Белая ворона

      Впервые после своего ареста Сара возвращается в казино. Казалось бы, прошли всего каких-то два дня, но они принесли столько потрясений и изменений, что последствий хватило бы на месяц.       И эти изменения — не только внутри самой Сары, они и снаружи: в непривычно пустом игровом зале, в разнесённом баре, разбитых окнах, сломанной мебели, сорванных картинах, в каждом из Драконов, что, притаившись, лелеет свою тихую злобу и вынашивает план кровожадной мести.       Вместо громких возгласов победы или проигрыша здесь теперь обитает скорбное молчание, а звук плещущегося в бокалах алкоголя и брошенных на сукно игорных костей сменился ритмичным стуком строительных молотков, жужжанием дрели и угрожающим клацаньем пистолетных затворов.       Огорченная увиденным, Сара беспрекословно позволяет двум Драконам проводить её до дверей в кабинет Хилла, что теперь вдруг кажутся самыми настоящими вратами в Ад. Короткое постукивание, и, не дождавшись ответа, один из членов банды отворяет дверь и, подтолкнув Сару внутрь, тут же закрывает её за ней.       В кабинете темно, слишком темно. В скудном, тоскливо-жёлтом свете одной лишь настольной лампы Сара хорошо видит его: Аарон сидит за столом, подавшись вперёд и положив на него локти. Его лицо опущено, глаза изучают бумагу в руках. Весь в чёрном, в полутьме своего логова, он как никогда прежде напоминает Саре самого настоящего дракона.       Она замирает на пороге. Почувствовав вдруг неприятное покалывание в желудке, непроизвольно тянется к карману, где обычно лежат сигареты, но вовремя себя одёргивает. Предчувствие чего-то не очень хорошего обволакивает, словно пеленой, порождает внезапное желание развернуться и сбежать. Сара сглатывает сухой комок и остается стоять на месте.       Проходит минута или две, прежде чем Хилл наконец откладывает бумагу в сторону и медленно поднимает глаза. Встречается с Сарой взглядом, которого она не может прочесть, и, не размениваясь на приветствия, бесстрастно просит:       — Сядь, пожалуйста.       Она послушно садится в кресло напротив его стола и теперь, приблизившись, может разглядеть и тёмные отметины под его глазами, и покрывшиеся корочкой разбитые костяшки рук. От вида последних — неестественно ярких бордовых следов на белых длинных пальцах, — она резко вскидывает на него испуганные глаза, будто этим задавая вопрос, который не осмеливается произнести вслух:       что с тобой случилось?       Однако Хилл не отвечает. Молчит, смотрит, чуть склонив голову. Откидывается в своём кресле, играючи вертя в пальцах ручку. Тишина, а ещё груз его пристального взгляда, направленного ей прямо в душу, вынуждают Сару опустить глаза на собственные ладони.       Молчание затягивается, молчание нарастающей волной давит на психику, побуждая закончить эту пытку любым способом. Сара сдаётся и вскидывает на Аарона жалобный взгляд, встречаясь, однако, с полным безразличием.       И тогда она не выдерживает.       — Я ему ничего не сказала. Он спрашивал, что я знаю о вас. Имена, места, числа, но я ему ничего не сказала, — искренне, с каким-то чуть ли не истеричным надрывом выпаливает она, а Хилл продолжает молча смотреть, внешне оставаясь невозмутимым. — Спроси кого хочешь: он оставил меня на ночь в участке, потому что, Аарон, я ему ничего не сказала!       Она замолкает столь же внезапно, вдруг ощутив резкую слабость. В глазах темнеет — на несколько ничтожных секунд, — но и этого хватает, чтобы испугаться и судорожно схватиться за подлокотники. Уже знакомое головокружение, лёгкое покалывание в пальцах и озноб — Сара делает вдох, но не слышит собственного дыхания, потому что нарастающий шум в ушах перекрывает всё. Ей кажется, что она падает, а потом… потом она чувствует жар на своей щеке и понимает, что это его ладонь.       Разлепив веки, она видит, что Аарон сидит, опустившись перед ней на корточки, с беспокойством заглядывая в лицо, а его горячая ладонь лежит на её щеке, будто поддерживая. Взгляд мечется от испарины на лбу к расширившимся зрачкам, и под аккомпанемент затихающего в ушах писка Сара, не отдавая себе отчёта, накрывает его руку своей.       Его кожа правда будто пылает, или это её пальцы совсем озябли?       — Ты мне веришь? — она всё ещё слышит собственный голос будто через заслонку.       Он не отвечает, продолжая, снедаемый беспокойством, заглядывать в её лицо. Не отнимает ладони, не отдаляется и лишь протягивает к Саре вторую руку, заправляя за ухо упавшую на глаза тёмную прядь. Ладонь опускается на плечо, и Хилл чувствует мелкую дрожь, что пробивается сквозь её одежду.       — Эй-эй, всё хорошо, — большой палец его ладони успокаивающе скользит по щеке, и Сара, позволив себе такую глупость, отмечает про себя, что с подобной нежностью к ней давно уже никто не прикасался.       — Аарон…       «… так ты мне веришь?» — хочет ещё раз спросить она, но мужчина вдруг отнимает руку и поднимается. Он отходит к стеллажам, но уже спустя мгновение возвращается, протягивая ей низкий широкий бокал, наполненный чем-то тёмным.       — Выпей.       — Я не…       — Нет, Сара, — Аарон не просит. — Просто выпей.       Она чуть мешкает, но в итоге подносит бокал к губам и залпом опрокидывает содержимое. Оно жжётся в горле и неприятной кислинкой отдаёт на языке, впрочем, практически мгновенно несильно ударяя в голову. Постепенно Саре и вправду становится легче: комната больше не пляшет перед глазами, звон в ушах затихает. Только руки всё ещё холодные, а по позвоночнику бегут мурашки. Однако взор её больше не затуманен, и в следующий момент, когда Сара поднимает его на Аарона, глаза её глядят осмысленно.       — Прости, — произносит она негромко, тайно радуясь полумраку кабинета, который хоть немного скрывает её, должно быть, неважный вид.       Хилл забирает пустой бокал из её рук, и на одно мгновение их пальцы вновь соприкасаются — её, ледяные, и его — обжигающие.       — Тебе не за что извиняться, — говорит он, останавливаясь между креслом и столом. — Как ты?       — Нормально… уже лучше. Не обращай внимания, просто последние дни выдались… нервными… — она наблюдает, как его пальцы вертят пустой бокал. Прежде, чем позволить тишине вновь опуститься мёртвым грузом, Сара уже было открывает рот, чтобы ещё раз задать тот же самый вопрос, как Хилл вдруг встревает первым.       — Да, Сара, — говорит он, отставляя бокал в сторону и встречаясь с ней взглядом. — Я верю тебе. Более того, я знаю, что ты ничего не сказала шерифу.       — Знаешь?       — Знаю. Уши у меня есть даже в участке.       — Тогда… зачем я здесь? — Сара теряется, вновь ощущая себя зверьком, на которого вот-вот набросят охотничью сеть.       Ответ на этот, казалось бы, простой вопрос следует не сразу. Аарон отворачивается, запрокидывая голову к потолку, и, мрачно о чём-то задумавшись, пару раз пропускает чёрные пряди сквозь пальцы.       — Потому что я хочу с тобой поговорить… но перед этим я должен извиниться.       Отойдя еще чуть дальше, он садится на край стола и встречается с её чуть удивлённым, чуть испуганным взглядом, в котором опять читает десятки незаданных вопросов. И хотя, казалось бы, он множество раз справлялся с вещами посложнее обыкновенных извинений перед школьницей, подобрать сейчас правильные слова и наконец произнести их — сравнимо, пожалуй, с самыми опасными и выматывающими вылазками, что он когда-либо совершал.       — Я предложил тебе эту работу, чтобы ты могла избежать бессмысленных проблем в своём кафе-баре, и я ясно дал понять, что здесь, среди нас, ты в безопасности. При этом я допустил, чтобы у тебя начались проблемы с полицией. Никсон мог забрать моих парней, но не тебя. Ты была под моей защитой, но я облажался.       — Но, Аарон, — тихо, но искренне возражает Сара, поражённая несвойственным ему раскаянием. — В том, что Никсон устроил облаву на казино, нет твоей вины!       «И всё равно добрая…» — мелькает у него мысль, отчего Хилл грустно усмехается:       — Я так не считаю. И поэтому прошу у тебя прощения за то, что тебе пришлось пережить. Мне правда очень жаль, Сара.       У неё голова идёт кругом, и О’Нил не уверена в причине: то ли это последствия едва прошедшего приступа, то ли просто его слова не укладываются у неё в сознании, поднимая в душе не совсем понятную ей самой бурю абсолютно разных эмоций. Его разбитые костяшки рук, глубокие тени, залёгшие под глазами, усталый, расстроенный, сожалеющий взгляд — всё это обескураживает и почему-то волнует. И в душе Саре хочется так много ему сказать, убедить, что она совсем не считает его виноватым в произошедшем, однако произнести вслух она может лишь малую часть своих мыслей:       — Случившееся… уже в прошлом. Я стараюсь об этом много не думать.       Сара не врёт. Она правда пытается забыть ту бессонную ночь в полицейском участке и свои слёзы. Оставить этот не самый красивый эпизод в прошлом, сделав вид, что его никогда и не было. Получается, однако, пока что не очень.       — Всё нормально, Аарон, — тем не менее, повторяет она с нажимом, потому что не хочет показывать свои слабости: ни ему, ни кому-либо другому. — Я — нормально.       Она не тушуется под его пристальным взглядом и никак не реагирует на нервный вздох, что следует после. Хилл слезает со стола и, пройдясь по кабинету, возвращается в кресло.       — Сделаем вид, что я поверил, — потянувшись к пачке сигарет, он достаёт одну, но не закуривает, вместо этого вертя сигарету в пальцах. — Если ты не хочешь об этом больше говорить, не будем. Но я хотел с тобой вот что ещё обсудить. Ты же понимаешь, что теперь не сможешь здесь работать?       «К сожалению, да». Перед глазами Сары — суровое лицо Никсона и заплаканное — Айрис. Мысленно уже успев попрощаться и с деньгами, и с компанией Драконов, что в последнее время стала ей неожиданно близка, Сара вдруг чувствует предательски подступающий к горлу ком и, чтобы хоть как-то отвлечься, отворачивается и проводит пальцами по волосам.       — Ты не сможешь работать здесь, но у меня есть для тебя другое предложение. Хочешь узнать, какое?       — Хочу, — говорит она, медленно и с подозрением переводя взгляд обратно.       — Тогда для начала я расскажу тебе, чем занимаются Чёрные Драконы, — Откинувшись в кресле, он на мгновение прикрывает глаза. — Мы в Сентфоре вот уже около одиннадцати лет и за это время преуспели во многих делах, начиная от мелких грабежей и заканчивая этим казино. Сейчас, помимо игр, мы занимаемся двумя вещами: контрабандой и фальсификацией документов. Паспорта, ценные бумаги, свидетельства о смерти и рождении — мы создаём их и продаём. Мы оперируем не только в Сентфоре, с географической точки зрения бизнес растёт. Следовательно, нам нужно больше людей… догадываешься, к чему я веду?       — Хочешь предложить мне подделывать деньги? — усмехается она, резко выдохнув.       «Он что, совсем спятил?»       — Деньги печатает станок, — не менее серьёзно продолжает Хилл. — Документы делаются людьми. Послушай меня внимательно, Сара, — он кладёт локти на стол, придвигаясь ближе, и внимательно смотрит ей в глаза, настолько внимательно, что саркастичная усмешка медленно сползает с губ О’Нил.       — Я предлагаю тебе вступить в банду. Полноценно и полноправно. Если согласишься, станешь самым настоящим Драконом, таким, как я, Вишня, — да любой из нас. Мы станем твоей семьёй, а ты нашей. Тебе будет гарантирована наша протекция, и взамен мы попросим лишь твои навыки и верность.       Аарон замолкает, но сказанное им, будто колокольный набат, раздаётся в голове у Сары снова и снова.       Я предлагаю тебе вступить в банду…       Холодок пробегает от копчика к затылку, вызывая по всему телу табуны колючих мурашек. Сердце вдруг начинает биться учащённо, Сара чувствует его пульсацию всем телом.       — Почему ты думаешь, — задыхаясь, спрашивает она, — что я справлюсь с тем, что ты предлагаешь? Я никогда не занималась подобным… я не знаю, как подделывать документы, даже не представляю, что для этого нужно.       — Я не знаю, справишься ты или нет, но я предлагаю попробовать. Любой человек обучаем. Ты ведь рисуешь? Значит, скорее всего, внимательна к деталям, аккуратна, и визуальная память, должно быть, у тебя развита. Мортен говорит, это уже полдела.       — Мортен?       — Мортен, — Хилл вновь кивает, продолжая наблюдать за Сарой с холодным спокойствием. — Он возглавляет ячейку. Если согласишься, будешь под его руководством. Мортен считает тебя сообразительной, говорит, ты из тех, кто схватывает на лету, и я с ним согласен. Тебе нужно будет понять лишь технические аспекты, всё остальное — детали.       Он видит, насколько она растеряна и сбита с толку этим неожиданным предложением. Как старается не показать охвативший её испуг и… восторг.       Да, блестящие в нетерпении глаза, в которых можно наблюдать за тем, как рациональность борется с безумием — он видел это десятки раз. Разум твердит ей остановиться, дикость же, заложенная в ней природой, бунтует и хочет вырваться на свободу, бросить вызов рамкам общественности и закону. Он видел это десятки раз, он сам такой же.       Именно поэтому Аарон знает, какое из двух начал победит.       — Сара, — мягко зовёт он. — Ты считаешь, что ты не справишься, но ты уже показала свою смелость и характер. Ты могла рассказать про нас Никсону, что-то ведь ты должна была слышать или видеть за то время, что работала здесь. Ты могла рассказать ему о нас что угодно — поспорю, ему пригодилась бы любая информация. Ты бы избежала проблем и его гнева, и никто бы тебя не тронул. Но ты этого не сделала, и этот факт говорит о тебе определённые вещи.       — Я это сделала не из любви к вам, а потому что хотела насолить ему, — прямо заявляет она и тут же ловит в ответ его довольную усмешку:       — Враг моего врага — мой друг. Так говорят? — Он поднимается, отряхивает брюки и, уперев ладони в стол, склоняется над ней. — Ты примешь дружбу Чёрных Драконов?       И пока ангел на одном её плече заходится в истеричных мольбах эту дружбу отвергнуть, демон на другом уже вовсю смеётся.       Потому что в случаях, подобным её, всегда побеждает безумие.

***

      В маленьком зелёном парке подальше от центра города, где они договорились встретиться с Аароном, — никого. Сара присаживается на скамейку, зажимая ладони между колен, и оглядывается: и вправду, помимо нескольких гуляющих с собаками горожан, она здесь одна. Время слишком раннее, роса маленькими капельками блестит на её кедах, отражая солнце; в воздухе пахнет весной, а весна пахнет сиренью.       Сара задирает голову, кладя её на перекладину скамейки. Богатые, раскидистые кусты цветут, разросшись в стороны зеленью, а вверх — фиолетовыми и белыми соцветиями. Слишком высоко, чтобы сорвать, но достаточно близко, дабы насладиться ярким ароматом, который — к счастью или к сожалению — доступен людям только пару коротких недель в году.       Поднявшись, Сара всё же тянется рукой к взмывающим в небо ветвям и хватает ту, что пониже. Встав на носочки, утыкается кончиком носа прямо в мягкие соцветия, вдыхая аромат, и оттого довольно улыбается.       «Так бы и стояла тут», — она слишком любит сирень, чтобы не наслаждаться ею, однако эта весна проходит слишком сумбурно и быстротечно, забирая приятные деньки и вместо них подсовывая всё новые и новые переживания. Какая уж тут сирень.       Перед закрытыми глазами Сары проносятся события последних недель: скандалы родителей, её новая работа, знакомства, глупые шутки с Альфи, кричащий на неё мужчина и его порезанная щека, одиночество, страх, безнадёжность и серые стены тюремной камеры… Слёзы, истерики и как результат — одно простое предложение, дать ответ на которое оказалось одновременно и так трудно, и так легко.       «Ты станешь преступницей, Сара… если всё получится, ты станешь настоящей преступницей», — подобные мысли постоянно проносятся в её голове, но она почему-то их отметает, предпочитая не замечать, просто не позволяя им занимать голову.       «Пускай», — так же мысленно отвечает она сама себе. — «Зато — если всё получится, — может, я хоть где-то и хоть кому-то буду нужна».       Она буквально физически чувствует, как ступает на тёмную тропу, но ничего не может поделать с собой. Занеся ногу, ещё сомневается для виду, в душе уже точно решив: после всего, что с ней случилось, обычная жизнь не для неё.       Ты станешь самым настоящим Драконом…       Слова Аарона, произнесённые доверительным тоном, чётко звучат в её голове даже спустя несколько дней после их беседы. Они крутятся там, точно пластинка, и с каждым новым оборотом Сара убеждается, что поступает правильно.       Раздавшиеся дальше по тропинке негромкие шаги заблаговременно долетают до её слуха, и Сара спокойно отстраняется от куста. Мгновение, и из-за поворота, держа руки в карманах куртки, появляется Хилл.       — Доброе утро. Извини, опоздал. Давно ждёшь? — слегка улыбаясь, приветственно кивает он.       Сара ловит улыбку, отвечая тем же.       — Привет, — отряхивая ладони, она делает к нему шаг. — Нет, совсем недавно. Поехали? Ты на машине?       — Припарковался на дальней парковке, — небрежно указав за плечо, Аарон кивает на куст сирени позади Сары:       — Любишь сирень?       — Ага, — подсвеченная солнцем, пробивающимся из-за ветвей раскидистого дуба, тёмно-зелёная листва мерцает на свету. Лёгкий ветер качает соцветия, доносит до Сары и Хилла пьянящий аромат, будто обволакивая их. Девушка не может сдержаться и на одно мгновение вновь прикрывает глаза, наслаждаясь.       А когда открывает, Аарон уже стоит на скамейке. Опасно перевесившись через край и поставив одну ногу на спинку сидения, он тянется к цветам.       — Белая или фиолетовая?       Поражённая Сара не сразу находится с ответом, продолжая широко распахнутыми глазами разглядывать его спину и предательски задравшийся край серой футболки.       — Аарон, — смеясь, она воровато оглядывается. — Что ты делаешь? Слезай!       — Тогда пусть будут обе.       Хрустят ветви, сыплются листья, и минутой позже Хилл спрыгивает на землю, протягивая Саре большой разноцветный пахучий букет. Пальцы несмело смыкаются вокруг тонких веток, губы растягиваются в непрошеной улыбке. Набухшие гроздья сирени подрагивают между их лицами, и Сара не сразу замечает, что случайно накрывает пальцы Аарона своими. Как неловко… Тёплые и совсем не грубые наощупь — она мягко пожимает их, а потом, как ребёнок, залившись румянцем, перехватывает букет чуть выше.       — Не надо было, — запоздало возражает Сара, глупо улыбаясь и прижимая букет к груди.       — Давай тогда я заберу… — он шутливо тянет к ней руку, и О’Нил, захохотав, уворачивается, отпрыгнув от него на два шага.       Она смеётся; ей хорошо и отчего-то легко на душе. Цель их встречи внезапно больше не кажется страшной или неправильной, и Сару совсем отпускает волнение: будто только это ей и было нужно — небольшой момент радости, немного смеха и простое человеческое внимание. Поэтому, когда несколько позже Аарон уверенно и спокойно ведёт машину по улицам города, направляясь к окраине, Сара не переживает.       Вскоре они останавливаются у одиноко стоящего дома, кажущегося заброшенным. Заросший пустырь и запустелый, небрежный вид этого двухэтажного строения наводят на мысль, что Аарон ошибся адресом. Однако он глушит двигатель и выходит из машины. Поспевая за ним по неухоженной, заросшей травой дорожке из потрескавшегося серого камня, она всё же спрашивает:       — Мы точно туда приехали?       Вместо ответа он лишь лукаво улыбается из-за плеча и, остановившись возле входной двери, достаёт из кармана брюк связку ключей.       Снаружи — ветхость, грязь и запустение, свисающая с крыши толстая паутина и заваленное сухими листьями крыльцо, но внутри, когда Аарон распахивает перед ней дверь и пропускает вперёд, лишь чистая пустота. Серые стены и бетонные полы абсолютно голые, — неоклеенные и незастеленные, — но аккуратные. Их с Аароном шаги гулким эхом разносятся по большому пустому помещению, в котором нет ни одного предмета мебели, ни одной картины, что уж говорить про станки для печати и другое запрещённое оборудование, которое Сара ожидала увидеть.       — А где… всё? — слегка растерянно подаёт она голос, крутанувшись разок вокруг своей оси.       — Пойдём, — Аарон кивает вглубь дома, и О’Нил послушно следует за ним, пачкая кеды в вязкой строительной пыли. В смежном помещении — том, что когда-то, вероятно, было кухней, — она сразу замечает металлический люк, ведущий куда-то вниз.       Хилл присаживается и тянет за ручку. Люк поддаётся бесшумно и легко, приоткрывая вид на круто уходящую вниз железную лестницу.       — Дай руку, — Аарон ступает на первую ступеньку и протягивает Саре открытую ладонь.       Чуть замешкавшись, она вкладывает свою руку в его, и мужские пальцы тут же крепко обхватывают ладонь, мягко, но уверенно потянув за собой. Зажав букет сирени на сгибе локтя, Сара ступает на лестницу, ставя ногу точно на след Аарона и стараясь сохранять между ним и собой дистанцию, чтобы, вдруг упав, не потянуть его следом. По мере спуска, запах, яркий и насыщенный, забирается в ноздри. Так пахнут чернила и типографская краска. И от этого запаха с каждым следующим шагом нетерпеливое возбуждение начинает завладевать Сарой.       Лестница заканчивается в небольшой комнатке. Те же серые стены и серый пол, на потолке — высоко подвешенные потрескивающие лампы. Однако приглушённое жужжание, раздающееся откуда-то из раскинувшихся коридоров подвала, подсказывает Саре, что это точно то самое место.       — Привыкнешь и будешь по лестнице взлетать, — Аарон, по-доброму усмехнувшись, отпускает её руку и хочет добавить ещё что-то, но замолкает, глядя поверх её плеча.       — Привет-привет, — Появившись точно из ниоткуда, Мортен отряхивает руки о серый рабочий фартук и протягивает свою большую, но аккуратную ладонь сначала Хиллу, потом Саре.       Пальцы художника — так подумала она при их знакомстве. Что ж, пожалуй, в каком-то смысле она оказалась права.       — Честно говоря, уже думал, вы не приедете.       — Немного задержались, всего-то.       — Ага, — Мортен, загадочно ухмыляясь, ведёт по Саре лукавым взглядом, с любопытством задерживаясь на букете в её руках. — Ну что, пойдём, покажем красавице мастерскую?       Подмигнув, Мортен на пятках разворачивается, скрываясь в одном из коридоров.       — Кстати, Сара, — не оборачиваясь, басит он, и его голос приглушённым эхом отражается от пустых стен. — Рад, что ты приняла наше предложение. Что-то подсказывает мне, что мы с тобой подружимся. Мы ребята неплохие, надёжные, порядочные. Сегодня никого из моих нет — суббота, все отдыхают — но в другой раз я вас обязательно познакомлю.       — И большая у тебя… ммм… команда?       — Да нет, нас всего трое. Будешь у нас четвертой. Если, конечно, всё пойдёт как следует, и тебе у нас понравится.       «И если я не ударю в грязь лицом в самом начале», — с ироничной усмешкой отмечает она и, поддавшись какому-то порыву, оборачивается на Аарона. Он ловит её взгляд и, ухмыляясь, выгибает бровь, будто прочитав её мысли. И то ли это промозглость подвала, то ли ухмылка его так действует, но у Сары по лопаткам вдруг пробегают мурашки, и девушка поспешно отворачивается.       Тем временем коридор выводит их в огромное помещение, полностью заставленное разнообразной техникой и аппаратурой. Станки, машины для печати, столы со специальными лампами и увеличительными стёклами — от стены до стены всё это расстилается перед Сарой, будто зазывая. Девушка делает шаг из-за спины Мортена, разглядывая представшее перед ней зрелище одновременно и с восторгом, и с какой-то трепещущей опаской.       «Здесь творится настоящее беззаконие», — проскальзывает мысль, но Сара даже не даёт ей шанса, вместо этого восхищённо выдыхая:       — Обалдеть… и вы справляетесь с этим втроём?       — Дело не в количестве людей, а в ловкости их рук, — улыбка, в которой растягиваются губы Мортена, кричит о том, что восхищение его детищем ему, безусловно, приятно. Прислонившись к одному из столов, заваленных рабочими материалами, мужчина упирает руки в бока, с прищуром наблюдая за Сарой, что склоняется над длинной застеклённой столешницей.       — Там, куда ты смотришь, — поясняет он, — что-то вроде смотровой камеры. Видишь лампы на обратной стороне стекла? Включаешь их и затем сравниваешь документы — оригинал и подделку. Паспорта — штука требовательная и капризная. Ты обалдеешь, когда я покажу тебе, сколько филиграней и прочей невидимой глазу херни содержит самый обычный паспорт.       От нажатия лампы загораются ярким, насыщенным белым светом, и Сара присвистывает:       — Вот это аппаратура!       — Ещё бы, — Мортен посылает Хиллу довольную ухмылку. — А если ты узнаешь, чего нам стоило всё это достать и привезти сюда…              — И… ты сегодня покажешь, как все эти штуки работают?              Её вопрос, заданный самым непосредственным тоном, вызывает у Мортена громкий, одобрительный смех. Он запрокидывает голову и хохочет, а потом, стрельнув хитрым взглядом, хмыкает:              — Какая нетерпеливая! Красавица, с этой аппаратурой нужно обращаться как с женщиной — нежно и постепенно. Так что оставим это на другой день. Обсудим твой график, и как ты будешь до нас добираться. А потом, на неделе, перейдём к практике. Обучишься основам, а там, глядишь, и справишься с заданием.              Сара, до этого разглядывающая оставленные в стеллажах пустые паспортные обложки, резко оборачивается:              — С каким заданием?              — Ааа… — Мортен бросает в сторону Аарона вопросительно-смеющийся взгляд. — Ты что, не сказал про задание?              И не только под его взглядом — также под удивлёнными глазами Сары, приправленными сведёнными к переносице бровями, — Хилл, несвойственно для него самого, на мгновение теряется.              — Я думал, я рассказал, — он отталкивается от стены и делает пару шагов к О’Нил. — Да, у тебя будет задание. Тест, экзамен, называй это, как хочешь.              — Но зачем?              — Нам же нужно проверить, девочка, на что ты способна, — опять встревает Мортен, лениво разминая плечи. — Если окажется, что, допустим, ты та ещё посредственность, нам придётся распрощаться. Какой бы умненькой ты ни была, мы не можем тратить наши ресурсы на то, что не окупится.              И хоть в словах его и тоне нет ни оскорбления, ни самодовольства, ни наглости, а лишь прямолинейная констатация факта, Сара вдруг чувствует себя задетой. Нервничая, она сжимает губы и переводит взгляд с Мортена на Аарона, почему-то по привычке ища в нём поддержку. Мужчина смотрит на неё внимательно и открыто, будто желая передать ей своё спокойствие.              — Всё будет нормально, Сара, — Хилл улыбается одними уголками губ. — У тебя нет причин сомневаться.              Ей так хочется ему верить. Поддаться и правда осознать, что причин для сомнений нет. Но… что, если есть? Что, если она, решившись на столь серьёзный шаг, не справится?              «Я думала, самым сложным было согласиться на его предложение… теперь оказывается, что заслужить своё место среди них — вот что по-настоящему будет трудно».              — И что это за задание? — с напускной решимостью спрашивает она.