зеленый чай с персиком

      В этот самый момент в квартире на другом конце города стоял полумрак. Парень лежал на кровати, широко раскинув руки и ноги наподобие звезды, а из глаз медленно текли слёзы, но вытирать их у него не было ни сил, ни желания. Он смотрел в потолок пустым взглядом, раз за разом прокручивая в голове события прошедшего дня.       Начиналось всё просто прекрасно: погода была как раз для прогулок, а у них с Ренджуном было достаточно времени для того, чтобы насладиться этим прекрасным днём, но всё пошло коту под хвост после того рокового звонка. На задавался вопросом, было бы всё как раньше, если бы он не ответил на звонок, или данная ситуация была неизбежна. Омега усмехнулся своим мыслям. Как будто у него было право выбирать…       Джемина довезли до дома, а водитель напомнил, что у омеги осталось сорок пять минут на сборы. Этого было катастрофически мало, но парень решил не предаваться панике, думая о том, что он и не за такое время успевал собраться. Первым делом омега уложил волосы, выровнял тон кожи, а на губы нанёс бальзам с оттенком красной розы. Все эти действия он выполнял, преисполняясь непонятной паникой, нарастающей с каждой минутой. Одежду он выбирал минут десять, отметая один наряд за другим. Раздумья шли вразрез с подступающей истерикой, которую омега пихал подальше, понимая, что он волновался понапрасну, а даже если наоборот, то времени на слёзы у него не было. В итоге он остановил свой выбор на бордовых брюках, классической белой рубашке и тёмно-синем удлинённом пиджаке. Образ получился гармоничным и подчеркивающим достоинства омеги: стройные ноги и широкие плечи. Вместо пуховика На надел чёрное пальто и завершил образ своей неотразимой улыбкой. Омега обулся и только потом вспомнил об оставленном в комнате телефоне, поэтому пришлось прыгать на одной ноге до комнаты, на ходу пытаясь подправить некоторые вещи. Стоило телефону попасть в руки, он загудел, оповещая о новом сообщении, как и ожидалось, от водителя. Джемин наспех положил портмоне в большой карман пальто, туда же отправился телефон. Перед тем как закрыть дверь, парень сделал три глубоких вдоха, мысленно оставляя свою истерику в квартире, и только потом повернул ключ в замке.       До компании они ехали недолго, и в это время у омеги снова и снова сбивалось дыхание, сердце отбивало бешеный ритм, ладони потели, а его самого бросало то в жар, то в холод. Встретили его, как всегда, с улыбками, но те, кто работал тут давно, улыбались как-то сожалеюще и подбадривающе. Джемина это насторожило сразу, но он, списав это на свою нервозность и паранойю, решил не придавать этим взглядам особого значения. И только позже он понял, как был неправ в тот момент.       Дверь в кабинет отца всегда была закрыта, но омега зашёл без стука, понимая, что его ждали.       Как и ожидалось, родители не выглядели особо удивлёнными, и, пока омега не спеша вешал пальто на вешалку, отец дотошно рассматривал наряд сына. Джемин чопорно поправил пиджак, а потом ослепительно улыбнулся и, отбрасывая напускную уверенность, полетел в объятия папы-омеги.       — Ну? Как поездка? Мне, блин, в разговоре и слова не дали вставить, — шутливо дулся На.       — Просто зная твою манеру спорить, пришлось идти на крайние меры, — тепло улыбался альфа.       — Поездка была шикарной, столько новых знакомств, ощущений, красок и воспоминаний. Да и вопросы компании удалось решить без каких-либо проблем, — папа говорил размеренно, но его жесты и блеск в глазах указывали на то, сколько эмоций в нём бурлит.       Старший омега продолжал говорить, а младший омега — слушать. В течение рассказа он уселся на диван, в то время как Джемин устроился на кресле перед столом отца. Альфа тогда сидел за своим столом, нежно улыбаясь от жестикуляции мужа. Наследник компании жадно внимал рассказу, в который раз подмечая, что он похож на отца больше, чем на папу. Старший омега был светлым, как первый снег, а младший — смуглым, как альфа. У папы были раскосые глаза с цепким и холодным взглядом; забавные передние зубы были единственным сходством омег, и за эту особенность альфа называл мужа «мой крольчонок».       Ким Доён был завидной омегой в студенческие годы. Его своенравный и упёртый характер и отстранённость по отношению к альфам заводили представителей противоположного пола. Острота языка не уступала пронзительности взгляда, в котором временами сквозила надменность и презрение к альфам. Но на удивление всех окружающих, этот дерзкий омега оказался отличным семьянином. Скверный характер никуда не исчез, но заметно смягчился. Наконец рассказ закончился, и альфа привлёк внимание, хлопнув в ладоши.       — Так, мои дорогие, водитель уже ждёт, — произнёс он, проверяя время на наручных часах. — Поэтому быстро собираемся и едем в ресторан.       Младшего омегу эти слова очень обрадовали, и он подскочил с места, подходя к папе:       — Мы едем на семейный ужин?! К чему тогда были такие строгие требования ко внешнему виду?       Реакция родителей была как минимум странной: они переглянулись, а взгляд Доёна внезапно сделался обеспокоенным.       — Сынок, мы едем знакомиться с твоим женихом, будем обговаривать твою помолвку…       Именно в этот момент последняя надежда Джемина на хороший день с треском обломалась.       Время будто остановилось, а слово «помолвка» гулким эхом раздалось в голове. Папа что-то говорил, но звуки не доходили до сознания омеги, а звучали будто сквозь толщу воды. Голова отчего-то стала неимоверно тяжёлой, а тело сделалось совсем ватным и перестало слушаться, розововолосый рухнул на диван, к которому ранее успел подойти. Джемин смотрел в никуда, отказываясь принимать происходящее. В голове носилось огромное количество вопросов, а настроение менялось, будто цветной калейдоскоп. Отчаяние сменилось чувством предательства и злости, поглощающим всё внутри без остатка. Омега, почувствовав резкий прилив сил и адреналина, вскочил с места и, глядя на отца стеклянными глазами, сказал:       — Я никуда не поеду, — слова получились громкими и чёткими, но голос был охрипшим от шока.       В ответ последовало лишь молчание, атмосфера в кабинете была накалена до предела и начала давить, а отец и сын так и сверлили друг друга взглядами.       — Нет, Джемин. Это давно уже принятое нами решение…       — Нами?! — перебили альфу. Яда и удивления в голосе было столько, что они ощущались на коже, запах Джемина наполнился горечью. Младший омега не смотрел на Кима, но тот явно понимал, что вопрос был задан ему. — Я ещё раз повторяю, что никуда не поеду. Вы не учитываете моих желаний…       И тут терпение отца закончилось, и он взревел:       — Мун Джемин!       — Я НА Джемин!       — Вот именно! Мы промолчали, когда ты захотел поменять фамилию; я с твоим папой извёлся, пытаясь исполнить твой каприз. Пришлось раскапывать чуть ли не всю родословную, потому что она, видите ли, больше тебе подходит. Я закрыл глаза на твои отношения с Ренджуном, хотя он твой кузен! Промолчал, когда вы с ним съехались. Я ни слова не сказал насчёт твоих перекрашиваний. Но сейчас всё. Это перебор. Больше я твои психи терпеть не буду…       Альфа продолжил бы и дальше, если бы не вовремя подошедший муж. Омега, поглаживая руки Тэиля, убирал несуществующие соринки с его пиджака и что-то шептал на ухо альфе. А Джемин? Он не слышал ничего или просто не хотел слышать. Глаза щипало от подступающих слёз, а в горле стоял противный ком, но позволить себе слёзы он не мог. Не перед родителями. От напряжения омега сжимал кулаки, вгоняя короткие ногти под кожу, и это отрезвляло.       Больно…       Но Джемин не мог понять, что болит сильнее: душа или руки. А это было и не важно. На физическую боль можно было отвлечься, можно было держаться за неё, как за якорь, и не давать слезам политься ручьём из глаз. Так омега и поступил, как и тысячу раз до этого.       Джемин стоял в кабинете, но одновременно находился и где-то далеко, мысли неясным роем гудели в голове. Омега даже не мог их разобрать, не было желания. Он просто предпочёл отдаться этому странному липкому чувству, пожирающему всё внутри. В реальность его вернула тёплая ладонь на щеке. Взгляд сфокусировался, и впереди предстали тёплые глаза отца. Он поглаживал большим пальцем скулу сына.       — Сынок, пойми. Я ведь делаю это во благо тебе. Этот альфа… Твой жених порядочен, умён, красив и сообразителен. Понимаешь? Вы, кстати, учитесь в одном университете. Не злись на меня, солнышко, хорошо?       На эти слова Джемин вздохнул. Они всегда всё делают во благо, всегда…       Досчитал про себя до пяти, а потом натянул фальшивую улыбку и прошелестел короткое «да». Наскоро натянул на себя пальто и стал подгонять родителей со смехом:       — Ну? Чего стоим? Нас уже заждались, наверное. Тууф, давайте быстрее, ну же?       Таким привыкли видеть На, ведь все считали его отходчивым. Но кто знал, что омега просто прячет весь негатив подальше, прикрывая всё это улыбками и смехом? Кто знал, что позже это все становилось причиной нескончаемых истерик, криков в подушку и слёз, горьких и таких жгучих? Никто не знал, ведь никому не было до этого дела, все видели лишь то, что хотели видеть: улыбчивого, жизнерадостного и всегда позитивного омегу.       До ресторана они ехали полчаса, что радовало Джемина и, очевидно, злило отца. Перед выходом омега натянул дежурную улыбку, выслушал наставления папы и с горьким вздохом вышел из машины. Встретили их у столика трое.       Омега, папа его жениха. Ростом невысок, имел большие, словно кукольные глаза, в которых плескалась заинтересованность, и каштановые волосы, уложенные в аккуратную чёлку. Альфа, отец его будущего мужа. Волосы цвета вороного крыла, открывающие лоб, резко контрастировали с бледной кожей; его муж, омега, всё равно был смуглее. И, наконец, жених. Переведя на него взгляд, Джемин застыл.       Это был Ли Джено собственной персоной.       Кожа бледная, будто бархатная. Пшеничные волосы открывали лоб, но даже уложенные гелем, выглядели мягкими наощупь. Глаза чёрные и такие глубокие, что хотелось в них утонуть. Губы, с виду мягкие, не сильно пухлые, а скорее наоборот, были изогнуты в полуулыбке. Омега вдруг понял, что беззастенчиво разглядывал альфу, и его за этим действием застукали. Джемин смущённо отвёл глаза, подмечая чёрный костюм, который сидел на альфе как влитой, подчёркивал широкие плечи, узкую талию, стройные ноги и, самое главное, — рост. На с завистью отметил, что Джено выше него на полголовы.       Ли младший поздоровался с отцом омеги, пожав тому руку. Доёну поцеловал руку, вежливо наклонившись. Младший омега самодовольно протянул руку для рукопожатия, а Джено, будто предвидя такой ход событий, совсем не удивился, мягко потянул к себе ладонь тыльной стороной и нежно коснулся губами кожи, смотря омеге в глаза. От такого Джемин дёрнулся, его будто прошибло током, а место, где губы альфы его коснулись, обожгло.       Ужин проходил в спокойной обстановке, по крайней мере, для всех, кроме младшего омеги. Взрослые шутили о своём и обсуждали акции. А Джемину кусок в горло не лез, он весь вечер смотрел в тарелку, вяло перекатывая еду по ней и поднимая взгляд только тогда, когда ему задавали вопросы. Джено также молчал, улыбаясь на шутки, видимо, чисто из вежливости. Голос его был слышен при ответах на малочисленные вопросы; к младшим относились, как к детям, потому их участие в разговоре не требовалось. Младший омега не смотрел на своего жениха совсем.       И вот на часах спасительные десять вечера. На недоумевал, когда успело пройти четыре часа. Родители обсуждали университет, и Джемин решил, что это отличный момент привлечь к себе внимание, неловко кашлянув. В его сторону повернулись все за столом, а разговор мигом притих, вызвав на губах На смущённую улыбку.       — Мне жутко неудобно прерывать ваш разговор, но, думаю, мне уже пора. Завтра пары, а я не успел ещё подготовиться к семинарам, — тихо шелестел омега, неуверенно замолчав под конец, а в голове било набатом: «Да кого я обманываю? Я ещё в пятницу всё подготовил».       Старшие улыбнулись и принялись что-то бурно обсуждать. И только один человек продолжал смотреть в сторону На. Джено не отвёл взгляд. Смотрел так пытливо, словно стараясь заглянуть в душу. Омега стушевался под его взглядом, уже боясь, что альфа что-то скажет, но тот лишь приподнял уголок губ и отвернулся. Родители сказали, что Джемин может идти, а Ли-младшего попросили проводить его до машины. На встал из-за стола и поцеловал родителей на прощание; отец жениха, Чон Джехён, снова поцеловал его руку, а Тэён обнял, как родного сына. Омега, уходя, снова поклонился, а Джено двинулся за ним, словно тень.       Пока они шли до выхода, оба молчали. Ли просто наслаждался обществом омеги, а тот в свою очередь не мог подобрать слов. Розововолосый тайком вдыхал аромат зелёного чая, не подходивший альфам. Он был терпким и отчего-то оседал в лёгких. Джемин не особо жаловал зелёный чай, предпочитая ему убийственную дозу кофеина. Но его аромат неясно манил.       Альфа помог омеге надеть пальто, придержал дверь на выходе и, ожидая машину, решился нарушить молчание:       — Вечер был приятным, не так ли? — он стоял, засунув руки в карманы, пока ветер развевал его волосы.       На фыркнул от холода и сильнее закутался в пальто, думая о том, что он мёрз даже в зимней одежде, а альфа стоял в одном костюме и не трясся.       — Да, вечер прошёл уютно… Тебе не холодно?       — Да нет… Благодарю за вечер.       — И тебе спасибо, — с этими словами Джемин сел в машину, и Ли, закрывая дверь, сказал: «до завтра». Омега видел Джено, когда машина заворачивала за угол. Он стоял там, словно статуя, и только волосы и полы пиджака, поднимаемые ветром, делали его хоть чуточку живым.       Мысли, что минутой ранее были в полном порядке, снова стали путаться. Домой, а точнее в их с Ренджуном квартиру, Джемин зашёл темнее тучи и с полным кавардаком в душе и голове. Настроение окончательно ухудшилось, и состояние было, мягко говоря, никакое. Омега смыл макияж, а с ним, видимо, и остатки самообладания. Его накрыло.       Накрыло так, как не накрывало уже давно. Парень осел прямо там, в ванной, а слёзы сами лились ручьём из глаз. Голос надрывался от рыданий, голова разрывалась от отвращения к самому себе и обиды на весь мир. Всё, что он пережил за этот день, просто свалилось на него, как огромный валун, и надавило на плечи неподъёмным грузом. Горло сдавливало спазмами от беззвучного крика. Пальцами Джемин зарылся в волосы, оттягивая их у корней. Он не помнил, как дошёл до комнаты, не помнил, как скинул с себя пиджак. От бессилия в ситуации На бесился и срывался на подушке, избивая и швыряя её из одного конца комнаты в другой. А когда сил ходить за ней не оставалось, он кричал. Снова в ту же самую подушку. Кричал, срывая голос. Он проклинал во весь голос отца, свою жизнь, компанию и деньги, за которыми все так упорно гнались. Голос охрип. Истерика стала сходить на нет. Этот приступ длился недолго, по ощущениям самого омеги всего минут пятнадцать, хотя на самом деле прошёл уже без четверти час. Сил не осталось ни на что, поэтому он лежал на кровати с пустой головой и бездумно смотрел в потолок на протяжении получаса, затем забрался под одеяло и уснул сном без сновидений.