Белая ворона

      После школьных занятий, в сквере, где можно спрятаться от солнца и первой весенней жары, он нагоняет её. Окликает, и Сара, обернувшись, видит, что Майкл Тёрнер, накинув рюкзак на одно плечо, спешит к ней, размахивая ладонью и улыбаясь.       Майкл. Майкл Тёрнер.       Слишком много противоречивых ассоциаций для одного человека.       Незнакомец. Школьный бунтарь. Сплетник и заговорщик. Первый из предателей, которых ей подсунул этот город. При этом — борец и смельчак. В какой-то мере даже спаситель её жизни и жизней её друзей. Непонятный и неразгаданный.       — Привет! — Он останавливается в паре шагов, убирает упавшую на лоб рыжую чёлку. Идеальная укладка испорчена, но он, кажется, этого не замечает. — В бар идёшь? Не против, если я провожу? Мне по пути.       Сара согласно кивает: пусть её отношения с Майклом далеки от дружеских, после его участия в схватке с Фавном, — тему которой они оба негласно договорились не поднимать, — О’Нил принимает решение отпустить прошлые обиды и дать Майклу второй шанс.       Они болтают о всякой ерунде, Майкл сыплет жалобами на младшего брата, а О’Нил смеётся, но в голове у неё безвылазно сидит одна мысль, и в удобный момент Сара решается:       — Майкл, — она заглядывает в его веснушчатое лицо, и Тёрнер отвечает ей улыбкой. Весеннее солнце, сегодня по-настоящему тёплое и щедрое, играет в его волосах и на длинных ресницах, — хочу тебя кое о чём спросить. Как человека, который недавно вступил в ряды Драконов. Можно?       Он останавливается. Несмотря на то, что улыбка не сходит с его губ, Майкл весь вдруг преображается, будто подростковая беспечность уступает место мужской сдержанности, которой у него хоть отбавляй.       — Конечно. Я отвечу настолько честно, насколько смогу.       Под его внимательным взглядом Сара начинает нервничать и, дабы пресечь это, достаёт из заднего кармана джинс пачку сигарет.       — Будешь? — Она вытягивает одну сигарету зубами и протягивает ему остальные. Парень ухмыляется:       — Раз предлагаешь.       Никотин подавляет беспокойство — это то, что нужно. Сара глубоко затягивается, пока в горле не начинает горчить, и выпускает дым в сторону.       В последнее время ей всё чаще кажется, что в ней живут две личности. Первая — боязливая, беззащитная Сара, внутри которой — одно сплошное решето. Именно этой Саре снятся безумные кошмары, и именно эта Сара раз за разом предпринимает бессмысленные попытки бегства от реальности. Есть другая. Для той, второй, мысль разбить бутылку, чтобы защитить себя, кажется вполне нормальной. Эта Сара знает, куда нужно бить и как кусать, эта Сара не брезгует сигаретами, она цинична и уже порядком устала от жизни. Эта Сара бездумно нападает на людей с ножом — та, другая, не спит из-за этого ночами.       Сегодня Сара в своей второй ипостаси: осознание того, что она натворила вчера, закрепляется в мозгу неприятной истиной, но она её не отрицает. Наоборот, принимает и даже слегка раскаивается, но старается больше на этом не зацикливаться. Теперь ей любопытно другое.       — Я хотела спросить об Аароне, — наконец решается она и косит взглядом на Майкла, пристально следя за его реакцией.       — Что конкретно? — Тёрнер хмурится: как она и ожидала, вопрос не вызвал у него особого воодушевления.       — Ну, — пиная носком ботинка мелкие камушки, Сара, не решаясь встретиться с Майклом взглядом, начинает двигаться дальше по дорожке, как бы намекая, мол, пойдём.       — Мне интересно, что он за человек, — говорит она, когда они возобновляют шаг.       — Странный вопрос.       Ещё одна затяжка, и Сара признаётся:       — Вчера кое-что произошло…       — Ты про махач в баре? — Голос у Майкла уж больно беззаботный. — Мне рассказывали.       — Махач в баре — хорошее название, — она не может сдержать кривой усмешки.       — Так, а Аарон здесь при чём?       — При том, что по всем законам логики он должен был уволить меня после вчерашнего. Но мало того, что он этого не сделал — он даже не разозлился. Я буквально напала на его клиента, а он сделал вид, что ничего не произошло.       Вновь остановившись, Сара обнимает себя руками, а пепел с полупотухшей дрожащей сигареты падает на её кроссовки. Ей хочется верить, что Майкл согласится и поддержит, но в ответ Тёрнер начинает улыбаться. Красноречиво усмехнувшись, он возобновляет шаг, на несколько коротких секунд оставляя растерянную Сару позади.       — Не пытайся разгадать Аарона, — советует он, когда она наконец догоняет его, и ей кажется, что в его голосе она слышит гордость. — Просто имей в виду, что у него всегда на всё есть свои причины. Он ничего не делает просто так. Если он решил тебя оставить, значит, так надо.       — Это никак не отвечает на мой вопрос…       — Прости, тут я не помощник. Спроси у Аарона сама, если так хочешь докопаться. Но на твоём месте я бы просто забил и продолжал работать, пока дают.       Он прав, но ясности это не прибавляет. А отсутствие ясности действует на Сару удручающе. Будто знаешь, что у кого-то припасены в рукаве карты, но не имеешь понятия, какие именно, и что этот кто-то будет с ними делать.       Они продолжают идти по направлению к казино, и день понемногу клонится к вечеру, когда за их спинами из-за поворота на пустую дорогу выезжает полицейская машина. Бесшумно приближаясь, проезжает мимо, и ни Сара, ни Майкл не обращают на неё никакого внимания. Однако мгновением позже машина разворачивается через сплошную, и тут Тёрнер первым понимает — что-то не так. Он замедляет шаг, перестав обращать внимание на неумолкающую Сару, а белый Форд тем временем по закону подлости останавливается прямо рядом с ними, красноречиво мигая красно-синими огнями. Двое полицейских выходят из салона.       — Майкл Тёрнер?       Они здесь точно не ради дружеской беседы, и Майкл это понимает. Чёрная татуировка дракона на груди начинает гореть, будто она — извечная причина всех его бед и неприятностей.       — Это я, — отвечает он низким, вибрирующим, но ничуть не испуганным голосом. Склоняет голову, глядя на неприятеля из-под нахмуренных бровей, сжимает ладони в кулаки, всем телом напрягаясь.       Полицейские в свою очередь окружают его, чтобы перехватить, если он вдруг задумает бежать. Один из них кивает в сторону машины, кладёт обе руки на кожаный ремень, заявляя:       — Садись, прокатимся до участка.       — Майкл, что происходит?       Другой предупреждающе опускает руку парню на плечо, и Тёрнер весь внешне и внутренне ощетинивается, но возражать не смеет. Лишь раздувает ноздри, сверкая злобным взглядом, а на скулах у него ходят желваки.       — Не переживай, Сара, — успевает бросить он, перед тем, как его поспешно и непозволительно грубо запихивают на заднее сиденье Форда. — Всё нормально. Аарон предупреждал нас, что так и будет. У этих гомиков на меня ничего нет! Посмотрим, что Никсон нарыл на этот раз!       Последние фразы он, с отвращением скалясь, адресует полицейским, буквально выплёвывая их им в лица, и до Сары они долетают уже через закрытую дверь автомобиля.       — Что происходит?! — повторяет она не без доли гнева, хотя всё же больше ошарашенно. Делает несколько шагов в сторону игнорирующих её полицейских, всплескивает руками и повторяет свой вопрос уже громче.       — Девочка, иди домой, — пренебрежительно отмахивается один из мужчин, садясь на водительское сидение. — И не связывайся с Чёрными Драконами, если не хочешь, чтобы в следующий раз и тебе устроили тур до тюремной камеры.       Хлопает водительская дверь, рычит мотор, и машина срывается с места, увозя с собой и Майкла, и последние остатки столь необходимой ясности. А Сара всё так же стоит посреди пустой улицы — растерянная, задетая и сбитая с толку. Смотрит вслед плавно исчезающему за поворотом Форду, а потом срывается с места и бежит.

***

      Она врывается в кабинет Хилла абсолютно беспардонно. Распахивает дверь и залетает внутрь, даже не удосужившись постучать.       — Аарон, Майкла арестовали!       Две пары удивлённых глаз впиваются в девчонку, держащуюся за дверной косяк и тяжело дышащую после длительной пробежки. Она приносит с собой еле уловимый запах сигарет и почти растаявший аромат духов.       Оборванный разговор затихает. Саре никто не отвечает. Аарон откидывается в кресле, переводит взгляд на Вишню, но сохраняет спокойствие, будто её заявление не вызывает в нём никаких эмоций. Впрочем, так оно и есть.       — Значит, малыш Тёрнер тоже попался… — наконец подаёт голос Вишня, и тон его чуть задумчивый, но ни разу не взволнованный.       — Вы будете что-нибудь делать? Они забрали его прямо на улице, ничего не объяснили и увезли в участок!       Её вопрос снова остаётся без ответа. Сара переводит взгляд с Вишни на Хилла, поражаясь их безразличию. Почему они такие спокойные? Может, она что-то не так поняла?       — Майкла — нашего Майкла, — уже медленнее, с расстановкой, повторяет она. — Арестовали. Вы меня слышите?       — Слышим, принцесса, слышим. В этом нет ничего страшного, просто доблестный шериф развлекается как может.       Едва она успевает раскрыть рот для следующего вопроса, Аарон поднимается со своего кресла и подходит к ней:       — Сара, всё в порядке. Майкла отпустят либо сегодня вечером, либо к завтрашнему утру. Его арест — просто… в общем, не заморачивайся, — он кладёт руку ей на плечо, мгновенно ощущая, как быстро ходит её грудная клетка в попытках восстановить дыхание. От его взгляда не укрываются малейшие изменения в мимике: вот девушка хмурится, вот напрягает губы, сжимает, чтобы через секунду раскрыть для очередного вопроса. Аарон прячет усмешку, мягко разворачивая и подталкивая Сару к выходу.       — Твоя смена сейчас начнётся. А с Майклом мы разберёмся.       Она не успевает ничего возразить, тем не менее Аарон замечает в её глазах как минимум десяток незаданных вопросов. Сара, вдруг осунувшись, вздыхает и тихо говорит:       — Ладно…       Она уходит, и Аарон закрывает за ней дверь, а в кабинете на время воцаряется тишина. Вишня поднимается и идёт к стеллажу, где Хилл хранит алкоголь. Находит уже початую бутылку виски, наполняет два бокала.       — Значит, и Тёрнера тоже сцапали. Никсон лютует.       — Скольких взяли в целом? — Хилл принимает предложенный бокал и, в отличие от Вишни, осушает его незамедлительно.       — С Тёрнером — одиннадцать.       Аарон ругается себе под нос — грубо, но увы, тому есть причина. Он садится обратно в кресло и откидывает голову на подголовник, уставившись задумчивым взглядом в потолок.       — Мы этого ждали, — замечает Вишня, снова с заботой наполняя его бокал до краев.       — Ждали, но не так, чтобы одиннадцать за день!       — Да ладно, Хилл, их выпустят через пару часов, максимум — через сутки. Никсон лает, но не кусается. Пока что… — Вишня продолжает прогуливаться по кабинету, разглядывает стеллажи, бутылки с люксовым алкоголем и прочие забавные штучки, что Аарон хранит как память о прежних временах. Тут тебе и раритетный пистолет Люгера, контрабандные сигары, пара фотографий с незнакомыми Вишне людьми. Сентиментальный хлам, но Аарон почему-то всё ещё держит это при себе.       — Кстати, — улыбаясь, тянет гласные Вишня. — Сегодня я ночую здесь. Если я высунусь за порог, Никсон — сто процентов — и меня повяжет. Он так и не простил мне ту маленькую кражу прошлой осенью, злопамятный пёс.       — Да ради Бога. Но только не на моём диване.       — Чё-ёрт, — с наигранной обидой скулит парень, плюхаясь на тот самый диван. Потом чуть серьёзнее добавляет:       — Кстати, хотел спросить по поводу Сары.       — А что с ней?       — Ты правда думаешь, что тот мужик больше не заявится?       Хилл тянется к виски, взбалтывает плещущееся о края тёмное содержимое, но после ставит бокал обратно на стол. Выборы, бешеный Никсон, теперь ещё и девочка, что размахивает ножом перед лицами его клиентов — и всё это одновременно. Вернётся ли за расправой тот парень — простой клерк из предвыборной команды Алекса Мура, офисная крыса, обиженная и оскорблённая? Скорее всего, да. Нужны ли Аарону эти проблемы? Однозначно — нет.       По-хорошему он должен был объяснить Саре, что размахивать ножом — это привилегия Бурого, но точно не её. Объяснить и распрощаться с этой странной девочкой, которая не умеет контролировать приступы гнева, паники или что ещё там у неё. Извиниться перед пострадавшим за этот непростительный случай, а не приказывать охране выкинуть его за порог вместе с дружками…       Ах, да, чёрт, он должен был. Но не сделал ничего из этого. Поступил диаметрально наоборот, наплевал в лицо логике. И поэтому сидеть и ждать, пока последствия не настигнут их всех — то, что ему теперь остаётся.

***

      Четыре часа её рабочей смены проходят быстро и без эксцессов. Сара исполняет свои обязанности — делает кофе, наполняет бокалы, и всё идёт как обычно. Никто из Драконов не заговаривает с ней о случившемся вчера — как она догадывается, по двум причинам. Первая — это тот факт, что столь безобидные выходки здесь — не редкость. Членов банды, безусловно, забавляет, что в этот раз непосредственной участницей стычки стала несовершеннолетняя девчонка, даже не Дракон, но вслух они об этом не говорят, лишь заговорщически улыбаются ей и идут по своим делам, будто ничего и не было.       Вторая причина серьёзнее. По обрывкам пропитанных злобой чужих разговоров Сара догадывается, что сегодня полиция арестовала не только Майкла, и этот факт действует на всех удручающе. Достоинство и честь банды, вдруг несправедливо оскорблённые, пульсируют как рана, в которой поковыряли грязной рукой.       Так или иначе, наступает вечер, тема вчерашнего инцидента остаётся забытой, и только Альфред каждый раз перед тем, как взять короткий перерыв, с ехидным смешком спрашивает Сару, не собирается ли она напасть на кого-нибудь в его отсутствие.       Она не злится, но ей не смешно. О’Нил думает о Майкле, о том, почему шериф арестовал его и что теперь будет. Её мысли неизменно возвращаются к Тёрнеру, а воображение услужливо подкидывает мрачные картинки: грязная тюремная камера, сквозняк, гуляющий по полу, и со всех сторон — одно лишь пренебрежение и безразличие.       Поэтому, когда Сара возвращается домой, настроение её хуже некуда. Она открывает входную дверь и, очутившись в прихожей, вдруг останавливается как вкопанная, в этот же момент понимая: нет, хуже есть куда.       Из столовой доносится смех. Высокий — её матери, — и более низкий, мужской. Смех мистера Никсона. Сара скидывает рюкзак на пол, снимает ботинки, чуть ли не швыряя их, и в этот момент в коридор выходит мама.       — Ты пришла! Поужинай с нами!       Она ведь её мать, так почему же Сару так коробит от этого дурацкого, счастливого вида? От её перекошенной улыбающейся гримасы, от этой кричаще яркой розовой блузки, от размазанной помады?       — Я не голодна, — Сара отворачивается и вешает куртку на крючок, спасаясь в полутьме коридора — ей не хочется, чтобы мама видела, насколько она зла.       Зла из-за Никсона, что уже как хозяин восседает в их столовой. Зла из-за матери, что такая счастливая теперь только рядом с ним. Из-за Майкла, что сидит в камере, пока они мирно ужинают.       Эта злость бурлит в ней на маленьком огне, но Сара знает: не уследишь за ней, и эта адская смесь из гнева, обиды и одиночества затопит всё. Поэтому девушка замирает лицом к двери, закрывает на мгновение глаза и делает несколько глубоких вдохов, чувствуя, как её всю буквально передёргивает.       Когда она поворачивается обратно к матери, её лицо почти расслабленно, и только в глазах — одно сплошное напряжение. Но Айрис О’Нил этого не замечает.       — Привет! — Шериф Никсон чуть привстаёт со стула и дружелюбно машет рукой, когда они обе входят в столовую. Сара садится с краю стола, поближе к выходу, здоровается — куда менее жизнерадостно, — и ждёт, пока Айрис, порхая, наложит еду ей на тарелку.       — Побольше салата, вот так. Будешь мясо? Я положу, тебе нужно хорошо питаться. Совсем исхудала!       Эти искусственные слезливые причитания остаются без внимания, потому что Никсон, настроившись на беседу, поворачивается к Саре всем телом и с видом крайней заинтересованности спрашивает:       — Ну что, Сара, как дела? Как в школе? На работе?       Она бы засмеялась от нелепости этой ситуации и того, как глупо и несуразно Никсон вписывается в образ заботливого отца, будь это другой день или другая она. Сейчас же Сара лишь крепче сжимает вилку, накалывает на неё лист салата и вскидывает на шерифа взгляд, исказив лицо в откровенно неискренней, фальшивой улыбке.       — Отлично, мистер Никсон, всё просто прекрасно. А как на работе у вас?       Он многозначительно кивает, пережёвывая еду:       — Не хочу жаловаться, но из-за выборов всё идёт кувырком: город будто с ума сошел, а полиции с этим разбирайся. Работы много, но ничего, мы не жалуемся, — он посылает Айрис тёплый взгляд, полный нежности. — Да и вот твоя мама пригласила на ужин, не мог же я отказаться.       — Да какой же это ужин, так… — женщина, присев на соседний стул, улыбается, хочет договорить, но Сара её перебивает:       — Раз уж такой разговор… Вы Майкла из-за выборов арестовали? Или есть другая причина?       Ну, вот и всё. Она убирает приборы, так и не прикоснувшись к еде, кладёт ладони на колени, под скатертью сжимая их в кулаки.       Взгляд Никсона холодеет мгновенно.       — Откуда ты знаешь об этом?       — Я была с ним, когда его арестовали. «Арестовали» — сказано очень громко, потому что ваши доблестные ребята просто подъехали и затолкали его в машину. Это вообще законно?       Никсон на одно единственное мгновение теряется под давлением этих осуждающих глаз и тона, которым обладательница хочет его пристыдить. Он поспешно протирает салфеткой рот, переводит взгляд на полную тарелку еды. Больше не улыбается, больше не кокетничает и не ведёт себя как хозяин. Он теряется на одно-единственное мгновение — а затем это проходит.       — Его арестовали, потому что он состоит в банде уголовников. Всем об этом известно, — жёстко, но не грубо говорит он, и Айрис кивает его словам, точно безвольный попугай. Сара отворачивается, будучи не в силах смотреть на эту тупую покорность.       — То есть, вы арестовали его просто потому, что он в банде? — напирает она.       — Именно, — Никсон встречается с ней взглядом и смотрит прямо, сурово.       — Он школьник.       — Нарушающий закон.       — Интересно, как же он его нарушил?       — Это не предмет для обсуждения за столом.       — Может, потому что вам нечего сказать?       — Сара!!!       Айрис подскакивает со своего места, упираясь ладонями в стол, и нависает над дочерью, точно коршун. Её ещё недавно радостно сверкающие глаза теперь заволакивает тёмной дымкой — точно такой же, которая обычно появляется при ссорах с мужем.       — Я не позволю тебе выражаться в таком тоне, тем более с мистером Никсоном! Ты ведёшь себя отвратительно!       — Айрис, всё в порядке…       — Не в порядке!       Сара больше не смотрит на него. Она переводит взгляд на свою тарелку, разжимает пальцы. Внутри — море, океан незаданных вопросов. «Почему ты кричишь на меня?» «Почему встаёшь на его сторону, не разобравшись?» «Почему он ведёт себя как хозяин в нашем доме, развалившись на стуле, надев домашние тапочки отца?»       «Что мне делать?»       О’Нил поднимается. Ни на кого не смотрит, но они смотрят на неё. Мать — осуждающе, шериф — уже спокойнее.       «Это просто дети», — скажет он, когда Сара выйдет из столовой.       «Она становится неуправляемой», — ответит Айрис и покачает головой, даже не удосужившись предположить, что она — одна из причин этому.       — Желаю вам приятного вечера, — Сара выдавливает из себя откровенно фальшивую улыбку и, покинув столовую, поднимается на второй этаж.       В своей спальне она переодевается в спортивный костюм, заплетает волосы в косу. Избегает смотреть на себя в зеркало, постоянно сжимает и разжимает губы. Злится.       От злости, обиды, непонимания, одиночества у неё есть средство.       Спустившись обратно в коридор, она надевает кроссовки. Из гостиной доносится звук телевизора и нежных разговоров, но вот голоса замолкают, и Айрис выходит в прихожую:       — Ты куда?       — Бегать.       — Уже девять вечера.       Вместо ответа хлопает входная дверь.