Письма в никуда

Анна! Не верю, что это, наконец, случилось! В такой горячке нахожусь, даже сам не ожидал от себя подобного. Пройдет совсем немного времени, и я увижу Вас! Так долго мечтал о том, что боюсь осознать. Всё кажется – мне это снится, и сейчас проснусь. И нет никакой надежды. Прибегаю к излюбленной своей методе: обращаюсь мыслями к Вам и тем немного унимаю волнение. Но поведаю всё последовательно. Вызвали меня нынче на Гороховую и сообщили об имеющихся, непроверенных, правда, сведениях, что Крутин может отправиться за границу, чтобы попытаться подобраться к Вам ближе. В связи с таким поворотом дел вручили мне новое распоряжение: командирован в город Вашего нынешнего пребывания. Да, именно так - в Париж! Причина не самая веселая, надо признать. Но каков поворот судьбы! Надеюсь, генерал не углядел на лице моём ошеломления вперемешку с несказанным восторгом, когда сообщал о сем задании. Годы застенков приучили Вашего покорного слугу скрывать все страсти и волнения от сторонних глаз. И бог с ним, что я не смогу не то, что поговорить, но даже и приблизиться к Вам: о том сказано весьма категорично и безапелляционно. Наблюдение должно вести на расстоянии, никак себя не обнаруживая. Признать меня Вы не сможете, поскольку встреча наша состоится на традиционном рождественском бале-маскараде, что организуют в нашем русском посольстве. И уж я постараюсь явиться неузнанным в полном соответствии с правилами маскировки. Костюма Коломбины не обещаю, как и в Арлекина или Пьеро рядиться тоже не стану. Слишком уж сие было бы в лоб. Но какого-нибудь Бригеллу вполне потяну: надвину берет поглубже да усы с бородою приклею, как тот фельдшер доктора Милца, который, как Вы без сомнения помните, помог бежать когда-то Элис Лоуренс. Вы еще тогда явились поздно вечером ко мне в кабинет, а потом перебирали усы и бороды на моем столе, а я просто любовался Вами в неверном свете настольной лампы. Что же до маскарада, Вы ведь помните то наше дело с тремя Коломбинами? Как Вы отправились в очередную погоню за духами, и я явился туда же. Я тогда сам едва не свалился рядом с Вами в той бальной зале, когда увидел Вас, лежащей на полу в обрывках серпантина и конфетти. А Вы, очнувшись, так счастливо улыбнулись, потянулись ко мне и нежно погладили ладошкой по щеке. Испугался тогда, что уж теперь скрывать: ждал, что снова поцелуете меня, только в этот раз я уж не откажусь от счастья быть с Вами, из-за того могу и натворить дел да и Вас подвергну опасности, исходящей от князя и Нежинской. Потому и предложил тот идиотский нейтралитет. И сам же его взялся нарушать потом, как только Вы оказывались в опасной близости от меня. Да и кто бы смог иначе? Кажется, я уж слишком расфантазировался, а до отъезда предстоит ещё массу дел переделать. Отправляюсь я не один, а в сопровождении одного из офицеров Охранного отделения – унтер-офицера Климова. Сперва генерал предложил взять с собой бывшую любовницу Крутина, чтобы она его опознала. Но в процессе разговора от мысли этой мы отказались. Перед отъездом предстоит разработать четкий план, учесть множество деталей, предусмотреть возможность даже задержания злодея. Мы должны устроить всё так, чтобы Вы остались невредимой и не были подвергнуты опасности. Что-что, а уж это я, надеюсь, смогу обеспечить. На этом беседа наша завершилась, и я откланялся. Как вышел из здания, даже не стал брать извозчика. Промахнул шесть кварталов, не заметив, словно бы в лихорадке какой пребывал. В голове теснился рой мыслей, образов, всплывали картинки давнего прошлого, и в них Вы, Вы, Вы! Нет, я совершенно в себе уверен: смогу удержаться и не подойти. Но какое же счастье будет увидеть Вас. Кажется, сбывается то, о чем и думать не смел. В Париж прибудем предположительно после пятнадцатого декабря. Вроде бы ещё есть время до того, чтобы успокоиться. Но проще сказать, чем сделать. По дипломатическим каналам связи в посольство направят пакет с уведомлением о нашем прибытии. Я испросил позволения приложить к сей депеше записку для своего друга - Николая Раковского, что служит уж третий месяц в посольстве. Генерал, помедлив, дал согласие, ведь мы всё равно должны будем явиться в ведомство Артура Павловича Моренгейма, так что никакого вреда, ежели я ручаюсь за своего друга, в том не будет, что он узнает о нашем приезде. Кроме того, Николай может вполне осуществлять некоторое содействие нашему плану. Вот таковы мои невероятные новости! Теперь живу этим ожиданием увидеть Вас, душа моя! И, чем черт не шутит, возможно, в сей поездке и окончатся мои мытарства, буде так случится, что мы арестуем этого преступника. Жду с величайшим нетерпением этой поездки, словно вновь ожидаю вызволения из застенка. До скорой встречи, драгоценная моя Анна! До скорой встречи!