Клуб девственников

— Покажешь? Драко молча закатывает рукав. Вокруг сумрачно, пустой ночной коридор хранит молчание, и голос Грейнджер вместе со стуком его сердца гулко отражается от стен. Она склоняется над оголенным предплечьем; какие-то пряди заправляет за ухо, но другие падают и все ж касаются его кожи. Странная деталь — почему-то ее Драко запоминает крепко. Он терпит эту близость: Грейнджер едва ли носом не водит по нему, но он не может отойти, невозможно. — Есть одно средство, — говорит она и смотрит на него с суровой решимостью, которой у Драко нет. Однако сердце его радостно трепещет. Это именно то, что он мечтал услышать. Он даже не знал, что у него была мечта, но как только услышал эти слова, узнал ее так же верно, как узнают первую любовь. Ему больше всего хочется, чтобы она исполнилась. Тело затапливает преждевременный восторг, как от первого полета на метле. — Сейчас, — говорит она и достает палочку. Все так просто. Она водит палочкой по его коже, прямо по линиям метки — Драко знает рисунок наизусть — и шепчет детскую считалочку: «Кобыла Мишао и ее жеребенок перешли поле и съели все сено, перешли поле и съели все сено… Настанет зима, ребята, наступит зима, а кобыла Мишао раскается. Настанет зима…» Драко не смеется, и Грейнджер серьезна, как никогда. — Получается? — спрашивает он, в горле сухо. — Конечно, получается, — отвечает она, точно только что сварила зелье по проверенному рецепту из учебника. — Нужно только пойти под бук, к озеру. Как дойдешь, увидишь, что метки уже нет. Только иди ночью, это же лунные чернила. Да, точно. Лунные чернила. Как он не догадался. Все сказанное имеет смысл, звучит естественно и стройно укладывается в голове. Драко смотрит на руку. Метка на месте, но больше не зудит. Грейнджер стоит напротив, крепко сжимает в руке палочку — в ней столько жизни, словно она одержала победу: глаза горят и лоб блестит от пота. Коридор вокруг наливается розовым золотом, как перед рассветом. — Ничего, следующей ночью пойдешь, — решает она напоследок, а затем Драко просыпается. *** Драко долго лежал с открытыми глазами и пялился на балдахин. Метка была при нем, ему даже проверять не нужно было, чтоб узнать, и тем горше ощущалось разочарование. Как же сладко было надеяться, что вот-вот и та испарится от детской считалочки Грейнджер. Драко сам себя презирал: так глупо повестись, пускай и во сне. Но быть может… Что, если в этом все же есть смысл? Одна голова хорошо, а две лучше. А Грейнджер даст фору любому умнику с Когтеврана, она же без преувеличения Всезнайка. У кого как не у нее просить помощи? И остается только порадоваться, что они сблизились настолько, что подобная просьба и впрямь выглядит уместной. Драко почесал метку, чтобы та уже успокоилась, и высунулся наружу. Соседи еще спали, а за окном только-только поднималось мартовское солнце. Тусклый, мокрый рассвет не шел ни в какое сравнение с той денницей из сна. Однако Драко медлил с просьбой. Хотел бы он на одном из так называемых «собраний» Клуба обронить небрежно: «Эй, Грейнджер, не поможешь решить головоломку?» (она же обожает головоломки) и запросто закатать рукав. Но той легкости, что во сне, у него и в помине не было. Салазар побери, да она ведь и так знает, что у него там! — твердил он сам себе каждый раз, когда впадал в ступор. Было что-то постыдное и в том, что ему требовалась помощь, и в том, что он единственный из всех учеников оказался отмечен знаком приспешника Того-Кого-Еще-Год-Назад-Нельзя-Было-Называть-Но-Теперь-Можно. Как будто остальные дети Пожирателей смерти оказались более удачливыми. А вот он один так вляпался. Вернее его отец… По всем представлениям Драко о себе и о том, кем он хотел стать, подобные невзгоды должно было преодолевать, точно это ничего не стоит, точно его не должно заботить, есть у него метка или нет. Плевать. Не болит же — только чешется, и то от нервов. А если показать ее, попросить словами, то окажется вдруг, что она очень даже его беспокоит. Куда это годится! Поэтому Драко выжидал. Думал, может, подвернется случай. Скажет, например, Грейнджер однажды «Вот бы взяться за какую-нибудь невозможную задачу!» (она же любит невозможные задачи) или «Давно я не имела дел с темной магией», а тут Драко так нехотя и вроде как даже снизойдя произнесет: «Только ради тебя, Грейнджер» и закатает рукав, позволив ей опробовать на себе хоть заклятия из Запретной секции, хоть детские считалочки. Пусть делает с ним, что хочет, ставит какие угодно эксперименты. Но пока удобного повода не подворачивалось, и они по-прежнему обсуждали всякую ерунду, зачастую сплетни. Клуб оставался верен традициям. — Сегодня Симуса отправили в больничное крыло. Говорят, это не просто сыпь, — сообщила Грейнджер в лучших интонациях Макгонагалл. Они вместе спускались с астрономической башни, пропустив вперед остальных. Вот уже несколько недель, как на них перестали подозрительно коситься и даже с вопросами об «отношениях» отстали. А жаль. Было для Драко что-то приятное в том, как он, лениво растягивая слова, отвечал в слизеринской гостиной: мол, да-да, встречаемся, завтра и предложение сделаю, не верите? Потом цокал или фыркал — и все это, даже не глядя на спрашивающего. — Это уже не новость. У Гойла такая же. Он весь в гнойниках. — И у Терри Бута, и у Смита. И, самое невероятное, у Минди с Когтеврана, — Гермиона загибала пальцы. — И только Мерлину известно, у скольких еще появится в скором времени. — Рано или поздно чума должна была разразиться. И кто бы мог подумать, что начнется она в Когтевране, — подытожил Драко. — Это еще почему? Только потому, что все считают, будто на Когтевране одни заучки? Драко пожал плечами, он не хотел вступать в бесполезную полемику. Мысли его были далеко. — Да, разумеется, — чопорно продолжала Грейнджер, — такого поведения скорее ждешь от вашего факультета. Драко отмахнулся от едкого замечания. — Вообще-то нет. Слизеринцы разборчивы в связях. — Очевидно все, кроме Гойла. — Где твое гриффиндорское милосердие, Грейнджер? У Грега выдался тяжелый год. А еще его девушки не любят. Гермиона хмыкнула и покачала головой. Вокруг как раз никого не осталось, и у Драко подскочил пульс. Сейчас? — Я тут… — начал было он, замедляя шаг, надеясь, что Грейнджер заметит и тоже остановится. — Им еще повезло, что сыпь быстро и легко сходит. Но думаю, кто-то должен озаботиться вопросами просвещения! Куда смотрит руководство школы? Задетая за управленческие струны души Грейнджер мало что замечала, она неслась вперед, и на одном из поворотов узкого коридора ее волосы, подскакивающие копной, хлестнули Драко по лицу. — Ай, Грейнджер, осторожнее! — Прости, — быстро бросила она через плечо и нервно ускорилась, точно его желание поговорить о метке заранее тяготило ее. Все-таки иногда Грейнджер ведет себя чересчур странно: тараторит, может не посмотреть на него лишний раз и резко заканчивает разговоры. Но возможно, это всего лишь означает, что они достаточно сблизились и теперь он наконец знает, какая она настоящая. Потерпев неудачу, пребывая в удрученном раздражении, Драко решил на время оставить затею. Но сон повторялся. Декорации могли быть разными. И Грейнджер каждый раз пробовала разные способы: заклинания, зелья, необъяснимые обряды и абсолютную ерунду, вроде того, чтобы пойти в кабинет профессора Люпина и постоять внутри шкафа с боггартом. Именно Люпина, потому что во сне Драко тот оказывался жив-здоров и вновь в должности преподавателя. Здравствовал, кстати, и Снейп, снабжавший Грейнджер устрашающими ингредиентами для зелий. А эффект был один — метка все равно оставалась на месте, но Гермиона продолжала уверять, что она исчезнет. Навязчивость этой фантазии сводила Драко с ума. Не буквально, конечно. Но он сам же себя к ней и подталкивал, размышляя перед сном, а что могло бы сработать. И если метка все же исчезнет во сне, то может ли так статься, что это приблизит его к разрешению проблемы в реальности? Метка и Грейнджер — вот что занимало почти все мысли Драко на протяжении не одной недели. *** В апреле состоялся матч за второе место: Слизерин против Когтеврана, и поскольку большую часть команды Когтеврана скосила в тот момент циркулирующая по Хогвартсу зараза, передающаяся известным путем, то команде Драко ничего не стоило одержать победу. Пирушку закатили знатную. Второе место хоть и не первое, но куда ж теперь угнаться за командой самого Гарри Поттера! Поэтому второе место справедливо приравнивалось чуть ли не к первому. Драко на вечеринке занимал почетное место удачливого ловца, который не упустил в этому году ни одного снитча, пускай это и не всегда приносило команде победу. — Дружище, — пьяный Забини висел на нем, страстно дыша в ухо. Драко мечтал сгрузить его на Дафну, но та вряд ли осилила бы ношу, да и не было ее поблизости. — Дружище-е-е-е, — Забини сипел, ноги его подкашивались. — Как я тебя люблю, бестолочь такую… — Как будто это новость, — Драко хоть и выпил, но на ногах держался крепко. В гостиной было шумно, людно и дымно. В этом году всех одолела мода на трубки и мундштуки, а под градусом факультетские пыхтели как не в себя. — Я просто вот желаю… от души, понимаешь… Желаю, чтобы все у тебя было… вот все… от-лич-НО! Последний слог пьяный друг проорал ему в ухо, Драко раздраженно спихнул Забини к стене и стал придерживать за грудки. Хотелось бы отлевитировать того в спальню, но во-первых, Блейз был не настолько пьян, чтобы позволить проделать с собой подобное, он всячески настаивал, что еще останется, а во-вторых, заклинание левитации в состоянии опьянения самого колдующего могло привести к таким последствиям как синяки, шишки, ушибы и даже падение пьяного тела с высоты лестницы. Не хотелось бы помять Забини. Он быть может морально то еще пугало, но внешностью своей гордится и дорожит. Поэтому Драко собирался с силами, чтобы отвести друга спать ногами. Еще десять минут слащавых признаний он не вынесет. Но, к счастью, показалась Дафна с сестрой. Забини, кстати, часто шутил, что они (он и Драко) в скором времени станут свояками. И напоказ строил грандиозные планы: от двойной свадьбы до двойных же похорон, если что-то пойдет не так во время медового месяца. Драко с удовольствием оставил друга на его девушку и решил подышать свежим воздухом за пределами гостиной. Удивительно, но Астория увязалась за ним. — Там накурено, — пояснила она в ответ на его недоумевающий взгляд. Да. Старина Слизнорт может и прекрасный зельевар, но той дисциплины, что насаждал на своем факультете Снейп, теперь не было и в помине. И если младших учеников еще можно было призвать к ответу, то старшие напрочь отбились от рук. Слизерин спасало только аристократическое воспитание костяка факультета. И то все держалось на честном слове. — Поздравляю с победой, — проговорила Астория по-пьяному осоловело. — Мы с друзьями болели за тебя. — Только за меня? — Драко ухмыльнулся. Они подпирали стену в пустом коридоре, освещенном только зелеными переливами воды, плещущейся в водных оконцах под потолком. — Ой, ну… — Астория смутилась и улыбнулась, отведя взгляд. — Нет, конечно. За вас всех… Я только хотела сказать… — неясно, отчего она с трудом подбирала слова: от алкоголя или от неловкости. — Хотела сказать, что ты потрясающе летаешь… Драко летал выше среднего по Хогвартсу, но не блестяще — он это знал. Но ему понравилась подобная лесть вкупе с легким придыханием милой девушки. В душе (и ниже) что-то шевельнулось. Эта Астория, его будущая жена, и она, если подумать на пьяную голову, не дурна собой, напротив очень даже симпатична. У нее правильной формы лицо, здоровые темные волосы, чистая кожа, кроткий нрав, фигура без видимых изъянов. Наверное и целоваться с ней очень даже приятно… — Драко, я тут подумала… Родители же ждут, что мы поженимся. — Ага, — он кивнул и повернулся в ее сторону. Они навалились на стену, лицом друг к другу, словно лежали в кровати — только стояли. — Мои ждут. — Мои тоже. Ну и вот, — она нервно улыбалась, точно собиралась пошутить. — Что, если нам попробовать… ну… Драко догадался, о чем она. — Побыть друг с другом? — Да. — От его ободряющей подсказки ее глаза загорелись. — Ничего ведь плохого нет, чтобы… ну… узнать друг друга пораньше. Вдруг нам не понравится… Она неуверенно улыбалась, робко надеясь, что как раз таки понравится. Драко пытался поймать то теплое чувство, что разливалось и в голове, и по спине и животу. — Ты права, — согласился он, не пряча ленивой улыбки. — Я только хотела спросить… — Астория прикрыла глаза и вздохнула. — А ты и Грейнджер — правда, что вы?.. — Мы только друзья, — с чистой совестью заверил ее Драко. Это все, что она хотела услышать. Астория потянулась к нему, их губы встретились. Она тут же обняла его за плечи, притягивая ближе, зарываясь пальцами в волосы, и Драко отозвался на эту близость, сам сделав шаг навстречу, обхватывая ее со спины. Их животы оказались плотно прижаты друг к другу, а языки переплелись волнующе и многообещающе. Было влажно и не хватало дыхания. Дело спорилось: Астория запустила руки ему под рубашку, Драко мял ее грудь, правда через одежду. Алкоголь сделал их движения смазанными, а чувства притупленными, однако Драко все же ощущал, как сквозь этот плотный туман к нему подбирается возбуждение. Но, наверное, как раз из-за выпитого, то никак не могло оформиться во что-то конкретное, а просто щекотало нервы. А еще совершенно неуместно вдруг в голове всплыл идеальный план, как заговорить с Грейнджер о метке. Не нужно ни о чем просить. Он просто скажет, что у него не вышло. Что метку свести невозможно. Интересно, сколько секунд ей понадобится, чтобы требовательно закатать его рукав и впериться сосредоточенным взглядом в черный узор? Все гениальное просто. После подобного озарения Драко тщетно пытался сосредоточиться на Астории. Возбуждение утекало, как в слив в раковине. И вот он уже обнаружил себя, целующим и лапающим ее абсолютно механически, и поцелуи вдруг оказались чересчур мокрыми, а ее рот слишком маленьким, неуютным, и сама Астория неприятно скребла его под рубашкой ноготками. Едва поднявшее голову желание было убито окончательно. Драко прихватил девушку за талию и отодвинул от себя, разрывая поцелуй. И даже отвернулся, потому что она пыталась достать до его скул и линии челюсти, плохо осознавая отказ. — Думаю, нам не стоит. Сначала Астория не понимала, а когда поняла, то сморщилась болезненно. А может быть униженно. — Будто мне так уж это нужно, — обронила она обреченно. — Да я просто не хочу замуж за человека, которого совсем не знаю. — А, так в этом дело? Не волнуйся. Я расстрою договоренность. Тебе ничего не придется делать. С невероятным облегчением Драко вернулся в гостиную. Там убедился, что Забини не валяется где-нибудь в бессознательном состоянии, и, выслушав еще раз хвалебные речи Нотта, отправился спать. Салазар его знает, как он будет объяснять родителям, что их планы насчет его брака разрушены. Но он обязательно что-нибудь придумает. Это намерение воодушевляло. В спальне никого не было, если не считать храпящего Гойла. Драко достал блокнот и пролистал разбухшие страницы переписки с Грейнджер. Написать сейчас или подождать до утра и сказать лично? Он достал перо и, немного пожевав кончик, сформулировал: «Ты знала, что одно из потрясающих свойств метки заключается в том, что от нее невозможно избавиться? Никаким образом». Было поздно. Конечно же, Грейнджер уже спала. Но наверняка она прочитает, как проснется. Она всегда отвечала еще до завтрака. Драко не мнил себя гениальным манипулятором, но просто не мог обойтись без капли хитрости в подобном деле. Хотя возможно уже завтра он расскажет Грейнджер все как на духу. Она всегда неожиданным образом располагала его к незапланированным откровениям. Убрав блокнот, Драко, еще не вполне счастливый, но как минимум успокоившийся, лег спать. А ночью повторился привычный сон. На этот раз они сидели на берегу Черного озера. Неизвестно, куда подевались остальные школьники, но рядом никого не было, хоть и стояла ясная, совсем летняя погода. — Я нашла способ, — торжественно сообщила ему Грейнджер. Во сне Драко всегда выслушивал ее без всякого недоверия. Впрочем, учитывая его нужду, он бы и наяву не посмел усомниться ни в чем. Что бы она ни предложила. Он только спросил: — Что нужно делать? Грейнджер выглядела собранной, точно на уроке трансфигурации. — Я уже написала твоим родителям и спросила дозволения, чтобы сделать это. Во сне для Драко в ее словах был смысл. Конечно же, ей необходимо уведомлять обо всех манипуляциях его родителей. Само собой. Гермиона взяла его за руку и потянула край мантии вверх. Рубашки под ней не оказалось, и потому им сразу явилась ненавистная Драко метка. — Сиди тихо, — предупредила Грейнджер как перед ответственной врачебной процедурой. — Не дергайся. Драко напрягся, словно перед Круциатусом, которого частенько ожидал от Темного Лорда, хоть ни разу и не был пытаем. Но ожидание — тоже пытка. Напряжение передалось коже, сделав ее сверхчувствительной, особенно в районе метки. Туда Грейнджер его и поцеловала. Драко не спрашивал, что она делает. Во сне не существует вопросов по пустякам. Она сказала, есть способ, и этот способ действует. Иначе почему ему так хорошо? Драко откинул голову, прикрыл глаза, но все равно видел-чувствовал, как Грейнджер оставляет легкие поцелуи на его предплечье: от запястья до локтя. И опять же происходящее не вызывало никаких сомнений. Разве не твердили сказки об исцеляющей силе поцелуя? Оставалось только сетовать, что он сам не догадался. Касания отзывались глубоко внутри щекочущим нервы жаром — значит, действует. Драко задышал чаще, с губ сорвался стон. И вдруг стало мало, стало тесно. Хотелось то ли отстраниться от ее губ, то ли попросить подняться выше: к плечу, к ключицам, к шее. Ей стоило догадаться, что для пущего эффекта он весь должен оказаться в огне. Во сне Грейнджер все поняла. Она забралась к нему на колени, шаря губами по шее, не глядя на него. Ее вездесущие волосы лезли ему в лицо. Драко покрутил головой, но волосы продолжали мешать, и в какой-то момент сон отделился от реальности. Там, во сне, осталась Грейнджер и ее волнующие поцелуи, а тут, наяву, в его постели обнаружилось бесчувственное тело Забини. Тот запрокинул голову прямо на Драко — это его короткие жесткие волосы лезли ему в рот. Драко столкнул с себя друга, ругнувшись, и сел в кровати, поглядев на постель Блейза, где спали, обнявшись, Дафна и Астория. О, чудно. Драко нервно схватил одеяло с подушкой и выбрался из спальни в гостиную, но и там не нашел свободного места: каждое кресло и диван были оккупированы пьяными телами. В камине тлели угли, и Драко обреченно постелил себе рядом, прямо на ковре. И только улегшись, вспомнил сон. Его тут же охватило волнение, будто бы он и не просыпался. Он пытался уняться, думал о метке и о том, что для него значит избавление от нее, но не срабатывало. Ощущение прикосновений Грейнджер, таких, какими он их себе вообразил, довлели над сознанием и чувствами подобно наваждению. Он возился под одеялом, открещиваясь от собственных мыслей, но тут, в темноте и тишине, не имея возможности ни отвлечься, ни притвориться, ни занять себя чем-нибудь срочным, Драко сдался и представил, а что если бы. Грейнджер. Невыносимая всезнайка, героиня войны, школьная умница, синий чулок (не всегда, но большую часть жизни: очевидно, только появление таких звезд, как Виктор Крам, может заставить ее навести лоск), поборница прав домовых эльфов, девочка с пальцами, вымаранными в чернилах, подруга тупорогого Уизли и чуть более терпимого нынче Поттера, любимица Макгонагалл… опускается к нему на колени. До чего же сладко это пьянящее чувство недозволенности происходящего. Никто бы этого не допустил: ни она сама, ни ее друзья, ни его родители. Но она сидит на нем и плотно прижимает свои бедра к его. Может быть, она не соображает, что делает? Она под неизвестным заклятием? Может быть, хочет сделать это назло Уизли? Или просит лишить осточертевшей невинности. Лишить невинности назло Уизли — именно такой мотив закрепляется в фантазии Драко. Сердце колотится чаще и тяжелее, дыхание сбивается. Грейнджер носит юбку до колена и обыкновенные форменные гольфы. Блузку и жилет. Он фантазирует, как раздевает ее. Ничто в ней по отдельности его не возбуждает, ее черты лица и фигура не особо привлекательны для него сами по себе, но одно осознание, что это она: что она может сделать с ним, а он с ней, сладко скручивает нутро, и рукам практически больно оттого, что им не прикоснуться к ней прямо сейчас. На самом деле Драко был уже настолько заведен, что собирался каяться: все эти мысли зрели в нем с того самого дня, когда он утешал Грейнджер в Выручай-комнате. Просто он не давал им даже крошечного шанса. Распаленный собственной фантазией, он называет Драко из прошлого не иначе как идиотом. Ведь она сидела напротив, с красными от слез глазами, с этими ее трогательно сомкнутыми коленками. Он мог опуститься перед ней и развести их, чтобы обнять ее. Мог ощутить ее ранимость в соленом от слез поцелуе. А что сделал он? Протянул ей платок! Ох, прав был Забини, он бестолочь. Мысли беспорядочно блуждали, Драко ворочался. Грейнджер была то над ним, то под ним. То одетая, то раздетая, но одинаково увлекающая его целиком, без остатка. А какие у нее волосы! Волосы, которые его раздражали все эти годы, — только сейчас Драко открылась их прелесть. Пышную копну можно собрать в хвост и чуть оттянуть, чтобы она запрокинула голову, можно зарыться пальцами, массируя кожу головы, можно смотреть, как они обрамляют ее раскрасневшееся лицо и как влажные пряди падают ей на лоб. Удалось бы ему заставить ее забыть об экзаменах и блестящей карьере в министерстве? Удалось бы разгадать секрет ее удовольствия? Разверзнувшаяся бездна пожирала Драко. Падение было настолько стремительное, настолько головокружительное, что у его рациональной части попросту не нашлось аргументов. Образ Грейнджер оказался очерчен так внезапно и так ярко — это было попадание в десятку, и уже неважно, почему: из-за того ли, что они проводили слишком много времени в компании друг друга, или потому что она представлялась действительно тем, что ему нужно. А может так статься, что он всегда ее желал, еще с того самого Святочного бала, но путал желание с ненавистью? У Драко не было ответов. Только охватывающее кожу горячее возбуждение, на фоне которого метка не то что не ощущалась — ее словно и не было.