«Наследник рода Малфоев обручился с Асторией Гринграсс»
Слишком больно эти слова впивались в её нутро, которое пустовало без души. Ей казалось, что эта новость не принесет абсолютно никаких эмоций, но она ошиблась. Она знала об этой статье ещё за несколько дней до её выхода, но это не помогло никаким образом, было больно, как впервые. Тонкие пальцы гриффиндорки закрыли газету, и с заглавной страницы ей улыбалась до боли знакомая девушка, которую она видела каждое утро в зеркале. В отличие от снимка Малфоя и Гринграсс, их колдография выглядела искренней и нежной. Никакого делового расстояния между ней и Блейзом, никакого холода в выражении лиц. Забини аккуратно обнимал её и смотрел прямо в глаза.«Гермиона Грейнджер выходит замуж. Ярчайшая ведьма столетия рассказала о том, что совсем скоро облачится в свадебное платье»
Скиттер в подробностях расписала о своем интервью с ней, не забыв приукрасить каждое слово Гермионы и умножить его надвое. Гриффиндорка ещё раз пробежалась по статье и отложила газету в сторону. Родители полностью поддержали её выбор и рассыпались в поздравлениях в преддверии свадьбы дочери. Только их письма могли вызвать на лице Гермионы искренние эмоции и неподдельную улыбку, хотя та появлялась всё реже и реже. Это не могло остаться без внимания, она замечала, что становиться хладнокровнее, даже к матери с отцом. Каждый, кто получил «Пророк» в это утро, провожали её взглядами, в которых Гермиона даже не пыталась разобраться. Блейз держал её за руку, а она пыталась отмахнуться от мыслей, которые уже начали вызывать головную боль. Она сидела с Блейзом за последней партой и практически не слушала лекцию профессора Бинса, взгляд устремился на парту, за которой сидел Малфой и Гринграсс. Почему-то новость об их помолвке, как будто бы прошла мимо всего Хогвартса, и на это даже никто не обратил внимание. Только огромное кольцо с бриллиантом на пальце Астории кричало о том, что она всего в шаге от того, чтобы стать следующей леди Малфой. Гриффиндорке хотелось напиться прямо сейчас и забыться в беспамятстве, но разговор с МакГонагалл после последней выходки и двухнедельного отсутствия на занятиях всё-таки имел последствия. Последнее, о чем мечтала Гермиона, так это то, чтобы об этом всем узнали родители. И нет, дело было не в страхе перед ними, а в элементарной заботе. Она считала, что они и так достаточно пережили из-за неё, чтобы теперь получать письма, рассказывающие о том, насколько сильно испоганилась их идеальная дочь. Директор сняла её с поста старосты, что ничуть не задело Гермиону, а только сняло лишнюю ответственность и предоставило больше свободного времени. Рука Блейза лежала поверх её собственной и аккуратно закрывала обручальное кольцо, которое было не таким вызывающим, как у Гринграсс, но не менее красивым. Белое золото в сочетании с небольшим рубином, который переливался голубоватыми оттенками, выглядело изумительно. А кольцо, которое было преобразовано из ожерелья Морганы, переместилось на левую руку. — О чем ты думаешь, Гермиона? — тихий голос Блейза заставил Гермиону оторвать взгляд от Малфоя. — О нем? — И о нем тоже, — призналась гриффиндорка. — Как думаешь, мы все сделали правильно? — Мы уже с тобой говорили об этом. И не один раз, — ответил мулат. — Я дал тебе Непреложный обет, Гермиона. — Было подло с моей стороны принимать твои условия, Блейзи, — Гермиона склонила голову и заговорила ещё тише. — Это было очень эгоистично. — Нет, это был мой выбор. Прости, что не смог смотреть на то, как моя подруга загибается. — Неправда. Мои родители целы и невредимы, — Гермиона замялась. — Я счастлива. — Поэтому топила себя в алкоголе. — Это просто временное развлечение. Я ведь мечтаю… — О смерти, — перебил её Забини. — Нет. Люди, которые мечтают о смерти не улыбаются. А я улыбаюсь… — Сквозь боль, — снова он ей не дал закончить. — Вот даже сейчас, смотришь на него и улыбаешься, но тебе ведь больно. — Нет же, я чувствую… — Пустоту. — Где твои манеры, Блейз? Хватит меня перебивать. — Мои манеры при мне, Гермиона. А твои где? — Блейз посмотрел на неё. — Разве лгать — это хороший тон? Не обманывай хотя бы меня, ты уже давно ни о чем не мечтаешь, не улыбаешься и уж тем более ничего не чувствуешь. Она не стала ему перечить, потому что знала, что он прав. Он всегда был прав, потому что слишком хорошо её знал, выучил вдоль и поперек. Казалось, что даже Рон и Гарри за все годы дружбы так не знали её. Так читал только один человек, который сейчас называет своей невестой другую девушку. Гермиона накрыла руку Блейза своей рукой, прижалась к нему и заметила, как Малфой сидит вполоборота и наблюдает за ними. Со стороны она и Забини действительно выглядели как влюблённая молодая пара, которая вот-вот должна пожениться и прожить долгую счастливую жизнь, но только они вдвоем знали, что ищут в друг друге лишь опору и поддержку, никакой любви. Глаза наполнились слезами, и она спрятала их, зарываясь в каштановые волосы, чтобы никто не увидел этого отчаяния в её лице, хотя на неё смотрел только один человек со всего кабинета. И именно перед ним она хотела выглядеть самой счастливой и беззаботной, чтобы он не смог увидеть всю боль и безвыходность, которой она была пропитана. Было непонятно, что именно повлияло на мнение большинства слизеринцев, но Гермиона больше не была изгоем среди них. Они весьма терпимо стали к ней относится, а Паркинсон так вообще начала ходить с ней в библиотеку и посещать Хогсмид, разбавляя собой их парочку с Блейзом. Так проходили день за днем, унося с собой зиму. Март выдался очень теплым, весна быстро вступала в свои права и всем своим видом напоминала выпускникам о том, что конец близко. Экзамены уже виднеются на горизонте, и туманное будущее начинает приобретать очертания. Первые апрельские выходные преподнесли такой подарок как тренировка на квиддичном поле. Гермиона заняла место за трибунами Слизерина вместе с Пэнси, пока Блейз был где-то с парнями. Гриффиндорка посмотрела на трибуны родного факультета, где сидели её однокурсники и аплодировали Джинни, которая мастерски маневрировала на метле. Все изменилось до неузнаваемости. Под конец выпускного курса Гермиона сидела за трибунами некогда вражеского факультета, справа от нее сидела девушка, которая раньше всем своим видом презирала ее, на руке красовалось обручальное кольцо от чистокровного слизеринца, никто из Гриффиндора не признает в ней больше «свою», а сердце принадлежит человеку, чьи воспоминания о ней стерты. Пальцы девушки потянулись к кулону, который ей вернул Забини, и улыбка моментом сползла с ее лица. — Что с тобой? — Пэнси повернулась к ней. — Какой миловидный кулон! Подарок Забини? — Все хорошо, — Гермиона натужно улыбнулась. — Не совсем, это скорее когда-то был мой подарок для него, а потом он мне его вернул. Короче, это очень важная штука. И будь бы я немного смелее, я избавилась бы от неё. — Почему? — Пэнс, почему ты изменила свое отношение ко мне? — гриффиндорка спросила с неподдельным интересом. — И ты ведь знаешь, что солгать у тебя не получиться. — Ты — первый человек, Грейнджер, кто может так безошибочно распознавать, когда я лгу, — вздохнула брюнетка. — Слава Салазару, что у моих родителей нет такого таланта. «Ты слишком громко лжешь, Пэнси.» — Так что? — переспросила Гермиона. — Почему именно сейчас? Мы с тобой общаемся не первый день, и я ждала, пока ты спросишь, но ты не спрашивала. А сейчас я спросила тебя за этот кулон, и ты перевела тему. Почему? — Нет, — возразила Гермиона. — Тему переводишь сейчас ты, Пэнси. — Ох, ладно. Я очень долго была влюблена в Малфоя, очень долго, — голос Паркинсон стал грустнее. — Я никогда не была ничем большим для него, чем просто развлечением, но мне и этого хватало. Потом, после Войны, наши отношения закончились, и он начал встречаться с тобой. Я не знаю, что между вами произошло, почему вы разбежались, но моему счастью не было предела, когда он позвал меня во Францию. Малфой не позволял мне засыпать с ним, в его кровати. Но однажды я пришла к нему ночью и просто сидела рядом, а потом, — девушка смахнула слезу с щеки. — Он начал кричать во сне, и я хотела его разбудить, это был кошмар. Ему снился кошмар, и он стал выкрикивать твоё имя. Драко кричал, пытался тебя от кого-то спасти. Но это не самое страшное. Знаешь, почему мы по итогу с ним разбежались? — Почему? — Мы занимались сексом, и он назвал меня твоим именем, — Пэнси отвела свой взгляд и посмотрела на взлетающего Малфоя. — И не один раз. Сначала я это пропустила мимо ушей, не обратила внимания, и во второй раз, но он кончал с твоим именем на устах, Гермиона. Её лицо побледнело, а сердце стало пропускать удары. Ей показалось, что руки Драко снова гуляют по телу, а бабочки в животе впервые за несколько месяцев встрепенулись. — Прости, Пэнси… — За что? За то, что он любит тебя? Это глупо. — Не любит. — Я не знаю, что у вас случилось. Не знаю, что ты сделала, что он ведет себя так, словно «вас» никогда и не существовало, но только это не отрицает того, что Астория ему нахрен не нужна. — Ты по итогу так и не ответила на мой вопрос, Пэнси. — Я никогда не ненавидела тебя, — ухмыльнулась Паркинсон. — Ты была просто слишком занудной, а потом ты была моей конкуренткой, если можно так сказать. Только я не учла, что невозможно составить конкуренцию той, кто держит его сердце. А что насчет тебя? — То есть? — Что это за кулон? Гермиона оглянулась вокруг, убеждаясь, что их никто не слышит. Она не могла ручаться за то, что правильно поступает, что рассказать Пэнси хотя бы кусочек правды — это верное решение, но и хранить этот секрет было слишком тяжело. И пусть Блейз был в курсе той каши, которую она заварила, но он все же оставался парнем, а Гермиона нуждалась во взгляде и совете другой девушки, которая тоже любила Малфоя. — Тут заточены воспоминания, — начала гриффиндорка и вновь потянулась пальцами к кулону. — Воспоминания Драко обо мне. Поэтому он ведет себя так, будто бы ничего и не случилось, потому что он ничего и не помнит. Или почти ничего. Лицо Паркинсон перекосилось, а руки потянулись к мантии Гермионы и крепко ухватили за воротник. — Грейнджер! — вскрикнула брюнетка. — Ты свихнулась? Твою мать, ты издеваешься? — Во-первых, тише! — шикнула Гермиона. — А во-вторых, отпусти меня! — она стряхнула с себя руки брюнетки. — Это было необходимостью. Я перестраховалась, потому что не знала, как все может обернуться. — Исходя из того, что ты жива и здорова, а он нихера не помнит, то позволь поинтересоваться, что же такого случилось? Что заставило тебя так поступить с любимым человеком? — У меня нет души, — выпалила Гермиона. — И сразу отвечу на все последующие вопросы. Мы с Блейзом просто близкие друзья, никакой любви. Возвращать Драко воспоминания я не собираюсь. А историю, как и почему я потеряла душу — я тебе рассказать не могу. Могу лишь сказать, что все, что происходит сейчас со мной: раздор в Гриффиндоре, отставка со старостата, помолвка с Забини — все это последствия того, что у меня нет души. Брюнетка сидела молча, видимо подбирая слова, чтобы хоть что-то ответить. Сама Гермиона почувствовала совсем небольшое облегчение, когда поделилась с кем-то своей тайной. Пустота в ней давно уже ничем не замещалась, поэтому и взгляд гриффиндорки был абсолютно пустым. Она привыкла к тому, что её спектр эмоций очень ограничен: небольшая радость, когда дело касается родителей, боль, если доходит к Малфою и пустота все остальное время. И та боль, которую она испытывала, сжигала заживо, но она ничего не могла с этим поделать. «Откажись от этой любви, если не хочешь в ней сгореть.» Не отказалась, Гермиона, теперь гори заживо. — Когда вы планируете свадьбу? — заговорила Пэнси. — Сразу же после выпускного. Я хочу поскорее перебраться в Италию. — Ты не останешься в Англии? — Нет, — Гермиона отрицательно помахала головой. — Пэнси, я могу тебя кое о чем попросить? Пообещай, что поможешь мне. Потому что Блейз мне отказал. — Чего ты хочешь? — Паркинсон посмотрела на неё с недоверием. — Пообещай, что если я буду сгорать в этом всем дерьме, то ты сделаешь со мной то же самое, что я сделала с Драко. Пообещай, что спасешь меня, — слезы бесконтрольно начали скатываться по щекам. — Я знаю, что прошу у тебя слишком много, но мне больше не к кому обратиться. Блейз не понимает того, что я чувствую и поэтому не согласился. — Ты уверена, что он не понимает? Разве он пошел на это не из-за Астории? Вопрос Пэнси остался без ответа, потому что ответ был слишком очевидным, чтобы произносить его вслух.