Письма в никуда

Анна Викторовна, день добрый! Вновь и вновь затеваю письмо к Вам. Хотя пора бы прекратить это, но привычка сия сильнее меня. Но все же, когда брожу по городу, всё думаю о Вас. Пока мой добрый друг Раковский ничего о Вас не сообщал, питаюсь только фантазиями собственного сочинения. И в этих фантазиях, ежели их держать в узде и не позволять мечтать лишнего, Вы вполне благополучны и счастливы: путешествуете, встречаетесь с новыми людьми. И, скорее всего, позабыли обо мне. Я бы должен радоваться сему обстоятельству, но раз рождаются эти «письма», Вы можете понять, что никак не могу отказаться от чувств моих к Вам. Вспоминаю о нашем светлом прошлом. И чем оно от меня дальше, тем безоблачней и безмятежней. А мне-то казалось то время трудным, непереносимым. Как же я был слеп, как заблуждался. Скажи мне кто сейчас: она ждет тебя, она скучает, ей-богу, бросил бы свои благие намерения да и помчался бы к Вам, где бы Вы ни были. Но приходит немедля отрезвление: куда ты, не сметь! Не то ежели начну мечтать о Вас, не остановлюсь и брошусь ведь, очертя голову, разыскивать Вас по городам и весям. И ведь сие вполне может произойти. Давеча на бульваре пил кофе ввечеру, да вдруг услышал смех за спиной, очень похожий на Ваш. Едва удержал чашку в руках от волнения: почудилось, что вы сейчас рядом, и вот повернусь и увижу ту, о которой мечтаю столько долгих дней, да что там - лет. Лишь усилием воли заставил украдкой посмотреть: не Вы ли. Но в следующее мгновение захлестнуло такое бесконечное разочарование: та девушка совсем не была на Вас похожа. Тут же обругал себя за неуместные метания. Правда сия взбучка не возымела никакого действия: на следующий же день едва не бросился через улицу. Там под кружевным зонтиком шла так похожая на Вас девушка в светлом платье, изящной соломенной шляпке и с темными локонами. Надо ли говорить, что вновь я ошибся и вновь несказанно разочаровался. Вот видите, что со мною творится: Вы теперь не только в мыслях моих, но и вполне в реальности являетесь. Пытаюсь дни свои забивать делами, чтобы не сойти уж с ума совершенно. В противном случае придется мне испросить себе место в клинике у Ланге по соседству с Ниной, которую он охотно согласился принять. Теперь нужно дождаться оформления всех нужных бумаг, и на том кончатся её испытания в тюремной больнице. Правда, ежели лечение Ланге будет успешным, ждут госпожу Нежинскую еще большие испытания. Но о том пока слишком рано думать. Еще одно важное дело занимает меня нынче. Днями я посетил тот пансион, в который будет устроен сын Нины - Володя. Спасов занимается всем, полностью отстранив меня от этих забот. Виделся я с мальчиком. Он несколько замкнут, но воспитан, кажется, хорошо. Опекуны занимались с ним на совесть, пригласив хорошего гувернера, так что, уверен, он вполне выдержит экзамен в назначенную ему гимназию. Застенчивость его вполне объяснима перед строгим господином, хотя я и стараюсь быть с ним помягче. Но мне самому бы не помешало излечиться от скованности. Возможно, рядом с этим ребенком отогреюсь и перестану упиваться собственными несчастьями. Таковы мои дела семейные, ежели можно так выразиться. Пока я отсутствовал, поверенный мой вложил некоторые средства в железнодорожные акции, а нынче в России просто какой-то бум развития промышленности. В связи с чем я становлюсь эдаким вполне состоятельным господином. Я, правда, мало в этом понимаю, но есть к счастью Иван Александрович Урусин, коему я обязан столь возросшим моим благосостоянием. Отпуск свой хочу прервать, поскольку без дела несколько заскучал. Кажется, пост-тюремная хандра моя выветривается, донимая Вашего покорного слугу только в ночное время. На столике в прихожей даже стали появляться записочки с приглашениями на музыкальные вечера, обеды, ужины. Много старых знакомых нынче уехали в загородные имения, но круг моих давних приятелей из службистов, потому трудятся в своих конторах. Вчера был на музыкальном вечере у нынешнего моего начальника Николая Иваныча Петрова. И живо вспомнился другой музыкальный вечер – тот, давний, в Вашем, Анна Викторовна, доме после дела офицеров, когда Вы музицировали с Антоном Андреичем, а я мог беспрепятственно любоваться Вами. Слушал дочь Николая Иваныча, а перед глазами стояли Вы. Пальцы Ваши легко порхали над клавиатурой, а глаза нет-нет, да и обращались ко мне. И немедля становилось так тепло на душе. Бубнил над ухом Ваш дядюшка о коварных женщинах, а мне хотелось только смотреть на Вас и ничего более. Еще все было так хорошо. Еще семейство Ваше не отказало мне в доме, еще меж нами не было всяческих сложностей. Сожалею, что не настоял тогда на объяснении. Видите ли, момент был упущен. Эх, нынешнюю голову бы мою да тогдашнему мне. Самое же малоприятное, что сейчас бы сделал так же: согласился с Вашим нежеланием объясняться и поплелся следом пить кофе. Полицейская натура взяла бы свое. Вот вернулся с прогулки, а в прихожей записка от Николая Раковского: просит срочной встречи. Сразу сердце заколотилось в волнении. Неужели он что-то узнал? Пытаюсь успокоиться, да не выходит никак. Пережить бы нынешнюю ночь, что явно выдастся бессонною. Вот ведь и знаю, что не посмею явиться к Вам, а все же мечты обуревают. И одновременно страшусь дурных для меня вестей. Как пережить ночь да еще полдня… Но надежда еще теплится в груди. С тем и прервусь на краткое время. Ваш, неизменно преданный Яков Штольман.