Грани

Через три дня ты уехала снимать какой-то фестиваль, а я вернулась к себе в квартиру. Не могу сказать, что я ее любила, но до встречи с тобой она казалась мне вполне приличным убежищем. А сейчас я еле-еле провела в ней несколько часов, и поняла, что теперь она мне совсем не подходит. Сев на кухне, я набрала телефон Галки. – Бэла, привет! – откликнулась она сразу. До тебя она была единственным человеком в моем нынешнем мире, кто знал меня под прежним именем. Она работала у нас в фирме, была бригадиром, мы с ней по-настоящему дружили, а когда я уехала за границу, а позже и моя сестра завязала с бизнесом и поселилась в тропиках, дело осталось на ней. Решив вернуться, я связалась с Галкой и рассказала ей всё. Именно она давала мне рекомендации, когда я искала работу, через неё я получала деньги, потому что долю в фирме я не продавала. – Галка, мне нужно снять квартиру. – Какую именно? – Что-то новое, что покупалось под сдачу, ремонт мой и за мой счет. – Сколько комнат, расположение? – Надо, чтобы удобно было добираться в центр, двушка-трешка. – Ясно… Я уж грешным делом подумала, что ты своих собираешься возвращать, но судя по всему… – Галка, не начинай. Она не простит. На этот раз точно. – А ты за неё не решай! Ладно, дело твое. Сейчас позвоню своим риэлторам, пусть посмотрят, что есть. Что еще хочешь? – Мне нужна бригада, моя. Если квартира не убитая, то дней за пять они сделают всё, что надо. – Ни фига себе захотела! За твоими ребятами очередь стоит! Что ж своих нынешних не берешь? – У меня все на объектах. – А у меня они бамбук курят, что ли?! – Галка, ну ты же меня понимаешь! – Естественно! Ладно, подумаю. А ты не боишься, что они тебя узнают? – Конечно, узнают. Поэтому всё через тебя. – Знаешь, что я хочу тебе сказать? – Знаю. Поэтому не трудись! Галка, ну, пожалуйста, выручи! – Послать бы тебя, конечно, к твоим, и разбирайся, но, судя по всему, сейчас это не поможет. Хорошо. Как хоть ее зовут? – Кого? – Ты сейчас не то что бригаду и квартиру, ты у меня кукиш с маслом не получишь! – Наташа. – Богема? – Она фотограф. – Ясно всё с тобой. Горбатого могила исправит! Что они все в тебе находят? – Не знаю. Но пользуюсь. – Не сомневаюсь! Всё, пошла работать тебе золотой рыбкой. Отзвонюсь. На следующее утро я уже моталась по адресам, один вариант мне показался идеальным, и к вечеру в квартиру уже подтянулись мои ребята. Я сидела в машине и смотрела, как они приходили, собирались около подъезда, что-то обсуждали, бросали друг на друга недоуменные взгляды. Мне безумно хотелось выйти к ним, обняться, включиться в разговор. Мы столько соли с ними съели, и я понимала, что их удивляет. Они работали на сложнейших объектах, а тут ничего особенного, но мне хотелось, чтобы всё было сделано их руками. Они действительно управились в пять дней, и когда работы были закончены, я, поджидая Галку, опять сидела в машине, и услышала разговор проходящих мимо отделочниц: – А ты заметила, что одну комнату мы делали прямо, как кабинет Бэлы в их доме? – Заметила. Интересно, а где все-таки она сама? – А кто ж ее знает?.. Я опустила голову. Я не сомневалась, что мои девчонки всё помнят, и надеялась, что смогу с ними встретиться. Но не сейчас… Галка приехала, припарковалась рядом: – Ну что, пойдем смотреть, заказчик! А то будешь потом претензии предъявлять! Увернуться от моего рюкзака, которым я хотела ее огреть, ей удалось. Встречать тебя я поехала на вокзал, и, ждала твоего приезда на стоянке. Ты вышла из ворот, огляделась, и, узнав машину, быстро направилась ко мне. Волна твоего запаха, свет сияющих глаз ворвались вместе с тобой в салон внедорожника: – Привет! – Ну, привет! Как поработала? Как погуляла? – Второй вопрос – это о чем? У меня куча свидетелей, я день и ночь была на виду! – Вот свидетели ночей меня особенно интересуют! – Если ты сумеешь разговорить подушку и одеяло, будут тебе свидетели! – ты засмеялась, медленно приближаясь ко мне, – А вот чем ты тут в одиночестве занималась, моя неугомонная? – Сейчас увидишь! – я, не давая себя обнять, вывернулась, и выехала на дорогу. Ты удивилась, с усмешкой откинулась на сиденье, потом повернулась, за чем-то потянувшись назад, и я в глубоко расстегнутом вороте рубашки увидела твою грудь. Ах ты, провокатор! – А куда мы, собственно, едем? – Сейчас всё узнаешь! – я прибавила скорость. Когда машина остановилась во дворе, ты вышла, оглянулась, вопросительно посмотрела на меня. Как же мне нравилась твоя аккуратная настороженность! Мы поднялись по лестнице, я открыла дверь и пропустила тебя вперед: – Проходи! Больше всего мне хотелось вынуть фотоаппарат и снимать тебя, то, как ты ходишь, оглядываешься, смотришь. Наконец, ты повернулась ко мне: – Бэла, я не понимаю, это что? – Это наш дом. Я сняла нам квартиру. Тебе нравится? Ты замерла, шагнула ко мне, и вместо ответа вцепилась в мои рукава, уткнувшись носом мне в плечо. – Наташ, что скажешь? - я обняла тебя и вдруг услышала, что ты всхлипнула. – Эй, ну ты что? – я постаралась оторвать тебя от себя, но ты держалась, как клещ, и только слезы текли по моей рубашке. – Тебе не нравится эта идея? Ты хочешь чего-то другого? Ну, скажи, ну, пожалуйста, не плачь! Ты замотала головой и сквозь твои всхлипы стали прорываться слова: – Я всё время боялась... что ты уйдешь в любой момент... Ты ничего не говорила.... не привозила свои вещи... и я стала думать... что я так.... На несколько ночей для тебя... – О, боже! Ну что ты за дурочка у меня! Тридцать лет – ума нет! Ну как ты могла так подумать? За кого ты меня вообще принимаешь? – Можно подумать, что ты в свои пятьдесят умнее! – ты шмыгнула носом, а я, наконец, смогла оторвать тебя от своего плеча – огромные глаза, капли слёз на длинных ресницах, сжатые губы. И я поняла, какой же эгоистичной дурой я оказалась! Это с моей стороны всё было ясно и понятно, я же знала, о чем я думаю, и как ты дорога стала мне, а ты-то нет! Мы жили в твоей маленькой рабочей студии, потому что квартиру ты снимала с Ксеней, и после твоего признания практически осталась без жилья, а я даже ни разу не привезла тебя к себе! Ты не знала, что это я в самом деле боялась, что ты уйдешь, устав от моей недосказанности или даже просто разочаровавшись, когда близко узнала человека, который для тебя был просто какой-то идеальной картинкой. Моя маленькая, такая сильная и гордая девочка, ты всё держала в себе, не давая мне ни в чем усомниться, опасаясь спугнуть то, что считала своим хрупким незаслуженным счастьем! – Наташ, – я подняла твою голову за подбородок, – я никогда не прощу себе того, что заставила тебя плакать. Поверь, я ничем не хотела тебя обидеть, я просто не подумала, просто побоялась. И ты совершенно права, я показала себя полной дурой, но, надеюсь, ты не разочаруешься во мне окончательно! Ты улыбнулась, взмахнула ресницами, стряхивая последние непросохшие капли слез: – Это практически невозможно! Я только вздохнула, понимая, как многого ты не знаешь, но сейчас было не время для подобных мыслей: – Ты всё-таки скажи, тебе нравится здесь? Тебе будет здесь удобно? Ты не стала ничего говорить, просто медленно несколько раз кивнула, прижалась ко мне, глядя затуманившимися глазами, и я включилась в нашу уже ставшую привычной игру: – Скажи, что ты хочешь? – Поцелуй меня! – выдохнула ты. Эта фраза каждый раз сносила мне крышу диссонансом между внешним целомудрием и тем смыслом, что ты в неё вкладывала. Целовать тебя, касаться твоих губ, щек, шеи, плеч, груди, слышать, как ты постанываешь, видеть, как избавляешься от одежды, которая слетает с тебя, как шкурка с царевны-лягушки и остается на полу неаккуратной кучей, а ты, оттесняемая мной, спиной идешь к тахте, и невольно восторженно ахаешь, когда падаешь на неё. Да, это внешне ничем не привлекательное покрывало обладает невероятной шелковистостью и мягкостью, его где-то раздобыла Галка и принесла в качестве подарка, и я сразу поняла, что ты его оценишь! И ты действительно не удерживаешься от того, чтобы не погладить его лебединым взмахом рук, и раскидываешься, такая желанная и ждущая, что у меня перехватывает горло. Я опускаюсь рядом с тобой, и ты подныриваешь под меня, стараясь как можно сильнее соприкоснуться кожей, вскрикиваешь, почувствовав мои руки сразу и вверху, и внизу, смотришь вопросительно, а я киваю, вспоминая твой крик, который первый раз услышала в своей машине: – Кричи, кричи, милая моя, здесь всё можно! И настороженный зверек, живущий внутри тебя, исчезает, и появляется кто-то другой, сильный, страстный, сметающий все на своем пути к наслаждению! Ты села мне на грудь, извиваясь в каком-то змеином танце, я почувствовала твою горячую влажность и согнула ноги в коленях, чтобы ты могла на них опираться, зная твою манеру непроизвольно откидываться назад. Ты съехала прямо к моим губам, обдавая меня своим терпким запахом, и мой язык тут же проник между приоткрывшимися, набухшими складками, заставляя тебя застонать, а твои длинные пальцы закинутой за спину руки вошли в меня. Я взвыла, чуть не укусив тебя, а ты терлась грудью о моё бедро, вжималась, ныла в предвкушении, и, наконец, я услышала твой крик, который так любила! Каким наслаждением было чувствовать, слышать тебя! Не успев прийти в себя, ты вывернулась, сползла вниз, проехав по покрывалу, которое явно тебе понравилось, и легла между моих ног. Я приподнялась на локтях, чтобы видеть тебя, твои полуприкрытые глаза, взмокшие, прилипшие ко лбу волосы, но вскоре не удержалась и снова упала на спину, выгибаясь от наслаждения. Ночью ты спала у меня на плече, освещаемая навязчивым светом уличного фонаря, а я обнимала тебя и чувствовала, как по мне разливается успокоение. Пусть временное, зыбкое, но оно давало мне силы дышать и жить.