День одиннадцатый. Воскресенье
Монако. Монако-Виль
— Мам? Пап? — Шарль бросил у двери сумку с экипировкой, кинул куртку на крючок и, не разуваясь, прошёл в гостиную. — Мишель! Ты только посмотри, кто домой вернулся! — Отец, не вставая с дивана, протянул руку для рукопожатия. — Привет, чемпион! — Привет, па. — Шарль встревоженно огляделся. — А где мама? — Где мама! Тебе что, три года? — Привет, ма! — с улыбкой обернулся Шарль. — Ты как? — Как человек с двойным переломом. — Мать прохромала к креслу, по дороге возмущённо отпихнув предложенную Шарлем руку, и, болезненно поморщившись, опустилась на сиденье. — Ты вчера, когда звонил, сказал, что будешь только в среду. Что случилось? Ты так допёк Роджерса, что он выкинул тебя за порог? — Нет. — Шарль всё же рискнул пристроиться возле неё на подлокотнике кресла и даже приобнять мать за плечи. Та закатила глаза, но прогонять не стала. — Планы поменялись, но я не хотел поднимать эту тему по телефону. Завтра мы с Фицроем летим в Маранелло. — Зачем? — Они с Фессенден хотят познакомить меня с людьми из Академии «Феррари». По инсайдерской информации, итальянцы планируют расширять свою молодёжную программу. Фессенден хочет, чтобы я в неё попал. — А как же «Альбион»? — В следующем сезоне я, как и планировалось, буду выступать за «Альбион», а через год, если получится, они надеются пристроить меня в программу «Феррари». — Очень странное желание с их стороны. Ты уверен, что тебя не пытаются таким образом кинуть? — Для этого им вовсе не требуется тащить меня в Маранелло, — пожал плечами Шарль. — Они могут просто не подписать меня через год — и всё. — Разумно. — Мать похлопал себя по карманам джинсов и недовольно скривилась. — Милый, сбегай принеси с кухни мои сигареты. — Мишель, я же просил не курить в гостиной, — недовольно поморщился отец. — Дюран, тебе ногу сломать, чтобы ты оценил все прелести передвижения по квартире на костылях? — в своей привычной манере огрызнулась мать. — Вообще-то ты уже без костылей несколько дней ходишь, ты сама по телефону говорила, — бросил Шарль матери принесённые с кухни сигареты с зажигалкой. — Вот ты ещё потявкай, сопляк! Попросишь в следующий раз, как сам переломаешься, у меня горшок! Ползком будешь до туалета ползать. Умник хренов! — Мать раздражённо закурила, и Шарль, пропустив угрозу мимо ушей, поспешил сунуть ей на колени блюдце из-под отцовской чашки. Ну, потому что сама она об этом, разумеется, даже не подумает. Мать, что-то заметив, резко схватила его за запястье, не позволяя отстраниться; пару секунд внимательно изучала лицо, после чего с недовольным видом отпихнула. Шарля пробил холодный пот при мысли, что она сумела разглядеть какие-то следы их с Крисом… развлечений. — Ты поправился. Сколько набрал? — Два килограмма. — У Шарля от облегчения едва не подкосились колени, так что пришлось снова присесть на подлокотник. — Джейн велела больше есть и больше заниматься на тренажёрах. — Что ещё за Джейн? — Наш физиотерапевт, я тебе говорил про неё. Она занимается моей подготовкой к сезону. Ну, тренировки, диета и всё такое… — Скинь мне программу — я посмотрю чуть позже. — Мать стряхнула пепел в блюдце, давая понять, что тема исчерпана. — Так что там по поводу Маранелло? Зачем Фицрою и Фессенден отдавать тебя «Феррари»? — Они не собираются меня отдавать. Я же тебе рассказывал, что контрактов два. — И? — Фессенден считает, что «Альбион» в «двушке» через год не сможет победить «Феррари». — У «Феррари» нет команды в «двушке». — Они кого-то покупают. — Когда? — Сейчас. — Тогда тебе нужно попасть к ним. — Фессенден считает так же. Именно поэтому я завтра лечу в Маранелло. Мать задумчиво кивнула, раздавила сигарету о блюдце и потянула из пачки следующую. Отец демонстративно поднялся, хлопнул журналом по дивану и, не сказав ни слова, вышел. Мать этого, кажется, даже не заметила. — Ма, я соскучился, — осторожно потянул её за рукав рубашки Шарль. — По кому? По девкам своим? — всё ещё занятая размышлениями, отмахнулась мать. — Ну, беги. Сюда только никого не тащи. И предохраняться не забывайте. — И уже громче, в сторону спальни: — Дюран, выдай ребёнку гондоны. Или уже все на секретаршу извёл? Шарль закатил глаза: когда у матери из-за очередной травмы случались периоды вынужденного воздержания, характер у неё становился совершенно невыносимым, а на отца тут же начинали сыпаться мыслимые и немыслимые обвинения в измене. При том, что отец её на самом деле любил — иначе с какой стати ему было встревать восемнадцать лет назад в столь пагубную для его нервной системы авантюру! — Спасибо, па, не надо — у меня есть, — поспешил остановить отца Шарль, прежде чем тот вернётся в гостиную и спровоцирует тем самым скандал, которого так откровенно добивается мать. Набравшись смелости, он положил голову матери на плечо. — Ма, я по тебе соскучился. Мать посмотрела почти недоумённо. — Можно мне с тобой посидеть? — придвинулся ещё ближе Шарль. — Твоим лёгким это на пользу не пойдёт. — Переживу. — Потрясающе наплевательское отношение к своему будущему! — неодобрительно покосилась мать и — о, диво! — затушила недокуренную сигарету. Шарль улыбнулся и осторожно обнял её за шею. — Ты какой-то не такой сегодня. — Взгляд матери из удивлённого превратился во встревоженный. — Милый, у тебя там всё нормально было? — Да. — Роджерс к тебе не приставал? — Нет. — Точно? — Мам… — Не мамкай. Шарль подавил раздражённый вздох. — Ма… Ну, ты правда зря волнуешься. Мистер Роджерс — вовсе не маньяк. Он очень хороший. Добрый. Он мне очень нравится. — В каком это смысле он тебе нравится? — ещё сильнее насторожилась мать. — В самом обычном, — невинно захлопал ресницами Шарль. — Человеческом. Мне нравится с ним работать, общаться… — Что ещё тебе с ним нравится делать? Да блин! Похоже, сегодня достанется не только отцу… — Мам! — Шарль попытался изобразить праведное негодование. — Что «мам»? Думаешь, ты первый, кого он к себе под крылышко взял? — Нет. Знаю, что не первый. Но Донни — просто неблагодарный маленький ублюдок. — А ты? Благодарный? — Что? — растерялся Шарль. — Ничего, — снова закурила мать. — Слишком уж благодарным, смотри, не будь. — Мам! — против воли покраснел Шарль. — Не мамкай, я сказала! Давно уже не пять лет, чтобы мамкать. У тебя телефон звонит, не слышишь? Шарль слышал. И помнил, на чей контакт ставил эту мелодию, поэтому и не брал трубку. — Не хочешь ответить? — словно что-то заподозрив, прищурилась мать. — Потом перезвоню. — Шарль натянуто улыбнулся, судорожно соображая, что делать, если Роджерс не перестанет трезвонить. — А если это по поводу «Феррари»? — Нет. Не обращай внимания. — Шарль вытащил айфон, намереваясь сбросить звонок, но мать оказалась быстрее — реакция у неё до сих пор была невероятной. «Привет, детка! Ты уже добрался до дома?» Мать подняла взгляд от включенного на громкую связь айфона, и Шарлю захотелось исчезнуть. Перестать существовать. Раствориться в пространстве. — Да, детка уже дома у мамочки, — не сводя взгляда с елозящего по подлокотнику Шарля, выдала в трубку мать. — Мистер Роджерс, полагаю? «Мики? — после паузы всё же сумел справиться с языком Крис. — Здравствуй». — Шарль всё-таки открыл рот не по делу? — Взгляд матери стал ещё более угрожающим. — А ты бы предпочла, чтобы я его «по делу» открыл? — взвился Шарль. Кажется, удивились все: и замолчавший в трубке Роджерс, и застывшая с телефоном в руке мать, и сам Шарль, не ожидавший от себя такого в её присутствии. — Роджерс, извини — потом поболтаем. У меня тут серьёзный разговор с одним молодым человеком намечается, — вырубила связь мать, после чего взглядом велела подойти обратно. Подойти было страшно, ослушаться — ещё страшней. Шарль переступил с ноги на ногу, по-прежнему вне досягаемости от сидящей в кресле матери, не спуская взгляда с зажатого в её руке айфона. Хотелось малодушно схватить телефон и сбежать, запершись до завтрашнего утра в своей комнате, и выйти оттуда уже только перед самолётом. И, разумеется, не возвращаться домой между Италией и Португалией, а упросить Фицроя забрать его с собой обратно в Англию. К Крису. Почему-то мысль о Роджерсе мгновенно свела на нет такой замечательный план. Шарль упрямо вздёрнул подбородок и, встретившись с матерью взглядом, сделал шаг к креслу. — Как вижу, пребывание в Англии не пошло на пользу твоему воспитанию. — Мать похлопала айфоном по ладони. — Я ещё по телефонным разговорам почувствовала: что-то в тебе изменилось. С Фицроем переобщался? Шарль недоуменно моргнул. Он ожидал, что мать снова покатит бочку на Криса, и уже собирался с духом броситься на его защиту. Но… Фицрой?! — При чём тут Фицрой? — При том, что он у тебя всю неделю с языка не сходит, — продолжила сканировать его взглядом мать. — Фицрой — то, Фицрой — сё… В Италию ты летишь с ним или с Фессенден? — С ним. — Шарль невольно поморщился, вспомнив начало их совместного полёта. — Хотя я предпочёл бы с Фессенден. — Пояснишь? — Она более… вменяемая, — пожал плечами Шарль. — Фицрой слишком непредсказуемый, от него никогда не знаешь, чего ждать. — В последний раз ты говорил, что вы поладили. — Поладили, насколько можно поладить с Фицроем. Он дал мне прокатиться на своем мотоцикле, поработал со мной на симуляторе и пару дней не издевался. Потом ему снова стало скучно, и упражнения в остроумии продолжились. — Ты же не настолько глуп, чтобы обращать внимание на шутки и подначки? Особенно если они как раз и преследуют цель вывести тебя из себя. Спровоцировать действовать на эмоциях. — Мам, я понимаю! — закатил глаза Шарль. Она его что, за бестолкового ребёнка по-прежнему держит?! — Фицрою интересно прощупать толщину моей брони. Если попытка вывести меня из себя не срабатывает, он делает паузу и в следующий раз повышает ставки. — Ты же на это не ведёшься, правда? — Сегодня в самолёте чуть не повёлся, — повинуясь дурацкой привычке рассказывать матери обо всём, признался Шарль. — Что он сделал? — Не важно, — сжал челюсти Шарль. Вдаваться в подробности было чревато. — Я разобрался с ситуацией. — Как? — С помощью Фессенден. Кстати, я обещал ей написать и сообщить, что дома, — сделал ненавязчивую попытку вернуть телефон Шарль. — Ей и мистеру Роджерсу. Верни мне телефон, пожалуйста. А то ещё и Фессенден звонить начнёт. А я не хочу раздражать её понапрасну. Особенно сейчас, когда она может помочь мне с поступлением в Академию «Феррари». Мать секунд десять сканировала его взглядом, после чего протянула айфон: — Экран надо поменять — ходишь с битым стеклом, как какой-то оборванец. — В Лондоне не до того было. — Шарль застучал пальцами по экрану, набирая сообщения Драконихе и Крису. — А насчёт оборванца… Ты знаешь Айс Донелли? Точнее, Элис Донелли. — Не уверена, — нахмурились мать. — Кто это? — Глава пиар- и пресс-службы «Альбиона». В общем, сейчас её отдел занимается разработкой моего имиджа, и — вот… — Шарль развернул айфон экраном к матери, но на этот раз держал крепко. — По этому фото складывается ощущение, будто тебя только что на улице подобрали и даже толком отмыть не успели, — наклонилась чуть ближе к экрану мать. — Фицрой решил с твоей помощью изобразить из себя благородного мецената? — Ну, это, как я сказал, была идея Донелли, а не Фицроя, — перелистнул фотографию Шарль. — А что до меценатства… Я в курсе, что у вас с Фицроем какие-то давние тёрки… Но он правда меня спас своим предложением. И не попросил за это ни гроша. — Потому что знает, что заработает на тебе куда больше полумиллиона, который сейчас в тебя вложит, — скептически отмахнулась мать и кивнула на экран. — Вот эта ничего. Не слишком выбивается из твоего прежнего образа. — Да, Роджерсу она тоже понравилась, — улыбнулся Шарль, вспомнив, как недавно застал Криса на кухне, разглядывающим его фотку на телефоне. Донелли, по ходу, половине администрации «Альбиона» рассылку той фотосессии сделала. — И Фессенден — тоже, — поспешил добавить Шарль в ответ на взметнувшийся на его лицо взгляд матери. — Фицрою, вроде, тоже, но с ним вообще фиг поймёшь, что ему нравится, а что — нет. — Их не смущает, что ты не мальчик с улицы? — вернулась в деловое русло мать. — Нищебродом тебя сложно назвать, учитывая папин бизнес. — Когда год назад я профукал титул в Формуле-Рено, в прессе довольно много писали, что у папы финансовые проблемы. — Ну, да, поднасрал ты, конечно, этим отцу… — неодобрительно поджала губы мать. — После тех статеек всё только хуже стало. — Во-первых, он сам меня по полной подставил, кинув в решающий момент. Откуда я должен был взять бабки, если ни он, ни ты не удосужились подстраховаться хоть какими-нибудь спонсорами?! Так что не надо опять меня крайним делать! Тем более, что сейчас та шумиха отлично играет в пользу версии Донелли про бедного талантливого мальчика, которому даже за квартиру платить нечем. — По-моему, это бред собачий. В подобную чушь никто не поверит. Тебе нечем платить за квартиру, но при этом ты ходишь в джинсах от «Армани»? Самому не смешно? — Да просто обхохочешься! — Шарль снова развернул айфон экраном к матери, демонстрируя вчерашнее селфи. — Что это на тебе? — Моя новая одежда. Я же говорю: они серьезно подошли к вопросу. — Это противоположная крайность, — презрительно отмахнулась мать. — Все догадаются, что эти тряпки — не более, чем маскарад. — Не догадаются, если это не будет маскарадом. — Ты действительно собираешься ходить в этом тряпье? Постоянно? — Да. — И я больше не услышу твоего нытья по поводу новых очков от «Рэй Бен» или очередной модели айфона? Вот об этом он не подумал. Очков было жальче всего — их Шарль действительно любил. И ещё часы. Айфоны — тоже, но их Шарль воспринимал не как предметы роскоши, а как необходимый в работе инструмент. — Возможно, удастся заключить с ними спонсорский контракт — «Рэй Бен» сотрудничает с многими гонщиками. Также как и часовщики. Это бы объяснило наличие у меня дорогих вещей, которые я обязан носить по контракту в качестве рекламы. — Ну-ну. — Мать скептически хмыкнула, сложив руки на груди. — Сам будешь спонсоров искать? Или надеешься, что мы с папой станем этим заниматься? — Сам, — поджал губы Шарль. — Возможно, в «Альбионе» есть какая-то служба, которая занимается работой со спонсорами, надо будет выяснить. Мать равнодушно пожала плечами прежде чем отвесить очередную оплеуху: — Я рада, что ты наконец вылез у меня из-под юбки и начал учиться самостоятельности. Скажем так: я приятно удивлена — думала Роджерс своей опекой тебя окончательно испортит. — Так ты разрешишь мне остаться у него? — Шарль изо всех сил постарался не выказывать лишнего энтузиазма по этому поводу. — Ты же понимаешь, что это тоже играет на придуманный Донелли образ? — А на что ещё оно сыграет, учитывая ориентацию Роджерса? — Мам... — Не мамкай, сколько раз можно повторять! — стукнула ладонью по подлокотнику мать. — Ты вообще подумал о том, что начнут сочинять о вас с ним «жёлтые» газетёнки после всех секс-скандалов, в которых твой ненаглядный Роджерс успел отметиться? — В смысле? — растерялся Шарль. — Было ещё что-то? Кроме Доннингтона? — Доннингтон — это уже из последнего, — поскребла ногтями обивку кресла мать. — А я тебе говорю про то, что ещё двадцать лет назад было. И, наверняка, промежуток между этими случаями Роджерс тоже успел заполнить парочкой «весёлых» историй, о которых мы просто не знаем. — А что было двадцать лет назад? — покусал нижнюю губу Шарль. Копаться в грязном белье Криса, не давая ему возможности даже объясниться, было, конечно, подло, но… — Я не в курсе подробностей, — дёрнула плечом мать. — Кажется, была то ли попытка изнасилования, то ли обвинение в сексуальных домогательствах — я не вникала — мне Роджерс был тогда до лампочки. Но, как ты понимаешь, одно обвинение ещё можно списать на клевету. А вот два… От разных людей… Шарль промолчал. В словах матери был смысл. Вот только поверить в то, что Крис — эта нелепая, добрая, заботливая панда — способен на нечто подобное, никак не получалось. — Ма? — неуверенно начал Шарль и осёкся. — Мам, ты уверена, что ни с кем его не путаешь? Ты ведь даже не сразу вспомнила, что была с ним когда-то знакома! На него это совсем не похоже. Мистер Роджерс… Он же мухи не обидит! — Ты в этом уверен? — насмешливо прищурилась мать. — Ты знаешь Роджерса всего неделю. Как ты можешь ручаться за него? То, что он до сих пор к тебе в штаны не залез — лишь вопрос времени. Поживёшь у него чуть подольше, и начнёт подкатывать. Что тогда будешь делать? Опять ко мне за помощью прибежишь, как тогда с Прайсом? — Не прибегу, — упрямо набычился Шарль, злясь на мать за то, что та вселила в него подозрения, с которыми он теперь не знал, что делать. — А ты точно больше ничего не помнишь? Может, какие-то имена, подробности?.. — Господи, Рики! — Мать с детства звала его сокращённым вторым именем. Эту её привычку переняло и большинство его друзей. Отец предпочитал более солидное «Эри́к». «Шарль» же всегда использовалось исключительно в качестве официального, протокольного имени, пока Крис с подачи Лу не переиначил его в домашнее «Чарли». — Да что ты ко мне пристал?! Я же сказала, что не знаю подробностей. — Мать с раздражённым видом чиркнула зажигалкой, прикуривая очередную сигарету. — Спроси у самого Роджерса, коль вы такие друзья. Или, если ссышь, поинтересуйся у Хлои: это как раз она обсуждала с Хантером подвиги твоего драгоценного Роджерса — я лишь случайно услышала обрывок их разговора. — Я понял, — кивнул Шарль. — Спасибо, мам, что рассказала. — Нихрена ты не понял. Я тебе это рассказала не для того, чтобы услышать твоё «спасибо, мам», а чтобы ты башкой своей подумал о возможных последствиях того, что творишь. — Я думаю, мам! Но… Блять, ты же сама толком не можешь сказать, что именно слышала! Кто домогался? Кого? Может, наоборот какой-то мудак до Криса докапывался. До мистера Роджерса, в смысле. — Уже «Крис», значит… — стиснув челюсти, покивала мать. — Прекрасно! Продолжай в том же духе! Давно в скандалах твоё имя не мелькало! — Мам, ну какие ещё скандалы?! — Такие! Ты, блять, совсем не понимаешь?! Даже если Роджерс и впрямь такой святой и непогрешимый, как ты его расписываешь, репутация у него всё равно замарана дальше некуда. Хочешь, чтобы и о тебе начали всякую херню сочинять за компанию с ним? А начнут, Рики. Непременно начнут. От людей с такой репутацией надо держаться подальше, чтобы самому не испачкаться. А ты словно специально в самую грязь лезешь — не понимаю только, зачем. Чего ты пытаешься добиться, отираясь вокруг Роджерса? Ответь мне, а то, может, я чего не знаю. А? Что молчишь? Или у тебя с ним что-то есть? Уже есть, да? Господи… Вот как чувствовала: не нужно было тебе позволять общаться с Боннелем!.. Так и знала, что этот «голубок» собьёт тебя на кривую дорожку! — Мам, да Пьер-то тут вообще при чём?! — Шарль даже растерялся от неожиданности. — И никакой Пьер не… «голубок». Он — нормальный. — Ага, нормальный он, как же! Да я на мужика больше похожа, чем эта девочка! А уж какими масляными глазками он на тебя вечно смотрит! — Да какими ещё глазками?! — взорвался Шарль. Потому что если материны доводы насчёт Криса ещё можно было счесть разумными, то вся эта чушь про Пьера была уже за гранью. — Мам, ты чего-то совсем на этой теме поехала. Ты считаешь Пьера геем, потому что он мелкий и смазливый? А ты тогда — лесбиянка, что ли? Мать замерла с недонесённой до рта сигаретой. Ну, всё, теперь ему точно хана! — Я — кто? Шарль с усилием проглотил комок в горле: — Ну… если следовать твоей логике и оценивать людей по их внешности и… — Он беспомощно указал рукой на одежду матери, привычно состоявшую из джинсов и мужской рубашки. — Знаешь, то, как ты себя ведёшь и одеваешься… Шарль попятился, заметив, что мать молча раздавила о блюдце окурок и положила ладони на подлокотники, чтобы подняться. К счастью, бегать она пока не могла, так что до своей комнаты Шарль добрался первым. И плевать на ужин: главное — спасся. — И долго ты собираешься там прятаться? Шарль непроизвольно бросил взгляд на задвинутую щеколду: — Сколько понадобится. — Очень по-взрослому! Молодец! — Я не хочу приехать в Маранелло с фингалом под глазом — вряд ли там оценят подобный вид. — Вылезай и давай просто поговорим. — Ага, знаю я, как ты разговариваешь! — снова покосился на щеколду Шарль. Не то чтобы он думал, будто мать способна её каким-то образом открыть снаружи… Но с ней, блин, ни в чём нельзя быть на сто процентов уверенным! — Я лишь хочу поговорить. Ничего больше. — Ты точно не будешь драться? — Обещаю. — Честно-честно? — Честно-честно. Шарль шмыгнул носом, осторожно подкрался к двери, прислушался. В коридоре было тихо, но вряд ли мать ушла — скорее всего, ждёт, когда он откроет дверь. Шарль тихонечко, стараясь не производить ни звука, отодвинул щеколду, медленно выдохнул, досчитал до трёх и, распахнув дверь, отпрыгнул в сторону. В то место, где он, по идее, должен был стоять, ничего не прилетело. Он осторожно сделал шаг к двери, выглядывая в коридор. Мать стояла, прислонившись спиной к стене напротив и, скрестив руки на груди, смотрела на него, как на идиота. Впрочем, именно так сейчас Шарль себя и чувствовал. — И что это за детский сад? Шарль смущённо потупился. Мать вздохнула, оттолкнулась от стены и, не оборачиваясь, похромала в сторону кухни. Шарль, секунду поколебавшись, потрусил следом. Мать без малейших угрызений совести вылила себе в чашку остатки кофе из колбы: — Ты голодный? — Да, — непроизвольно сглотнул Шарль. — В холодильнике были какие-то овощи… Не вздумай стащить папино рагу: тебе нельзя. Да, конечно! — Можно, — выгреб на стол сразу половину холодильника Шарль. — Джейн разрешила. И даже рекомендовала есть больше мяса. — Да? — смерила взглядом его добычу мать. — А она точно — серьёзный профессионал, а не очередная тупая девка, которую трахает Фицрой? — А Фессенден бы стала держать на такой должности тупую девку лишь для того, чтобы кузену было, с кем потрахаться на базе? — запихивая в рот сразу два куска ветчины, привёл наиболее весомый, на его взгляд, аргумент Шарль. — Ладно, допустим. — Мать закурила, цепко наблюдая за каждым его движением. — Остыл? Успел подумать? — Да. — И что надумал? — Я постараюсь выяснить до возвращения в Лондон, что это была за история двадцать лет назад. Если Роджерс правда сделал что-то… неприглядное, я к нему больше не вернусь. А если он тогда сам оказался жертвой… — Да какая нахрен разница, кто там был виновником, а кто жертвой! — мгновенно снова закипела мать, и Шарль принялся орудовать ложкой активнее на случай, если снова придётся спасаться бегством. — Я тебе говорю о том, что репутация у этого человека замазана по самое не могу! Ты можешь себе всю жизнь испоганить, якшаясь с… — Я с ним не «якшаюсь», — сжал челюсти Шарль. — Я тебе уже объяснял, почему жил у Роджерса. Мам, я не ищу неприятностей специально — нахуй мне это надо! И Фессенден тоже лишние скандалы ни к чему. Но если она не видит проблемы в том, что я живу у Роджерса, значит, её и нет. Логично? Ей-то, наверно, виднее, чем нам, да? Она же его больше двадцати лет знает. И ты сама сказала, что Фесседен в курсе той истории. А она знает, что, если меня кто-то тронет, я молчать не стану — обеспечу им скандал похлеще Донни. Значит, она уверена, что со стороны Роджерса для меня опасности нет. А что до репутации… Ну, а что за репутация-то? Вот что конкретно с ней не так? То, что Роджерс — гей? Да господитыбожемой! Это его личное дело! Разве нет? Вопли Доннингтона? А ты не помнишь этого говнюка? Мелкий такой, белобрысый, в зелёных кедах. Он и про меня вечно гадости сочинял, и про остальных ребят, пока мы его за гаражами не подкараулили и не объяснили, что так делать нельзя. Видимо, плохо объяснили… — Не переводи разговор. Неужели, ты сам не видишь, как двусмысленно выглядит ситуация? — Потому что Роджерс — гей? — Да. — Это что, преступление? — Не преступление. Но повод посудачить это даст отличный. Скажи, тебе оно надо?Чего ты так упорствуешь в желании жить у него? — Я у него учусь. Как до этого — у тебя. Как я должен это делать, живя в гостинице? — И эта… учёба стоит того, чтобы рисковать своей репутацией? — Да. Мать несколько секунд смотрела в упор, словно пытаясь по лицу прочитать то, что не было сказано словами. Шарль взгляд выдержал. Кажется, даже не покраснел. По крайней мере, он на это надеялся. — Ладно. Дело твоё. Поступай, как знаешь. Но я этого решения не одобряю. — Я уже сказал: сначала я выясню подробности той истории двадцатилетней давности. Мать согласно кивнула и, потянувшись через стол, взъерошила ему волосы: — Ты ведь — не дурак, Рики. Единственное, о чём тебя прошу: не теряй голову. Шарль вопросительно посмотрел, надеясь услышать какую-нибудь конкретику, но её не последовало. — Доедай и иди спать. Завтра твои мозги должны работать, как никогда. — А то я сам этого не понимаю! — принялся выскребать остатки рагу из тарелки Шарль. — Можешь не сомневаться: я сделаю всё, чтобы попасть в Академию. — Молодец, — вставая, хлопнула его по плечу мать. И уже в дверях кухни обернулась. — Он в тебя влюблён. Ты в курсе? — Да, — выдержал её взгляд Шарль. — Мы говорили об этом. Он сказал, что это — исключительно его проблема, и меня она беспокоить не должна. — Как благородно! — скорчила недоверчивую гримасу мать. Шарль сделал вид, что не заметил сарказма в её голосе: — Да. Он — хороший. Очень. — Опять начинаются дифирамбы святому Роджерсу! — закатила глаза мать. — Пойду спать, пока меня не стошнило. Шарль облизнул ложку, пряча за ней победную ухмылку. Что ж, по крайней мере, на какое-то время мать от него с этой темой отвяжется. А что до подслушанного ей когда-то хренадцать лет назад разговора… Пожалуй, про это и правда следовало разнюхать поподробнее. Не то чтобы Шарль считал Роджерса способным на насилие… Он прекрасно помнил надрывные крики Пьера, тщетно умолявшего Фаби прекратить. Крис же всегда останавливался по первому требованию Шарля, и выглядел при этом не разозлённым, а, скорее, испуганным собственными действиями, тем, что позволил себе слишком много. Конечно, они пока не особо далеко заходили, но всё равно самообладанию Криса Шарль мог только позавидовать — начни кто-нибудь из его подружек так выёбываться, он бы уже давно послал её нахер. А этот все Шарлевы «хочу — не хочу, буду — не буду» терпит и не жалуется. Прямо даже интересно, насколько максимально сильна у Криса выдержка. Ну, чтобы хотя бы примерно осознавать границы, в которых можно безопасно щекотать себе нервы, играя с огнём… Тут ведь не подойдёшь и не спросишь в лоб: «А если я разденусь и встану на карачки, а потом зассу и скажу «нет» — что ты сделаешь?» А впрочем… Почему бы и нет?