Письма в никуда

Анна Викторовна! Болезнь моя осталась позади, и вновь я меряю шагами невеликую свою камеру, проходя, по моим прикидкам, до пяти миль ежедневно. За стенами крепости вовсю бушует лето, а я сижу здесь взаперти и только могу увидеть край его, когда брожу по тюремному узкому дворику. Не рассказывал Вам, что прогулки мне теперь предоставляются дважды в день да ещё и по целому часу. Такое ощущение, что я один-единственный здесь узник. Поскольку прохожу я под грифом "заключенный", то камера моя заперта. Но в куртине отбывают наказание ещё и "заточенные". Вот для них двери могут не закрываться, и они имеют право свободно переходить из камеры в камеру. Да и свидания им позволены внутри камер. Но ни единого движения или шума я не слышу, хотя зимою были и хождения, и шум, и разговоры. Также и посетители являлись в соседние камеры. Но сейчас тишина гробовая. Мои стражники, скорее всего дремлют на посту: их поднадзорный спокоен и молчалив. За два с половиной года не доставил никому никаких хлопот. Следствие потеряло ко мне всяческий интерес. Приходил на свои обычные свидания Урусин, мой поверенный, в очередной раз снабдил деньгами, чтобы приобретал я продукты в местной лавчонке. Так что можете быть спокойной: я не бедствую. Во всяком случае, не так, как два года назад. Рассказал украдкой, что приглашен был к Варфоломееву, и состоялась у них беседа. Тут громыхнул табуретом наш соглядатай, и о предмете их беседы я не узнал. Но выглядел Урусин весьма бодрым, от того угнетенного вида, с которым он навещал меня ранее, и следа не осталось. Нанес визит и Спасов, бывший поверенный Нины. После приговора она лишена всех прав, а имущество перешло ко мне. Но я благодарен, что он не оставляет Нину заботами, потому распорядился через Урусина оплачивать его услуги. И хотя он твердо отказывается от всяческого вознаграждения, я всё же настоял. Поведал он о делах Володи Нежинского, который по его словам ещё находится на попечении той же семьи за оговоренную ранее плату. Дмитрий Данилыч, в противоположность моему Урусину, выглядел весьма подавленным, поскольку нанес визит Нине накануне нашей встречи. Она всё еще пребывает в безумном состоянии, выглядит, по его описаниям, похудевшей и замученной. Что и немудрено: сообщили ему, что она плохо питается, частенько отказывается от еды, и тогда кормят её насильно, а по сути пытают. Посещение мне будет разрешено через неделю. Он будет присутствовать, ежели я не стану возражать. Он ей весьма предан. Ко мне же относится с огромным уважением, думаю, это из-за моего поступка с венчанием. Нина после его визита не идет у меня из головы. Я имею некоторое представление, что такое тюремная больница и психиатрическое отделение, в частности. И это не та больница, где мы с Вами навещали бедняжку Элис. Далеко не та. Там скорее не вылечат, но еще более сведут с ума. Но здесь я бессилен. Когда получу разрешение на визит, сделаю собственное заключение о её состоянии. Не сообщал Вам, но после визита Варфоломеева долго думал над его словами, что Нина сослужила мне плохую службу. Представляется мне, что в этом он прав. Но сделанного не вернешь. Да и не собираюсь сомневаться в своем поступке. А то, что я остаюсь покамест супругом Нины, пусть и формальным… Что же, я всё равно ничем не занят, а брак наш фальшивый хотя бы служит для доброго дела. В противном случае боюсь даже представить, что бы сталось сейчас с её сыном. Я сочувствую ему всем сердцем, и рад, что он пребывает в безопасности. Вот таковы мои мелочи жизни. Как видите ничего интересного. Теперь же позвольте спросить: как Вы поживаете? Чем хороши мои «письма», так это тем, что я могу и спрашивать Вас, да еще и отвечать за Вас. Выдумать всё, что захочу о Вашей жизни в Европе. Интересно, куда Вы отправились с баронессой? Могу предположить, что гуляете сейчас по Парижу, посещаете музеи, пьете кофе на Монмартре, возможно, позируете тамошним художникам, ведь Ваш прекрасный облик не может оставить никого равнодушным. В этом случае все мои надежды - только на строгую дуэнью Наталью Павловну фон Берг, которая не позволит в отношении Вас никакого проявления неучтивости от творческих личностей, будь они хоть трижды знаменитыми художниками. Наверняка посещаете Оперу. Я в бытность мою в Петербурге частенько по долгу службы вынужден был присутствовать на спектаклях, но не скажу, что являюсь заядлым театралом. Такой вот Вам достался возлюбленный – неромантичный, приземленный, сухарь в котелке, одним словом. Так что Вам еще повезло, что я исчез из Вашей жизни. И хоть Вы никак сего не приемлете, упрямо являясь ко мне в сновидениях и упорно оберегая и давая ощутить свое присутствие постоянно, всё же никаких иллюзий я не питаю. От них весьма скоро избавляешься в суровой тюремной реальности, а уж за два с лишним года и подавно никаких фантазий остаться не должно. Но мне, чего греха таить, так приятно Ваше незримое присутствие, что я покамест не стараюсь окончательно избавиться от него. Эгоизм чистой воды, но Вы и сами прекрасно знаете: я не ангел. Сия роль отведена Вам, драгоценная Анна. Чем дольше мы в разлуке, тем явственнее понимание, что не просто так мы с Вами встретились. Думаю, это то самое совпадение, что бывает крайне редко. На памяти лишь единственная пара - мои благословенные родители - могла похвалиться таким удивительно гармоничным сосуществованием. Да, возможно, ещё и Ваши родители. Так мне показалось, во всяком случае, при коротком знакомстве с семейством Вашим. Так что, при всех прочих обстоятельствах, мне на свою жизнь грех жаловаться. Хоть и на склоне лет, но я узнал, что такое это чувство, от которого даже крылья вырастают, и ты себя чувствуешь на всё способным. Жаль, что мы расстались так надолго, но ведь расстались в наивысший момент сближения. Можно сказать, что прожили нашу историю и не испортили её чепуховыми размолвками, неизбежными в отношениях. Хотя... Кажется, я лукавлю: говорю так, чтобы не было мучительно больно от разлуки нашей. Нет, не хочу об этом сейчас... Хочется каждое моё послание завершать на бодрой ноте. Потому прервусь здесь. Пожелаю Вам постараться быть счастливой, ну или, по крайней мере, спокойной и благополучной. Верю, рядом с Вами близкие люди. До свидания, друг мой. Яков.