зеленый чай с персиком

      Столовая оказалась полупустой, чего не ожидал увидеть На. Стучали приборы, слышался смех и чьи-то возмущения. Зайдя в зал, омеги первым делом увидели младшего, который как обычно смотрел в экран телефона, одаривая ненужных компаньонов одним лишь презрительным взглядом. На столе стояли три чашки кофе и кусок пирога, заботливо принесённые Чжоном, сам он отпивал сок из бутылки. Увидев старших, он убрал телефон и ярко улыбнулся. Первым, что произнёс Ренджун, садясь за стол, было даже не «привет», а:       — Джемин сидел с Джено.       — Шы ма?! — реакция была незамедлительной: потрясённый взгляд и приоткрытый рот.       Джемин поморщился от резкого звука, прося быть потише, и его, на удивление, послушались.       Чэнлэ шёпотом спросил Хуана:       — А ты не ревнуешь?       Старший китаец лишь улыбнулся, а На бросил на младшего странный взгляд. Он упустил момент, когда его спросили о том, что было вчера, и резко дёрнулся, когда Джун коснулся его руки:       — Ты что-то сказал?       — Да, Мин-Мин. Ты расскажешь нам, что вчера стряслось? Знаешь, ты весь день ведёшь себя очень странно…       Персиковый омега помрачнел лицом и негромко прошелестел:       — Вы же знаете, я не люблю ходить вокруг да около… В общем, мы с Джено помолвлены…       Джемин боялся поднять глаза и заламывал пальцы. За столом царила гробовая тишина. Китайцы, кажется, даже не дышали, а в голове у старшего все кусочки пазла собирались воедино.       — Джемин-и, ты поэтому не хотел с ним сидеть? — в ответ лишь тишина и низко опущенная голова. — Ты… Ты же сам понимал и понимаешь, что от этого всё равно не убежишь.       Попытка заглянуть в глаза не увенчалась успехом. На избегал встречи взглядами как мог, опуская голову ещё ниже.       — Это, конечно, не значит, что мы должны перестать общаться и разорвать все связи, но… Но быть в отношениях мы больше не можем. Это просто не обсуждается.       — Но…       — Нет, Джемин, — в дрожащем голосе появились нотки стали, Хуан изо всех сил старался держать себя в руках, взывая к голосу разума. — Это неприемлемо. У тебя есть жених.       — Ты так просто возьмёшь и отпустишь? — горько вздохнул На, ероша волосы и наконец поднимая глаза.       — Ты и представить не можешь, как тяжело мне даются эти слова… — Ренджун сглотнул ком в горле, щипая себя за ногу под столом и бросая всю свою силу воли на то, чтобы держать себя в руках, а голову оставлять трезвой.       Чэнлэ, молчавший до этого момента, взял старших за руки и улыбнулся. Улыбка не яркая, а скорее наоборот, горькая, сожалеющая. Поддерживающая.       По столовой прокатилась волна восторженных вздохов и перешёптываний, к столику омег подошла троица Ли. Донхёк обнял вскочившего и пищащего Лэ и сел рядом, попутно благодаря за кофе. Альфы остались стоять, а Рен с Джемином неосознанно напряглись.       Минхён — альфа Хёка — поздоровался с омегами и приветливо улыбнулся. Он был выше Донхёка на полголовы, светлая кожа, высокие скулы и добродушный взгляд. Весь его вид кричал о том, какой он добрый и спокойный. С младшим братом Минхён был мало чем похож, они переняли внешность от разных родителей. Джено был больше похож на родню отца, а Минхён — на родню папы. В универе все звали его Марком, Минхёном называли только самые близкие. В целом, Ли-старший был очень уравновешенным, тихим и воспитанным. «Как раз, чтобы успокаивать Хёка», — подмечал Чэнлэ, за что всегда получал подзатыльники от старшего омеги. В учёбе никогда не хромал, хотя мог часто пропадать, впрочем, как и вся троица Ли. Ни студентам, ни профессорам не было известно, когда они всё успевали. Единственное, что удивляло в Минхёне, — это его запах. Альфа пах дорогим виски. Тем виски, который пьют в одиночестве, смакуя каждый глоток, растягивая удовольствие. Тем виски, который оставляет терпкое послевкусие, раскрывая каждую нотку алкогольного напитка. Аромат не сбивал с ног, лишь тянулся опьяняющим шлейфом.       Донхёк хлопнул в ладоши, попутно отвечая Марку, что ему и кофе хватит, когда тот сказал, что пойдёт купить чего-нибудь съестного, и наконец начал, стоило старшему альфе отойти:       — Что ж, мальчики, я думаю, вы знаете, кто такой Джено и с чем его едят. Но! Но... Пришло время знакомиться с ним лично.       — Господи, Хёк, такую драму развёл.       — Ничего я не развёл, пусть знакомятся. Давайте!       Первым начал Чэнлэ, затем робко продолжил Ренджун, а Джемин как-то завис, не воспринимая происходящее. Хэчан прочистил горло, а затем продолжил:       — Ладно, Джемин и так лично знаком с нашим принцем.       За эту фразу он получил испепеляющие взгляды от Ли и На и изумлённые от Хуана и Чжона.       — Да чего вы так смотрите, я ещё вчера узнал, когда мы прилетели.       Альфа решил прервать этот словесный понос:       — Честно признаюсь, очень рад наконец лично познакомиться с вами. Отдельное спасибо хочется сказать Ли Донхёку за столь тёплое знакомство. Да, Донхёк? — Джено в сторону вышеупомянутого омеги косил так, что у того желание отвечать пропало совсем. — Раз уж мы теперь официально знакомы, с вашего позволения, я пойду. Брат уже меня ждёт.       Джено отошёл, пройдясь по каждому взглядом и задержавшись на Джемине всего на секунду дольше. Лэлэ включился первым:       — Стоп, как Джено понял, что Марк его уже ждёт? Он всё время смотрел на нас…       — Я сам не знаю… Они же братья, как-то чувствуют друг друга, — ответил Хёк, отмахиваясь. — Я помню, как-то Минхён не мог уснуть, говорил, чувствует что-то странное в желудке, хотя мы кушали в дорогом ресторане тем вечером. Потом он позвонил нашему принцу, а тот, оказывается, отравился. С тех пор мы поселили его у себя, а квартира Джено пустует.       Ренджун подпёр голову рукой и спросил:       — Хёк-и, а какой Джено человек? — и пнул Джемина под столом, чтобы тот слушал, на что омега только фыркнул, всё равно невольно прислушиваясь.       — Ну-у, Джено очень скрытный… В плане, что он никогда не расскажет о проблеме, пока не решит её. Короче, полгода назад он разбирал документы одного китайского филиала, и оказалось, что в контракте есть ошибка или недочёт. В общем, что-то в этом роде, вот. И он никому ничего не сказал. Он молча пахал, как ненормальный, и через две недели всё исправил, ещё и доход в два лимона принёс. Представляете? Он исправил документы, разобрался с филиалом, наладил заново рабочий процесс и только потом пошёл и рассказал об этом отцу. И тут же принёс приказы на понижение в должности виноватых. Сказать, что мы были в шоке, значит не сказать ничего. Так вот, в чём суть... Суть в том, что он не любит делиться своими переживаниями, эмоциями. Говорит, что не хочет обременять… Ещё… — задумчиво протянул омега, а затем, просияв, произнёс: — Знаю, вы сейчас офигеете, но Джено тот ещё плохой мальчик. В нём бунтарского духа больше, чем во всех нас вместе взятых.       Омеги за столом в неверии широко раскрыли глаза, на что Донхёк одобрительно ухмыльнулся и продолжил:       — Да я вам говорю. Марк-и рядом с ним вообще душка. Просто наш принц считает, что не должен доставлять проблем родителям, даже за документы взялся раньше Минхёна. Хотя я слышал от дяди Тэёна, что они сами не против, чтобы Джено шалил и бесился, они ему даже мотоцикл купили. Вот… Что ещё? — Донхёк задал вопрос сам себе, забавно морща нос.       Ренджун добавил: «А какой он альфа?», и Хёк пару секунд обдумывал ответ.       — Джено… У него очень сильная аура, вот серьёзно. Это, с одной стороны, плюс, а с другой — минус. Вот буквально только что, чувствовали? Когда он сосредоточен, заинтересован или же испытывает раздражение и все вытекающие отсюда, последствия — строить из себя стерву не получается вообще. А ещё у Джено прекрасно поставлен удар.       Чэнлэ поинтересовался, проверял ли он это на себе, на что Донхёк только зашипел на него и рассказал, как в прошлом году он шёл домой с танцев один. Альфы тогда не смогли прийти из-за работы: старший был не в городе, младший был завален бумажной волокитой, а у него только закончилась течка, поэтому он попросил Джено встретить его. И по классике жанра к нему пристал альфа с самыми сомнительными намерениями. Хёк восторженно описал, как Джено уложил альфу с одного удара, хотя тот был абсолютно трезв и явно не самого хилого телосложения. Чэнлэ выдал, мол, не знал, что Ли Джено такой. А Донхёк уже не мог остановиться и говорил теперь про характер жениха Джемина:       — Джено очень спокойный и терпеливый, но вспыльчивый. И сразу опережая ваши вопросы, скажу, что да, такие люди есть. И наш принц — яркий тому пример. За четыре года дружбы Джено повысил на меня голос лишь однажды. Я выносил ему мозг по какому-то поводу, кажется, мы спорили, кто из нас прав. Первый час он просто молчал, то есть, сначала он высказал свою позицию и потом просто молчал на мои аргументы, даже старался работать. На второй час моих доказательств он начала тихо и чётко отвечать, и через полчаса таких препирательств ему, видимо, надоело. Он спокойно встал из-за стола, спокойно снял очки, гаркнул так сильно и обдал меня своей аурой, что я аж сел на месте. Он рыча объяснял, где я ошибся и что к чему. С тех пор желание много ему перечить пропало насовсем.       Карамельный омега засмеялся:       — Хоть кто-то может тебя заткнуть, — и сквозь хохот задал вопрос. — Ты Марку ничего не рассказал, что ли?       — Карамельный ты мой, ты чего? — Донхёк звучал обиженно. — Конечно, я рассказал. А он ответил, что если я довёл Джено, значит, реально виноват сам. Ибо он сам-то его в бешенстве видел пару раз. Вот. Короче, Джемину с мужиком повезло.       На эту фразу названный дёрнулся, посмотрел загнанным взглядом и продолжил молчать. У него внутри комок неясных чувств, в котором преобладала обида. Он бросил холодное: «На пару опоздаем» и ушёл, даже не обернувшись на друзей.

***

      Больше братья Ли с омегами в тот день не пересекались. Джено чувствовал некую тоску, но поспешил отмахнуться от назойливых чувств. Джемин ходил грознее тучи, выполняя все действия на автомате — у него в голове гудел рой мыслей, который даже не думал униматься, а складка между бровей становилась только глубже. Ренджун всё сглатывал ком в горле. Скрывать свои чувства и эмоции получалось из рук вон плохо, что было заметно по встревоженным взглядам однокурсников, которых душил интерес. День для этих троих длился мучительно долго и занудно. Каждый уходил глубоко в свои мысли: альфа хотел вернуться назад в прошлое и сделать всё по-другому, омеги думали так же.