Искры, звезды, темнота

— Да вы круты, полиция. Фыркнув, мужчина в измятом и испачканном костюме поморщился и обернулся к Май. Она сидела за барной стойкой, рассеянно водя пальцем промеж осколков разбитых бокалов, мерцающими искорками рассыпанных по гладкой поверхности барной стойки, заинтересованно поглядывая на того, с кем бок о бок несколько минут назад громила вычурное казино «Золотой Дракон», отбиваясь от нежданных гостей в птичьих масках. Мужчина склонил голову набок, окинув её оценивающим взглядом. — Вы тоже неплохо справились. Не смахиваете как-то на дамочку из здешних кругов. И раскройте секрет, как же догадались? — Май Абамелик, — девушка ухмыльнулась, протянув ладонь для рукопожатия. — Вы правы, подобные развлечения — не моё, но порой приходится посещать места, которые не по вкусу. На второй вопрос она насмешливо хмыкнула: — Лицо. Знаете, у вас взгляд такой прямой и выискивающий, переводите его плавно, смотрите долго до неприличия, но смущения я не замечаю. А ещё делаете это всё по классической схеме: лицо-пояс-обувь. В целом, вы какой-то напряжённый, губы плотно сжаты, брови нахмурены. Ваш возраст примерно лет 30 с хвостиком, аккурат для оперативной работы. Стрижка короткая, а ещё одежда. Держитесь обособленно, в разговоры вслушиваетесь. Ах-ха, и волевой подбородок конечно же. Он удивлённо нахмурился, подаваясь вперёд. — Вы за мной следили, что ли? Май коротко рассмеялась. — Ну что вы такое говорите, у меня тут свои дела. Просто, — она подмигнула, — я очень наблюдательная. — Игорь Гром, — его рукопожатие было крепким, а ладонь сухой и горячей. — Наблюдательная, значит, — процедил мужчина и посмотрел Май прямо в глаза, — хорошая черта, полезная. Она ответила ему таким же прямым изучающим взглядом: — Кому, как не вам, знать, насколько. Негромкое «вы мне жизнь спасли» заставило их обоих отвлечься от напряжённо-импровизированной игры в «гляделки». — А… да ладно… — Май невольно фыркнула, смущение Грома, который минут пять назад яростно раскидывал всех направо и налево, её откровенно позабавило. Сама девушка лишь подмигнула подошедшему рыжеволосому мужчине, отчего тот, смутившись, нахмурился. — Ты тоже красавчик, по-мужски выступил, — буркнул Гром и, поднявшись и пожав руку Разумовскому, побрёл куда-то к своим. С минуту Сергей рассматривал собственную, так и оставшуюся висеть в воздухе, ладонь, а затем, сжав и разжав пальцы, опустил её и устало вздохнул. Май наблюдала за ним с нескрываемым интересом, не каждый день удаётся разглядывать столь популярных личностей вблизи. — А ведь он прав, это было действительно очень смело с вашей стороны, необдуманно правда, но смело, — заметила девушка. Мужчина вздрогнул и посмотрел на Май, казалось, он уже и вовсе успел позабыть о её присутствии. — Почему, — он запнулся, — почему вы так считаете? — Хм, ну-у, — рассеянно протянула она, подперев щеку рукой и глядя на Разумовского снизу вверх. — Бывают моменты, когда разгорающееся пламя уже никак не остановишь, — девушка задумчиво провела пальцем по зеркальной поверхности барной стойки, расчищая тонкую полосу от осколков стекла. — А вы ещё благополучно подлили туда масла, предложив деньги. Все эти люди борются за свободу и признание, они хотят, чтобы их воспринимали как личностей равных, независимых, свободных, а не как голодных щенят, котором можно подкинуть косточку послаще и забыть. Да и вообще, в наше время, на мой взгляд, человек уже не воспринимается как отдельная личность, существо тонкое и духовное, независимое. Сейчас каждый — это лишь набор услуг, и ценность его исходит из того, насколько он может быть полезен. Вот взять хотя бы вас. Вы жертвуете огромные средства на благотворительность, заботитесь о детях-сиротах, разрабатываете новые технологии, способные сделать жизнь людей комфортной, и вас, разумеется, любят. Вы способны принести много пользы, ваш багаж услуг гораздо выше, чем у простого среднестатистического гражданина, поэтому и ценность ваша больше. — Почему, — он усмехнулся и присел на соседний стул, — это звучит так, будто вы обвиняете меня в том, что я пытаюсь сделать этот мир лучше? Она сцепила пальцы в замок, и опустив на них подбородок посмотрела ему прямо в глаза. — А зачем? Разумовский опешил. — Что зачем? — Зачем вам всё это? С какой целью вы вкладываете столько усилий в улучшение жизни совершенно незнакомых вам людей? Некоторое мгновение Разумовский молчал, а затем заговорил, но на этот раз в его голосе, прежде мягком и сбивчивом, послышались стальные нотки. — Может быть потому, что я устал? Устал от всей этой грязи, бесчинств, несправедливости, устал от того, что одним достаётся всё, а другие прозябают в бедности и нищете, устал от того, что судьбы мира вершатся руками людей, которых на самом деле и людьми-то назвать сложно, — голос его стал ещё жёстче, вся былая стеснительность и смущение испарились, бесследно растворившись в жаре негодования. — Устал от того, что миллиарды людей вынуждены влачить жалкое подобие жизни в стране, где количество ресурсов и возможностей беспредельно велико, лишь потому, что кто-то когда-то успел отхватить себе лакомый кусочек и теперь пьёт из него, тянет все соки, истощая наш мир, иссушая и превращая его в ничто. Тут молодой человек замер, словно изумившись собственному откровению, бросил растерянный взгляд куда-то мимо Май и мотнул головой, словно стремясь избавиться от невысказанных мыслей. Девушка смотрела не него не отрываясь, и в какой-то момент, она была готова поклясться, что увидела, как голубые и спокойные прежде глаза Разумовского на миг приобрели оттенок тёмного золота. Май моргнула в попытке стряхнуть наваждение — видать, ступеньки лестницы и вправду оказались слишком крепкими для её головы — а когда вновь открыла глаза, увидела по-прежнему абсолютно неизменную голубую радужку. Разумовский, выглядевший уж очень напряжённым, смотрел на неё, по-видимому ожидая ответной реакции на свои слова. — И вы наверняка хотели бы взять всё это в свои руки, — задумчиво протянула Май, отчего-то в ней вдруг проснулись настроения провокатора. — Подняться на вершину, обнулить всё и начать с чистого листа, открыть новый мир, очищенный и перерождённый, тот, в который началом, истоком выступят важные убеждения? Май перевела взгляд на барную стойку, разглядывая, как переливаются кусочки света в осколках разбитых фужеров и рюмок. Если бы она подняла глаза, то наверняка заметила бы, как побледнел молодой человек, затем на его щеках вспыхнул яркий румянец, а в широко распахнутых глазах промелькнуло чувство, похожее на рассерженность, недоумение, страх. Разумовский нервно сглотнул, а затем тяжело вздохнул и покачал головой. — Нет, я всего лишь хочу, чтобы в этом мире было хоть чуточку больше доброты и справедливости. — Вы ведь преследуете при этом личную выгоду, не так ли? — И какую же? — усмехнулся Разумовский. — У меня есть всё, что я мог бы пожелать: деньги, связи — мои возможности безграничны. Я в действительности могу получить всё, что угодно. — Нет, не всё, — девушка покачала головой. — Плата, которую взимаете вы — это чувства, эмоции, восхищение, благодарность, признание. Совершая добро, вы согреваете собственное сердце. Ваше богатство — это душевный покой или, — она хмыкнула, —тщеславие. — Я прошу прощения, однако я по-прежнему вижу в ваших словах обвинение. Для каждого действия нужен какой-либо стимул. Если в том, что ты творишь нет ничего привлекательного, то и заинтересованности в творчестве у тебя не будет. Наши желания лежат в основе наших действий. Что же вы предлагаете мне, всё бросить, ведь я такой алчный и тщеславный, делаю всё это ради повышения самооценки и самолюбования? Выходит, всё это не добро вовсе, а чётко спланированный план, целью которого выступает упивание собственной мощью? Выходит, я величайший в этой стране злодей? Она приподнялась и посмотрела на него мягким, внимательным взглядом. — Вы вовсе не злодей, Сергей. На это он издал нервный смешок. — Я всего лишь хочу сказать, что все взаимоотношения людей завязаны на выгоде, и люди, которые эту выгоду не могут принести, совсем перестают считаться за людей. Хотя вполне возможно, что я ошибаюсь. Я сама по себе законченная эгоистка, и думается, что все мои суждения проходят через призму самовлюблённости. Если сказанное вами действительно правда, то я вами восхищаюсь, вы находите в себе силы плыть против течения в этом густом, застывающем в безысходности и рутине клею, и это действительно очень смело. Простите, простите мне мою настырность. Они оба выдохнули. — Вам не стоит извиняться, — мягко произнёс Разумовский. — Напротив, в какой-то степени я разделяю ваше мнение, однако мне хочется продолжать верить в нечто большее и лучшее. Простите мне мою вспыльчивость, всё это вторжение, драки и кровопролитие попросту выбили меня из колеи. — И ступеньки лестницы тоже, — улыбнулась Май, подняв указательный палец. — В особенности они, — мужчина улыбнулся в ответ. Невольно Май загляделась на эту улыбку. Она была такой искренней, чистой и невинной, какая бывает только у детей. На мгновение ей стало стыдно. Этот человек, выходец из детского дома, с рождения лишённый родительской ласки и любви, прошедший столь тернистый путь, буквально пробивая себе дорогу собственным упорством, всё же сумел сохранить в своём сердце искреннюю детскую наивность, а она сидит и обвиняет его, сама не понимая в чём. Тяжело же быть циником. — Оу, — Разумовский шутливо хлопнул себя рукой по лбу. — Мы успели пофилософствовать о бренности этого мира, обсудить грехи всех и вся, а я до сих пор не знаю, как вас зовут. — Май, — девушка улыбнулась, — Май Абамелик. — Ваше имя такое необычное, — он задумчиво нахмурился, из-за чего промеж его тёмных, цвета смоли бровей пролегла вертикальная морщинка. — Мне кажется, — он проговорил это, несколько смутившись, — что оно вам не подходит. — Не подходит? — девушка в изумлении вскинула брови. — Почему? — Вы выглядите по-зимнему, кажется, будто в вас нет… — Тепла? Он сощурился, посмотрев на неё пристально, каким-то новым, оценивающим взглядом и кивнул, прибавив: — Не уверен, что я имел ввиду конкретно это, однако данное слово, не смотря на его обширность, подходит больше всего. — Ну вот, — Май хмыкнула. — Теперь, кажется, вы меня обвиняете. Он поднял руки ладонями вверх и рассмеялся: — Значит, можно считать, что мы квиты. Май рассмеялась тоже. Наверняка со стороны окружённая избитыми людьми и общей разрухой беззаботно смеющаяся парочка выглядела весьма странно, девушка даже успела приметить мимолётные заинтересованные взгляды, которые то и дело кидали на них потрёпанные гости мероприятия. — Кажется, — девушка приложила ладонь ко рту, — нам следует прекратить, иначе нас заподозрят в чём-то очень коварном и злодейском. — Тогда, — Разумовский тоже понизил голос до шёпота, — возможно, нам стоит продолжить наш диалог в более укромном месте? — Мне нравится ваше предложение, — хмыкнула девушка. — Вот только сегодняшний день по-настоящему вытряхнул из меня все силы. Мужчина понимающе кивнул: — Думаю, всем нам следует отдохнуть. Как насчёт домашних посиделок в неформальной обстановке ближе к концу этой недели? — Вы зовёте меня в гости? Разумовский, несколько смутившись, пожал плечами и развёл руки в стороны: — На самом деле, я не большой эксперт в выборе подходящих мест для встреч, и… — С пиццей? Молодой человек растерянно хлопнул ресницами и тут же коротко рассмеялся. — С пиццей. — Тогда, — девушка решительно поднялась, — вам наверняка потребуется со мной связаться и, прошу, не сочтите это за чистейшее издевательство и чёрный юмор, но других визитных карточек у меня нет, — с этими словами она выудила из сумки пластиковую карту серебристо-белого цвета и протянула её Разумовскому. — Похоронное бюро «Дом Ангелов»? — он выгнул бровь. — Я ожидал чего угодно, но только не вот этого. — Я вообще сплошная неожиданность, господин Разумовский, — с этими словами она подмигнула мужчине и скрылась в дверях.