого Чон заприметил в самом начале. Омега наливал воду у кулера, после жадно выпивая её большими глотками. Видимо, не одному Хосоку было невероятно жарко. — Здравствуй, Сабу, —с улыбкой, приветливой и очаровательной, подходит к нему Хо. — Здравствуйте, господин Чон, — омега выкидывает стаканчик в урну рядом, улыбнувшись в ответ. —Ты сегодня особенно красив… — рассматривая парня жадными глазами, альфа прислоняется плечом к стене. — У меня есть к тебе одно предложение… Сабу, чувствуя нутром, чего от него хотят и на что намекают, против совсем не был. Это ведь самый быстрый и верный путь оказаться в группе, на широком экране! Сердце его забилось быстрее, но спокойное лицо приятного волнения не выдало. — Спасибо, господин Чон. И что же это за предложение? — смотря в ответ невинно-лукаво, будто ничего не понимая взаправду, спрашивает омега. — Вот, буду тебя ждать, — отдает ему Хосок записку, задерживая свои пальцы на тонком запястье омеги. — До встречи, Сабу. — До встречи, господин Чон… — как завороженный, поглощенный красотой этих глаз и голоса, Сабу кивает, сжимая в ладони записку. Не составило труда передать записку и оставшимся двоим жертвам. Только новенький, к которому Хосок подошел в последнюю очередь, засомневался вначале. Пришлось даже обнять его за талию, выказывая так всю серьезность своих намерений. Раздав успешно записки, Хосок вернулся к себе в кабинет с чувством выполненного долга. Осталось только взять что-то покрепче, например, награду за успешную работу с Ёнмином в Японии, ударить этим кубком по голове и оглушить на время транспортировки. Только бы не перестараться с силой удара, только бы не испортить ничего… Руки безбожно потели, на месте не сиделось, поэтому альфа ходил по кабинету из стороны в сторону, нервно кусая губы. А вдруг кто-то все-таки не придет? Или придет раньше назначенного времени и все увидит? А вдруг они общаются между собой и похвастались друг другу? Только теперь видел Хосок все недоработки своей стратегии, но менять что-либо было уже поздно. Стрелки часов бежали так быстро, будто убегали от стаи диких собак. Постепенно все меньше и меньше людей оставалось в офисе компании. До восьми, времени прошлой встречи с наркоторговцами, оставалось ровно полтора часа, когда первый омега, Сабу, спустился на подземную парковку, где одиноко стояла лишь машина Хосока. Сам альфа ждал, опершись бедрами о капот. — Сабу, ты наконец-то пришел, — с ледяным спокойствием в голосе произносит мужчина, протягивая руку, якобы чтобы обнять за талию. — Как я мог не прийти, господин Чон? — спрашивает омега кокетливо, послушно подходя, обнимая мужчину осторожно за шею, смотря в глаза. — И что же вы хотите, чтобы я сделал?.. — Закрой глаза, милый, — просит Хосок, проводя носом по щеке юноши, обнимая его крепко за талию одной, левой рукой. — Что же Вы задумали… — с тем же лукавством спрашивает Сабу, закрывает послушно глаза и вдруг чувствует, как земля уходит у него из-под ног. Четкий, уверенный удар в затылок лишает омегу сознания. Он не упал только благодаря поддержке Хосока, утащившего парня, вмиг потяжелевшего, на заднее сиденье своего автомобиля. — Да давай же… — ругается себе под нос мужчина, когда колено Сабу упирается в переднее сиденье, и нога не позволяет захлопнуть дверь. — Господин Чон, Вам помочь?.. Осторожный вопрос заставляет все тело альфы содрогнуться в ужасе. Неужели все рухнет вот так, почти в конце?! — Нет-нет, спасибо, я… — альфа оборачивается и видит перед собой вторую свою жертву. — Я просто документы прибирал, не переживай. Захлопывая насилу дверь, прищемив шнурок ботинка Сабу, Хосок мило улыбается второму юноше. — А, хорошо… — омега кивает, убирая пряди темно-каштановых волос от лица. — Так… о чем Вы хотели поговорить?.. Все повторяется и во второй, и в третий раз. Пути назад нет, да Хосок на него бы и не встал, потому что там, в конце той тропинки, по которой он так уверенно идет, его ждет Юнги, счастливый, свободный. Кубок, которым оглушал свой «товар» альфа, лежит тут же, на переднем сидении. В свете дорожных фар он блестит ярко, сверкая выпуклым боком, будто призывая использовать себя вновь не в самых праведных целях. — Боже, надеюсь, ты поймешь меня и простишь… я не могу поступить иначе, просто не могу, — произносит подобие молитвы себе под нос Чон, заворачивая в сторону нужного переулка. Сердце его бьется глухо, будто обвинительно, но сожалеет Хосок только о том, что раньше не избавил Юнги от всего того дерьма. Мужчина выходит из машины, и слух его, напряженный и чуткий, улавливает приближающиеся шаги, слишком заметные на заснеженных дорожках. — И где же твоя валюта? — уже другой, взрослый и полный, тучный мужчина, похожий больше на борова, неодобрительно осматривает Хосока с ног до головы. — Сначала гарантия того, что Юнги будет свободен от вашего рабства, — Чон одаривает мужчину куда более смиренным взглядом, ведь, скорее всего, в его руках и находится свобода Мина. Толстяк качает головой, но выуживает из-за пазухи свернутый договор. В темноте переулка практически ничего не видно, и Хосоку приходится посветить на него экраном телефона, чтобы прочитать кощунственные строки «договора» о работе. — Тут две копии. У нас ничего не останется, и твой Юнги будет свободен. Показывай давай, кого привез, — мужчина убирает договор туда же, откуда его достал. — Сейчас… — Хо открывает дверь заднего сиденья, где лежат трое омег в бессознательном состоянии. Толстяк подходит ближе и в свете салонной лампы рассматривает привезенных. Проходит целая минута, но он в конце концов одобрительно хмыкает. — Забирайте, — дает он знак кому-то в темноте, и сразу несколько крепких альф оказываются рядом, вытаскивая из автомобиля омег. Хосок наблюдает за всем этим молча, муки совести оставив еще там, в офисе. Или эти трое, или Юнги. Выбор очевиден. — Вот, договоры, — отдает мужчина листы, горячие от близкого контакта с телом. Чон проверяет все еще раз внимательно, кивая. — А неплохих подобрал… — задумчиво проговаривает вдруг альфа. — Может, будешь ты работать с нами? — Простите? — такого предложения Хосок никак не ожидал. — Нет, не буду. — Как знаешь, как знаешь… Хо уже садится в машину, но, открыв окно, слегка высовывается наружу. — А… что с этими будет? — спрашивает он вдруг неожиданно даже для самого себя. — На одного точно будет покупатель, а двое других… посмотрим, проведем обследование, может, продадим кому-то тоже, или на органы, — пожимая спокойно плечами, отвечает мужчина. — Все зависит от того, будут ли на них покупатели. — Понятно, — сухо кивает Хосок, и машина его вскоре отъезжает из этого темного места, сохранившего в памяти окон заброшенных домов каждый жест, каждое слово. — Юнги, ты дома? — Хосок заходит в квартиру, расстегивая пальто. — Да, дома, — выходит омега из спальни, где стоял письменный стол. — Ты задержался… все в порядке?.. — В порядке, любимый. Посмотри, что я тебе привез, — альфа с явно гордым видом подает Юнги его договор, который он подписал несколько лет назад там, в полуподвальном помещении. Мин несколько секунд смотрит то на листы, то на Хосока. Ручка, которая до этого была зажата в пальцах, падает на пол, как в замедленной съемке. Омега подбегает к бумагам, выхватывает их из рук Хо и рассматривает, не веря. — Как… откуда это у тебя? — Я… купил это, — почти не врет альфа, ведь торг действительно произошел. — Откуда… у тебя такие деньги?.. — Юнги сжимает хрупкие листы, поднимая испытующий взгляд на Хосока. — У меня были сбережения и наследство от дяди. Я просто снял деньги в банке, Юнги, — без колебаний отвечает мужчина, подходя ближе. Омега моргает часто, чувствуя на глазах слезы. Неужели ему… больше не нужно делать всей этой гадости? Сколько же денег отвалил за это Хосок… — Я… я отдам, я все отдам… — произносит он, а листы в руках начинают дрожать. — Не говори глупостей, мы семья, — уверенно обнимая своего омегу, отказывается Хо. — Ради тебя я готов на все, Юнги. На все. — Спасибо… боже, Хосок, спасибо… — обнимая крепко-крепко мужчину, Юнги прижимается к нему всем телом доверчиво. В его голову даже не приходит идей о том, что можно было выкупить эти бумаги за какую-то другую валюту, отличную от денег. — Я тебя люблю, Юнги, — обнимая парня за талию, сжимая челюсти, проговаривает Хосок, закрывая глаза. Он свой выбор сделал, и сейчас об этом не жалеет ни секунды. — И я… и я тебя люблю, Хосок… Сначала Юнги хочет разорвать договор на мелкие кусочки тут же, в коридоре, как нечто уродливое и недостойное жизни. Однако какая-то неведомая сила удерживает его от этого желания, поэтому бумажка отправляется в укромное место, туда же, где лежат все другие важные документы. В эту ночь оба спали так спокойно, как не спали давно. Крылья свободы уносили обоих на седьмое небо, даруя настоящий отдых. Больше не было мыслей о том, как не попасться, как выторговать договор, как продать побольше, как избавить омегу от этого ярма. Как и обещал Хосок Тэхёну, он защитил Юнги всеми силами, какие только у него были. Действительно сделал все ради него. Юнги крупно повезло, потому что Намджун о его связях с наркотиками, о деле, которое провернул Хосок ничего не знал. Если бы Ким хоть на миллиметр приоткрыл завесу тайны, случилось бы страшное, но, на счастье всех вокруг, и грамма подозрений у него не возникло. Новости о том, что Юнги выздоровел, стали приятным дополнением к череде других радостных событий, произошедших за этот небольшой период. Джин, который день ото дня становился все уютнее, прекраснее и трогательнее, постоянно радовал супруга кулинарными шедеврами, приходил домой пораньше и уже начинал читать книги о беременности и родах, морально готовясь к предстоящему событию. И пусть срок небольшой, около месяца, но Сокджин знал, что время пролетит крайне незаметно. О быстротечности времени думал и Намджун, каждый раз проезжая мимо детских магазинов или стоя у их витрин на светофорах. Так хотелось уже купить кроватку, коляску, игрушки или пеленальный столик, но альфа останавливал себя, уговаривая, что лучше уделит этому целый выходной, приведет сюда мужа и будет с любовью наблюдать, как омега копошится во всех детских мелочах. Все чаще пара оставалась дома вдвоем. Джун, заботясь о здоровье своего сокровища, укутывал его перед каждой прогулкой в шарф, заставлял надевать перчатки и четко следил за тем, застегнул ли омега все пуговицы зимнего пальто. — Мне жарко… — канючил под конец прогулки порой Сокджин, но получал в ответ строго-внимательный, встревоженный взгляд. — Сейчас, — альфа в такие моменты послушно останавливался, развязывал слегка шарф и смахивал с плеч мужа снежинки, упавшие с деревьев. — Так лучше? — Да… —Сокджин довольно хмыкал, чувствуя наконец-то прохладу зимнего погожего дня. Конечно, умом омега понимал, для чего муж все это делает, но гормоны, провоцировавшие какую-то детскую порой даже вредность, все равно не давали покоя. И пусть пока свежего арбуза Сокджин не просил, другие его хотелки порой заставляли альфу попотеть. До сих пор, слыша ночью тихое бормотание, Намджун вздрагивал, думая, что Джин опять попросит принести снега в дом, причем не простого, а выпавшего возле булочных, потому что «он там пахнет ванилью». Альфа понимал, что эта просьба абсолютно невинна, и переживал только за то, чтобы супруг не стал пробовать снег на вкус. Все шло в этом маленьком уютном уголке своим чередом, неспешно и мягко, бесшумно. Новогодние праздники подходили к концу, город постепенно возвращался в прежний бурный ритм. В один из особенно снежных зимних вечеров темная машина Намджуна освещает фарами парковку у дома Хосока. После долгого затишья, образовавшегося и из-за неудавшегося предложения, и из-за болезни Юна, наконец-то общение парами возобновляется вновь. Сокджин, с тортом в руках, укутанный как всегда заботливыми руками Намджуна так, что только глаза видно, подходит к двери подъезда, скрипя снегом под ногами. — Надеюсь в этот раз побегов не будет… — тихо усмехается подошедший альфа, набирая нужный номер квартиры. — Что-то мне подсказывает, что нет, — отвечает Сокджин, и по голосу слышно, что он улыбается. Двери подъезда отворяются почти сразу, пропуская гостей в теплое свое нутро. Совсем скоро пара уже стучит в знакомую дверь, а еще через несколько секунд заходит в уютный коридор квартиры Хосока. — Как добрались? — встречая пару вместе, спрашивают в один голос Юн и Хосок, оборачиваются друг на друга и улыбаются, как влюбленные дурачки. — Хорошо… — не веря собственным ушам в такую гармонию, отвечает Намджун, помогая Джину раздеться. Что же сделал Хосок, чтобы добиться от Юнги такого результата? Повинуясь какой-то глупой мысли, Ким бегло осматривает тело друга на предмет синяков, но ничего такого не замечает и даже ругает себя, что вообще подумал о таком. — Даже в пробку не попали, — довольно добавляет Сокджин, наконец-то избавившийся от плена шарфов и перчаток. Что может быть прекраснее чая, торта и приятной беседы? Ничего, и споры тут бесполезны. Однако идиллия длиться вечно не может. Плавно разговор перетек к обсуждению работы, и Намджун, отпивая из красивой чашки, вдруг слегка хмурится. — В последнее время начальник сам не свой. У его двоюродного брата сын пропал, молодой совсем, и двадцати пяти нет, — придерживая по привычке руку Джина, нехотя проговаривает Намджун. — Темненький такой, приятный на вид. — И… давно пропал? — с волнением спрашивает Юнги, даже замирая с кусочком торта на ложке. — Около недели назад, кажется. Я мало что слышал, но как-то особенно много стало пропадать людей… — Можно сменить тему, пожалуйста?.. — все эти разговоры навевали на Сокджина волнение и страх. — Да-да, конечно, извини, — быстро ориентируется Ким и уже хочет поговорить про новый торговый центр совсем неподалеку, но его перебивает Хосок. — А… как его зовут? Этого пропавшего? — Чон делает глоток чая и складывает ногу на ногу, совершенно не выдавая того, что сердце уже перестало биться от страха. Неужели можно было так облажаться и отдать в лапы наркоторговцам сына влиятельного человека? Но следующие слова Намджуна окончательно выбивают почву из-под ног. — Я не вспомню сейчас так быстро, но что-то на С, — слегка хмурится Джун, опуская глаза в пол, стараясь вспомнить. «Вот и все, — проносится в голове Хосока. —Сабу, это он… Меня посадят, а Юнги будет вынужден свыкнуться с мыслью, что его пара убийца». Кровь отливает от лица, и уже даже чашка чая не помогает. Секунды, за которые Намджун вспоминает имя омеги, тянутся, как прилипшая к подошве жвачка. Вдруг в темных глазах альфы сияет огонек. — Вспомнил, — констатирует он, а Хосок сжимает ручку чашки так, что та лишь чудом не разбивается. «Вот и все, придурок», — беспощадно бьется мысль в голове раненой птицей.