Белая ворона

      Сара продолжает работать в баре Драконов, и дни сменяют друг друга, из некой загадочной диковинки превращаясь во вполне привычный образ жизни.       Школа — казино — дом.       Всё, казалось бы, идёт своим чередом: она понемногу начинает осваиваться за стойкой, не ведётся на дружеские провокации Вишни, а если всё же ведётся, то замечает оплошность быстрее, чем даёт ему повод посмеяться. Другие члены банды узнают её как «ту самую девчонку, что заставила Хилла искать пропавших детей», и в этом их обращении Сара нередко чувствует сквозящее одобрение. Она знакомится с половиной из них, «кофе-пиво-виски» — и вот О’Нил уже знает, как кого зовут, кто чем занимается по жизни и, ввиду актуальных событий, что думает «про эти сраные выборы».       Время от времени появляется и сам Аарон. Большую часть времени он проводит за пределами казино, где — Сара не знает. Но когда он всё же заглядывает в зал — будь то днём или вечером, — неизменно подходит поздороваться, а иногда даже и выпить чашку чёрного кофе со сливками, или виски. Неизменно от него пахнет крепкими сигаретами Gold Coast, и этот грубый запах горького табака настолько прочно переплетается с его образом, что порой Сара чувствует его раньше, чем видит самого обладателя. А потом Аарон выпивает свой кофе, то ли серьёзно, то ли в шутку добавляя, что чашка его за необязывающим разговором с ней кажется ему слишком маленькой, и, улыбнувшись, скрывается за дверьми своего кабинета. Этот маленький ритуал тоже становится для Сары чем-то вроде приятной привычки.       После смены Альфи неизменно протягивает ей конверт, из которого дома она откладывает большую часть денег. «На чёрный день», — говорит Сара, не без удовольствия отмечая, что благодаря работе в баре финансовое состояние её семьи постепенно приходит в более-менее приемлемый вид.       Тем временем её мама всё так же витает в собственных розовых облаках, состоящих из ток-шоу, прогулок по городу и мистера Никсона. Всё то время, что шериф не пропадает на работе, он посвящает миссис О’Нил, а бумаги о разводе, отправленные из Балтимора, точно грозовые облака нависают где-то очень низко над их головами.       Сара крутится в этом вареве, впускает в свою жизнь каждую его значительную и незначительную составляющую, всё ещё порой просыпаясь по ночам от кошмаров и в буквальном смысле спасаясь от них бегством на безлюдных улицах Сентфора как можно раньше по утрам.       Всё идёт своим чередом, но у каждого порядка должна быть точка, в которой направления меняются, стрелки рельс переключаются, и жизнь сходит с одного маршрута на другой. Это своего рода закономерность, и с Сарой это тоже случается.       Это происходит в самый обычный день, в самую обычную смену, близящуюся к вечеру. В казино непривычно много клиентов, их яркие платья и тёмные пиджаки разбавлены чёрными косухами, мелькающими тут и там.       О’Нил подаёт ребятам из банды их заказ и поворачивается к Альфи. Он флиртует с девушкой за стойкой, но, едва она берёт свой коктейль и, подмигнув из-за плеча, уходит к своему столику, улыбка опадает с его губ, словно ниточки рвутся.       — Я задолбался, — говорит парень, опираясь о столешницу локтем.              Сара не может сдержать усмешки:              — Что, лихая ночка?              — Так заметно, да? У моего брата был день рождения, мы… немного перебрали.              Ей нравится Альфред. Он деликатен, не лезет не в своё дело, хорошо учит, понятно объясняет и в случае глупых оплошностей не злится, а лишь смеётся и объясняет ещё раз.              — Я пойду перекурю, окей? — Он накидывает толстовку поверх фартука. — Приготовишь лёд? Он закончился.              Сара кивает, провожает Альфи взглядом и берёт из морозилки куб льда. Она откалывает кусок за куском и поднимает голову, когда к стойке подходит официантка.              — Сара, — зовёт она. — За шестым столиком мужчина просит виски с содовой.              О’Нил находит глазами шестой столик: четверо поддатых мужчин играют в покер. Смех, громкие возгласы, летящие в порыве гнева фишки.              — Альфи вернётся и сделает, — Сара хорошо помнит указ Аарона: обслуживать только Драконов.              — Хотелось бы побыстрее.              — Он сделает так быстро, насколько сможет, — О’Нил улыбается той самой улыбкой, говорящей: «Тема закрыта, ничем не могу помочь». Девушка в ответ пожимает плечами и уходит.              Вернувшись к нарезке льда, Сара не замечает, как спустя пару минут один из мужчин неуклюже поднимается со своего места и направляется к бару, немного пошатываясь из стороны в сторону. Она не видит этого, но мгновенно реагирует, когда слышит резкий хлопок ладонью по барной стойке прямо на уровне её лица.              — Эй? Я сделал заказ!              Перед ней мужчина лет тридцати, захмелевший до той степени, что тон, в каком он обращается к Саре, — бескомпромиссный и недопустимо грубый. Насупленные брови, вспотевший лоб и подмышки, выпирающие вены на руках — всё в его виде говорит о крайней степени раздражения.              — Простите, сэр, — произносит Сара тоном совсем неизвиняющимся и хмурит лоб, машинально делая шаг назад от его нависшей над барной стойкой физиономии. — Бармен сейчас вернётся.              — А ты что, не бармен?              — Я не обслуживаю клиентов.              — А на кой хрен ты здесь тогда стоишь?!              Где-то позади разгневанного мужчины охрана, заинтересованная разговором на повышенных тонах, уже направляется в главный зал, а за шестым столиком его друзья, почувствовав надвигающуюся беду, отодвигают свои кресла, чтобы вернуть приятеля обратно в игру. Но Сара этого не видит. Сара видит лишь его пальцы, побелевшие и вцепившиеся в край барной стойки, воспалённые глаза навыкате, расширившиеся зрачки которых прикованы к ней в ожидании ответа.              Он смотрит на неё так, будто ненавидит, и всё естество Сары, каждая клеточка сходится в осознании одного: он — потенциальная опасность.              Шум заполняет уши и голову, словно ватная пробка; пальцы машинально сжимаются на рукояти ножа. Сара не двигается с места, всем телом напрягаясь, будто перед броском, и вместо паники чувствует одну лишь безрассудную решимость. Здесь и сейчас, в этот самый момент она точно хищник, готовый наброситься на другого хищника.              В дальнейшем она будет мысленно возвращаться к этим событиям не раз и не два. Она всё будет думать о том, почему всё случилось так, как случилось, и как обернулись бы события в дальнейшем, не сделай она того, что сделала в тот вечер. Она поймет, что поступила поспешно, необдуманно и глупо. Что ситуация того не стоила и у неё, оказывается, был выход не шагать в бездну, но ноги сделали этот шаг за неё.              Но это все будет потом. В настоящий момент Сара не думает ни о чём, кроме нависшего над ней мужчины, намерения которого ей непонятны.              Поэтому когда он вскидывает руку — не для того, чтобы ударить, а просто в порыве неконтролируемого негодования, — Саре хватает пары секунд. Её рука, всё ещё сжимающая нож для резки льда — острое и опасное оружие, — поднимается и распарывает как воздух между их лицами, так и кожу на его щеке.              Время замирает буквально на несколько ничтожных секунд, и эти секунды до безобразия сюрреалистичны: вот он касается пореза на щеке, вот его пальцы уже испачканы кровью. Он смотрит сначала на них, затем медленно поднимает глаза на неё… А потом всё нещадно ускоряется, будто кто-то нажал кнопку на плеере, но Сара ничего не соображает. В ушах — будто эффект от шумовой гранаты, а перед глазами всё плывёт. Она видит, как мужчина открывает и раскрывает рот, как сотрясает воздух кулаками, как его друзья подбегают к нему, а охрана хватает за руки. Сара продолжает сжимать в руке злополучный нож, и взгляд её тяжелеет и мрачнеет.              Если он замахнётся ещё раз, она ответит тем же.              Люди мельтешат перед глазами, в зале поднимается настоящая суматоха, несколько человек вскакивают из-за столов. Все смотрят на неё. Что-то кричат, говорят, но Сара всё так же ничего не слышит.              Её предплечье обхватывает чья-то рука. Сара дёргается от неожиданности и машинально хочет защититься, но сомкнувшиеся вокруг предплечья пальцы держат её слишком крепко.              Она резко вскидывает голову: Вишня. Как он здесь оказался?              — Брось нож, — непривычно жёстко приказывает он, и его голос долетает до неё даже сквозь пелену шума в ушах. — Сейчас же.              Пальцы смыкаются плотнее, Сара смотрит на парня большими, нехорошо поблескивающими глазами, один взгляд в которые заставляет Вишню встряхнуть девушку пару раз, отчего она приходит в себя и наконец разжимает пальцы.              Как только нож со звоном падает на пол, Дракон тут же ослабляет хватку и притягивает Сару к себе, пряча её в объятиях. Запах его кожаной куртки и мятной жвачки смешивается с ни на секунду не утихающими воплями по ту сторону барной стойки. Сара, начиная осознавать, что она только что натворила, чувствует себя будто в тисках.              — Мне надо на улицу, — шепчет она, выбираясь из его объятий.              Она оборачивается на сцену у бара и только сейчас замечает, сколько людей там собралось. Раненый мужчина, по щеке которого за ворот рубашки стекает кровь, продолжает кричать. Его друзья не знают, как себя вести: пытаться утихомирить охрану или усугубить ситуацию, устроив перепалку. Подтягиваются остальные Драконы, за их спинами Сара неожиданно видит Аарона.              Он появляется в зале, и люди сами собой расступаются перед ним, пока он направляется прямиком к центру событий. Идёт к бару, но взгляд его, сосредоточенный и тёмный, прикован к Саре. Он смотрит на её бледное лицо долго и внимательно, чуть прищурившись, а потом наконец переводит взгляд на мужчину.              — Я разберусь, — Аарон обращается к охране, но его нарочито негромкий голос заставляет умолкнуть всех остальных, и только потерпевший продолжает брызгать слюной:              — Она… она! Эта девка пырнула меня ножом!              — Вишня, — зовёт Хилл, с непоколебимым спокойствием продолжая разглядывать заходящегося в истерике мужчину. — Отвези Сару домой.              — Ты меня слышишь, нет?! Она порезала мне лицо, смотри сюда!              — Вы будете разговаривать со мной.              Сара не уверена, правда ли она слышит пассивную агрессию в его голосе, или это её разыгравшаяся фантазия продолжает издеваться, но возможности дослушать у неё нет: Вишня тянет её наружу, и двери служебного помещения закрываются перед лицом в тот самый момент, когда Аарон делает шаг навстречу кричащему на него мужчине.              На пассажирском сидении в машине Вишни она продолжает молчать, но взгляд её постепенно оттаивает. В голову начинают просачиваться бесконечные вопросы: «Зачем я это сделала?». Этих «зачем» неисчислимое множество, но ни на одно из них у неё нет ответа, и поэтому Сара продолжает молча жаться к окну, никак не реагируя ни на попытки Вишни её приободрить, ни на его обеспокоенные взгляды.              Когда машина останавливается прямо напротив её дома, и Сара незамедлительно тянется к дверце, Вишня всё же хватает её за руку, вынуждая остановиться.              — Принцесса, — зовёт он, разглядывая её вмиг осунувшееся, застывшее в полупрофиль лицо. — Что, чёрт возьми, там произошло?              Она смотрит строго перед собой, её губы сжаты в белесую линию, ресницы подрагивают, будто она едва-едва сдерживает непрошеные слёзы. Весь ее вид говорит ему о том, что ответов он не дождётся.              Вишня отпускает её руку, и Сара выскальзывает из машины, словно тень, скрываясь внутри дома. Вишня ещё некоторое время потерянно смотрит на закрывшуюся за ней входную дверь, а затем, чертыхнувшись, выжимает газ, чтобы вернуться обратно в казино.              По другую сторону Сара прижимается лбом к прохладной поверхности двери и стоит так некоторое время. По темноте и тишине внутри она понимает, что мамы нет дома — вероятно, прогуливается с мистером Никсоном, — и этот факт впервые не раздражает, а приносит облегчение.              Осознание того, что она натворила, затапливает рассудок, будто вода, стремительно переливающаяся через края ванны. Сару начинает потряхивать…              С усилием оторвавшись от двери и медленно — точно ноги налиты свинцом, — поднявшись на второй этаж, Сара скидывает в ванной одежду и забирается под душ.       Холодные капли режут кожу, но вскоре комнату заволакивает пар. Присев на кафель в душевой кабинке, Сара обнимает колени руками и замирает.              Замах руки и его обезумевшие глаза… Откуда она могла знать, что он не собирается нападать? Ведь всё выглядело так реально — и эта ненависть во взгляде, и уже знакомые вибрации, такие, что даже описать не можешь, а просто-напросто воспринимаешь на физическом уровне. Он источал опасность, он был самой опасностью, так что же она, чёрт возьми, должна была делать?              Сару трясёт даже под потоком горячей воды. Она обнимает себя крепче, хочет спрятаться, исчезнуть… Она слишком устала от своих старых демонов, чтобы встречаться ещё и с новыми… Боже, что она наделала?              К тому моменту, когда она выходит из ванной и натягивает на голое тело спортивный костюм, на улице уже совсем темно. О’Нил присаживается на край кровати, в нервной задумчивости кусая губы, а потом закрывает лицо руками.              Она сидит так некоторое время, и из этого транса её неожиданно выводит неестественно громкий звук дверного звонка. На секунду замерев, Сара, подорвавшись, уже в следующее мгновение сбегает по лестнице, распахивает входную дверь и чуть не налетает на… Аарона.              Он медленно опускает руку от звонка и наклоняет голову, разглядывая встревоженное девичье лицо с расширенными то ли в испуге, то ли в удивлении глазами и плотно сжатой челюстью. Чёрные влажные волосы Сары прилипают к шее, и по ней под одежду стекают капли.              — Зайди внутрь, простудишься, — его рука ложится ей на плечо, подталкивая обратно в дом. Сара послушно делает несколько шагов назад, и, когда дверь за ним закрывается, в тёмном коридоре вдруг становится тесно.              Взгляд карих глаз безразлично скользит по стенам и предметам декора, потом останавливается на её лице и не теплеет:              — Поговорим в твоей комнате? Если твоя мама вернётся, мне будет проще уйти через окно, чем через парадную дверь.              У Сары в голове вновь вертится вопрос: «Что теперь будет?»              Коротко кивнув, она поднимается по лестнице, а звуки тяжелых шагов Аарона следуют прямо за ней, и в оглушающей тишине дома они звучат, как её личный приговор. Даже в собственной спальне, казалось бы, где она должна чувствовать хоть какую-то уверенность, Сара испытывает лишь острое чувство уязвимости.       Сейчас он на неё накричит, скажет, что она всё испортила, скажет, чтобы возвращалась в тот бар у дороги, потому что ей там самое место…       Но Аарон молчит. Он с любопытством оглядывает большую спальню, окрашенную в сине-оранжевые тона, бросает заинтересованный взгляд на аккуратно прибранный письменный стол, на стены, ожидая увидеть кучу глупых плакатов с героями современных фильмов или рок-звёзд, но ничего такого не находит. Есть лишь пара фотографий, стопка книг и принадлежности для рисования. Ей точно семнадцать?       Он медленно перемещается по комнате, и его большая фигура, одетая во всё чёрное, кажется Саре несуразной, слишком огромной и до жути непривычной. Может, поэтому она жмётся к стене, а не потому что боится его гнева, который вот-вот вырвется на свободу.       Но нет никакого гнева. Аарон молчит, и его молчание угнетает, поэтому Сара решается на вопрос:       — Что с тем мужчиной?       Хилл стоит у окна и приоткрывает штору, выглядывая наружу. Он буквально спиной чувствует тревожность, исходящую от Сары. Хорошая у него репутация, если семнадцатилетние девушки так на него реагируют. В углу за шторой он замечает мольберт.       — Ты рисуешь? — спрашивает он, и для Сары, которая ждет чего угодно, кроме этого, его вопрос звучит нелепо.       — Что?       — Мольберт, — терпеливо поясняет Хилл, отодвигая штору. — Тут, в углу. Рисуешь?       Она смотрит на него во все глаза — удивительно большие, голубые глаза, которые на бледном лице кажутся слишком уж яркими, — хлопает ресницами и хмурится. Забавная, она постоянно хмурится, когда смотрит на него.       — Я… нет, то есть да… Рисовала раньше. Аарон, что с тем мужчиной?       Он ещё несколько мгновений смотрит на перекошенный мольберт, прислонённый к стене, третья ножка которого перемотана строительной лентой, а потом отпускает штору и облокачивается на письменный стол. Лезет в карман косухи за пачкой сигарет, но, вовремя спохватившись, оставляет затею закурить прямо в спальне.       «Что с тем мужчиной? Немного пьян, немного приведён в чувство, всё так же взбешён, но жив. Что ещё может с ним быть? Казино видало и не такие разборки, царапина на лице — ничтожнейшее из происходившего в его стенах. А вот что с тобой, Сара? Именно этот вопрос ты должна задать, но вместо этого им уже не в первый раз задаюсь я…»       — Что тебя расслабляет?       От неожиданности Сара аж вздрагивает:       — Что, прости?       — Чем ты занимаешься, чтобы отвлечься от стресса? — Хилл отходит от стола и делает ей навстречу пару шагов. — Чем ты расслабляешься?       Она не понимает. Не понимает, почему он не ругается, почему задаёт эти странные вопросы и не отвечает на её. Почему стоит вот так, как сейчас, склонившись над ней, заглядывая в лицо, будто ему правда есть какое-то дело до того, что она делает, чтобы избавиться от стресса.       — Не знаю, — бормочет она, приворожённая блеском карей радужки. — Бегаю, рисую…       Аарон кивает, потом выпрямляется, поведя задумчивым взглядом по потолку, засовывает руки в карманы косухи. На вытянутой шее ярко виден кадык, чёрный след татуировки маняще торчит из-под края футболки, привлекая внимание, и Сара, уже увидев его, не сразу может оторвать взгляд от фрагмента рисунка.       — Послушай-ка, — начинает он, и Сара поспешно переводит глаза на его лицо. — Я не знаю, что с тобой происходит, но могу дать один непрошеный совет: почаще занимайся тем, что тебя радует. Расслабляйся. Отдыхай. Если будешь всё время держать себя на строгом поводке, то однажды он порвётся, и один его конец ударит тебя саму. Это больно.       Он касается её плеча и чуть сжимает его, будто в попытке приободрить. Смотрит в вытянувшееся в удивлении лицо и позволяет себе кривую усмешку: она слишком похожа на Бэмби с этими чёрными длинными ресницами, вечно распахнутыми светлыми глазами и сведёнными к переносице бровями.       — Мне пора идти. Надеюсь, ты меня услышала.       Сара не успевает даже раскрыть рта, как Хилл уже покидает комнату, а его шаги гулко раздаются на лестнице. Что это, чёрт возьми было?       — Аарон… — окликает она его, перевесившись через перила.       Столько вопросов у неё в голове, но он обрывает их все, совершенно нелогично заявляя вместо прощания:       — Жду тебя завтра в баре.