***
Блейз выбежал на крики миссис Малфой, которые доносились с летней террасы. Хватило минуты, чтобы он понял, что что-то случилось с Гермионой. Она весь вечер была сама не своя. Сегодня она выглядела так, какой он ее помнил еще с Хогвартса. Растерянной и без капли доверия в глазах. Никакой стали в голосе и беспристрастности в выражении лица, это была не правая рука министра Романо, не светская львица миссис Забини, это была та ведьма из Гриффиндора — Гермиона Грейнджер. В любой другой день, Блейз только порадовался бы за нее, но точно не на этом приеме. Он прекрасно понимал, что так сильно выбило ее из колеи, что заставило тревожиться и переживать. Сам Блейз смог уже давно справиться с теми гнетущими чувствами ревности и невзаимной любви, которые он испытывал когда-то к Астории, но у Гермионы все было куда хуже. Астория — была его первой сильной влюбленностью, возможно, даже единственной и ему хватило несколько лет жизни в Италии, чтобы суметь отпустить это. В то время, когда Драко был не просто школьной любовью его жены, ее сердце и душа всецело принадлежали ему. Гермиона сама преподнесла ему их на золотом блюдце. Она без остатка отдала всю себя, а потом сама же лишила этого. Блейз в подробностях помнил тот день, когда Гермиона ввалилась пьяной на урок Заклинаний, помнил, как побежал за ней. Он наблюдал за тем, как она меняется, какие метаморфозы происходят в ней и сначала просто пытался быть рядом. Но с каждым днем ей становилось хуже, она просто утопала в алкоголе, без конца и края пытала саму себя, чтобы отвлечься от разрывающей боли. И в тот день, когда она высказалась Флитвику, настал пик всей ситуации. Гермиона прибежала к Черному озеру и разделась догола, палочкой она призвала сотню ядовитых змей, которые начали искусывать бледное тело. Когда Блейз наконец-то добежал к ней, ее тело было кровавой картой змеиных укусов, переплетением рваных ран. Зеленая трава под ее телом окрасилась темно-бордовыми пятнами, а на лице застыла фальшивая улыбка. — Блять! Блять! Блять! — он кинулся к подруге. — Сука! Грейнджер! Грейнджер, как мне это остановить? — Я не хочу, — прокашлялась Гермиона. — Я не могу больше так, мне больно… — Нет! — он пытался рукой закрыть ее раны. — Твои родители, Грейнджер! Думай о них, что будет с ними! — А что будет со мной? — совсем тихо говорила Гермиона. — Оставь меня, Блейз. Оставь! — Нет, Грейнджер! Ты не сдохнешь тут! Он достал палочку из мантии, его правая рука переплелась с ее рукой. — Я, Блейз Забини, клянусь сохранить твою жизнь, Гермиона Джин Грейнджер… — белые магические нити появились поверх их рук. — Что ты, мать твою, творишь? — прошипела гриффиндорка. — Не смей, слышишь? Не смей этого делать! Ты не можешь так поступить со мной, Блейз. Ты не можешь поставить на кону свою жизнь из-за меня! — …любой ценой. Твое благополучие и жизнь отныне моя прерогатива и моя забота… — Нет, Забини! Нет! — она попыталась вырвать свою руку, но безуспешно. — Клянусь своей жизнью, своим сердцем и душой, быть всегда рядом и оберегать тебя от любой угрозы, любой опасности и от тебя самой. Да будет этот обет Непреложным! — магические нити вспыхнули ярким свечением и растворились в воздухе. — Какой же ты идиот, Блейз! — хрипела Гермиона. — Возможно, — пожал он плечами. — А теперь, если ты не хочешь, чтобы я тут откинулся через пару минут после тебя, то скажи мне, как остановить эту хрень. С тех самых пор они стали неразлучными. Он стал хранителем ее жизни и ни разу не пожалел о своем решении. Гермиона стала примерной супругой, лучшей подругой, незаменимой советчицей и главной женщиной в его жизни. Иногда он задумывался о том, испытывал ли он хоть раз к ней что-то большее, чем дружбу, и сам не находил ответ на свой вопрос. Гермиона стала его уютом, его домом. Пусть они оказывались в самой серой и неприветливой гостинице, но если она была рядом, то это не имело значения. Блейз знал, что готов свергнуть все на своем пути, чтобы сберечь ее, убить любого, кто позариться на ее благополучие. Все эти года он делал все возможное и невозможное, чтобы Гермиона смогла отпустить прошлое, смогла принять все краски жизни, отказаться от своей работы. Всякий раз, когда она аппарировала в их гостиную без единого живого места на теле, то сердце Блейза останавливалось. Он не отходил от ее постели до тех пор, пока она не открывала глаза, пока последние раны и ссадины не сходили с неправильно бледной кожи. С годами задания стали для Гермионы сравни семечек, которые она щелкала без труда. Шрамов стало все меньше, а глаза становились все холоднее и безучастнее, но он принимал ее, принимал все, что помогало ей забыться, пусть и таким варварским способом. И вот теперь, он видит ее без сознания, в крови, на руках Малфоя. Полные ужаса глаза Нарциссы наблюдали за тем, как ее сын несет Гермиону в дом. Один-единственный вечер переломал подобие нормальной жизни, вернул к тому кошмару, который она переживала последний семестр в Хогвартс. — Что тут произошло? — Блейз приблизился к Малфою. — Драко, думаю, что я в силах отнести свою жену в дом. Драко молча позволил Блейзу взять Гермиону на руки. Осточертевший запах крови ударил ему нос и мысленно вернул в те дни, когда Блейз дни напролет ощущал эти благоухания в их доме и наблюдал за бессознательным телом Гермионы. Лицо, платье и руки девушки были перепачканы кровью, а учащенное сердцебиение заставляло беспорядочно шевелиться грудную клетку. Через несколько минут он занес ее в спальню, исцелил от ран и переодел в белую шелковую пижаму. Драко все это время стоял за его спиной и молча наблюдал. — Ей нужно поспать, — сказал Блейз и указал Малфою на дверь. — Ближайшие несколько часов она не проснется. — Что с ней произошло? — спросил Драко, когда они спустились в гостиную, где не было уже никого, кроме Нарциссы и Миреллы. — Мама сказала, что они просто разговаривали, а потом у Грейнджер началась истерика. В том, что причиной этого срыва стал Малфой, не было сомнений, но вот, что именно сказала Нарцисса Гермионе, было непонятно. Что-то заставило ее сорваться и довести себя до такого состояния, до такой паники. Блейз знал, что Гермиона никогда не плакала, как бы сильно ее не ранили или как бы строго не отчитал Романо, но это не выводило ее на слезы. Последний раз она плакала в тот вечер, когда он дал ей Непреложный обет. — Она Забини, Драко, — поправил Блейз. — Думаю, она просто устала. Мы утром прибыли в Лондон, у Гермионы была встреча с Министром, а потом подготовка к приему. Она давно уже работает без выходных, вот и выгорела. «Я сгораю, Блейзи.» — Что-то случилось? — Малфой сел в кресло. — Что ты имеешь в виду? — Ты семь лет не появлялся в Лондоне, — начал объяснять блондин. — И твоя жена тоже, хотя занимает высокий пост в Министерстве. А тут личная встреча с Бруствером. — Я ее дел не касаюсь, — Блейз занял место напротив друга. — Зато вижу, что ты следишь за политикой. — Как она, Блейз? — Мирелла встряла в их разговор. — Мы с Цисси очень переживаем за Гермиону. — С ней все хорошо, мам. Думаю, что леди Малфой может со спокойным сердцем возвращаться домой, — мулат взглянул на бледную Нарциссу. — Гермиона проснется через несколько часов. — Сынок, если ты не против, я побуду несколько часов с Цисси, — Мирелла взяла подругу под руку. — Она очень испугалась, а в поместье ее ждет не менее напуганная Астория. Ты ведь присмотришь за Гермионой? — Конечно, мам. Все будет хорошо. Неестественная бледность кожи леди Малфой говорила сама за себя, она была в ужасе. Блейз предполагал, что она чувствует вину за случившееся, осуждает себя за разговор с Гермионой. Мирелла тихо аппарировала с ней в Малфой-Мэнор, оставляя его и Драко одних в поместье. Малфой и Забини не общались со дня выпускного со школы. По правде говоря, их отношения испоганились еще тогда, когда Блейз поставил друга в известность о предстоящей свадьбе с Грейнджер. Они пересекались несколько раз, но это были случайные встречи, которые не несли в себе никакой смысловой нагрузки. Отчасти, Блейз прекратил эту дружбу ради Гермионы, чтобы оградить от всего, что могло напоминать о прошлом, а потом эта дружба просто осталась школьным воспоминанием. А сейчас они сидят в гостиной поместья его матери, на втором этаже без сознания лежит Гермиона, и Блейз не знал, о чем говорить с некогда ближайшим другом. — Она изменилась, — прервал тишину Малфой. — Я ее даже не сразу узнал. — Мы все изменились. — Для нее это норма? Такие припадки? — Нет, — Блейз отрицательно замотал головой. — Вообще не норма. — Я помню, что в школе, в последние месяцы, она стала настоящей сорвиголовой. — Это первая истерика за последние семь лет. Это в принципе первое яркое проявление эмоций в ее исполнении за все эти года. — Что ты имеешь в виду? Блейз смотрел на Малфоя и видел перед собой абсолютно несчастного мужчину. Его глаза были пустыми, а голос наполнялся какими-то оттенками только сейчас, когда он говорил о ней. «Что же он испытывает? Что чувствует? Что думает?» — Ты оставил Асторию, — перевел тему Блейз. — Тебе стоит сейчас быть рядом с женой и матерью. — Ты прав, я пойду. Серые глаза потускнели еще больше, а голос вновь вернул себе отстранённость и ледяную мерзлоту. Забини не сдвинулся с места, когда Малфой встал и прошел мимо него. — Пришли мне сову, как она проснется. С этими словами он аппарировал и оставил Блейза в полном одиночестве и смятении. Этот вечер стал тяжелым для всех, без исключения, кто имел хотя бы малейшее отношение к этой истории. Гермиона и Драко выглядели беспощадно раздавленными и убитыми. Только если Малфой сам не понимал причины своего состояния, Гермионе стоило пережить последствия этой встречи, зализать все свои раны, запереть в себе все свои переживания. Астория видела, как муж бросился к другой женщине и с гордостью, но ужасным отчаянием, отправилась домой. Нарцисса, разговор с которой довел Гермиону к нынешнему состоянию, терзала себя чувством вины и осуждения. А Мирелла просто переживала за всех этих людей, которые не были ей чужими. Час за часом время близилось к рассвету, Блейз сидел у постели своей жены и ждал, пока она проснется. Внезапно в комнате появилось светящееся существо в образе ласки — патронус Министра Романо. Забини уже видел его ранее, когда Бернардо Романо срочно вызывал Гермиону к себе. — Мистер Забини, — ласка заговорила голосом Министра. — Мне очень жаль, что ваша жена находится в таком состоянии, но лучше ей об этом узнать от вас и сразу, как только она очнется. Том и Хизер Грейнджеры были убиты несколькими часами ранее в собственном доме. Полагаю, что миссис Забини сама все поймет. Патронус растворился в темноте спальни, а из оцепенения Блейза вырвал истошный крик Гермионы.14
15 июля 2021 г. в 09:11
— Дорогие друзья, — голос Миреллы оглушал Гермиону. — Позвольте представить вам мою драгоценную невестку, девушку, которая осчастливила моего сына и вот уже долгих семь лет является частью нашей семьи. Девушку, которая сегодня торжественно откроет этот вечер — Гермиона Джин Забини.
Гермиона появилась перед публикой с каменным и холодным выражением лица, хотя внутри бушевала настоящая непогода и срывала все ментальные стены, гнула стойкую линию защиты и ломала нутро. Ноги были ватными, а туфли казались неестественно тяжелыми и малыми, каждый шаг был необычайно болезненным.
— Добрый вечер, — голос до неузнаваемости был чужим. — Я рада всех вас приветствовать в этот вечер. Добро пожаловать на «Благотворительный Аукцион» дома Забини.
Толпа присутствующих взорвалась в одобрительных аплодисментах и подбадривающих комментариях. Глаза Блейза излучали тепло и поддержку, но вмиг растворились, потому что Гермиона заметила платиновую макушку среди гостей, и ком подкатил к горлу. Он стоял и придерживал Асторию под руку.
Серые глаза изучающее смотрели на нее и заставляли Гермиону нервничать и вспоминать, каково это — что-то испытывать. Она постаралась быстро отвести от него взгляд, сделать вид, что и вовсе его не заметила, что это никаким образом её не трогает. А должно ли?
Это у нее на шее висят его воспоминания о ней и их счастливых днях, это она помнит всю нежность и трепет их отношений, только в ее голове под слоем пыли и слез хранятся те моменты, когда она по-настоящему была живой. Гермиона так рвалась спасти его от себя самой, что не заметила, как собственноручно выкопала под собой яму. Все эти года она отрицала очевидные вещи, пыталась убедить себя в том, что это только малозначимое прошлое, которое можно сместить на задний план и растворить настоящим.
Она превратила себя в безжалостную машину для убийств, которую даже не могли вывести хоть на малейшее проявления сожаления и сострадания померкший отблеск глаз жертвы, а сейчас она сама чувствовала себя этой жертвой. Ее загнали в угол и безостановочно пытали эти серые глаза, бледная аристократичная кожа и безупречный черный костюм. Кольцо на руке Астории играло в свете свечей и слепило, с каждой секундой сердце сжималось, а легкие отказывались работать. Спертый воздух из боли, отчаяния и накативших воспоминаний одурманивал и отключал от реальности.
Рука Блейза, которая с будничной нежностью легла ей на спину, немного отрезвила Гермиону. Она даже не успела понять, сколько длился ее транс и когда Забини успел подняться к ней на сцену.
— Пусть этот вечер никого не оставит равнодушным, — произнес Забини. — Надеюсь, что вы будете им очарованы так же сильно, как я очарован своей супругой на протяжении долгих лет брака.
Он притянул к себе Гермиону и увел со сцены. Она была бескрайне благодарна ему за то, что он взял все в свои руки. Блейз слишком хорошо знал ее, знал, когда она нуждается в спасении. Крепче ухватив под руку, чтобы не дать свалиться с ног, он провел ее в гущу толпы. Многие волшебники и ведьмы приветливо улыбались, кто-то пытался завести разговор и зацепить Гермиону хотя бы несколькими словами, но та в ответ лишь улыбалась и увиливала от диалога.
Аукцион был окончен и вечер принял более неформальную обстановку. Спокойная музыка наполнила зал, увлекая гостей в танцы. Гермиона подарила несколько танцев своему супругу и еще парочку старинным друзьям семейства Забини. Огромное удивление настигло бывшую гриффиндорку, когда через несколько столов от себя она заметила чету Поттеров.
Гарри и Джинни обменивались своими впечатлениями от вечера с каким-то мужчиной, которого Гермиона не знала. Что-то екнуло в сердце точно с такими же горестными ощущениями, как и в тот момент, когда она заметила Малфоя в толпе. Никого из бывших друзей Гермиона не пригласила на свою свадьбу, а уж тем более ни с кем из них не поддерживала связь.
— Поттеры тоже тут? — тихо спросила Гермиона у Блейза.
— Да, — кивнул тот. — Не будем забывать, что моя мать устраивает подобные приемы в честь победы над Лордом, и как тут было обойтись без Поттера.
— В самом деле? — переспросила Гермиона. — Сколько лет прошло. Мне казалось, что уже хватит нахваливать Гарри за его блестяще умение обезоруживать врага.
— Ты невыносима, миссис Забини! — съязвил мулат. — Ты и сама приложила не много усилий для того, чтобы спасти магический мир…
— Конечно, — перебила Гермиона. — И ещё больше, чтобы убить некогда спасенных мною людей.
— Гермиона, прекрати. Давай выйдем на улицу, тебе стоит подышать свежим воздухом.
Она не стала противиться и послушно последовала за Блейзом. На улице уже давно была ночь, а, в отличии от теплой и солнечной Италии, ночи в Лондоне были темными и мрачными. Никакого ослепляющего лунного сияния и бескрайнего звездного неба, только порывы ветра и пробирающий до костей холод. Блейз накинул ей на плечи свой пиджак и просто молчал.
Он знал, как сильно она ценит уют от такой необходимой тишины, но сейчас она была невыносимо кричащей. Такой, как тогда, на Астрономической башне, с ним. Гермиона не смогла расслабиться даже на секунду в этот вечер, все было так неправильно и так безнадежно. Глупо было надеяться на то, что все станет на круги свои по возвращению во Флоренцию, не теперь.
— Простите, — знакомый женский голос раздался где-то из-за спины супругов. — Я не хотела вам помешать, но мне очень хотелось бы поговорить с миссис Забини, если она не возражает.
Изящная женская фигура показалась из темноты, а платиновый отблеск ее совершенной прически только доказал, что Гермиона сразу же узнала этот голос. Нарцисса Малфой стояла перед ней в своем черном платье и с бокалом вина в руках. Блейз посмотрел с немым вопросом в глазах на свою жену и тут же оставил женщин наедине.
— Добрый вечер, миссис Малфой, — практически бесцветно поприветствовала она гостью. — Прекрасно выглядите.
— Благодарю, Гермиона, — Нарцисса подошла к ней ближе. — Я надеюсь, что не помешала. Мне хотелось подойти к вам раньше, но вокруг было такое огромное количество людей, что я не решилась.
— Миссис Малфой, вам не стоит извиняться, все хорошо.
— Мы столько лет с вами не виделись, Гермиона, и мне очень хотелось бы пообщаться с вами в более неформальной обстановке, если не возражаете.
— Да, это правда. В последний раз мы с вами виделись на моем последнем курсе, в Малфой-Мэноре, — Гермиона сделала паузу. — Кажется, еще в тот вечер вы усомнились, что когда-то Астория Гринграсс станет супругой вашего сына.
Слова сами вырвались, и, кажется, прозвучали с какой-то обидой в голосе. Гермиона помнила, как Нарцисса была к ней благосклонна и помнила то самое письмо, в котором леди Малфой радовалась за нее и Драко.
Теперь это все уже не казалось таким далеким, как вчера, теперь это было слишком близко, вот прям где-то на поверхности, будто бы этих семи лет попросту не существовало. Точно так же, как и многолетних попыток Гермионы отпустить прошлое, жить настоящим. Но как она могла винить кого-то, если сама так и не решилась выбросить этот чертов кулон, носила его, не снимая, ежедневно.
— Простите, — вновь заговорила Гермиона. — Я не права, мне не стоило этого говорить. Извините, если я испортила вам вечер, миссис Малфой. Я искренне хотела бы встретиться, но завтра мне уже нужно возвращаться в Италию, работа не ждет.
Гермиона сорвалась с места, не дожидаясь ответа собеседницы. Это было очень грубо и никоим образом не соответствовало хорошему тону, но она боялась услышать что-то, что разбило бы ее окончательно. Руки инстинктивно потянулись к кулону и сжали крепче, а на глаза уже навернулись слезы.
Она сама себя ругала за этот вечер, что позволила себе быть настолько слабой и уязвимой, позволила каким-то гребаным воспоминаниям разрушить сталь в голове и растопить многовековой ледник в сердце.
— Мисс Грейнджер, — окликнула Нарцисса. — Я до сих пор уверена в своих словах и в своем письме.
Женщины — самая большая драгоценность для мужчин семьи Малфоев.
— То, что Астория носит на пальце обручально кольцо, не делает ее леди Малфой, — продолжила Нарцисса. — Она владеет кольцом, но не его сердцем, а это говорит о многом. Я бы сказала, что обо всем.
«Зачем? Зачем ты мне сейчас говоришь это все? Зачем ты делаешь мне больно? Умолкни, я прошу тебя!»
— Я слишком хорошо знаю своего сына, мисс Грейнджер, — но она продолжала. — Он все эти года называет Асторию вашим именем по ночам, Гермиона. Я не знаю, что между вами произошло, но знаю, что из моей теплицы на протяжении недели, семь лет назад, пропадали белые розы, которые оказывались в вазе у вашей постели, в больничном крыле. Знаю, что точно такие же розы украшали ваш алтарь на свадьбе и были вплетены в свадебный букет, а теперь в пригороде Флоренции есть целая теплица с этими цветами. Знаю, что мой сын все время подсознательно выбирает карамель для десертов, хотя никогда ее не любил, ведь это вы любите карамель. Не так ли? — Нарцисса продолжала говорить, а Гермиона плакать. — Прошу вас, Гермиона, поговорите со мной. Я лишь хочу, чтобы мой сын начал свободно дышать, чтобы начал жить.
«Вы хотите, чтобы ваш сын начал дышать? Но какой ценой? Ценой моей жизни? Зачем, Нарцисса? Я прошу вас, не делайте этого, не добивайте меня. Отпустите меня!»
— Он любил, любит, и всегда будет любить только одну женщину — вас, мисс Грейнджер. Чтобы Драко сам не говорил, как сильно не отрицал, но материнское сердце не обманешь.
Бах. Контрольный удар, прямо в сердце. Плач Гермионы сорвался на отчаянные крики, а сама она рухнула на колени, упираясь ладонями в гравий. Нежная кожа рук тут же окрасилась алыми красками, а соленые капельки из глаз усеивали платье. Бессилие и невыносимая боль накрывала ее волнами, парализовала тело, распаляла давно забытые чувства.
Все смешалось воедино: ненависть и любовь, страсть и равнодушие. Кольцо Морганы горело на пальце, оставляя ожог и глубокую рану. Кулон, который до этого невесомо болтался на шее, теперь стал свинцовым и тянул Гермиону к земле, а она и не сопротивлялась. Ком, подступавший весь вечер к горлу, вырвался и опустошил желудок девушки, выворачивая все нутро. Все выпитое вино смешалось с ее собственной кровью и желчью.
Испуганная Нарцисса кинулась к ней, но Гермиона оттолкнула от себя женщину и прорычала что-то невнятное. Меньше всего на свете она хотела, чтобы кто-то посторонний видел ее в подобном состоянии. Единственным, кому позволялось видеть Гермиона в таком виде — был Блейз. Он отхаживал ее каждый раз, когда та возвращалась со своих заданий. Израненной, уничтоженной, обезображенной — только он мог к ней прикасаться, видеть ее и проявлять сожаление.
— Мерлин, Гермиона! — Нарцисса снова попытался ей помочь. — Позвольте, я помогу.
— Уйдите! Вы сделали уже достаточно! — шипела девушка.
«Откажись от этой любви, если не хочешь в ней сгореть.»
Горю, сгораю или уже сгорела. И это чертовски больно. Надеюсь, что ты горишь так же, Драко Малфой.
— Помогите, помогите кто-то! — не унималась миссис Малфой.
Тело Гермионы обмякло, а сознание было на грани. Тяжелые веки медленно опускались и последнее, что она услышала — это знакомый и такой родной бархатистый голос, который сопровождал ее все эти года в голове и ни разу не звучал в реальности.
— Грейнджер! — руки Малфоя потянулись к ее лицу, вытирая с него кровь. — Все будет хорошо, Грейнджер.
«Все будет хорошо, Грейнджер! Просто верь мне!
— Я верю тебе, Драко!»