Шанс на ошибку

      — Святой Мерлин, этого быть не может! — Пэнси сидела напротив Блейза. — Романо совсем обезумел? Этот старый дурак совсем больной! Блять, у меня просто нет слов! Какого хрена он наделал? Он разве не понимает, что она теперь откажется работать на него? Что теперь следующей ее целью в списке станет он сам?       — Он все прекрасно понимает, Пэнс, — Забини говорил тише, чем подруга. — Он показал ей, на что способен, если она посмеет еще раз ослушаться.       — На что способен? — Паркинсон подорвалась с места. — Этот ублюдок убил ее родителей, а потом прислал патронус, в котором рассказал об этом. На что же он еще способен?       — Романо работает с Гермионой не один день и даже не один год. Он знает, что у нее есть еще, как минимум, два человека, за которых она в силах переживать. Министр дал четко понять, что если Гермиона посмеет нарушить его планы, то следующими станем мы с тобой, Пэнс.       Чашка чая с грохотом полетела на пол, а Паркинсон зашагала вдоль гостиной, высказываясь себе под нос. Несмотря на внешнее спокойствие, внутри Блейза все горело. Прошел месяц с момента их визита в Лондон и каждый день этого месяца чувствовался как на ножах. Гермиона поговорила с ним лишь однажды, рассказав всю ту правду, которую скрывала много лет.       Оказалось, что однажды она пыталась уйти от Романо, когда новой жертвой в ее списке стала семья маглов, которые каким-то образом мешали Министру. Именно тогда Бернардо ухватил Гермиону за горло угрозами в адрес родителей. Все эти года они оставались живы только благодаря ее безупречной работе, каждое новое убийство ставало гарантом их безопасности.       Очередным приказом Романо стало убийство Кингсли Бруствера. Министр Великобритании стал с большим подозрением смотреть на своего итальянского коллегу, и это заставило второго нервничать. Он долго не думал и решил расправиться с ним руками Гермионы. Только вот Героиня Войны не смогла направить палочку на того, кто когда-то сражался с ней спиной к спине, кто защищал ее и поддерживал.       Одним делом было убийство незнакомых людей, глаза которых мучали в кошмарах, и совсем другое — убийство друга, хоть и давнего. Она постаралась уладить назревающий конфликт словесно, ее факты и аргументы убедительно подействовали на Кингсли, но Романо не потерпел такой самодеятельности. И в ту же ночь отправил своих головорезов в дом Грейнджеров.       — Еще один подобный инцидент, синьора Забини, и следующими станут ваш муж и ваша подруга — Пэнси Паркинсон. Прошу впредь быть учтивее со мной! — процитировала Гермиона Романо и закончила на этом свой рассказ.       С того дня Гермиона больше не разговаривала с Блейзом и практически не показывалась на глаза. Она запретила домовым эльфам заходить к ней в комнату, как и самому Забини. Днем из ее спальни доносились горькие крики и плач, а по ночам она пропадала на очередных заданиях Министра.       Гермиона снова пристрастилась к сигаретам и вину, пропуская мимо себя все приемы пищи. Внешне она снова стала напоминать ту Гермиону, которая была в Хогвартсе, но это было ужасным зрелищем. Блейз снова видел тот живой труп, который увидал когда-то в больничном крыле школы.       Исхудавшая, с темными кругами под глазами и впадинами на скулах, затуманенный взгляд и мешковатая одежда. Она отменила все запланированные мероприятия и не явилась на открытие нового пансионата для юных волшебников. Единственное взаимодействие между ними, после откровенного разговора, случилось тогда, когда Забини нашел в своем кабинете ее кулон и небольшую записку.       «У меня осталось мало времени, сохрани его. Ты мне обещал. И пообещай еще одно, что с тобой все будет хорошо. Всегда. Твоя Г.З.»       Он пытался выловить её после той записки, но она мастерски избегала его, появляясь дома только тогда, когда Блейз спал или вовсе отсутствовал дома.       — Нам нужно с ней поговорить, Блейз! — Пэнси продолжала нарезать круги по гостиной. — Когда она оставила эту записку?       — Четыре дня назад, ночью, — Забини посмотрел на Паркинсон. — Ты считаешь, что я не пытался ее поймать и поговорить? Я не знаю, что это все означает, не знаю, что она имела в виду, но ничего хорошо, это точно.       — Она ведь не может с собой что-то сделать, она не поступила бы с тобой так. Гермиона всегда винила себя за то, что ты дал Непреложный обет, поэтому мы не можем знать наверняка, что она задумала.       — Я уже не уверен, что этот Непреложный обет действует…       — В смысле? Ты о чем? — Пэнси подошла ближе к нему. — Как это «я не уверен, что Непреложный обет действует»?       — Понимаешь, я всегда чувствовал, когда ей было больно, — он начал объяснять. — Когда она возвращалась домой вся в ранах и без сил, я это чувствовал. Моя клятва несла в себе смысл, что я уберегу ее от всего, что не позволю кому-то причинять ей боль и поэтому всегда чувствовал воздействия обета, когда клятва нарушалась и она испытала боль. А последние пару недель я этого не чувствую, абсолютно ничего. Сначала я думал, что у нее просто нет заданий, что она не ранена, но Сара мне сказала, что видела «синьору Забини в крови посреди гостиной». Мне кажется, что она каким-то образом расторгла Непреложный обет.       — Но его расторгнуть невозможно, — запротестовала Пэнси. — Если только одна из сторон не выполнит свои обязательства, но это не ваш случай. Ты ведь поклялся ее оберегать до конца жизни.       — Да, ты права. Но мы говорим о Гермионе, которая отдала душу за обращение заклятия, когда все вокруг говорили, что это невозможно. Кто знает, что она сотворила в этот раз…       — Душа! — вскрикнула Паркинсон. — Ты ведь давал ей клятву, когда у нее не было души, так ведь?       — Так, это было после спасения ее родителей. К чему ты клонишь?       — Что, если после смерти родителей она вернула себе душу? И это расторгло обет, человек с душой и без — это два разных человека.       — Это имеет смысл. Но как ей удалось вернуть душу? Пэнси, душа просто так валяться на земле не будет. Мерлин, нет!       — Что такое, Блейз?       — Если она вернула душу, то тогда все стает на свои места, — он подпрыгнул со своего места и взялся за голову. — Блять, этого быть не может!       — Объясни мне!       — Пэнси, что происходит с душой человека, когда ему приходиться убивать? Когда он все время использует Непростительные? — голос Забини наполнялся паникой. — Вот, что она имела в виду, когда говорила, что ей недолго осталось. Ее душа раскалывается и трещит по швам. У нее не так много вариантов…       — Или она сойдет с ума, — заикнулась Пэнси. — Или попросту умрет.       В гостиной повисла тишина. Каждый из них прокручивал в голове свои догадки, которые не были утешительными. Блейз крепче сжимал в руках кулон супруги, в котором перебивались те воспоминания, которые приносили боль все эти года.       Он не понимал, зачем она просила сохранить их, зачем вообще хранила их все это время. Иногда казалось, что Гермиона считала этот кулон своей самой большой драгоценностью, которая даже не вставала в сравнения с теми бриллиантами, подаренными Блейзом.       «И будь рядом с ним, постарайся ему помочь поверить в то, что я не больше, чем просто грязнокровка, с которой он учился в школе. Он должен быть счастлив.»       Гермиона, почему ты всегда думала о благополучии других? Почему переживала о том, чтобы были счастливы все вокруг, но не ты сама? Почему ты решила, что не заслуживаешь этого счастья? Почему решила, что он будет счастливее от того, что забудет тебя? Ты спросила его об этом?       Внутри Блейза бились две противоположные стороны. Одна кричала о том, что он не имеет права выдавать ее секреты, распоряжаться ее тайнами таким образом, а вторая нашептывала, что он поклялся сделать все, чтобы спасти ее. А спасение Гермионы носило имя — Драко Люциус Малфой. Только Малфой сможет ей помочь, сможет по-настоящему ее спасти, потому что если Блейз был хранителем ее жизни, то Драко был хранителем ее сердца и души.       — Будь тут Пэнс, жди Гермиону.        — А ты куда?       — Я поклялся ее спасти, я обязан. Она спасала меня все эти года, даже не подозревая об этом.       Блейз зажал в кулаке кулон Гермионы и с громким щелчком аппарировал в Малфой-Мэнор, который был открыт для него. Угрюмое и величественное поместье развернулось перед ним, которое он не навещал уже так много лет. При входе его встретила маленькая эльфийка Миппи, которая служила семье Малфоем уже очень много лет.       — Мистер Забини! — тонкий голосок эльфийки поприветствовал гостя. — Чем я могу помочь?       — Миппи, проводи меня к мистеру Малфою. Это срочно.       Эльфийка не стала перечить гостю и молча повела его вдоль пустующего дома. Уже у библиотеки Блейз заметил Асторию, которая появилась на коридоре.       — Блейз? — удивленно обратилась к нему Астория. — Что ты здесь делаешь?       — И я рад тебя видеть, Астория, — он театрально поклонился бывшей однокурснице. — Я с дружеским визитом к Драко.       — Нет! — она тут же начала метать молнии глазами на Блейза. — Пошел вон!       — Я думал, что поместье Малфоев всегда открыто для меня, Астория.       — Проваливай, чертов Блейз Забини! Пошел вон! Я не желаю тебя видеть в своем доме!       — А я и не к Вам прибыл, миссис Малфой!       — Мне плевать! — голос Астории наполнялся отчаянием. — У нас все было хорошо, пока ты не появился со своей Грейнджер! Ты приволок ее в Лондон, ты разрушил все!       Голос Астории перерастал в истерический крик, а аккуратная причёска начала распадаться от того, что она мотала головой в разные стороны. Ее пальцы нервно теребили подол платья, в глазах плескался ненавистный огонек.       — Ты — предатель крови, Забини! — продолжала Астория. — Ты женился на этой жалкой грязнокровке, ты выставил себя посмешищем среди аристократов. Ты опорочил свою фамилию. Твоя грязная сука Грейнджер обесчестила всех волшебников, она маггловское отродье!       Он смотрел на обезумевшую Асторию и искренне было ее жаль. Она страдала не меньше Гермионы, испытывала такую же боль. В то время, как Гермиона упивалась агонией из-за того, что не может быть с любимым человеков, Астория была замужем за тем, кто ровным счетом ничего к ней не испытывал.       Она дарила свою любовь человеку, который каждую ночь видел в своих снах другую, тому, кто повсюду искал другие глаза и руки. Но кроме жалости он больше ничего не почувствовал, разве что, отвращение из-за того, как она отзывалась о Гермионе. Блейз больше не тонул в ее глазах, не растворялся возле нее, не таял при виде утончённого тела, не было абсолютно ничего.       — Миппи, думаю, что твоей хозяйке нужна помощь, — подозвал он эльфийку. — Где я могу найти мистера Малфоя?       — Бонни вас проводит, мистер, — второй домовой появился возле Миппи, которая уже порхала возле плачущей Астории. — Мистер Малфой с южном крыле.       Через несколько минут Бонни привел Блейза к огромной дубовой двери, вежливо поклонился и исчез. Он постучал в дверь, а во второй руку крепче сжал кулон Гермионы.       — Да! — послышался голос Малфоя.       Блейз открыл дверь и прошёл кабинет. Когда-то это был кабинет Люциуса, и в нем ничего не изменилось с тех пор, как Забини тут бывал, разве что, в кресле теперь сидел Малфой-младший.       — Блейз? — Драко откинулся на спинку кресла.       — У вас этот удивленный тон семейное с Асторией? — фыркнул мулат и сел за стол. — У меня серьезный разговор к тебе.       — Хочешь мне рассказать, почему не прислал сову? Мне казалось, что ничего сверхъестественного я у тебя не попросил, Блейз.       — Неужели тебя правда так интересовало ее состояние? — Блейз решил понять, что творится в голове Малфоя, прежде чем отдавать ему кулон. — Я думал, что Гермиона никогда тебя не интересовала.       В яблочко. Малфой засуетился, что было так непривычно, но не ново. Забини видел суету в глазах друга только тогда, когда дело доходило к ней. Он помнил, как Драко рассказывал ему о своих чувствах к Гермионе, когда они сидели в больничном крыле. Прошло столько лет, у него не было всех этих воспоминаний, но неужели эти чувства ни на каплю не остыли?       — Моя мать за нее очень переживала и почему-то винила себя в произошедшем, — ответил Драко, пытаясь сохранить ровный тон. — С ней все в порядке?       — Да. С ней все хорошо.       — У тебя очень странный парфюм, Блейз, — произнес Драко, поморщив нос. — Не типичный выбор для мужчины. Это… карамель?       «Для меня она пахла карамелью. А еще карамелью пахла Грейнджер.»       О нет, друг, это не парфюм. Это капля Амортенции на моих манжетах. И для тебя она пахнет карамелью. А для меня?       — Нет, я не пользуюсь парфюмом, — он отрицательно закачал головой. — Но думаю, что ты сам скоро все поймешь.       — Ты о чем?       — Это принадлежало Гермионе, — Забини опустил на стол перед Малфоем золотой кулон. — Она хранила их все эти семь лет. Думаю, что омут памяти у тебя найдется, Малфой.       — Принадлежало? — он сорвался с места. — Ты же сказал, что с ней все хорошо. Что с ней, Забини?       — Мой дом открыт для тебя. Мы поговорим, как только ты будешь готов и посмотришь эти воспоминания.       Забини не дожидался ответа Драко, лишь быстро покинул кабинет. Уже в гостиной он увидел Нарциссу, которая ждала его, в этом не было сомнения.       — Блейз, Миппи мне сказала, что ты прибыл со срочным визитом к Драко, — она говорила с несвойственной дрожью в голосе. — Что случилось?       — Миссис Малфой, я думаю, что Драко нужна будет ваша помощь…       — Она жива? — перебила его леди Малфой.       — Да, — он замялся. — Я не знаю, не могу быть уверенным…       — Я знаю, что произошло с ее родителями. Блейз, что происходит?       — Миссис Малфой, вам, правда, лучше сейчас быть возле Драко.       Она непонимающе посмотрела на него, но тут же направилась в южное крыло поместья, к своему сыну.       Я надеюсь, что все сделал правильно. Гермиона, ради Мерлина, надеюсь, что с тобой все в порядке.       Он принюхался к своему манжету, но ничего не почувствовал, никакого насыщенного запаха.       Только еле уловимые нотки карамели.       Которые он отказывался распознавать.

***

      Он покрутил кулон в руках. Маленький золотой кулон, в котором болталась светящаяся жидкость. Это были не просто воспоминания, это были извлеченные воспоминания, которые может посмотреть только тот человек, которому они принадлежали. Обычно такие извлекают из головы, когда хотят что-то забыть, но лишь точечно. Как и любые заклятие Забвения, эта магия очень сложная, но используется гораздо реже, чем тот же Обливиэйт.       Но какие воспоминания из головы Драко могла хранить Грейнджер? Или он ошибся и это вовсе не та магия, и в кулоне хранятся какие-то воспоминания гриффиндорки. Но что такого хранила подружка Поттера на протяжении стольких лет? Стоит ли ему тратить на это свое время?       А если это мои воспоминания, то как такое возможно? Я не мог доверить Грейнджер что-то столь личное. Или она сама их взяла, но как? «Да ты полна сюрпризов. Сначала битая посуда и летающий Уизел, а теперь оказывается, что ты легилимент. Кто бы мог подумать?»       Внезапно всплывшая фраза в голове причинила ему адскую боль. Перед глазами появилась Грейнджер в своей гриффиндорской форме, напористый взгляд и вздернутый нос, пышные кудри и обволакивающий запах карамели.       Я не помню этого. Я не мог знать, что она легилимент. Или мог? Что? Грейнджер — легилимент?       В дверях появилась Нарцисса с перепуганным лицом.       — Мама? — он подбежал к Нарциссе и усадил на диван. — Что такое?       — Это ты мне объясни, Драко, — на лице миссис Малфой проступили слезы. — Что происходит? Почему приходил Блейз? Что с Асторией, почему Миппи еле успокоила ее?       — Он оставил мне это, — Драко показал матери зажатый в руке кулон. — Сказал, что это принадлежало Грейнджер, и что она хранила его все эти годы.       — Воспоминания?       — Да, только я, вот, теряюсь в природе их происхождения. Сначала мне показалось, что это те воспоминания, которые может посмотреть их истинный владелец. Но я бы в жизни не отдал Грейнджер свои воспоминания, а сама она их взять вряд ли могла.       — Сынок, что ты помнишь о Святочном балу на последнем курсе? — внезапно спросила Нарцисса.       — Святочный бал? Это тут причем, мам?       — Что ты помнишь? — не унималась Нарцисса.       — Мало что, я тогда очень сильно напился, — он замялся. — Огневиски был слишком хорошим.       — С кем ты был на балу?       — Пэнси Паркинсон. Правда, я очень смутно это помню. Я рано начал пить.       — Какое платье было на Пэнси?       — Мама, я не понимаю, — Драко встал с дивана. — Сначала ты вваливаешься в слезах и просишь объяснить, что произошло. А теперь ты решила, что сейчас самое подходящее время поговорить о каком-то балу, который был больше семи лет назад. Ты вообще себя странно ведешь последний месяц. Вы с Асторией как с ума сошли после того приема миссис Забини. Одна истерит с поводом и без, а ты без умолку говоришь о Грейнджер, вечно пытаешься со мной поговорить о последнем годе в Хогвартсе и вот сейчас.       — Какое платье было у мисс Паркинсон в тот вечер, Драко?       — Я не помню, черное или синее, — фыркнул Драко. — Повторюсь, мама, я слишком много выпил в тот вечер.       — У нее было темно-зеленое платье, с отделкой из бриллиантов. Были серебристые лодочки, точно с такими же камнями. А в ушах были серьги леди Кейтлан Малфой.       — Быть не может этого, — Драко театрально закатил глаза. — Чтобы Пэнс носила серьги прабабушки Кейтлан. Ты, верно, шутишь?       — Да, — уже спокойно ответила Нарцисса. — Этого быть не может, потому что серьги носила мисс Грейнджер.       — Что, прости? Повтори, что ты сейчас сказала!       — Серьги были моим Рождественским подарком для мисс Грейнджер после того, как наш семейный портной поставил меня в известность, что ты оставил ему заказ на пошив платья, — миссис Малфой подошла к сыну. — И это платье было сшито для мисс Грейнджер. Она была твоей спутницей на балу, а не мисс Паркинсон.       — Но почему я этого не помню?       — Сейчас, одну минуту.       Нарцисса подошла к нижнему шкафу и достала оттуда небольшой том какой-то старинной книги. Она пролистала несколько страниц, достала несколько свернутых пергаментов и протянула их сыну.       — Это ее ответы на все мои письма, — объяснила Нарцисса. — Тут есть письмо, в котором она благодарит меня за такой дорогой подарок и возвращает его мне, так как не может принять. Есть письмо, где она отрицает ваши с ней отношения и говорит о том, что вы были просто учениками одной школы. Это письмо она написала мне сразу после Святочного бала.       Мисс Грейнджер просила меня не упоминать о ней при тебе, дабы не расстроить, но когда ты приехал на каникулы, я заметила, что ты и вовсе о ней не вспоминаешь, словно ее не существовало. Поначалу я думала, что вы просто поругались, но время шло, ты увлекся Асторией, и я поняла, что тут явно что-то другое. А теперь я начинаю понимать, что произошло или не совсем…       — Не совсем? — взорвался Драко. — Постарайся мне объяснить, мама! А то я вообще ничего не понимаю! Оказывается, что все вокруг знали что-то, но даже не удосужились мне рассказать. Мерлин, моя мать скрывала от меня письма грязнокровки, в которую я был влюблен или с которой спал!       Внутри него росло неописуемое чувство ярости и злости, он злился на всех вокруг, но больше всего на Грейнджер. Если это все правда, то какое она имела право так поступать? Кто дал ей такую возможность, как подчищать ему память? Голова начинала раскалываться, а в голове заметались какие-то странные обрывки фраз, которые хранились где-то слишком глубоко.       Я читаю твои мысли, Грейнджер.       Ты такая красивая, Гермиона.       Ты чертовски красивая!       Не лги мне, Гермиона!       Я тоже тебя люблю, Грейнджер!       «Хоть на минуту увидать вас, долго, долго посмотреть вам в глаза, обнять ваши колени и поцеловать край вашего платья.       Д.М.»             «Раздели со мной вечность, Гермиона Грейнджер.»       Каждая новая реплика заполняла те мелькающие пробелы в голове, заставляла задыхаться и падать от накатившего бессилия.       — Скорее всего, у нее что-то произошло, — тихо шептала Нарцисса и помогла сыну подняться. — И она просто решила стереть те воспоминания, которые хранили ее в твоей голове. Тебе нужно их посмотреть, Драко.       — Открой омут! — прорычал Драко и попытался удержаться на ватных ногах.       Огромный комод у стены тут же раздвинулся под воздействием палочки Нарциссы, и омут повис посреди кабинета Люциуса. Драко откупорил флакончик и вылил содержимое в омут.       — Я буду рядом, сынок, — мать обняла сына. — Это нужно сделать. Что-то произошло, Блейз не отдал бы тебе эти воспоминания просто так.       «Мисс Грейнджер немного растеряна после происшествия в Большом зале, я бы не хотел оставлять ее одну.»       Одурманивающий запах карамели.       «Береги себя, Гермиона!»       Ее улыбка.       «Тебе нужно поспать, ты выглядишь уставшей.»       Ее нежные руки.       «Я хочу, чтобы ты спал со мной!»       Ее сладкие губы.       «А с каких пор ты, Грейнджер, получаешь удовольствие от того, что пытаешь людей?»       Ее хрупкое податливое тело.       «Я чувствовал все то, что чувствовала ты, пока швыряла в Уизли заклятиями. И это было самое настоящее удовольствие, тебе нравилось проклинать его!»       Ее каштановые волосы.       «Ты моя, Гермиона, только моя…»       Ее бездонные карие глаза.       «Приди на бал в этом платье, этих туфлях и в этих серьгах. Большего я просить не смею. Сделаешь это для меня?»       Ее голос.       «Раздели со мной вечность, Гермиона Грейнджер.»       Астрономическая башня.       « — Драко, прости меня…»       Ее обжигающие слезы на его рубашке.       Он вынырнул из омута и упал совершенно без сил. Лицо Грейнджер маячило перед ним, а ее голос в голове оглушал. Воспоминания беспорядочно витали в сознании, пытаясь найти свое законное место. Вся библиотека Драко была перевернута с ног до головы, фолианты и пергаменты кружились в вихре, сбрасывая с полок фальшивые воспоминания.       Нарцисса гладила его по голове и что-то приговаривала, но он не мог разобрать слов, только глухое эхо голоса Грейнджер отскакивало от стен разума. Теперь все становилось на свои места, приобретало смысл. Сны с ее участием тут же перестали казаться лишёнными значения, а беспочвенное влечение не казалось абсурдным.       — Драко, — голос Нарциссы стал прорываться сквозь пелену старых воспоминаний. — Ты как, дорогой?       — Почему она так поступила? — он прокашлялся. — Зачем она это сделала? Мне нужно к Забини.       — Тебе нужно отдохнуть…       — Он знает, точно знает. И он мне расскажет, какого хрена произошло!       Драко резко поднялся на ноги и тут же аппарировал, оставляя Нарциссу в одиночестве на полу кабинета Люциуса. Сейчас он не думал о том, что с его матерью, что будет с Асторией, его ничего не интересовало, кроме ответов на ряд повисших в голове вопросов. Малфой не сомневался, что Блейз знает. Потому что, как оказалось, он сам когда-то подослал друга к Грейнджер, сам поспособствовал тому, что сейчас она его жена.       Блять, Грейнджер, нахрен ты это сделала? Кто дал тебе право выбирать, кого мне любить?       Но еще больше его интересовало, что такого могло произойти, что бы Забини решил вернуть ему этот кулон.       Что же ты наделала? Почему ты хранила этот кулон? Почему не выбросила? Зачем отдала его Забини? Жива ли ты? Где ты сейчас? Почему именно сейчас я должен был все это узнать? Знаешь ли ты о том, что я теперь все помню? Догадываешься ли, что я готов тебя убить? Но сначала я должен тебя обнять, Гермиона Грейнджер.       Он аппарировал в гостиную дома Забини, где тот его ждал, а рядом сидела Пэнси.       — Какого хрена, Забини? — он кинулся к мулату и ухватился за воротник его рубашки. — Что это за хуйня? Где она? Я хочу с ней поговорить. Я должен с ней поговорить!       — Я не знаю, где она…       — В смысле, блять, ты не знаешь, где она? — он начал трясти Забини. — Ты — ее муж, Салазар тебя побрал бы! Что с ней?       — Остынь, Малфой! — крикнула Паркинсон. — Махать кулаками будешь потом. Это не поможет ее найти.       — И я рад тебя видеть, Пэнс, — процедил Драко, но все же отпустил Забини. — С каких пор ты записалась в отряд подружек Грейнджер?       — С тех самых, как ты меня по ночам ее именем называл, — фыркнула брюнетка. — Мне вот интересно, Астория тоже удостоилась такой чести?       — Ты знала? Ты все знала? — Драко переключился теперь на нее. — Знала, что она лишила меня воспоминаний? Блять, ты знала!       — Знала! Не смей на меня орать, Малфой!       — Заткнитесь оба! — прервал их Забини. — Что за юношеский максимализм? Ваши выяснения отношений не помогут нам найти Гермиону…       — Блять, ты вообще завались, Забини! — Малфой был готов вот-вот взорваться. — Не ты жил семь лет в полном неведении и с фальшивыми воспоминаниями в своей коробке. Вы знали, что она за хрень со мной сделала, и даже не попытались исправить это. Вы были моими друзьями!       — От того, что мы были твоими друзьями, мы и не стали тебе ничего рассказывать, идиот! — Пэнси повышала градус этого конфликта. — Узнай ты обо всем этом, ты бы не понял ее, возненавидел бы…       — Если тебе полегчает от этого, Пэнс, — перебил Драко. — Я и сейчас не понимаю ее и ненавижу за то, что она сделала…       — У нее не было души, — снова прервал их Забини. — Малфой, она сделала это, потому что у нее не было души. Она не смогла бы тебе ничего дать, она перестала что-либо чувствовать. Она последние семь лет работала на Министерство Италии киллером, была бездушной машиной для убийств. Как думаешь, она хотела, чтобы ты знал ее такой?       — Что ты несешь, Блейз? — Драко отрицательно замотал головой и отошел в сторону. — Как это у нее не было души? Что за бред?       — Думаю, тебе следует выслушать нас.       Они присели за стол и Блейз начал всю историю с самого начала, с того момента, как Гермиона решилась на проведение ритуала по возвращению памяти родителям. Забини рассказал ему со слов Грейнджер о том, как она изучала темную магию, как рыжая ведьма тренировала ее, как готовила к той самой ночи.       Рассказал, как гриффиндорка перестала общаться со своими друзьями, как она топила горе в алкоголе, как перестала чувствовать что-то, кроме вездесущей боли. Драко узнал, что Блейз дал ей Непреложный обет, что все эти года оберегал, ограждал от бед и ядовитых воспоминаний о нем. Пэнси рассказала, как Гермиона мучилась от терзающего чувства вины перед Драко за то, что она так поступила. Рассказ друзей закончился похоронами ее родителей, угрозами Романо и догадками о том, что каким-то образом Грейнджер смогла вернуть себе душу и расторгнуть обет.       Все, что он чувствовал — он не мог описать. Смятение, жалость, опустошенность, ненависть, ярость и злость. Диапазон его эмоций и чувств постиг новые границы, смешивая всевозможные вкусы.       — Где она может быть? — спустя минуту молчания, спросил Драко. — Она же не могла провалиться сквозь землю. Ты можешь с точностью вспомнить, когда именно перестал чувствовать действие обета?       — Точно не скажу, — отозвался Забини. — Я уже пытался отследить, когда в последний раз ощущал, что с ней что-то не так, но все это усугубляется тем, что последний месяц мы не разговаривали и я не знаю, как часто она бывала на заданиях. Приблизительно, две недели. Тогда я в последний раз ощущал жжение внутри, что служило знаком о том, что с ней что-то не так. Но когда было ее следующее задание, я не знаю. И как много она успела убить за эти две недели, тоже непонятно.       — Суть даже не в убийстве, а в том, как часто она пользуется Непростительными, — рассуждал Малфой. — Что ты знаешь о том, как она расправляется с жертвами?       — Авада постоянна в ее арсенале. Она может долго пытать, но очень редко жертвы умирают в следствии пыток. Это почти всегда Авада.       — Это очень и очень хреново, — Драко взялся за голову. — Остается надеяться, что заданий у нее за эти две недели не было или было несколько штук. Что ты знаешь о Романо?       — Он уже больше десяти лет Министр Италии, очень своеобразный тип, — Блейз пожал плечами. — Прямолинейный и категоричный. Я и до Гермионы слышал, что у него есть свой отряд головорезов, которые тихо устраняют неугодных ведьм, волшебников и прочую мишуру.       Как же ты смогла, Грейнджер? Разве за это ты воевала со своим драгоценным Поттером? Таким ты видела новый мир?       — Я предлагаю хотя бы несколько часов отдохнуть, уже глубокая ночь, — предложила Пэнси. — Утро вечера мудренее.       — Пэнс права, Драко. Утром мы подумаем, что нам делать дальше.       Он согласно кивнул и друзья разбрелись по комнатам спать. Только вот сон к Драко так и не пришел. Эта ночь перечеркнула все семь лет его жизни, заставила обернуться назад и посмотреть на жалкую иллюзию жизни, которую он проживал с Асторией.       Все эти годы он читал европейские газеты, следил за чужой женой, тихо восхищался тем, какой она стала. Светская львица, любимица Министра и самый известный меценат Европы. В двадцать лет она уже возглавляла Департамент международного магического сотрудничества Италии, достигла таких высот, о которых ее сверстники даже не мечтали. Каждый номер «Спеллы» украшали модели в ее одежде или она сама, а оказалось, что это все было точно такой же фальшью, как и его воспоминания.       Это все было красивой оберткой той Грейнджер, которая она когда-то была. Новоизбранная миссис Забини была беспощадной и жестокой убийцей, наемным киллером, которая лишила жизни стольких людей. Но разве он мог ее осуждать за то, что так много лет она подчинялась приказам старого умалишенного идиота только ради того, чтобы сохранить жизнь своим близким. Драко не понаслышке знал, какого это — жертвовать собой ради семьи. Не был ли он такой же марионеткой в руках Волан-де-Морта, когда вступил в его ряды?       И в этом была вся Грейнджер, пожертвовать собой, но спасти всех вокруг. Точно так же она пожертвовала их счастьем, ведь даже не поговорила с ним, не дала возможности помочь. Семь лет он корил себя за то, что втайне от своей супруги хранит фотографии другой женщины, но, как выяснилось, — это было частью его украденной жизни.       Ну кто тебе сказал, Грейнджер, что я не приму тебя без души? С чего ты взяла, что не смогла бы дать мне желаемого? Ты была моим желанием, которое я загадывал каждый день. Ты была моей навязчивой идеей, моей луной и моим солнцем. Ты была моим миром, Гермиона Грейнджер. Ты — моя вечность.       Рассвет наполнил гостиную теплыми солнечными лучами, и только они смогли унести Драко в царство Морфея, хотя бы ненадолго. Ему ничего не снилось, видимо, усталость взяла вверх и освободила сознание на эти несколько часов.       — Нашла! — звонкий голос Пэнси раздался в гостиной и заставил Малфоя открыть глаза. — Вот!       Пэнс кинула «Пророк» на стол перед Драко и тут же рядом нарисовался Блейз.

«Покушение на главного Аврора Великобритании. Гарри Поттер успел дать свой первый комментарий»

«Гермиона Джин Забини открыто напала на Министра магии Великобритании — Кингсли Бруствера — и была задержана мракоборцами»

      Стоило им развернуть газету, как температура в доме тут же спала на несколько градусов, а гостиная наполнилась черной дымкой. Темно-пепельный образ шакала появился посреди комнаты и хищно оскалился.       — Хозяйка велела перенести вас в безопасное место, — прорычал шакал. — Возьметесь за руки. Я не хочу потом отчитываться перед ней за то, что вас расщепило. Ей вообще не стоило так рисковать и спасать ваши шкуры.