Искры, звезды, темнота

Май поплотней закуталась в широкую дутую кожаную куртку. Куртка была старой и очень-очень большой, её полы доставали девушке чуть ли не до колен, рукава, слегка начавшие облезать по краям, свисали сантиметров на двадцать ниже положенного. В этом наряде, выисканном в недрах упрятанных в подвал вещей, Май походила на какую-то альтернативную дарк-версию Пьеро. Её макияж: густо размазанная вокруг глаз лиловая подводка и чёрная помада на губах — вполне подходил под образ. Май провозилась с ним добрых минуть пятнадцать: сначала аккуратно нанесла краску, а затем ополоснула лицо, согнувшись в три погибели над узенькой раковиной в ванной. Девушка была довольна результатом, теперь никто, даже стоя к ней вплотную и глядя прямиком в глаза, не узнал бы в этой девчушке-готке неопределённого возраста Май Абамелик. Для полной конспирации она также прихватила с собой пластиковую воронью маску. По словам Андера, их с Ладой «тайное местечко» принадлежало в общем-то вовсе не им. Это было что-то вроде коллективного владения, которым располагал всякий сброд всевозможных мастей, начиная с мелких воришек, бродяг и старьёвщиков, и заканчивая наркоманами, любителями экзотического времяпровождения и трудными подростками. В последние несколько недель там также обосновались яростные фанаты Гражданина, на самом деле, их мелкие группки были тщательно разбросаны по всем уголкам Питера, но каждая из них чем-то отличалась, кто-то просто творил мелкие пакости: бил витрины, размалёвывал стены и поезда граффити, разбрасывал листовки с лозунгами и попросту восславлял Гражданина в устной и письменной формах, записывая видеообращения или разглагольствуя на площадях. Второе было весьма рискованным, ведь за это, пусть и не всегда обоснованно, могли упечь в обезьянник. Кто-то брался за работёнку помасштабней: вламывался в общественные места, где любили собираться представители привилегированных общественных классов, и разносил всё к чертям. Третий вид — Май мысленно окрестила его «мимикрией» — был самым хитрым, в отличие от первых двух ему, в целом, было абсолютно наплевать на Гражданина и все его меры очищения города и чумную чепуху, они видели в нём отличное прикрытие для собственных делишек вроде крупномасштабных грабежей. Эти товарищи раздражали Май, пожалуй, больше всего. Она искренне надеялась на то, что, добравшись до «местечка» Андера, сумеет получше разобраться в иерархии последователей Гражданина, а заодно и выудить побольше информации о нём. Эта мутная фигура в последнее время основательно не давала девушке покоя, она была практически абсолютно уверена в том, что Лада как-то связана с господарём Чумным Доктором или хотя бы с его движением. Также эта таинственная личность в маске пробуждала в Май волну кипящего тщеславия. Долгими часами она думала о том, как бы здорово было раскусить этого «борца за справедливость» раньше господ-полицейских (тут времени у неё, наверняка, навалом) хотя бы для собственного удовольствия. Май пока так и не определилась со своим отношением к Гражданину. С одной стороны, эта фигура была несомненно привлекательна. Наказываем обнаглевших в край богачей, йеху. Благородно, мило и жестоко, в какой-то степени даже очаровательно. С другой стороны, ну вот никто и никогда не делает ничего просто так. Какова конечная цель Гражданина? Революция и, конечно — как же вкусно и приятно — власть. Энергично и феерично двигаемся к цели, а вот как достигнем, кто знает, что нам в голову взбредёт дальше. Могущество опьяняет, кружит голову и убивает эмпатию. Почти всегда. Извечная дилемма русских революций состояла в том, что никто даже спустя века не мог точно определить, а нужны ли были они вообще? Необъемлемое множество мёртвых тел, реки крови и новая власть — глупышка-неудачница. Почти всегда. И так по кругу, до бесконечности. Иногда Май казалось, что её страна — огромный устаревший механизм, заведённый когда-то беспечным мастером и всё вращающийся и вращающийся безо всякой возможности прервать эту временную петлю. День Сурка длиной в века. И всегда всё не так, всё неправильно и плохо. Она мотнула головой, позволяя своим мыслям течь в другу сторону — к чёрту политику с историей, они затянут похлеще самой жуткой трясины, наполнят твои лёгкие скользким илом и законсервируют надолго и основательно. Итак, все эти так чётко подогнанные под убийства… истории. Гражданин наверняка весьма неплохо разбирался в гуманитарных науках, да и технических, раз сумел хакнуть такую масштабную социальную сеть со множеством защитных протоколов, как «Вместе». Бедный Разумовский. Хотя почему это бедный? Май со стопроцентной уверенностью готова была утверждать, что главный филантроп-защитник-невинных-и-обречённых благоволит Гражданину. Ну разве не он прямым текстом заявил, что страничку «всенародного героя» удалять не собирается? А что, если эти двое вообще сговорились? Влиятельный миллиардер, располагающий таким множеством ресурсов, с идеалистическими взглядами, и тот, кто эти взгляды готов претворить в реальность. Неожиданно в мыслях у Май мелькнул образ Разумовского, его широко распахнутые оттенка кобальта глаза, и девушке вдруг сделалось очень противно. Ощущение было таким, будто кто-то с силой провёл скрипучим мелом по доске. Май даже зажмурилась. Рассуждать о столь солнечном человеке в подобном ключе показалось ей предательством. Исходя из разговоров с Разумовским, пусть не слишком продолжительных, Май могла с уверенностью заявить, что он никогда бы не стал спонсировать человека, разрешающего социальные проблемы методами столь радикальными. Хотя внутренний жёсткий голос профессионализма настойчиво и твёрдо подсказывал Май, что исключать нельзя никого. Следующая встреча, точно, вот тогда она будет повнимательней. Вот только, сколько же по всей России влиятельных людей, которым также осточертел социальный беспредел? Да каждый второй тебе смело заявит, что депутаты, и «золотая молодёжь», и прочие подобные к разряду людей не относятся совершенно, и Землю-матушку продолжать топтать им незачем. А сколько влиятельных людей за пределами Российской Федерации? Единственное, думалось Май, они наверняка взяли бы масштаб покрупней, зачем им исключительно Питер? Хотя и Гражданин, кажется, на нём останавливаться не планировал. Непросто, но чертовски интересно. В конечном итоге самый надёжный способ выяснить всё о Гражданине — сцапать его с поличным, а для этого надо многое тщательно продумать и просчитать. Биографию его разнесчастных жертв Май уже вызубрила наизусть. Единственное, что их связывало, это то, что они обе совершенно по-свински перегнули со своими полномочиями, да ещё парочка третьих лиц, их разыскивать и допрашивать долго и нудно. Можно было бы попробовать заглянуть с другой стороны, а заодно совместить всё это с её основным делом. И полезно, и интересно. Едва ли, конечно, почитатели Гражданина выдадут ей что-нибудь стоящее, но «попытка — не пытка» — одно из жизненных кредо Май Абамелик — приказывало ей топать на станцию метро. Спустившись вниз и пройдя через турникет, девушка остановилась и, выудив из кармана куртки скомканный тетрадный листок, разрисованный множеством цветных линий — самодельную карту Андера — в который раз её сосредоточенно просмотрела, затем вновь спрятала бумажку и двинулась к дальнему краю платформы. Людей, как, впрочем, и всегда, было довольно много. Оглянувшись через плечо, Май спрыгнула в выемку, по которой шли рельсы метро. Никто её сомнительных махинаций вроде бы и не заметил. Натянув маску на голову, так чтобы та не заслоняла обзор, но и не мешалась в руках, Май двинулась в глубину подземки. Подсвечивая фонариком «карту» — тусклые, еле выжимающие из себя свет лампы, едва ли были способны разогнать густую, казавшуюся живой и осязаемой темноту — девушка медленно шагала по липкому и грязному полу, настороженно вслушиваясь в звуки вокруг. Воздух стоял густой и какой-то склизкий. Под ногами деловито шуршало множество лапок, и Май искренне надеялась, что это всего лишь крысы. Она просто обожала длиннохвостых, вне зависимости от того, были ли они домашними или дикими, а вот крупная насекомовидная живность вызывала у неё неподдельный ужас. Она отчаянно пыталась с ним бороться, посещая всевозможные выставки, глядя на тарантулов и почесывая животики шипящим тараканам, и, в целом, у неё даже получалось. Единственным, с чем никак не могла примириться Май, были сколопендры. От одного их вида, суставчатого длинного тела и ярких, увенчанных острыми коготками лапок её начинало мутить. Свою седую прядь на чёлке девушка заполучила именно из-за такой «красотки». Когда-то давно, когда Май было восемь, её родители приняли решение съездить за город и пожить в каком-то захолустье, повосстанавливать здоровье. Именно в небольшом старом домике, гордо и по-модному именуемом коттеджем, одной прекрасной ночью многоногая гостья, по-видимому, не удержав равновесия, спикировала Май на лицо. Тогда ей показалось, что от собственного крика она охрипнет до конца жизни. Родители долго и трепетно утешали малышку Май, дули на распухший укус, укладывали смоченные в холодной воде компрессы на пылающий лоб, но эта ночь и этот жуткий страх отпечатались в памяти девушки навсегда. Громкий нарастающий гул и ослепительный луч света, разрезавший густую тьму, заставил Май отвлечься от старых воспоминаний и, скоординировавшись, резко нырнуть в ближайшую нишу в стене, плотно прижавшись лопатками к холодным плитам. Поезд пронёсся мимо, обдав её тяжелой волной воздуха и оставив в ушах эхо жуткого грохота. Май облегчённо выдохнула и продолжила свой путь. Если верить карте, ей осталось пройти совсем немного. Конечным пунктом её блужданий по подземке оказалась странноватая платформа, вроде бы и смахивающая на самую обычную, вот только была она совершенно пустой, точнее, так показалось Май издалека. Когда она добралась до самого её края, девушку неожиданно заставил отшатнуться яркий луч фонарика, направленный ей прямиком в лицо. Она поморщилась, силясь разглядеть владельца сего инструмента. Луч немного сместился вниз, и Май увидела невысокого худощавого парня с торчащими во все стороны выбеленными волосами. Чем-то он смахивал на ондатру. Парень выжидающе смотрел на неё, не произнося ни слова. Спохватившись, девушка отчеканила, следуя инструкциям Андера: — Consumor aliis inserviendo. Произнося эту витиеватую фразу, она едва сдерживала смех. Здесь, в грязной и душной подземке, пропитанной запахами нечистот, она звучала нелепо и пошло. Вот ведь выбрали девиз, великие гении. Ещё раз взглянув на лицо парнишки, девушка заключила, что лозунг «Cito, longe, tarde» был бы куда более уместным. Взгляд парня смягчился. — Новенькая? — он протянул ей руку. — Не совсем, я к Ладе, а вообще, из верхней группы, — отозвалась Май, проговаривая заранее заученные слова и забираясь на платформу. Ладонь парня была липкой и влажной, девушке пришлось сделать усилие над собой, чтобы не поморщиться, спасибо хоть перчаткам без пальцев. Надо было надевать цельные. — А-а-а, её давненько нет, да и мужик этот, здоровенный такой, с которым она вечно шляется, чего-то не приходит. — Что за мужик? — девушка мастерски изобразила на лице изумление. — Да дела у них какие-то, она тебе сама расскажет, если захочет. И появится. — Блин, — расстроенно протянула Май, — так я же из-за неё сюда притащилась. Ну хоть подвеску заберу. Парень пробормотал что-то невнятное в ответ, а затем поинтересовался: — Ну ты это, знаешь, как тут всё устроено? — Лада мне рассказала, в паре слов. — Окей, сейчас, значит, увидишь, — парень повёл её вглубь платформы, и только сейчас Май осознала, насколько, оказывается, она была обитаема. Источником света, позволяющим разглядеть жителей подземки, были, в преимуществе своём, свечи всех размеров и форм. Повсюду валялись полосатые матрасы, пледы или скомканные грязные одеяла, на которых сидели и лежали люди, облачённые в тёмные одежды, украшенные всевозможными самодельными эмблемами Гражданина, просто изображениями чумных докторов и надписями вроде «гори-гори ясно». Были среди них люди, впрочем, и в обычной — Май не была уверена, насколько уместно здесь это слово — одежде: пятнистых шубах, свитерах, куртках из лысеющего бархата, цветастых юбках и джинсах неоновых оттенков. Ближе к центру платформы красно-оранжевым светом тлела жаровня. Вокруг неё суетилось несколько человек, увлечённых приготовлением какого-то блюда. Запах от жаровни шёл очень специфический, Май даже стало интересно взглянуть на этот кулинарный шедевр, но она поспешно отвела взгляд. Времени у неё не так много, нужно поскорее заняться делом. Все стены, окружающие платформу, были изрисованы краской, расписаны маркерами всех цветов и оттенков, некоторые из них таинственно светились в темноте. Также среди матрасов попадались шалаши из веток и соломы, укрытые тканью. В паре самых неприметных из них, по словам Андера, обитали они с Ладой. Шалаш должен был быть где-то в самом углу платформы. Май двинулась туда. Прилипчивый парнишка последовал за ней, видимо, не желая расставаться со своей ролью молчаливого экскурсовода. Никто из обитателей подземки не обращал на них совершенно никакого внимания. Некоторые люди просто самозабвенно глядели перед собой с жутковатыми пустыми улыбками на лицах. Кто-то подогревал в ложечке порошок с помощью газовой горелки, кто-то резался в карты и чертил странные схемы на картах, вырванных, по-видимому, из путеводителей. Май подумала о том, уж не планы ли это будущих набегов, разглядывая одну из ближайших схем, которую старательно выводила кудрявая розововолосая девчонка, но тут её вынужденный спутник заслонил девушку собой. Май отвернулась к ряду шалашей и, выискав самый неприметный, ткнула в него пальцем. — Мне сюда? Парень кивнул. — Спасибочки, — Май поднырнула под тканевую завесу. — Приходи к жаровне потом, — бросил он в спину девушке. — Ребята будут Кучу обсуждать. Девушка понятия не имела, что такое эта «Куча», но судя по тому, каким голосом произнёс это слово парень, она определённо была чем-то очень важным. — Обязательно! — отозвалась Май, забираясь в шатёр. В скромном обиталище Лады было просто до ужаса пусто. Май обречённо прикусила губу. Голые соломенные стенки, грязный матрас на полу, рядом с ним небольшая кучка вещей. Девушка присела на корточки и принялась оживлённо перебирать разномастную одежду. В результате тщательного обыска Май удалось отыскать: выглядевшую весьма дорогой зажигалку, спичечный коробок, изжёванный колпачок от шариковой ручки и смятый чек. Ага. Май осторожно развернула чек, стараясь случайно не разорвать тонкую бумагу, и тут же разочарованно нахмурилась — с обратной стороны он был основательно заштрихован чёрным маркером. Май убрала чек в карман. Затем тряхнула спичечный коробок, осторожно его открыла. Внутри оказалась одна использованная спичка, скомканная жвачка и трупик божьей коровки. Май просунула палец в коробок, провела им по внутренней стороне картона. Поверхность крышечки была неровной, её словно покрывало множество узких бороздок. Интересно. Коробок отправился вслед за чеком, ровно, как и зажигалка. Девушка забралась под матрас. Ничего. Внезапно она увидела какое-то тёмное пятно на его обратной стороне. Потянув матрас на себя, Май аккуратно перевернула его, стараясь не создавать шума. Губы девушки расплылись в довольной улыбке. Всю оборотную сторону матраса покрывало множество грубых рисунков, выведенных чёрным маркером. Места, где, судя по всему, его втыкали в ткань с большей силой, покрывали густые растекающиеся пятна. Май вытащила из кармана куртки небольшой фотоаппарат и быстро сделала несколько снимков со вспышкой, а затем вернула матрас в его исходное положение. Окрылённая успехом, она взялась за дальнейший обыск с особым рвением, однако он, к глубочайшему сожалению девушки, оказался бесполезен. В шатре Андера также ничего интересного не обнаружилось. Май направилась к жаровне, предчувствуя острый и скользкий, чертовски непростой разговор.