хонджун сонно потирает глаза, потягиваясь. веки немного влажные, и это заставляет насторожиться. он смотрит на свои руки, опять трет один глаз, и снова смотрит на пальцы. немного поблескивают от влаги.
— джуни-хен! — ультразвук уена заставляет не то, чтобы насторожиться, задуматься. ким вообще не помнит, чтобы засыпал, а чона не помнит в пекарне, где был, совершенно. зато помнит, что было до того, как провалился в сон. невольно в сознании мелькает «лучше бы не помнил». — мы будили тебя, но ты не просыпался. и плакал, — [хонджун не особо уверен, что хочет знать содержание своих снов], — почему, хен? — уена самого чуть на слезы не пробивает, но он держится — его немного поддерживает за плечи сан. — сонхва-хен позвонил сани и сказал, что ты потерял сознание, — чон объясняет, видя такой знакомый и привычный беспомощный потерянный взгляд хена. его [уена] пугает даже сама мысль, что этот взгляд мог пропасть. не так. уен в ужасе от того, что могло произойти с хонджуном. с его хеном, иногда подбадривающим, иногда сам требующий поддержки.как консул, уен все еще не теряет надежды вернуть хонджуна, о котором иногда слышал в университете в коридорах. как чон уен, он старается изо всех сил, пытаясь вернуть к жизни утопающего хонджуна. и пусть спасение утопающих – дело рук самих утопающих, уен старается помочь киму даже материально, несмотря на отпор хена, не говоря уж о ментальной помощи.
— мы пришли и пытались разбудить тебя. сани даже дергал тебя за волосы, — хонджун переводит взгляд на сана, [сан отводит взгляд, пытаясь не улыбнуться в настолько серьезной ситуации, зная, что идея была уенова], и замечает бледного сонхва. очень бледного сонхва, держащегося за плечо сана. — сонхва-хен тоже чуть в обморок не упал от беспокойства о тебе. но потом пришла соен-нуна и сказала, что ты слишком устал. еще соен-нуна дала сонхва-хену антидепрессанты и… — он встречается взглядом с самим сонхва, все еще покачивающимся немного, — хену было немного плохо. Sooljalee — GIRIBOY [1:26] — ага, его чуть наизнанку не вывернуло, пока соен-нуна читала инструкцию. но ты проснулся, и все счастливы, — заканчивает за уена сан и садится на стул позади, усаживая на колени чона (сонхва, потеряв поддержку, тоже садится в кресло. то же кресло напротив хонджуна). — мы с ени впервые слышали, как матерится хен.сан тоже старается для хонджуна. заряжает полностью отдающего энергию киму уена, стараясь больше для более близкого человека как администратор, и для того, кто дорог его близкому, как чхве сан.
хонджун моргает (кажется, впервые за это время), на выдохе говоря негромкое «хен, наверное, даже не осознавая этого. просто озвучивая мысли, которые сейчас крутятся вокруг сонхва. вокруг бледного и сонного сонхва, немного покачивающегося даже сидя.сам сонхва вообще путается в себе. еще точный месяц назад тест, дающий уже третий год подряд, с двадцатилетия, стандартное «командир» сегодня заставляет усомниться в себе. сонхва старается помочь хонджуну так же, как и уен. отдает ему даже немного больше, чем может. чем то, что является нормой. его нормой. для человека его типа это – аномально. эталон стандарта для него не должен нарушаться. но сонхва даже не замечает, как отдает киму даже собственные вещи, размывая рамки личного пространства, раньше четко ограниченного.
сонхва вздергивает голову, направляя фокус зрения на хонджуна. зрачки пака немного расширены — таблетки имели действие [и освещение в пекарне осуществлялось только тусклыми эдисоновскими лампочками] — и он уже более спокоен, чем два часа назад. сейчас, когда часы показывают 7:48 после полудня, спустя несколько часов после того, как хонджун заснул, он даже почти не волнуется за состояние кима, больше находясь на периферии сознания, нежели «здесь и сейчас». может, страх за хонджуна пропал, когда чон соен, соен-нуна, троюродная старшая сестра уена, живущая в двух кварталах отсюда, вообще пришедшая за круассанами, и по сущей случайности являющаяся реаниматологом, заглянула киму в глаза и увидела измученную и вымотанную душу озвучила утешительное «переутомился». потом, правда, страх на долю секунды вернулся, после «но так и умереть недолго», улетучиваясь потом. «но ему еще далеко».чон соен, в принципе, менеджер. может, немного нестандартная, но менеджер. спокойная и уравновешенная лидер, превосходящая в реаниматологии многих в силу упрямости упорства и устойчивости. и, как менеджеру, ей тоже [как и всем, окружающим хонджуна людям] страшно за ким хонджуна. зная его уже тоже почти год (со слов уена), как соен, она боится и за состояние собственного брата, и за «синевласку». но, видя сана, за хонджуна боится больше. и искренне надеется, что он обретет такую же поддержку, как и уен в виде чхве. сама соен, будучи в гордом одиночестве чаще всего и иногда в обществе дворовых собак, которых кормит вечерами, о себе почти не волнуется, отдавая себя людям вокруг. наверное, именно это и роднит ее с уеном.
соен после этого остается с ними еще на час — помогает сонхва с успокоительным, потом пьет кофе, съедает круассан, жалуясь на калорийность, и уходит, пожелав уену удачи, сану — терпения, сонхва — ускоренной регенерации нервных клеток, шутя, зная, что они просто атрофируются [«из того, что я узнала о синевласке сейчас и из того, что говорил уен-а раньше, это явно не последний обморок»]. сонхва после этого тоже ненадолго засыпает, просыпаясь за десять минут до того, как просыпается «синевласка». Today — CITI — хен, ты плакал, — уен повторяется. но не замечает этого, только подтирает прорвавшиеся несколько слез и кутается в сана. — и говорил, что тебе страшно. — мне страшно? — хонджун переспрашивает, хмурясь. ему уже точно не хочется знать, о чем он думал, будучи в обмороке. — ты говорил, что тебе страшно быть одному и что если ты утопнешь в собственных проблемах, то даже некому будет завещать всю свою краску для волос. — почему-то немного дрожащим и непривычно тихим голосом уена это звучит грустно.настолько грустно, что хонджун вспоминает, ощущая странное дежавю.
хонджун видит, как уен поднимается с сана, собираясь что-то сказать, что-то явно доведущее кима вообще до позорных слез [ладно еще без сознания, можно списать это на реакции организма, но гордость у него все еще есть], но закрывает рот — ким призывно раскрывает руки, подзывая к себе. уен падает в объятия хена под немного завистливым взглядом сонхва и прищуренным — сана. — наверное, просто сон был неприятный. — уен, кажется, понимает, кивая куда-то в шею, висня на хонджуне. — я же живой? — опять кивает. — значит, все хорошо. сейчас ты пойдешь домой и поспишь, окей? только поспишь и отдохнешь, а не как обычно, сядешь за книги. отдохнешь. — хонджун еще что-то шепчет, пока сан и сонхва все еще молча смотрят на то, как уен успокаивается и действительно, отстранившись, зевает, потом опять устраиваясь на чужом плече. из хонджуна выйдет великолепный психиатр. это подтверждает собой сонный и умиротворенный уен, опять усевшийся на сана после кимового «иди к своему сану, меня сейчас сожрут». в пекарне опять воцаряется тишина. каждый старается думать о своем, но даже у соен, сейчас уже лежащей дома в нескольких пледах, мысли сводятся к хонджуну. только сам хонджун опять засыпает, предпочитая мыслям темный вакуум. Knight — MADDOX / Runaway — EXO «может, он и не выберется.» но все-таки такие мысли все четверо отбрасывают почти сразу. «у него много шансов, — думает консул, — тем более большая поддержка,»«но он никогда не обратится за помощью, — продолжает администратор, — осознанно, в крайнем случае.»
«наверняка даже под действием психотропов синевласка забудет о существовании кого-то близкого в плане поддержки и будет максимально пытаться помочь кому-то, только не себе, — усмехается про себя менеджер.»
«наверное, такая жизнь — сущий ад, — командир обобщает все мысли.»
дальше их мысли разветвляются, но, наверное, больше всего думает сонхва, тоже засыпающий через несколько минут по звуки дождя за окном. уен, сан и соен думают втроем. потом сан и соен думают вдвоем. и пусть их мысли чем-то похожи, мысли администратора сводятся к «близкий моего близкого», а мысли менеджера приходят к «новый знакомый». но это не особо важно. важнее «он может положиться на меня», к которому пришли четверо. и пусть каждого свой оттенок — у уена и сана почти семейный, у соен — дружеский, у сонхва — что-то, что он сам еще не до конца понял.