Дремлющий демон Рида

      — Вам нужен врач?       Нарушаю тишину, но не разрываю наш зрительный контакт, даже тело за спиной перестало шевелиться и умолкло. К моему удивлению, губы мисс Петерсон трогает улыбка. Но не как обычно — широкая и безумная. А спокойная, словно она смирилась и согласилась. Приняла своих демонов.       Или разделила их со мной?       — Врач — нет, — она делает шаг ко мне навстречу. — Профессор — да.       Ее пальчики цепляются за узел бабочки и распускают ее же безобразное творение. А я выдыхаю, только сейчас осознав, какой дискомфорт она мне доставляла.       Щелчок. Будто в сознании есть рубильник, и он переключился. Нужен. Ей.       Она не прильнула, она врезалась в меня, намереваясь нарушить мое равновесие, и ей это удалось. Давно. Теперь я стою вплотную к дивану позади себя, но не решаюсь сесть на него. Мисс Петерсон прижимается ко мне грудью, будто хочет проникнуть под кожу, но она уже там. Практикантка с шумом вдыхает воздух, пытаясь насытиться мной через кислород.       — Этот сигаретный дым мне нравится, — шепот срывается с ее губ, а я не могу оторвать от них взгляд, но она будто играет и не тянется за поцелуем, а выжидает.       Ее руки притягивают меня за отворот пиджака, а я с силой прижимаю ее к себе, позволяя чувствовать моментально затвердевший член через тонкую ткань платья. Ее спина все еще обнажена, и я, не стесняясь, начинаю правой рукой водить по позвоночнику, ощущая каждую косточку, а левой хватаюсь за ягодицу, прислоняя еще сильнее. Она сразу реагирует: чувствует все мое желание и начинает слегка тереться об меня. Я не выдерживаю и первым целую ее, прикусываю пухлые губы.       Кажется, я проиграл.       — Ах-х… — София стонет мне в рот, реагируя на укус.       Ощущение того, что она в моей власти и в моих руках, туманит рассудок похлеще виски и никотина. Живая, податливая. Поцелуй со вкусом божественного нектара и солоноватой крови из потресканных губ, которые я так хотел увлажнить языком.       Я с силой сжимаю ладонь, сдавливая упругие ягодицы через ткань ее платья. И понимаю, что здесь не место и не время для происходящего. Позади лежит связанный мужчина с карандашом в глазнице, но все еще живой. И может слышит нас, но это меньшая из проблем. Она ранена, ей нужен отдых и медицинская помощь. Но она такая опьяняющая, я готов предаваться греху с ней бесконечно. Чувствовать ее тело, быть в ней, стать с ней единым организмом.       — Мисс Петерсон.       Не получается разорвать поцелуй, но я не сильно и стараюсь. Я хочу вернуть ясность разуму, но не хочу прекращать то, что происходит. Слишком долго я этого ждал. Ее руки нагло стягивают пиджак с моих плеч, а я поддаюсь, помогая раздеть меня в столь гадком месте. Но когда она вот так прижимается, даже логово маньяка кажется райским садом Эдема. Она стягивает пиджак с моих плеч и кидает его на диван за спиной.       — Софи… — она шепчет свое имя мне в губы, а я чувствую, как оно словно огнем разносится по венам, вытесняя кровь. Хочу стянуть с нее платье этого отвратительного красного цвета, хочу коснуться ее кожи. Сдавливаю правой рукой полушарие груди, сжимая сосок между пальцами, и понимаю, что это действует как сильнейший наркотик не только на меня. Ее ноги ослабевают, а я с силой прижимаю ее к себе, удерживая от падения. А рука все еще сминает грудь, и мне хочется ее всю. Но место не то, как и обстоятельства.       — И не думай дать заднюю, Рид.       Она словно чувствует мои сомнения. Происходящее возбуждающе порочно: истекающий кровью, связанный серийный убийца, ссадина на ее лице и затылке, логово маньяка и пыльный диван.       Она почти без одежды. Только лишний кусок ткани. Я знаю, что под ним нет ничего, и это еще сильнее туманит мой рассудок. Прямой доступ ко всему, чего я так хочу. Давно хочу, с первой встречи на парковке.       — Ты осознаешь, что происходит?       Я сам не уверен, что осознаю происходящее. А она не отвечает, а спускает руку на член в брюках и сжимает его с такой силой, что ответно сминаю ее грудь, причиняя сладкую боль. София начинает гладить через ткань возбужденную плоть, но я хочу не так, хочу чувствовать ее всю.       К черту. Все устои и моральные принципы. К черту все, что было до. Я хочу сейчас и только ее. Перестаю сомневаться, в очередной раз принимая каждый свой выбор и каждого демона, стоящего за ним. И свет в моем разуме гаснет окончательно. Через разрез на ноге пробираюсь под юбку и больше не ощущаю ее кожу через ткань. Сейчас в моей руке она настоящая. Горячая, шелковистая. Я бы хотел коснуться ее везде, провести по каждому миллиметру влажной плоти, погрузить в нее пальцы и чувствовать ее всю. Хотел бы почувствовать, насколько она хочет меня. Но место все еще не то.       — А-ах-х.       Стон больше похож на мольбу, и я тоже готов молить ее о ней самой, преклоняться. Она продолжает сильнее, чем нужно, сдавливать член, и мне почти невыносимо уже ощущать ее ладонь. Электрические импульсы разлетаются от паха по всему телу. Наше возбуждение общее, я чувствую, как она дрожит, как хочет того же, что и я. Мисс Петерсон подталкивает меня на диван. Поддаюсь ее воле и падаю на этот бежевый мешок пыли. Сейчас я сижу на своем пиджаке и любуюсь картиной напротив. Мягкие изгибы идеального тела, горящие похотью глаза.       Сладострастие станет нашим любимым грехом.       Затвердевшие соски проступают через красную ткань платья. Чувствую себя быком на родео. И, кажется, мисс Петерсон тоже посещает эта мысль. Ее тонкие пальчики ловко расстегивают мой ремень и ширинку, и она тянет на себя брюки вместе с трусами. Сейчас я восхищаюсь ей: не только ее красотой, а ее безумием, похотью и тьме, которая больше не плещется на дне ее зрачка — сейчас мы тонем в ней вместе. Приподнимаюсь, помогая Софии снять с себя брюки, продолжая сидеть на пиджаке — да, это отвратительно, но я готов закрыть на это глаза, и эта мысль быстро покидает мое сознание. Я все еще в рубашке, она тоже еще слишком одета. Быстро расстегиваю пуговицы, стараясь не вырвать их, и распахиваю рубашку, а София словно завороженная смотрит на меня. Проходя взглядом по торсу и останавливаясь на члене, который уже готов погрузиться в нее.       — Если не попробую — умру.       Я не понимаю, о чем она, ровно до тех пор, пока она не встает на колени, придерживаясь за мои бедра. А я первый раз в жизни не хочу минета, потому что чувствую, что кончу, как только почувствую ее язык на головке и увижу это. Она наклоняется, а я не дышу. Ее руки упираются в мои колени, и она медленно начинает поднимать ладони вверх, пересекать границу брюк и гладить кожу, приближаясь к члену, а он будто живет собственной жизнью и вздрагивает от ее приближения. На головке уже выступила смазка, и я мечтаю, чтобы она слизнула ее языком, и как подросток боюсь кончить от первого прикосновения. Мисс Петерсон наклоняется ниже, чем я рассчитывал. Я немного напрягаюсь, но потом она, не используя рук, поддевает член носом, немного прижимая его к животу, и медленно — мучительно медленно — ведет языком от мошонки вверх по стволу и заканчивает, слизывая выступившую жидкость. А я уже сошёл с ума, смотря на нее. Сошел с ума от ее движений, от жара ее языка. Она не продолжает, не обхватывает головку губами, а поднимает взгляд на меня. Я уверен, что похож на умалишенного. Но ей нравится то, что она видит.       — Я обязательно попробую Вас, профессор, но сейчас слишком мало времени.       Я и согласен, и против одновременно. Времени давно нет, тело за диваном издает хрип, и это срабатывает как звонок в наших головах. Притягиваю ее за руки и тяну на себя. А мисс Петерсон быстро понимает, что я от нее жду. Она поправляет платье, чтобы не запутаться в нем и оказывается на моих коленях, немного возвышаясь надо мной. Сейчас на уровне моего лица ее грудь, все еще обтянутая красной тканью. Я удерживаю ее за талию из последних сил: хочется погрузиться в нее, заполнить собой. Завладеть ее телом, подчинить разум. А она словно играет, начинает вилять бедрами, от чего член трется о ее промежность, размазывая выступившую смазку. Это выше моих сил, я должен видеть. Отпускаю талию, а мисс Петерсон от неожиданности сильнее цепляется за плечи, пробираясь под ткань расстегнутой рубашки, чтобы касаться кожи.       Треск порванного платья заполняет комнату, он смешивается с хрипами Зодака за диваном. От разреза на ноге и вверх. Это лучшее, что я делал в жизни. Ни одно удовольствие от отрезания век не сравнится с эйфорией от разорванного платья женщины, которую я хочу всю. София не против и лишь немного хихикает, а я все еще сомневаюсь в ее состоянии, но то, что открывается моему взгляду, заставляет быстро отбросить от себя эти мысли. Идеальная ровная кожа за исключением шрамов — они не пугают, не вызывают отвращения. Я лишь хочу провести по ним языком, хочу почувствовать каждый.       Ткань платья рвется легко, я помогаю избавиться мисс Петерсон от остатков одежды. Ткань летит на пол, становясь бесформенным кровавым пятном. Она все еще на моих коленях, я все еще соприкасаюсь с ее лоном, но еще не в ней. Ноет уже не только член, ноет все тело от перевозбуждения. Не касаюсь ее там, где хочу, не сейчас. Я обязательно исследую каждый миллиметр ее тела. Сжимаю ее грудь теперь двумя руками — она мягкая, упругая. Расположение мисс Петерсон сейчас идеально для того, чтобы наконец-то попробовать ее. Кусаю за сосок, возможно больнее, чем рассчитывал, но ее это лишь больше заводит, она с силой прижимается ко мне.       — Время, — шепчет она, а сама не торопится. Продолжает тереться не только о головку члена, а теперь еще и грудью о щетину на лице. Я не спешу прекращать: кусаю, сжимаю, скручиваю затвердевшие соски. Она вся передо мной. Нагая. А я хочу больше, мне будто мало. Больше не могу терпеть, и дело тут далеко не во времени. Дело в том, как я пьянею рядом с ней, как забываю обо всем на свете.       Немного отстраняюсь, берусь за член у основания и придерживаю его, Софи моментально понимает, что я хочу. Придерживаю чуть ниже талии свободной рукой, глажу большим пальцем выступающую кость и только сейчас понимаю, что лобок идеально выбрит. Не успеваю зацепиться за мысль. Она опускается на мой член, а я смотрю на это.       Мучительно медленно. Ее пальцы сильно сжимают мои плечи, впиваясь ногтями в кожу, но мне все равно. Я погружаюсь в рай, в эйфорию. Я не знал, что может быть так. Это было лучше первого и последнего секса, лучше всех вместе взятых, лучше каждого минета в моей жизни. Я, медленно погружающийся в нее, в ее теплое, невероятно возбужденное и мокрое лоно. Я не дышу, не понимаю, как это возможно, как это может быть настолько запредельно.       Хочется не просто кончить, хочется умереть и воскреснуть в начале, чтобы переживать эти ощущения тысячи раз. Чувствую, как заполняю ее, как мне тесно внутри, как стенки влагалища сжимают член. На плечах уже, уверен, кровавые царапины от ногтей мисс Петерсон, но мне безразлично. И на Зодака, и на все. Плевать на всех. Кроме…       Практикантка не садится полностью, отчего я испытываю легкое разочарование, но я знаю, ей нужно время привыкнуть. Она приподнимается, я почти выхожу из нее и уже готов с силой вернуть ее на место, но не успеваю. Она опять сжимает плечи и теперь, уже не томя миллиметрами, сразу садится. До конца, полностью. Теперь я вижу, только как наши тела соприкасаются, и я хочу остаться так жить. Я готов так спать, принимать душ, читать лекции, главное, не покидать ее тело. Наверное, я слишком сильно сжимаю ее ягодицы, а она — мои плечи, но совсем плевать на боль, она только сильнее питает возбуждение.       София опять приподнимается, но я толкаю ее на место, и так десять, двадцать…       Много раз.       Я готов досчитать до миллиона, лишь бы это не прекращалось. Я хочу ее губы, а она словно чувствует мои желания и впивается в них. Сразу переплетаясь языками, кусая, оттягивая. Но поцелуй не прекращает нашу борьбу. Когда она приподнимается, я вколачиваюсь в нее вновь. Я первый раз не готов контролировать ни ее оргазм, ни свой. Не хочу дразнить паузами, а наоборот, хочу не останавливаться ни на секунду. И мы движемся, каждый раз наполняя друг друга.       Шлепки ударяющихся тел заполняют комнату и, кажется, все Майами. Она настолько мокрая, что развратные влажные звуки доводят до точки. Она такая — для меня. Не могу и не хочу сдерживаться, хочу чувствовать ее дрожь от оргазма. Хочу быть в ней.       Как в лучших фильмах или худших романах, мы кончаем одновременно. Она точно чувствует горячую струю спермы, которая извергается глубоко в ее влагалище. И это ее подталкивает на новые движения. Сжимаю ее с такой силой, что не удивлюсь, если сломаю пару ребер. И наслаждаюсь. Мисс Петерсон дрожит и пытается отдышаться. А я будто не здесь, не знаю, сколько мне потребуется времени, чтобы вернуться.       Сознание возвращается медленно. Принося новые факты и ощущения. Практикантка все еще сидит на мне, прижимаясь грудью к моей. Наши тела влажные и уже не такие горячие, дыхание все еще тяжёлое, но более ровное. Я все еще в ней. Буквально. Хоть я чувствую внутреннюю легкость, но член все еще немного эрегирован.       Я все еще в ней.       Без презерватива. Первый. Раз. В. Жизни.       Я только что накачал мисс Петерсон спермой. Я уверен, что ее было чертовски много из-за наших заигрываний в последнее время.       — Расслабься, Рид, — мисс Петерсон шепчет куда-то в шею, а от ее шепота последнее, что я готов сделать, — это расслабиться. Она проводит кончиком языка по шее и кусает за мочку уха, сжимает тазовые мышцы, крепче обхватывая член собой. И я опять чувствую, как кровь покидает мой мозг и весь разум устремляется в член, заставляя вновь возбуждаться.       — Это последнее, что я сделаю в Вашем присутствии.       Шепчу ей на ухо и чувствую, как слова вызывают волны мурашек по ее телу. Мне нравится. Хочется накрутить ее волосы на руку, но вовремя вспоминаю про кровь на затылке. Кладу ладонь ей на шею и немного сжимаю, но не больно, не перекрывая кислород. А в ее глазах вновь эта поглощающая тьма, в которой я готов тонуть. Она опять сжимает мышцы и теперь начинает медленно скользить. И это единственное слово, которое может описать ее движение. Естественная смазка организма, сперма, все это сейчас между нами.       — Мы, наверное, уже опоздали?       Она спрашивает, но не похоже, что ей нужен ответ. Моя рука все еще сжимает ее горло, но это не мешает мисс Петерсон вновь начать приподниматься. И я знаю, что она сделает дальше.       — Вы в самое время.       Безумие, апогей безнравственного разврата. Хрипы из-за дивана словно музыка, под ритм которой мы подстраиваемся. Толчки, крики, стоны…       Я спешил спасти, но пропал сам.