Письма в никуда

День добрый, дорогая моя Анечка. Обуревают меня сотни, тысячи мыслей. Голова идет кругом. Я в какой-то горячке. Улучил минутку, разогнал посетителей, отложил важные и срочные дела и – бегом к воображаемому перу. Боюсь оставить Вас надолго без сведений о Вашем покорном слуге. Тем более события сыплются на меня в последнюю неделю, как горох из худого мешка. Столько не было за все два с лишком года моего пребывания здесь, сколько случилось за эти дни. Самое важное событие – это отмена казни «супруги» моей липовой. Даровал Нине жизнь наш государь, но вместо казни назначена каторга, и не станет ли этот бесконечный ужас плохою заменою ужасному концу. Что станется с Нежинской на каторге, боюсь даже представить. Был у меня её бывший поверенный Спасов и сообщил об отмене приговора. И поведал ещё, что Нина впала в нервическое безумное состояние, в коем и пребывает по сей день. Вследствие этого перевели её в тюремную больницу, куда он выхлопочет мне посещение. Вроде бы ему обещали выправить такое разрешение. Повидались мы с ним коротко, он вышел, а я остался обдумывать свое нынешнее положение. Как ни крути, я - всё еще супруг Нежинской перед богом. Не смел рассказать Вам, но в ту ночь венчания оставили нас с Ниной в одной камере для узаконивания церковного брака. Рыдая, просила она меня о последней близости, но большей глупости и выдумать невозможно. Жена моя – ты, Анечка, - отныне и навсегда. Пусть мы с тобою и не будем вместе, но я – муж твой после той нашей ночи. Иное для меня немыслимо. Простите, Анна Викторовна, перешел на «ты», забылся. Нина же, разозлившись от моего отказа, в запале заявила, что к ней в руки случайно (конечно, случайно, как же ещё? Невозможно же предположить, что она забралась в номер Ваш и стянула письмо!) попала моя записка к Вам, и что я никогда не говорил ей тех слов, что написал в том коротком послании. Так я понял, что письмо моё до Вас всё же дошло, и Вы его прочли. Значит, понял я дальше, Франт, действительно, не предатель, я в нем не ошибся. Так счастлив, что дошли до Вас мои запоздалые признания. Жаль, что Вы вскорости лишены были сего послания. Нина… Я её понимал когда-то. Она всегда говорила мне "Ты мой!», смотрела на меня, как на неизменно преданного ей, влюбленного фараона, которого можно использовать в своих интересах и позволять мне использовать её точно так же. Так она понимала, видимо, близкие отношения между людьми. Мне было её жаль, что она никогда не испытала это удивительное чувство любви, не к себе - к другому человеку, и времени у неё уж совсем не осталось. Поэтому я и отвечал, что в записке всё правда, что я полюбил, может быть, впервые и так глубоко. Нет, безусловно, в моей жизни и ранее случались всякие романы, завязывались близкие отношения. Я даже сватался, можете себе представить! Ежели угодно, могу рассказать сию животрепещущую историю, развлечь Вас. Будучи юным и пылким романтиком, я в положенное время влюбился в молоденькую девушку из старинного, но обедневшего дворянского рода. Она, как мне тогда казалось, отвечала взаимностью, ну, а я просто пылал от первого серьезного чувства. Но, к сожалению, ни мое дворянское происхождение, ни покровительство высокого чина - старинного друга моего отца, который некогда хлопотал перед своим приятелем Языковым о поступлении моем в Императорское училище правоведения, ни самые серьезные намерения обеспечить свою будущую жену, - всё это не сыграло должной роли: меня не сочли достойным, причем, не её родители, а сама барышня. Когда однажды вечером я пробрался в сад, где мы обычно встречались украдкой, привычно перемахнув через толстую кирпичную стену, в беседке я увидел мою возлюбленную в объятиях совершеннейшего старика, как мне тогда представлялось, лет тридцати пяти. Кровь в жилах закипела, я очертя голову бросился к ним и накинулся с кулаками на этого наглеца. Меж нами немедля встала моя любимая и, меча глазами молнии, заявила, что я не смею оскорблять её жениха, и отныне в этом доме мне более не рады. Прибежавшая на крик прислуга выставила меня из дома. Когда я в тот злосчастный вечер напивался в кабаке, прибежал её младший брат, который частенько оказывал мне услуги, передавая записочки своей сестрице и был весьма воодушевлен тем, что мы вскорости породнимся. Он с возмущением заявил, что всегда был на моей стороне, но Катрин решила непременно выйти за этого старикана из-за его богатства. Впоследствии открылась вся неприглядная правда об изобретательности моей избранницы. Меня использовали, чтобы вызвать ревность богатого претендента, который все никак не решался сделать Катрин предложение. Вот так я сыграл роль некоего химического катализатора. Бог знает, от этого ли, или же просто от обманутых надежд, оскверненного предательством первого чувства я и обзавелся крепчайшим панцирем из едкого цинизма, и ни одна девушка более не могла тронуть мое сердце. Я отчего-то сразу видел притворство в отношении меня, посему заводил короткие романы без обязательств. Но однажды моя решимость потерпела крушение. Судьба в неотвратимой своей ипостаси явилась мне в Вашем лице да еще в тот момент, когда я не ожидал никаких чудес и сюрпризов от жизни после того, как был отравлен ядом предательства госпожи фрейлины. Нина, разъяренная отказом в близости, тут же кинулась на меня с кулаками, но я силой усадил её на кровать и потребовал успокоиться, иначе явятся к нам охранники, и мы оба отправимся в карцер. Она немного присмирела, а, скорее, просто растеряла невеликие свои силы на эту вспышку гнева. После стала тихо бормотать, что её обманули и предали те, кому она верила. Я пытался напомнить ей, что неоднократно предлагал побег, но она только отмахнулась от меня и заявила, что я ничем не лучше: оставил её ради... хм-м. Даже мысленно не произнесу тех хамских и грубых слов, что она произнесла в Ваш адрес. Нина Аркадьевна никогда не стеснялась в выражениях, находя сие пикантным, а в тот момент, кажется, просто обезумела Нина, Нина... К сожалению, она так и не смогла доверять мне, как смогли Вы. Вот ведь удивительная вещь! Отчего Вы стали верить мне с нашей первой встречи и всегда пребывать в полной уверенности, что я предназначен Вам, как бы я ни старался Вас от себя оттолкнуть? Откуда у Вас сие знание? Может быть, Вы увидели меня в своих мистических видениях еще до нашей встречи? Я ведь помню Ваш ошеломленный взгляд, когда Вы наехали на меня велосипедом в тот день приезда моего в Затонск. Ранее я списывал Ваше растерянное и, одновременно, восторженное выражение лица просто на некую маску, чтобы скрыть неловкость за Ваш проступок. Но сейчас я отчетливо вижу: Вы так на меня посмотрели, словно узнали. Нина, утомившись от своих рыданий, вскоре уснула. Я же, пристроившись на табурет возле стола, уснуть не смог и так и просидел до самого утра, пока не загрохотали в двери замки. Нас развели по своим камерам, и более я Нину не видел. Вот признался Вам в очередном проступке, а Вы, небось, и удивляетесь: как я ухитряюсь влипать в истории, будучи запертым под замок. Вот такой безрассудный влюбленный фараон Вам повстречался в жизни. Прервусь теперь на короткое время. Требует ко мне своего внимания неугомонный мой дознаватель. Того не предполагает, что занят я беседою с самым дорогим на свете человеком. Да и откуда ему сие знать? Не скучайте. Я вернусь весьма скоро. Ваш Яков Штольман.