Письма в никуда

Драгоценная Анна Викторовна! Вновь письмо мое в умозрительной форме и никак иначе. И в ближайшее время это не переменится. Вновь ожил в глубине души давний страх за Вас. И имеет он под собой более серьезные основания, чем даже те старые угрозы, исходившие от Нежинской. Начало послания сего невероятно сумбурно, как и размышления из-за событий последних дней. Потому для упорядочивания мыслей моих и приступаю к сему посланию. Уже прошло более недели, как отправил я записку дядюшке Вашему, но ответ всё не приходил. Нетерпение выедало меня изнутри, словно ржа. Готов был уже отправиться без приглашения всякого, поскольку намерений своих вытрясти из Петра Иваныча место Вашего нынешнего пребывания не оставил. Но вот всё медлил, всё ждал и ждал ответного послания! А на днях разбирал накопившуюся почту да газеты просматривал и в разделе некрологов, наконец-то, получил ответ, почему Петр Иваныч до сего дня оставил мою записку без внимания. Оказывается, после того памятного бала у князей Гагариных, где встретились мой добрый друг Николай Раковский и Петр Иванович, супруга дядюшки Вашего скоропостижно скончалась. Так что у него определённо не было в эти дни иных дел, кроме как заниматься похоронами своей жены. Возможно, он и почты своей не читал – не до того было. Я бы узнал о том уж давно, но в получаемой почте всё искал ответ от Петра Иваныча, а другие бумаги и газеты даже и не смотрел. Я сей же час отправился в дом дядюшки Вашего, но, конечно же, опоздал. Дом был пуст и тих. Вышедший на стук молотка лакей сказал, что барин уехал сразу же после похорон, а куда и на сколько – не ясно. Вроде сказал, что отправится развеяться. Но сие может означать что угодно: и Европа, и российские просторы. Так что я вновь оказался там, где и начал: адреса Вашего у меня нет. Хотя ведь я знаю, что вы в Париже, потому решил заняться выправкой паспорта, да отправляться туда, где Вы сейчас. А уж там непременно Вас разыщу. С такими мыслями вернулся я к себе на квартиру, где консьерж передал мне неприметный пакет коричневой бумаги. Когда же я вскрыл его, то почувствовал, что ожили призраки Петропавловской крепости, терзающие меня иногда по ночам, когда снится, что вновь я заперт в каменном мешке, что смотрит на меня в отверстие в двери неизменный мой соглядатай, что воздуху вновь не хватает, и тогда нападает нервный кашель, от которого я и просыпаюсь в ночи с колотящимся сердцем. В письме оказался вызов в Охранное отделение. Прежде чем пойти туда, я отправился к Варфоломееву, чтобы быть готовым к разговору. Полковник смог принять меня почти сразу и, выслушав, сообщил, что очень долго добивался моего освобождения, но решение о снятии обвинений в какой-то момент было принято довольно скоро, словно ко мне возник некий интерес. Он также встречался с чиновником охранного отделения генералом Спиридоновым, и тот, не раскрывая всех подробностей, дал понять, что от Вашего покорного слуги, возможно, потребуется всемерное содействие их ведомству в будущем. А, возможно, и не потребуется, именно поэтому полковник и не стал посвящать меня заранее в детали моего освобождения, справедливо полагая, что главное – вытащить меня из крепости, а там то ли потребуется привлечь меня к какой-либо службе, то ли нет. В конце концов, служить и исполнять приказы – моя обязанность. Когда на следующий день я явился на Гороховую, меня немедля провели к тому самому генералу Спиридонову, о котором упомянул Варфоломеев. Встретил меня генерал довольно тепло, говорил с сочувствием и пониманием. Заявил со всею определенностью, что мои заслуги перед отечеством не забыты, и он весьма рад, что обвинения все сняты. Далее генерал передал мне увесистую папку и предложил просмотреть её содержимое. Внутри оказались обширные материалы о жесточайших преступлениях. Когда же я поверхностно просмотрел их, генерал спросил, на что я готов, чтобы восстановить свое доброе имя. Генерал мог и не спрашивать: ответ был очевиден. Репутация, доброе имя – это моя защита, моё богатство, что накоплено было за долгие годы, предшествующие последнему моему делу, после которого последовала ссылка в Затонск. Что я мог ответить Спиридонову? Разумеется, что я готов на всё. Генерал приступил к делу немедля. Он доложил о преступнике, которого подозревают во всех этих злодеяниях. Фамилия его, предположительно, Крутин. Я, безусловно, не оспаривал намерений генерала привлечь меня к этому делу. Но выбор моей кандидатуры показался странным. Я – вчерашний узник, несколько лет уже не работавший, растерявший все связи, наработанные годами, утративший тех филеров и осведомителей, что работали со мной. Чтобы вернуться к полноценной работе, должен пройти не один месяц. Почему я? Ведь в столице полно других сыщиков, более подходящих к такому делу. Этот вопрос я и задал генералу. Он помолчал, потом, глядя прямо мне в глаза, сказал такое, отчего заледенела спина, и в душу вполз тот давний страх. По его сведению, этот безжалостный и хитроумный преступник скрывается сейчас в Затонске, а интересуете его Вы, Анна Викторовна. Я, не веря своим ушам, переспросил, и голос предательски сел в тот момент. Генерал задал риторический вопрос: вероятно, я захочу защитить Вас. Что я мог ответить? Что готов отдать жизнь до последней капли крови, только чтобы Вы были счастливы. Что пойду абсолютно на всё ради Вас и Вашей безопасности. Что же, генерал всё правильно рассчитал: сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться. Так что дальнейшая моя жизнь на ближайшие полгода - год была решена. Далее генерал сказал, что знает о моем несколько необдуманном решении жениться в тюрьме на Нежинской ради её малолетнего ребенка и о том, что в настоящее время развод с нею невозможен из-за её болезни. Но в любом законе можно найти лазейки. И если я справлюсь с этим сложнейшим делом, он совершенно определённо заверяет меня в том, что я получу свободу и смогу устроить свою судьбу, как того пожелаю. И вновь он всё верно предугадал, подарив мне весьма призрачную надежду на возможность честно смотреть Вам в глаза, когда мы встретимся. Далее генерал сказал, что Вас нынче нет в Затонске, но обучение Ваше в медицинской школе подходит к концу, и в скором времени Вы вернетесь в Россию и, с огромной долей вероятности, – в свой родительский дом, поскольку Вы пребываете всё ещё под опекой отца. Кроме того, было еще одно обстоятельство, которое делает меня единственным претендентом на роль ловца этого изощренного злодея. Крутин обладает гипнозом. А я, как выяснилось, ему не подвержен. Генерал разрешил давнюю загадку того странного соседа, который оказался в моей камере незадолго до освобождения. Оказывается, это был их секретный сотрудник, обладающий очень сильным талантом гипнотизера, и он своими несколько странными методами проверял мою способность противостоять гипнозу. Так что, друг мой, наша встреча откладывается на неопределённое время. Вместо поездки в Париж я приступаю к выполнению очередного задания. За эти месяцы я должен буду изучить все материалы по делу Крутина, выработать стратегию, узнать все, что можно, о нем и его преступлениях, о которых хоть что-то известно охранке. Работа предстоит наитруднейшая, но я вгрызусь в неё зубами, я найду этого проклятого Крутина. Я обещаю Вам, Анна, что к моменту Вашего возвращения домой этот злодей будет схвачен и получит по заслугам за свои прегрешения! О большем не смею и мечтать... За сим откланиваюсь. Ваш Яков Штольман.