Говорят, тут обитает нечисть

В фильмах вампиры выглядели угрожающими и невыносимо жуткими. В костюмах изысканных, да платьях черных в пол. С зубами, которые за губами скрыть невозможно. С сеткой чернеющих сосудов на тонкой коже лица. Со взглядом зверским и подбородком в человеческой крови вымазанным. А на деле оказывается, что вампиры могут одеваться в обычный джинсовый комбинезон, выращивать цветы, которых по дому полным полно и не особо боятся солнечного света, который растениям так необходим. Тянь оглядывается с интересом, ловит пальцами раскидистые листы высоченного папоротника, когда вглубь комнаты за девушкой проходит. А ей на вид от силы лет двадцать. И на лице никакой сетки сосудов не видно — кожа чистая, хоть и бледная слишком. И зубов вампирских у неё не видно — обычные, человеческие, она когда Тяня с Рыжим на пороге увидела, так сразу улыбаться начала небрежно и очень мило. Так мило, что Рыжий кашлянул пару раз в кулак, нахмурился ещё сильнее и представился, как положено. Улыбка с её лица никуда не делась, только шире стала и она их в дом, даже не глянув на корочки, пропустила. Без страха и опаски — вот так просто. Она указывает на крошечный диванчик и предлагает кофе, отчего Рыжий тут же отказывается, а вот Тянь себе в удовольствии отказать не может — соглашается. Вампиры ему кофе ещё не предлагали. Гостиная у неё небольшая, но просторная, не загроможденная, без вещей лишних и со вкусом. По полу разномастные горшки с растениями расставлены, под потолком на аккуратных тонких цепочках тоже цветы подвесные застыли. И смотрится это так, словно Тянь в теплицу попал. Он присаживается на диван, рядом с Рыжим, которому тут явно неудобно — он то и дело большим пальцем мажет по рукояти клинка и сурово комнату оглядывает. Тянь руку на спинку дивана закидывает и фыркает, от того, что Рыжий вперёд подаётся, когда Тянь его плечо, — ей-богу, — случайно пальцами задевает. Плечами дергано ведёт и опирается локтями о колени. Тянь успевает только подумать, что Рыжий уже нарывается, как в комнату возвращается Сюэ Кан с двумя дымящимися кружками, которые перед Тянем и Рыжим ставит на низкий журнальный столик. Она когда мимо зеркала небольшого и круглого проходит — её отражения нет. Удивляться тут в принципе нечему, да только Тяню всё равно не по себе становится. — Я вам тоже кофе сделала. С корицей. На случай, если захотите. — её певучий голос тишину разбивает звонко. Она напротив них присаживается, изящно волосы поправляет светлые, которые из высокого конского хвоста выбились и с интересом разглядывает сначала Рыжего, а потом взгляд испытующий на Тяня переводит. Щурится слегка, когда улыбку тянет. И действительно обаятельной выглядит. На вампиршу, которая ночами оборотням сердца вырывает, да людей обескровливает — совсем не похожа. Скорее больше на волшебную нимфу или модель нежную, которую на обложки журналов помещают. Которой восторгаются, когда только её на фото видят. Только вот проблема в том, что моделью ей никак не стать — даже современные фотоаппараты для вампиров ещё не приспособили. Не могут они их уловить, да запечатлеть. Поэтому у неё на стенах ни одной фотографии нет — одни лишь картины чёрно-белые с безлюдными городскими видами. — Спасибо. — Тянь принюхивается осторожно к ароматному напитку и делает первый обжигающий глоток, который приятно сладостью по горлу проносится. На языке тут же коричная пряность оседает. И Тянь понимает — вампиры прекрасно готовят кофе. Рыжий на него косится недовольно и свою кружку подальше отодвигает: — Не стоило. Тянь задумчиво ложкой гущу перемешивает — Рыжий при нём ни от кого еды и напитков не принимал. Хотя и желающих с ним поделиться не так много было. Один лишь Цуньтоу, который в обеденное время в архив к ним заглядывал с парой здоровых сэндвичей, на которые Рыжий с явным интересом смотрел, но всё равно отрицательно головой качал. Один лишь раз, он согласился на обычную воду, даже не газированную и ещё запечатанную. Тянь уже всерьёз задумывается о том, что у Рыжего что-нибудь вроде гаптофобии в дохуя запущенной стадии. — И зачем это ко мне пожаловали молодые охотник со стражем? Неужто я как-то не так себя вела? — Сюэ Кан игриво из-под светлых ресниц на Тяня смотрит. Не накрашена совсем. На куклу фарфоровую похожа. Ну, на ту, у которой глаза по-детски большие, взгляд трогательный и линия пухлых губ красным очерчена. У неё, судя по всему — контактные линзы карие — только они и могут скрыть красный цвет глаз, который вампирам присущ. Их веками только за глаза и истребляли — инквизиция только так и отлавливала, никого не жалея. Головы отрубали и дело с концом. Тьфу, глупые. Не знали, что помимо отрубленной головы, которая, к слову — за неделю с телом страстается, — нужно ещё и брюшину вспороть, да осиновыми опилками, опаленными пламенем, забить. Тогда уже никакая регенерация не поможет. У осины прожжёной смо́лы внутри тела выделяются, которые подавляют любые функции организма вампиров — это сейчас каждый новобранец знает. А тогда инквизиция так, — баловалась просто и рубила обычных людей направо и налево, почём зря. Своих же истребляли, тем более рыжих. Тянь взгляд на Рыжего переводит и думает, что инквизиция ему спуска бы точно не дала. За такое яркое пламя волос — на бечёвке вздёрнула на одной из площадей. От этих мыслей морщится и кружку в руках стискивает с силой, не замечая, как ладонь прожигает. Останавливается только когда получает заметный толчок локтём под ребра. Отмирает, ставит ту на стол и видит, как на ладони краснота расползается, щиплет кожу обожженную. Рыжий устало переносицу трёт, с Сюэ Кан глаз не спускает и говорит: — Всё зависит от ваших ответов на вопросы. — а после вытягивает клинок, прокручивает его в руке, оборачивает лезвием к себе и рукоятку Тяню протягивает. Кан тут же в сидение вжимается, завидев блеск серебра, на что Рыжий только головой качает отрицательно, мол — не для неё достал. Тянь удивлённо брови поднимает, пялится на клинок и из рук его перехватывает осторожно. Даже о гравировке забывает, потому что представить себе не мог, что Рыжий такую вещь ему доверит. Он с клинком так аккуратно обращался, словно эта вещь для него ценная очень. Будто важная она. Очень. А тут вот так просто Тяню отдал со вздохом недовольным. — К руке приложи, придурок. Лезвием. Оно холодное. — шепчет Рыжий, хмуря брови. Тянь вдохом давится и тоже желание вжаться в спинку кресла, совсем, как Сюэ Кан, испытывает. Потому что у Рыжего вообще нет такой привычки, как свои вещи кому-то хоть на минуту давать. Рыжий и чужого не берёт. Рыжий его с каждым днём удивляет всё больше. Заинтересовывает всё больше. И уже его на части составляющие разобрать хочется, да под микроскопом каждую крупицу изучить, чтобы понять что он вообще такое. Только вот при этом — все шансы смертельно обжечься есть. А сейчас Тянь просто в тупую прикладывает холодное лезвие к ожогу и выдыхает чуть ли не с облегчением — оно нагреваться и не думает. В нем сплав какой-то, видимо — необычный, как и сам Рыжий. Оно кожу холодит приятно, успокаивает жгучий жар, что по ладони разносится пульсацией. И рукоятка так приятно в руке ощущается. Она кожей белой обтянута, точно змеиной, хотя учитывая сколько существ Тянь знает — больше к драконьей склоняется. У них кожа — термоустойчивая. Её почти ничем испортить невозможно. Она из руки не выскальзывает, даже если та вспотевшая от нервяка и сцепление держит отлично. Сюэ Кан успокаивается немного, когда понимает, что её убивать не собираются, выдыхает воздух порционно и снова улыбается неловко. Скорее, потому что действительно боится и сидит перед ними, как нашкодившая школьница, сцепив руки с аккуратными пальцами в замок. Бормочет сбито слегка: — Знаете, я ваших давно не встречала. Даже не знала, что в управление таких красавцев набирают. — глаза поднимает, ещё раз каждого оглядывает смущённо — Когда ходила регистрироваться, так меня одни старикашки проверяли. В доказательство она руку протягивает и рукав серого свитера вверх задирает, номер показывая, который Рыжий внимательно изучает и с досье сверяется, что им в управлении выдали. В досье ничего примечательного — только общая информация, которую о ней собрали. Да и там не густо. Разве что есть рисунок, который истинный облик Сюэ Кан отображает. И это вот — жесть. Кожа слегка облезлая, со струпьями темными, мертвецки бледная, синюшная почти. На левой щеке кожи нет и вовсе — там дыра зияющая, которая кусок мышцы открывает и безобразный ряд кривоватых бритвенно-острых зубов. Так вампиры выглядят, только в момент, когда кровью питаются. А в основном — как люди обычные. Рыжий морщится слегка, кивает головой и Сюэ Кан руку тут же убирает, а Тянь замечает на ней пару глубоких укусов на её предплечье — наверняка она их получила, когда её обращали. Обращенным всегда сложнее, чем истинным живётся. Им крови больше требуется и обращения в человеческий облик больше времени и усилий занимают. — Бюрократический ад, да? — Тянь клинок чуть ближе к пальцам сдвигает, вспоминая, как он мучительную неделю в архиве провёл. И уж точно не выдержал бы, если бы отец сначала его заставил работать в отделе по регистрации нежити — та ещё работёнка. Ничего интересного, только если поближе со всем сбродом познакомиться хочешь, да порядковые номера подбирать под разряды всех, кто приходит, или кого привозят под конвоем. — Не то слово. — она ногу на ногу закидывает деловито, смотрит долго на свой номер и улыбается слегка печально. — Совсем меня с этими документами доканали. Тянь не уверен, но такую тоску у неё вызвали явно не воспоминания о том, как она по управлению от одного приёмного окна, к другому носилась. В досье был указан вампир, который её обратил. Его в прошлом году оборотни разорвали. Мотив тут на лицо. На него Рыжий, видимо и опирается. А Тяню от чего-то кажется, что она уж явно не виновата. Но по суровому виду Рыжего становится ясно, что он с Тянем явно не согласится. У него вообще привычки с Тянем соглашаться нет. И Тяню уже кажется, что ошиблись при подборе напарников с ними — не подходят они друг другу. Не то, что с полуслова не понимают, а вообще во мнениях почти во всём не сходятся. Спорили даже о том, в какую стопку в архиве отправлять бланк с предложением об убийце человеке: Тянь настаивал на проверке, а Рыжий рогом упёрся и говорил, что это физически невозможно. А Тянь людей знает — они те ещё опасные гады. Сам ведь такой. И явно с натальным картами налажали, быть может — вообще спутали по запаре и объединили тех, кого объединять и вовсе нельзя. И вот с этим Рыжий бы согласился, да помчался в отдел по подбору кадров разбираться. Только вот туда он не спешит, как и Тянь. Тянь и сам не понимает, почему в первый же день туда не отправился или с отцом спорить не начал, как это обычно бывало. Не стал и всё тут. Потому что Рыжий. Это единственное объяснение, которое он смог себе дать. А дальше что — непонятно. — Госпожа Кан, где вы были седьмого августа в районе трёх часов ночи? — Рыжий смотрит на Сюэ Кан, как если бы она на его глазах человеку голову свернула и пить его начала прямиком из шеи, где ещё кровь в ярёмной пульсирует слабо. Он вообще к нечисти не очень относится — судя по слухам, которые Тяню по крупицам собрать удалось. Поговаривали, что Рыжий не так давно стаю киринов перестрелял из арбалета. Один выстрел — одно прямое попадание в сердце. Последнего приложил стрелой в глаз практически навылет с огромного расстояния. Тянь на это только фыркнул, а теперь вот — по-немногу верить начинает. Вампирша приосанивается, ёрзает на стуле и глаза к потолку приподнимает, перебегая взглядом от одного мелкого горшка с подвесным растением к другому: — Дайте-ка вспомнить. Это только кажется, что я выгляжу молодо, мне уже сто восемь лет, так что память ни к черту. — задумчиво палец к губам подносит, а потом вверх его приподнимает и выдаёт с улыбкой. — Если не ошибаюсь, я ездила в округ за свежей кровью. Тянь, конечно, предполагал, что вампирам вообще нелегко живётся. А тут им ещё и, оказывается — за кровью выезжать приходится в соседние округа, потому что домашнюю скотину не везде выращивают. И они, как правило — ближе к сельским хозяйствам селятся, чтобы еда всегда под рукой была. Пить людскую кровь им давно уже запретили. Хотя есть и те, кто незаконно скупает человеческую в пунктах красного креста. Но это те, кто побогаче. И скорее всего — Сюэ Кан к ним не относится. Жилище, как ни посмотри, хоть и ухоженное — но шиком тут и не пахнет. Зато из кухни тянет потрясающим запахом лилий и домашней мяты. — Чем вы сейчас питаетесь? — Рыжий вносит в досье что-то, размашистыми движениями на весу. На Тяня мельком смотрит, на его руку и на свой клинок, который к его ладони плотно прижат. Губы поджимает — бесится явно и снова взгляд переводит на Сюэ Кан. — А чем сейчас вамиры жажду утоляют? — она плечами поджимает и в сторону кухни указывает большим пальцем. — Коровьей кровью только. Человеческую я давно не пью. Её небрежный жест Рыжий по-своему расценивает, встаёт с дивана и на кухню без приглашения идёт. Тянь слышит, как дверца холодильника открывается, как плотные термо пакеты шуршат в его руках. Смотрит извиняющимся взглядом на вампиршу, а она лишь отмахивается, мол — обычное дело. Ей не обидно даже, что Рыжий на слово ей не верит. Она его дожидается, вплетаясь пальцами в хвост, который на плечо себе свесила. Рыжий через пару минут появляется, кивает ей коротко и на своё место присаживается. — Как давно? — он голову на бок склоняет и смотрит на неё пронизывающим взглядом, от которого даже у Тяня холодок по позвонку вверх поднимается от самой поясницы. Если бы взглядами можно было убивать — Рыжий бы блестяще с этим справлялся. От такой серьезности и непоколебимости Тянь немного зависает. Пялится на Рыжего, словно впервые его видит. Изучает его снова, и опять взглядом натыкается на проклятый пластырь на шее. Давит в себе лютое желание его сорвать к чертовой матери и посмотреть что под ним. И наверняка же засос. Ну — наверняка. Тянь и сам их вот так же прятал от Чэна, который сразу смекнул что к чему и над Тянем ржал. И было бы над чем смеяться — парнишка тогда Тяню попался, который ему этих засосов где только можно и где нельзя оставил. С тех пор они и не виделись — палевно слишком. Запарно. — Лет с пятидесяти. — вампирша мрачнеет, одежду дергано поправляет. — Меня тогда один охотник, чуть головы не лишил. Напугал знатно, вот я и встала на путь исправления. И напугал, видимо — не то слово. Вампирам очень многих усилий стоит от человеческой крови отказаться. Это тоже самое, что дать человеку самое вкусное в мире блюдо попробовать, а потом на всю жизнь его посадить на воду с чёрствым хлебом. При чём давать их всего раз в день и мелкими порциями, которыми как ни старайся — не наешься. А она вот — смогла. Тянь в это верит от чего-то. Рыжий ответом явно не удовлетворён — лицо руками потирает и прошивает устало: — Кто может подтвердить ваши слова? — Фермер, который поставки делает. — Сюэ Кан телефон достаёт, тычет пальцем в экран несколько раз и списки вызовов протягивает, стараясь не касаться рук Рыжего. — Господин Пинг. У него все наши закупаются. Как вы знаете — кровь вампирам, а тушки — оборотням. Рыжий взглядом пробегается по контактам, в досье телефон фермера заносит, чтобы потом позвонить и алиби вампирши проверить. Она за этим спокойно наблюдает, точно в себе уверена. Про оборотней она обмолвилась лишь парой слов, но Тянь голову вскидывает и спрашивает: — А об убийстве оборотня вы слышали? — клинок обратной стороной чисто по привычке поворачивает и стопорится взглядом на гравировке, вручную сделанной. Глубокой, чуть подтёртой. Щурится, вчитывается в текст: «Береги себя». Вроде ничего такого в словах этих нет. Но они для Рыжего значат много, иначе не стал бы он так мягко по ним пальцами проходиться, как тогда в машине. Не стал бы из раза в раз их перечитывать, когда Тянь тот вопрос глупый на эмоциях задал. И по почерку, честно — не определить женщине или мужчине он принадлежит. Тянь и сам не удерживается — самыми кончиками по ней мажет, чувствуя лёгкую шероховатость на клинке. И из реальности на несколько долгих секунд выпадает, пытаясь себе представить того, кто мог Рыжему такой подарок подогнать, если он и не общается толком ни с кем. А если и общается — то лишь на матах. А тут — береги себя. Тут в словах нежность таится. Тут забота в каждом из них. И Тяня от чего-то жаром неприятным от этого обдаёт. И совершенно дурацким желанием этот клинок вышвырнуть к чертовой матери. Слова Сюэ Кан как сквозь плотную пелену воды звучат: — Слышала, как же. Они на каждом углу об этом воют. — она хмыкает, надменно губы поджимая. — В прямом смысле. По ночам даже перекусить нормально невозможно — вой этот до сих пор в ушах стоит. В подтверждение своих слов, на окно нараспашку открытое указывает, мол — оттуда слышно лучше всего. Это неприязнь в ней вызывает и ещё что-то, что во взгляде таится. Ликование лёгкое. Его ни с чем не спутаешь. Оно огоньками в глазах, даже через линзы видно. Оно по полуулыбке видно. Оно сквозь неё сочится. И Тянь понимает почему — её приятеля оборотни разорвали, а теперь сами страдают. И не по себе от этого. От её резкой перемены настроения. От этого мрачного веселья, которое в прищуре виднеется. От крепко сжатых кулаков — наверняка неосознанно. От еле уловимого гнева, который дышать её заставляет всё чаще. — У вампиров с оборотнями вечные тёрки. — Тянь кивает понятливо. Не раз изучал это на лекциях. Не раз домашние задания по теории войн между оборотнями и вампирами сдавал. — Я уже поняла к чему вы клоните, господин страж. — она ухмыляется недобро, лоб потирает. — Но вампиру, чтобы оборотня замочить сил много нужно. А откуда у нас силы будут, если мы на одной коровьей крови сидим? Такая диета нас сушит, сил лишает настолько, что я принялась выращивать цветы. — обводит рукой комнату, где растений намеренно. — Теперь мне и солнечный свет не страшен. От вампира во мне только лютая жажда осталась. Под конец она и вовсе на шёпот переходит и вздыхает с досадой, продолжая Тяню пристально в глаза глядеть. Тянь взгляд опускает на клинок, перечитывает надпись, продавливает её пальцами уже без былой осторожности, с неприязнью от чего-то. А потом всё быстро происходит. Перед глазами словно пелена красная стоит, плотная и беспроглядная, а правую ладонь пронзает резкой болью. Напротив шипение отчаянное слышится. Тянь непонимающе взгляд на Сюэ Кан вскидывает и отшатывается инстинктивно назад. Это не Сюэ Кан больше. Это та тварь, которая нарисована на пергаменте плотном, что прилагается к её досье, вместо фотографии. У неё кожа на подбородке натурально отходит — свисает белым лоскутом. На лице уродливые зияющие дыры, которые вены открывают. В венах кровь чернотой, да сгустками стоит. На ней трупные пятна синие-фиолетовые. И глаза совсем безумными сделались, а зубы в момент отрастают, острее становятся, больше. Она сглатывает шумно и принюхивается урывисто к воздуху, который железом пропах. С губ её срывается вязкая слюна, которая мерзкой жижей капает на журнальный стол. На фоне Рыжий матерится отборно и Тяня на себя дёргает как раз в тот момент, когда вампирша руки дрожащие в предвкушении — к нему тянутся. Тянь ладонями ему в грудь упирается и словно бы совсем пьянеет. В голову даёт приятно, она кружится словно он виски из запасов Чэна пригубил. А футболка Рыжего уже в красный окрашивается. Сюэ Кан со стула вскакивает, переворачивая его, к стене медленно пятится, точно ей это огромных усилий стоит. Вжимается в неё и хрипит не своим голосом: — Охотник, уведи его! Сейчас же! Рыжий вслед за ней подрывается, Тяня поднимает, которого ведёт уже по полной. Который повисает на нём и зачем-то носом в висок, чуть взмокший, врезается — не в силах остановиться. Вдыхает его запах. Чувствует, как кожу коротким ёжиком волос щекочет. И больше хочется. Прочувствовать его хочется, потрогать, слепо нашаривая острые лопатки. А шевелиться от чего-тяжко. Тянь слышит, как Рыжий выругивается недовольно и тащит его к выходу быстрым шагом, подхватив под торс. Ноги ватные совсем — ими передвигать сложно. Рыжий сжимает плотную ткань черной спортивки на рёбрах Тяня. Дверь не отпирает, а ногой с одного точного удара выносит и под дождь Тяня толкает. Под прохладу, от которой мозг слегка проветривается и работать лучше начинает. Уже у машины стоя, Тянь в себя немного приходит. Глядит на ладонь правую, на которой порез длинный и глубокий. Из него кровь струями асфальт пачкает. Кожа расползалась уродливо и если ладонь чуть распрямить — в ней соединения рассеченных сосудов видны, из которых кровь ещё сильнее хлещет. Тянь хмурится и вспомнить не может как его вообще вот так угораздило. — Ты чё, вообще двинутый? Резаться перед вампиром. — Рыжий толкает его в грудь к машине, о которую Тянь, чуть равновесие не потеряв, опирается. А потом и вовсе стаскивает с себя кофту, которую дождем заливает. Комкает её психовано и руку Тяня порезанную перехватывает. Сам. Тянь смаргивает пару раз заторможенно, потому что поверить в это никак не может. И чувствует жгучую боль, когда Рыжий кофту внутренней стороной к порезу прикладывает и зажимает крепко, кровь пытаясь остановить. Глядит на Тяня гневно, яростно и так эмоционально, что этим штормом натурально топит. Этим штормом захлестывает с головой. Как тогда, когда Тянь контроль над собой на какие-то доли секунд потерял и вдыхал его запах потрясающий, ей-богу. Он почти вперёд подаётся, чтобы голову ему на плечо опустить, но сдерживает себя и губу закусывает. Лицо дождю подставляет, успокаивает себя, остывает. Это всё иррационально, бля. Это помешательство какое-то. — Я не знаю как так получилось. — Тянь это скорее сам себе говорит. Но глядит при этом на Рыжего. Глаза в глаза. Во взгляде его ярости тонны. И они — господи-боже, — янтарные. Почти под цвет волос. Под цвет его гнева необузданного. Тянь виснет ненадолго, воздух глубоко в лёгкие забивая. И кажется — все звуки куда-то на второй план уходят. Потому что Рыжий впервые сам до него дотронулся. И не рычит на то, что Тянь его запах в себя вбивал. Вообще ничего не говорит, только смотрит взглядом нечитаемым. И тоже, кажется — немного виснет. Тоже, кажется — немного в шоке. Но в себя приходит гораздо быстрее — контакт глазами разрывает, утирает со лба усердно капли дождя и произносит вкрадчиво: — А я знаю, бля. Ты криворукий. Ты в глаза ей смотрел? — А куда мне ещё ей смотреть? — Тянь снова замечает, как он хмурится. И это вот — привычнее уже. Это как всегда. И самое долбанутое — Тяню ещё немного ему в глаза посмотреть хочется. Они красивыми оказались. Пламенными. От них в жар бросило мгновенно и до сих пор не отпускает. Даже вот так — стоя под ледяным дождём. — Перед тем, как порезался — смотрел? — Рыжий сильнее его руку сжимает, до того, что пальцы сами по себе сгибаются, комкают его кофту на ощупь приятную. — Да. — Придурок. Она тебя загипнотизировать могла. Ты точно учился в академии или просто проёбывал занятия? Отсюда ни ногой, понял? И клинок верни. — Рыжий отпускает его запястье и руку протягивает, в которую Тянь тут же клинок опускает, замечая на лезвии свою кровь. Он разворачивается резко и в дом забегает. Тянь выдыхает шумно, потому что всё это время, кажется — даже дышать не мог. Потому что звуки ветра пронизывающего, разносящего холодные капли — возвращаются. Потому что вот так близко с Рыжим — ещё не было. Собственные руки лёгким тремором схватило. И непонятно от чего: от боли, которую Тянь пока ещё плохо ощущает из-за адреналина или от того, что Рыжий вместо того, чтобы аптечку достать — свою кофту его кровью пропитал. Тянь к ране, пропитанную кровью, ткань прижимает и головой отрицательно качает — надо бы прекращать. Да как тут, блядь, прекратишь, когда такие вещи творятся. Когда Рыжий сам всё это вытворяет. Когда смотрит вот так — до спёртого дыхания и настоящей остановки сердца. И к врачу всё же решает записаться — наверняка головой Би его хорошо приложил. Рыжий из дома выходит спустя три минуты, злой и дерганый и уже на подходе к машине говорит: — В розыск её объяви — сбежала.