***
Из колонок слышны мягкие звуки вибрирующего регги. Они разливаются по салону машины ритмом барабанов и зазывающим на солнечные берега голосом солиста. — Боб, чёртов, Марли, конечно, классный чувак, — довольный, как кот, Вишня, подбородком кивает на магнитолу и начинает подпевать припеву. Сара смеётся делано завышенным нотам, которые он даже не старается вытянуть. Огромный «Ленд Крузер» бесшумно скользит по дороге, разгоняя опустившиеся сумерки ярко-жёлтым свечением фар. За окном — сереющая темнота, а в салоне так уютно, пахнет табаком и мужским парфюмом. Одна незамысловатая и расслабляющая композиция сменяет другую, и сидеть на пассажирском сиденье здесь и сейчас кажется Саре самым лучшим решением этого дня. — Возьми все мои деньги, клянусь, — говорит Вишня, когда заканчивается песня и начинается следующая. — Если меня не пристрелят в какой-нибудь разборке или не засадят за решётку, к сорока я свалю на Ямайку, куплю бунгало и буду пить, есть, танцевать и любить дни и ночи напролёт. Просто слушай, Принцесса, просто слушай: это музыка человечества, и я хочу насладиться ею перед тем, как умру. — Всё же я надеюсь, что в сорок ты ещё будешь жить, — усмехается она, впрочем, прекрасно понимая, о чём он. Солнечные пляжи, мягкие гитарные риффы… Голова кружится от свободы, прущей извне и одновременно рвущейся наружу изнутри… Сара закрывает глаза, мечтательно улыбаясь. Его план звучит соблазнительно даже для неё. — К тому же, мне кажется, к сорока ты слишком привяжешься к этому месту и людям, чтобы бросить всё и уехать, — замечает она, чувствуя, что нужно прервать эти размышления о несбыточном рае, пока они не завели её слишком далеко. — А я заберу всех Драконов с собой. Сменим дислокацию, так сказать. Не тухнуть же нам здесь вечно. Тебе понравится, Принцесса. Найдёшь себе какого-нибудь местного милашку, будешь его заморской богиней. — Я даже не Дракон, чтобы куда-то переезжать. — Ничего-ничего, завтра станешь, — въехав в город и глянув в боковое зеркало, Вишня перестраивается в другой ряд и заодно посылает Саре хитрую улыбку. — Завтра станешь, и, глядишь, через двадцать лет все на Ямайку махнём. Его беззаботный тон не находит в ней отклика. Вспомнив о грядущей проверке, Сара прячет ладони под коленями и отворачивается к окну. Лёгкое регги больше не навевает приятных картин, теперь оно звучит слишком весело, даже будто с издёвкой. «Я не хочу сдавать этот глупый экзамен. Как я могла обучиться чему-то за две недели?» — думает она, наблюдая за городом, который проносится за окном: освещённые фонарным светом чистые улицы, горящие вывески кафе и баров, небольшие группы людей на террасах редких ресторанов. — «Это просто трата их времени и сил. Ничего толкового не выйдет». Заметив её вмиг упавшее настроение, Вишня многозначительно вздыхает: — Ну вот, кажется, я опять всё испортил. Неужели ты так волнуешься, Принцесса? — Ну, как тебе сказать, — выдав саркастическую усмешку, она пожимает плечами. — Перспектива неизбежного позора не вселяет особой уверенности. — Ну, прям-таки позора. Не надо себя недооценивать: если Мортен допустил тебя к проверке, значит, ты что-то да можешь. Тем более Драконы не боятся испытаний, Принцесса. Каждый из нас прошёл личный экзамен, и вот мы здесь: смертоносные и красивые… некоторые, по крайней мере. — У всех Драконов была проверка? — заинтересованная, Сара поворачивает к нему лицо, вглядываясь в острый полупрофиль, наполовину скрытый в тени салона, наполовину — освещённый уличными фонарями. — Конечно! У каждого, само собой, разная. — И что было у тебя? Губы парня растягиваются в ехидной, озорной усмешке, в глазах появляются всполохи неприкрытого самодовольства. Вишня молчит секунду-другую, явно мысленно предаваясь воспоминаниям, а потом, коротко засмеявшись, говорит: — Хилл поручил мне украсть у него любую вещь, но так, чтобы он этого не заметил. Вообще не знаю, зачем ему понадобилось проверять меня, ведь к тому времени, как он это всё придумал, мы с ним вместе поработали достаточно. В любом случае, этот сыч дал мне неделю, и за всю чёртову неделю я не смог ничего придумать: то не было подходящего момента, то он смотрел за мной уж больно пристально, — его пальцы отбивают ритм по рулю, глаза, всё так же посмеиваясь, смотрят на дорогу. — Время кончалось, я уже начинал нервничать. Но за день до окончания срока мы устраивали вечеринку в честь дня рождения кого-то из Драконов. И там, пока Хилл, пил и точил лясы со всеми подряд, я заболтал его тогдашнюю подружку и втихаря увёз. К моменту, когда Аарон обнаружил пропажу и обо всём догадался, мы были уже слишком далеко. — Боюсь спросить, что же ты с ней сделал, — Сара представляет себе эту картину: зал ночного клуба, тонущий в свечении разноцветных прожекторов, безжалостно громкая музыка и Вишня, который, держа за руку высокую красивую девушку в сногсшибательном платье, гордый и довольный собой, уходит по-английски. — Не обижай меня, Принцесса. У меня, конечно, моральный кодекс не на первом месте, но я и не отъявленная свинья. Подружку его я просто покатал по городу, а затем вернул домой. — И что же на всё это сказал Аарон? — О, — Вишня повторно прыскает со смеху. «Ленд Крузер» тем временем снижает скорость, сворачивая в спальный район, в центре которого живёт О’Нил. — Хилл не знал, смеяться или бить мне морду. Он для виду повыделывался, но в итоге признал, что моя взяла. За окном соседские дома сменяют друг друга, вдалеке виднеется тёмно-синяя крыша её собственного, а Сара всё думает, почему этот рассказ Вишни, помимо смеха, вызвал у неё какое-то странное, путаное чувство, которого она описать толком не может. Оно сидит где-то в груди, пульсирует и стонет, а Сара будто перед глазами видит длинноногую, загорелую красавицу, что стоит рядом с Аароном, визуально подходя ему, точно кусочек пазла — к другому пазлу. «Господи, какая глупость», — отмахивается она, но чувствует, что этот выдуманный образ засел в голове надолго. — «Интересно, где она сейчас? И как давно было то, о чём рассказывал Вишня? Стоп… Да какая, к чёрту, разница, боже!» Тем временем Дракон аккуратно паркует машину вдоль распускающихся каштанов, сладкий аромат которых проникает в салон сквозь полуоткрытое окно. — Приехали, — он выключает фары, чтобы не привлекать внимание особо бдительных соседей, и поворачивается к Саре, которая, задумавшись, не сразу соображает, что пора выходить. Вздрогнув, она отстёгивает ремень и принимает свою сумку, которую Вишня любезно подаёт ей с заднего сиденья. — Твоя история, конечно, великолепна, — замечает она, усмехаясь то ли грустно, то ли просто с иронией. — Но сомневаюсь, что я смогу вынести из неё какой-то урок. — Не надо никаких уроков, Принцесса, это не школа, — потянувшись через разделяющее их расстояние, Вишня, с присущей ему братской нежностью, заправляет прядку волос ей за ухо. Затем, не отдаляясь, кладёт руку на спинку её кресла и, понизив голос до доверительного полушёпота, заглядывает своими голубыми глазами в её: — Просто верь в себя, как верю в тебя я. И как верит Мортен… и Майкл, и даже Бурый, пожалуй, что уж говорить про остальных ребят и Хилла. Обещай мне, что хотя бы попытаешься поверить, ладно? Сара не может сдержать улыбки, видя в глазах Вишни неподдельную искренность и заботу. Такой взрослый и совсем ей чужой, когда он успел стать столь бесценным другом? — Обещаю, — говорит она, позволив смешку слететь с губ. — Спасибо, Вишня. Потянувшись к нему навстречу, Сара оставляет на его гладкой щеке поцелуй — короткий и мягкий, пахнущий цветочным бальзамом для губ и сигаретным дымом. Нехотя отстраняется и, пожелав напоследок спокойной ночи, выскальзывает из машины, тут же скрываясь в полутьме частных дворов. Кожа на щеке, которой коснулись её губы, хранит тепло этого дружеского касания, и Вишня, по обыкновению своему ухмыльнувшись и покачав головой, вновь садится прямо, включает фары и трогается. Дорога до казино в пятничный вечер занимает чуть больше обычного, но уже через каких-то двадцать минут Дракон паркует «Ленд Крузер» на привычном месте, под неработающим разбитым фонарём. Пересекая парковку, вытягивает из пачки сигарету и подпаливает огнём из зажигалки, на которой выгравированы две вишни. Точно почувствовав его приближение, охранник, не дожидаясь кодового стука, распахивает громадную железную дверь и радостно скалится во всю свою огромную гладковыбритую мину. — Чёрт, Хэнк, — Вишня хлопает того по руке и проходит внутрь. — Просил же шмаль не курить на работе, в чём проблема-то? — Да не курил я, босс, — оправдывается охранник, но без особого энтузиазма, больше покаянно улыбаясь, чем раскаиваясь. — Да-да, лей мне больше дерьма в уши. Воняет так, будто у тебя здесь фабрика. Заканчивай, понял? Хилл на месте? — У себя. Ещё раз хлопнув его — на этот раз сильнее и по плечу, — Вишня исчезает в тёмных служебных коридорах казино, пока наконец не оказывается у дверей в главный кабинет. Стучится для виду и, не дожидаясь ответа, входит внутрь. — Каюсь, джентльмены, опоздал. Штук десять голов оборачиваются в его сторону, и Вишня склоняется в галантно-шутливом поклоне. Поднявшись, он пересекает комнату и плюхается на диван, где будто специально любовно оставили для него место. — Где ты был? — Сидя в огромном кожаном кресле в окружении своих верных приспешников, докуривая толстую, горькую сигарету, в этом свете настольной лампы Аарон как никогда прежде смахивает на главного героя романа Пьюзо. — Отвозил Сару домой. — Сару? — Выражение его лица меняется — еле заметно и почти неуловимо для глаза. Хилл тянется к пепельнице и тычет в её дно сигаретой, пока та, рассыпаясь, не тухнет. — Почему так поздно? Хотя, — не желая прямо сейчас отвлекаться от насущных обсуждений, он вновь откидывается на спинку кресла, — об этом позже. Сейчас о деле. Воздух в кабинете будто сгущается, становится плотнее, а атмосфера — мрачнее. Драконы, почуяв долгожданный запах крови, подаются со своих мест вперёд, к своему лидеру, готовые с жадностью слушать то, что он скажет. — Сегодня в полночь, — Аарон кидает быстрый взгляд на наручные часы, затем обводит каждого из присутствующих долгим и испытательным. — Пять групп, пять точек. Я не буду мусолить план ещё раз, но повторю, так, чтобы всем стало предельно ясно: никакого мордобоя. Никаких прямых стычек. Запугивайте и крушите, но даже не думайте лезть к копам. Иначе, — подавшись вперёд, он цедит каждое следующее слово раздельно и с угрожающей расстановкой: — Иначе можете сюда не возвращаться. Мрачные, но покорные взгляды служат ему молчаливым ответом, и Хилл, довольный, что никто не посмел возражать, коротко кивает. Внутри он знал — как и каждый из его Драконов, — что происки и грязные приёмчики Никсона не останутся без ответа. Терпеть можно долго. Терпеть намеренное марание репутации, бесконечные аресты и безосновательные преследования. Но у любого терпения есть черта, и черта терпения Аарона была достигнута в тот момент, когда Никсон наивно решил, что он может позариться на их казино. И пусть Хилл не позволит своим Драконам, точно бешеным изголодавшимся псам, накинуться на фараонов ради утоления своей пульсирующей жажды мести, он может дать им нечто не менее сладкое: бесконтрольные разбои и гнусный вандализм. Если шериф так хочет войны, пускай он её получит. Последние инструкции, уточнение времени и мест, и вот собравшиеся Драконы покидают кабинет, а нечто в их воинственно расправленных спинах и предвкушающих ухмылках навевает Аарону мысль, что не хотел бы он оказаться тем несчастным, кому не повезёт очутиться сегодня у них на пути. — Ты не идёшь? — он переводит взгляд на оставшегося сидеть на диване Вишню. — А как же месть за собственное детище? — Иду, иду. Попозже присоединюсь, дай посидеть пять минут. — С удовольствием вытянув ноги и запрокинув голову на подголовник, Вишня пропускает непослушные чёрные пряди меж пальцев и, усмехнувшись, выдыхает: — Тебе ведь всё равно не нравится эта идея, да? — Не нравится. Но ты был прав, сказав, что пора обозначить место. Тем более, нам правда есть что сказать. — Они сегодня повеселятся, — он задумчиво улыбается, подразумевая только что ушедших Драконов. О да. Разнесённые склады амуниции, раздолбанные полицейские машины, что стоят в запасе на «секретной» парковке вблизи города, пара налётов на одинокие патрули на окраине, небольшой беспредел на принадлежащих копам частных территориях… не смертельно, и уж точно это не самое страшное, что могли бы действительно сделать Драконы, но этого должно быть достаточно, чтобы проучить неугомонного Никсона. Впрочем, как бы Аарону ни хотелось это отрицать и просто забыть, выкинув из головы отвлекающие до безобразия мысли, он вынужден признать, что месть Никсону за казино, аресты и прочее — не единственная причина. Главная, но не исключительная. Хилл, устало потерев ладонями лицо, откидывается в кресле. Проверяет чашку кофе: пуста. Ставит её обратно, силясь выгнать из мыслей засевший там образ: Бледная, на фоне сереющей ночи будто прозрачная, белая, она сидит на подоконнике второго этажа. Покачивает свешенной из окна длинной обнажённой ногой, непозволительно высунувшись наружу настолько, что Аарону кажется: ещё движение, и эта неугомонная девчонка навернётся вниз и сломает шею. Но нет, она сидит, дымя сигаретой и выкидывая за окно сначала одну, потом другую. В скудном свете уличного фонаря он с трудом может разглядеть её лицо: непроницаемая маска с залёгшими под глазами тенями. Острые плечи, привлекающая внимание худоба. Буквально прущая наружу уязвимость. «Он не имел никакого права так издеваться над тобой», — мысленно рычит Хилл, представляя, как хватает Никсона за грудки его выхоленной, смердящей порошком формы, и прижимает к железным прутьям камеры, в которую тот запер Сару. Встряхивает, наслаждаясь видом его безвольно, точно у игрушечного болванчика, болтающейся головы и дёргающихся ног. Перехватывает одной рукой шею, смыкая пальцы на мокрых от пота складках кожи, сжимает, заглядывая в глаза с неподдельной злостью и пылающим гневом… Сидящая на подоконнике Сара, будто почувствовав его присутствие, поворачивает голову в сторону дороги, долго вглядываясь в темноту. С одной стороны, Хиллу нестерпимо хочется, чтобы она заметила его и спустилась. Что он скажет ей тогда? Извинится за то, что позволил всему этому случиться? С другой же, меньше всего он хочет сейчас с ней разговаривать. Не зная, что сказать, он, наверное, будет просто стоять, глядя в её огромные осуждающие глаза, не представляя, как искупить вину. Поэтому, когда Сара отворачивается, прижимаясь затылком к оконной раме, Аарон чуть ли не с облегчением выдыхает. Лезет во внутренний карман косухи за сигаретой и закуривает, убеждая самого себя, что он не трус. … её образ — одинокой и потрёпанной, — отпечатывается в мозгу, всё ближе и ближе подталкивая к мысли, что Никсон должен получить по заслугам за то, что сделал. И пусть он никогда не узнает, в чём, помимо гнева Драконов, ещё одна причина обрушившийся на него кары, Аарону хватит и этого: простого факта, что ублюдок страдает. — Так что там с О’Нил? — возвращается он к теме незаконченного разговора, насильно выгоняя из головы её образ в тот вечер. — Да ничего, говорю же, домой её отвозил. Мортен не мог сегодня, меня попросил. — Как у неё дела? Блеснув из-под нависших бровей хитрым взглядом, Вишня пожимает плечами: — Волнуется перед завтрашней проверкой. В остальном — в порядке, как я понял. Не даёт покоя Мортену: он говорит, такого трудолюбивого ученика у него давно не было. Теперь черёд Аарона улыбаться, и, пряча эту довольную улыбку за ладонью, потирающей подбородок, Хилл чуть качает головой, будто в одобрении. Точно, ведь она неугомонная… … Неугомонная и несдержанная. Упрямая, своенравная, будто наперекор логике безрассудная, излишне бесстрашная, и все эти её качества уже принесли свои плоды. — Что ты узнал об этом Сайксе? — В момент голос меняется, становясь мрачнее, суровее. Аарон вспоминает двухметрового бугая, будущего нового шерифа, на брата которого Сара напала с ножом, и его хорошее настроение испаряется за секунду. — Кое-что и ничего одновременно. Он бывший вояка, служил во Вьетнаме, потом был отстранён от службы за излишнюю жестокость к нескольким дезертирам. Подробностей откопать не удалось, но в общих чертах наш знакомый избил тех парней до инвалидности. За это его списали, дело замяли, а он через пару лет ушёл в полицию. В личном деле охарактеризован как, цитирую, бескомпромиссный и радикальный, не умеющий идти на уступки. Каким образом этот говнюк очутился именно в Сентфоре, я не знаю. — И чем этот бескомпромиссный и радикальный занимается в городе? — Перестукивая пальцами по поверхности стола, Аарон, нахмурившись, впитывает и анализирует услышанную информацию. Размышляет и прикидывает. Понимает, что если Сайкс станет шерифом, то проблем у Драконов однозначно только прибавится. — Да ничем примечательным: ездит в составе предвыборной кампании Мура по всяким местам, фотографируется, дает короткие интервью. Мои парни следили за ним какое-то время, и никаких предпосылок к тому, что он готовит против нас что-то, не обнаружили, — Вишня говорит быстро-быстро, не глядя на Хилла, пальцами двигая на кофейном столике предметы: переставляет пепельницу, кружит пустые бокалы, бесконтрольно вращает в ладони кем-то оставленную пустую пачку «Честерфилда». Хочет задать вопрос, но не решается, сам не зная почему. Наконец, перестав беспорядочно елозить руками, откидывается на мягкую спинку дивана и складывает руки на животе. — Насколько… насколько безопасно брать Принцессу в наши ряды, учитывая, что именно кузена Сайкса она тогда почикала? Она же ещё совсем девчонка, Хилл… Вишня едва успевает договорить, а Аарон реагирует мгновенно, отвечая мрачно и хрипло: — Если начнутся проблемы, как думаешь, ей будет безопаснее одной или под нашей защитой? Справится ли она, если на неё — с его чертовой вендеттой, — нападут в переулке? Я не знаю, что будет делать Сайкс, и будет ли делать вообще что-то, может, все его запугивания — это пустой дешёвый трёп. Но в чём я не сомневаюсь, так это в том, что, если Сара будет одна, и если что-то всё-таки произойдёт — без нас она будет в большей опасности, чем с нами. Резкость в его голосе и прущая наружу горячность на секунду озадачивают Вишню. — Да понял, я понял, — оправдывается он. — Просто не хочу, чтобы ей что-нибудь угрожало. Девчонке и так досталось. Психи, четырёхметровый монстр, бешеные олени… Я бы на её месте давно крышей поехал. В ответ Хилл лишь хмыкает, отворачиваясь. К его собственному удивлению, на душе неспокойно. И это не предчувствие чего-то плохого — это рвущееся наружу желание никогда больше не допустить повторения того, что уже случилось. Только вот он никак не может для себя решить, кто страшнее: изворотливые демоны этого города, притаившиеся в горных лесах и чащах, подальше от шума магистралей, или же те монстры, что живут в самом его сердце, ходят на работу, имеют семьи, не преминуя при этом взращивать в себе поражающую в своих масштабах жестокость.Часть 10. Первые уроки
5 декабря 2021 г. в 13:00
Её пальцы вновь в чернилах. На этот раз, однако, в типографских — вязких и плохо смываемых. Их запах вплетается в волосы, забирается под одежду, оставляя на коже и манжетах рубашки размазанные чёрные следы. Он следует за ней повсюду: Саре даже кажется, что ни душ, ни парфюм не могут перебить его. Прекрасный запах.
Её пальцы все в пластырях: острая бумага режется, рассекая подушечки. Капли крови щедро красят рабочий стол, Мортен, смеясь, кричит, чтобы она не запачкала материал. Он несёт пластырь, и целая катушка уходит у неё за пару дней.
Сара спит всего ничего — нет времени. С утра в школу, после — кто-то отвозит её в заброшенный с виду дом, в подвале которого она проводит время до позднего вечера.
— Пора заканчивать, красавица, — Мортен зевает, отъезжая на кресле на колесиках от стола, склонившись над которым, Сара рассматривает через увеличительное стекло печатный узор.
— Давай хотя бы с этим закончим? — она не поднимает головы, не оборачивается, не отвлекается. Мортен молчит. Потом, усмехнувшись, сдаётся:
— Ладно. Только совсем немного.
И так каждый вечер.
Сара возвращается домой, когда мама уже спит. Поднимается в спальню, едва найдя в себе силы раздеться, падает на кровать и отключается до самого звонка будильника. До этого яркие и живые кошмары замирают на пороге её сновидений, уступая место картинкам из реальности: теперь в своих снах девушка видит летящую бумагу, разливающиеся реки чернил, паспорта разных лет и стран, где в каждом только одна фотография — её. Сара слышит жужжание станков, сквозь дремоту чувствуя телом их вибрацию.
У неё есть семь дней, чтобы обучиться у Мортена основам. Затем ещё семь, чтобы эти знания применить.
Для начала она знакомится с Тони и Стефаном — молодыми парнями, которые, как и она, работают под руководством Мортена. Чёрные Драконы, коих Сара никогда бы не признала в этих двух тщедушных парнях, на деле оказываются искусными мастерами своего дела, доказывая, что чёрные косухи — это не столько про физическую силу, сколько про таланты и разнообразные навыки.
— Тони — гений печатей и штампов, — не без тени гордости Мортен хлопает по плечу своего протеже. — Чуть позже он расскажет тебе о нюансах.
Переложив тончайшую кисточку из одной руки в другую, высокий и жилистый Тони уже было хочет протянуть Саре ладонь для рукопожатия, но, спохватившись, осекается и неловко посмеивается.
— Я весь в чернилах, — он поднимает руку, показывая измазанную в синей краске ладонь. — Не хотелось бы пачкать тебя раньше времени, ещё успеется.
Он улыбается открыто и жизнерадостно, испытывая, однако, острую потребность сейчас же вернуться к работе.
— Они у меня тут немного задроты, — доверительно шепчет Мортен Саре на ухо, когда они вновь оставляют Тони наедине с очередным своим шедевром, и она невольно прыскает со смеху. — Симпатичные и чертовски умные, но задроты.
Стефан же, восседая за огромным столом с тремя компьютерами, принтерами и сканерами, проявляет к ней больше интереса и участия:
— Так вот ты какая, Сара. Привет! — Потянувшись через стол, веснушчатый парень с копной таких же огненных, кудрявых волос пожимает её руку. — Наслышан, наслышан. Я — Стефан.
Сара не успевает моргнуть, а конопатый парень уже поворачивает ей один из мониторов и, ни на секунду не умолкая, принимается кликать мышкой, открывая и закрывая программные «окошки».
— Когда мы создаём паспорт, нам нужно его заполнить. Визы, даты на печатях, время прилётов, отлётов. Где взять всё это, если паспорт совершенно новый? — По-детски широко улыбаясь, он заглядывает Саре в лицо, и она замечает удивительно прекрасные тёмные крапинки на его зелёных радужках. — Не брать же их из головы, правильно? Каждая цифра, что мы ставим в паспорт, проверяется в аэропорту, поэтому мы должны позаботиться о том, чтобы всё внесённое нами соответствовало реальным расписаниям авиарейсов, номерам терминалов и пассажирским местам в самолётах. Тут у меня базы данных, тут расписания авиарейсов — старых, текущих и планируемых, — тут справочники с информацией практически обо всех аэропортах Америки, Европы, Азии и Африки. Когда Мортен создаёт обложку и «внутренности», я ищу даты и числа, номера и цифры, чтобы наш паспорт «оживить». А потом Тони завершает это всё печатями и штампами.
От объёма информации, поступающей каждый день, у Сары голова идёт кругом. Она старается запомнить то, что ей объясняет Мортен и показывают Стефан и Тони, разложить это у себя в голове по полочкам, но от ежедневного потока данных полочки неизбежно рушатся.
— Насколько широко вы оперируете? — спрашивает она однажды, до глубины души впечатлённая представшим перед ней зрелищем: огромный стол, где-то два на два метра, весь заваленный «пустыми» паспортами.
— Пока что мы единственные на наш штат и ещё несколько соседних. Этот бизнес хорошо развит в Европе, великолепно — в Азии, но в Америке с этим пока что беда. Вот ещё лет пять, и тогда конкурентов придётся отстреливать, — Мортен смеётся, но понять по его смеху, шутит он или нет, невозможно. — Были тут одни умники, которые спали и видели, как бы заграбастать наш рынок, но мы с ними быстро разобрались. Сейчас мы держим монополию, и у нас есть пара лет, чтобы укрепить позиции, пока в этот бизнес не повалил всякий наглый сброд с улиц. Поэтому-то барахтанья Никсона и действуют всем на нервы: старый кот, как назло, выбрал неудачнейший момент.
Что касается шерифа, Айрис и остальных непосвящённых, то они, конечно, не знают, куда её занесло. Вместо правды у Сары для них припасена легенда, умело состряпанная не без помощи Драконов.
— Мама, я нашла работу, — заявляет О’Нил в один из немногих свободных вечеров, что они проводят вдвоём с Айрис.
— В пиццерии «У Микеля», — спешит продолжить она, когда видит испуганный взгляд матери, не знающей, чего ожидать на этот раз. — Знаешь такую? Буду помогать на кухне и в зале.
Айрис облегчённо, пусть и немного растерянно, выдыхает и отчего-то удовлетворённо улыбается:
— Я там не была. Джонатану не нравится это место, говорит, у них… не совсем изысканно. Но я рада, что ты нашла работу в приличном месте, дорогая!
Тот факт, что милому Джонатану Никсону не нравится итальянская кухня, играет как нельзя на руку Драконам и Саре, потому что так вероятность того, что шериф решит наведаться в пиццерию и проверить, действительно ли О’Нил там работает, существенно ниже.
— Если его всё же туда занесёт, наши ребята сообщат немедленно, — объясняет Мортен схему их плана.
— Ребята?
— Пиццерия тоже под нами. Владелец, тот самый Микель, — Дракон.
Драконы, Драконы… Драконы окружают Сару, их тёмные незаконные дела снятся ей по ночам вместо уже привычных кошмаров, оплетают её, точно паутиной, и О’Нил чувствует, как с каждым днём, проведённым в подвале дома, где пачками подделываются бумаги и документы, она всё больше проникается к этим суровым мужчинам в чёрных куртках не только доверием, но и уважением.
В конце первой недели Мортен наконец рассказывает о задании.
— Держи, — он протягивает ей какой-то кусок пластика, и, взглянув на него, Сара понимает, что это ученическое удостоверение. — Эта старая карточка моей дочери. Твоя задача — создать точную копию.
На бледно-голубом пластике — стандартная информация: имя, фамилия, класс, возраст и фотография три на четыре очаровательной светловолосой малышки.
— У тебя есть дочь? — Сара вскидывает на мужчину взгляд, наполненный чем-то новым.
— У меня их три! — Улыбаясь широко и гордо, Мортен кивает на карточку у неё в руках, и хитрые смешинки в его светлых глазах стираются, уступая место блеску абсолютного счастья. — Сэнди — моя младшая. Я всегда мечтал о сыне, а теперь живу, точно в цветнике, и трачу все деньги на куколок, заколочки и платья.
— Это так странно… не в том смысле, что у тебя есть дочери, а в том, что… до этого мне казалось, будто Драконы — ну, не знаю, — одиночки, что ли. Знаешь, такие угрюмые и жестокие, никогда не задерживаются — нигде и ни с кем.
— У Драконов есть семьи, Сара. Многие из нас женаты, иные — уже отцы. Некоторые работают на вторых работах — продавцы, повара, заправщики, которых ты видишь каждый день и не подозреваешь о том, что вечерами они надевают чёрные куртки и собираются вместе. Мы одиночки, мы угрюмые, жестокие, а ещё, пожалуй, мы грубые и беспардонные. Мы варвары. Но мы уж точно не плохие люди, кто бы там что про нас ни думал и ни говорил. А ещё мы семья. Так ведь тебе Хилл и сказал, да? Семья… Ты вдумайся в это слово, девочка. Вдумайся и, если правда хочешь стать частью нашей варварской семьи, сделай своё задание настолько хорошо, чтобы у всех челюсть отвалилась.
Сара запоминает его слова и прокручивает в голове на протяжении следующей недели, точно мантру. В минуты особого отчаяния и полного разочарования в себе она возвращается к ним, делая именно то, что сказал Мортен. Она вдумывается. Вдумывается в слово «семья» и в то, зачем ей вообще такая семья, как Драконы. Что они могут ей дать? А она им?
В поиске ответов Сара не приходит ни к чему конкретному. У неё есть лишь чувство — неясное, бессознательное, но от того не менее пылкое — что так надо, так правильно. Так просто должно быть. Поэтому, впервые применяя те скромные запасы знаний, что дал ей Мортен за столь короткий срок, портя одну карточку за другой, копируя фотографию маленькой Сэнди из раза в раз и пытаясь повторить её детскую, неуклюжую подпись, Сара держит в голове одно:
у меня нет права на провал.
Сначала поддельная карточка воссоздаётся на компьютере. Чтобы подобрать цвета и узоры максимально близко к оригиналу, документ сканируется, и уже на основе полученного изображения печатается копия. Гладкая, ровная и блестящая — она выходит из специального принтера, и следующая задача Сары — сделать из этого идеального куска пластика настоящее удостоверение пятиклашки.
— Мы носим документы в сумках, в карманах одежды, бросаем их в бардачки, роняем, оставляем под дождём на улице, стираем в машинке, забыв достать из брюк, — вспоминает она слова Мортена, хмуро разглядывая стерильно блестящий глянец. — Поэтому намеренно внести небрежность — вот важнейшая наша задача. Смазать подпись, оборвать уголок, капнуть кетчупом — словом, потрепать документ, чтобы он выглядел так, будто его и вправду напечатали пять лет назад, а не пять минут. Но нужно знать меру и стремиться к правдоподобности. А правдоподобность приходит, только если у мастера есть интуиция.
Если у Сары и есть эта самая интуиция, то она об этом пока не знает. Действуя вслепую, точно сапёр прощупывая различные возможности, она расходует несколько пластиковых карточек, пока наконец не остаётся довольна — насколько это вообще возможно, — конечным результатом. Последний штрих — продублировать по-детски несмелую подпись Сэнди, и Сара почти у цели.
— Копируя подпись, ориентируйся не на общий вид, а на ключевые детали. Смотри, мягкие ли у неё углы или, наоборот, острые. Скошенная она или плавная. Попроси человека расписаться десять раз подряд, и все его подписи будут отличаться друг от друга, но характерные черты всё равно останутся, — Мортен заглядывает через её плечо, бросая короткий смеющийся взгляд на исписанные Сарой черновики, которыми напрочь завален её стол.
— Мне кажется, у меня ничего не получается, — скулит она, зажимая виски меж ладоней и опуская голову. Распластывается по столу и на мгновение прикрывает усталые, покрасневшие глаза. — Я ни в чём, чёрт возьми, не уверена. Мне всё время кажется, что я делаю не так, как ты учил. И что копия у меня вышла нелепая, и даже слепой увидит разницу между ней и оригиналом.
Одним движением ладони Мортен очищает захламленную поверхность стола и присаживается на край:
— Поздравляю, — хмыкает он. — Ты перешла на стадию нытья. А я-то думал, когда же это случится. Ходила тут вся такая деловая, серьёзная.
Он посмеивается одними глазами, наблюдая за потерявшей всякую надежду девушкой, что, развалившись, разметала по столу свои густые чёрные локоны.
— Неуверенность — это нормально, — тёплая тяжёлая ладонь опускается на её плечо. — Только не увлекайся. До сих пор ты показывала неплохой результат, девочка, я наблюдал за тобой. Поднажми, и в субботу мы покажем Хиллу, на что ты годишься.
Услышав имя лидера Драконов, Сара приоткрывает один глаз.
— При чём тут Аарон? Разве не ты будешь меня оценивать?
— Нет, — Мортен, упершись ногой в ручку выдвижного ящика, расслабленно наблюдает, как она медленно поднимается, выпрямляясь. И в этих растерянных глазах напротив он замечает и осуждение, и удивление, и даже секундный испуг.
— Ну, чего ты так смотришь?
— Почему он, а не ты? Аарон же не разбирается во всем этом.
— Вот именно поэтому это и будет он, — потянувшись к карману пёстрой гавайской рубашки, Мортен достаёт оттуда пачку сигарет и сперва протягивает её Саре. Тонкие женские пальцы ловко выуживают заветную сигарету и тут же тянут её к губам. — Проверять тебя должен тот, кто не знает всех нюансов. Кто-то, кто не разглядит подделку с первого и даже со второго раза. Потому что в жизни так обычно и происходит: небрежный взгляд, и либо ты со своей подделкой проходишь дальше, либо тебя забирает охрана.
Глубокая, долгожданная затяжка спасает и от внезапно проснувшейся неуверенности, и от глупого желания бросить всё перед самым финишем. Никотин растекается по лёгким, неожиданно принося с собой спокойствие. Зажав между пальцами левой руки сигарету, правой Сара вновь берёт чёрный маркер и склоняется над пластиком.