Белая ворона

      Столовая в доме Никсонов — в их с матерью новом доме — не такая просторная и обжитая: Дерек с отцом уже долгое время обедают и ужинают порознь. Именно поэтому скромные усилия Айрис так заметны: всего за несколько часов она превратила эту комнату в подобие той, что была в их старом доме. И в доме в Балтиморе, что забавно. Прелестные занавески на окнах, светлая скатерть, ваза со свежими цветами ровно посередине стола и начищенные до блеска приборы, лежащие, как по линейке, по бокам от новых тарелок.       Никсон зажигает свечи и усаживается во главе стола — довольный, точно сытый кот. Сара знает, на работе у него с каждым днём всё хуже и хуже, но стоит отдать шерифу должное: рабочие свары он домой не приносит. Присутствие Айрис в качестве жены — пожалуй, одна из немногих вещей, не дающих ему рассыпаться по частям, и он держится за неё и за их новые совместные ритуалы вроде общих ужинов как за спасительный канат.       — Та-а-ак, дамы и господа, всё готово! — Мама ставит дымящееся блюдо с запечённой рыбой поближе к Джонатану и накладывает ему огромный стейк. — Давайте тарелки, дети! Ты открыл бутылку?       — Момент!       Когда они рассаживаются по своим местам — Айрис и шериф напротив друг друга, Сара и Дерек по бокам, — Никсон поднимает бокал шампанского и, улыбаясь, обводит взглядом присутствующих.       — За переезд! И новую семью! Нашу семью!       — Что ж, не думала, что мы так быстро управимся, — пригубив пузырящееся содержимое, Айрис берётся за приборы. — Но сколько коробок! Боюсь, я их за всю жизнь не разберу.       — Ерунда! Как собирали, так и разберём. Дети помогут. — Он посылает заговорщический взгляд сначала сыну, потом Саре, а затем приступает к еде. Феноменально: шериф — не самый плохой детектив и уж точно талантливый аналитик, но заметить враждебность, что так и искрится между Дереком и Сарой, в упор не может. Или это любовь застилает ему глаза?       Звенят приборы, все едят молча — сказывается долгий день мотаний между двумя домами. Сегодня они закончили перевозить вещи к Никсонам, а барахло либо выбросили, либо раздали. Теперь на газоне уже бывшего дома Сары красуется табличка «Продаётся», а это скребущее чувство необоснованной тоски девушка изо всех сил старается игнорировать. Всё-таки какой-никакой, но это был её дом; её спальня на втором этаже, где они столько времени провели с Кэнди и Стеф, её гостиная, где она справляла Хэллоуин с друзьями — Бобби тогда напился и упал, повалив за собой винтажный абажур.       Тоскливо улыбнувшись, Сара делает глоток шампанского. Расставаться со всем, что было — тяжело, но она знает, что это быстротечно. Она привыкнет и к новому дому, и к новой спальне, и даже к тому, что Дерек, её бывший хороший друг, теперь мало того что с ней не разговаривает, так вообще в её сторону не смотрит.       — Сара, — Никсон-старший возвращает её из раздумий, и девушка медленно поднимает глаза. Боже, ей теперь придётся видеть его каждый день. С этим тоже надо будет как-то свыкнуться. — Я всё же настаиваю, чтобы ты перебралась в другую спальню. Та, что ты выбрала, совсем крошечная, гостевая.       — Ерунда, мистер Никсон, мне много места не нужно.       — И всё же. В той комнате и стол больше, и вообще она как-то… н, не знаю, поуютнее, что ли. И сколько раз говорить, зови меня Джонатаном, Сара, Джонатаном!       — Перебраться в соседнюю комнату я успею всегда, а пока что предлагаю не заморачиваться. Посплю там пару дней и посмотрим... Джонатан, — она добавляет его имя в конце с той самой улыбкой, что магическим образом обезоруживает любого мужчину — Сара выяснила это не так давно, но уже не раз в этом убеждалась. Вот и сейчас: стоит ей чуть улыбнуться — слегка снисходительно, совсем немного кокетливо, — склонить подбородок и ненавязчиво взглянуть на собеседника из-под чёрных ресниц, как лицо Никсона светлеет, губы расползаются в ответной улыбке, и он капитулирует:       — Ладно, что ж, поглядим.       В дальнейшем за столом говорит Айрис, а остальные либо слушают, либо делают вид, что слушают. Иногда своё глубокомысленное «м-м-м» или «ага» вставляет шериф. Однако уже ближе к концу ужина, едва Дерек первым порывается встать из-за стола, Никсон, отодвинув от себя пустую тарелку, произносит необычайно серьёзным тоном:       — Сядь, Дерек. Я хотел вам кое-что сообщить.       Скрипит по полу стул, и Дерек опускается на место, не сводя с отца напряжённого взгляда.       — Не дело портить наш совместный ужин подобными заявлениями, но я не хотел бы делать вид, что ничего не происходит, — он избегает смотреть на кого-либо, даже на Айрис. А у Сары почему-то свёртываются в комок нервы. Никсон продолжает:       — Вы знаете, что выборы состоятся вот-вот, и честно вам скажу, перспектива быть переизбранным на должность у меня невелика. Что делать — политика. Справиться с криминалом в городе мне так и не удалось — вы все понимаете, о ком я. А старина Росс не вытягивает конкуренцию с молодёжью, старый пердун. Кхм, простите. Это я всё к чему? А к тому, что скорее всего уже в следующем месяце я буду без работы. Но, но! — Он поднимает голову и посылает жене вымученную улыбку. — Я найду новую. Если не в городе, то по соседству. Я уверен, с моим опытом у руля я точно где-нибудь да пригожусь. Поэтому не раскисаем, народ!       Народ, который держался ровно до момента, пока Никсон не начал этот трагический монолог, окончательно раскисает. У Айрис едва не дрожат губы, когда она выдыхает: «О, Джонатан», а Дерек… его ладони, лежащие на столе, медленно сжимаются в кулаки. Сара, не сводя глаз, наблюдает, как вырисовываются на лице парня желваки. Он неотрывно смотрит на отца, но её взгляд на себе, несомненно, чувствует.       Никсон хлопает ладонью по столу:       — Всё, давайте закончим с трагическим! Есть как есть. Это жизнь.       На этой ноте ужин подходит к концу. Сара героически вызывается вымыть посуду, а Дерека отец отправляет на помощь.       Они не разговаривают. О’Нил елозит мыльной губкой по тарелкам, а тот носит посуду со стола к раковине. В очередной раз, когда Дерек появляется на кухонном пороге, Сара, не выдержав, разворачивается к нему лицом.       — Дерек. Мне жаль, — чётко выговаривает она, упрямо уперев в него взгляд. Она думает, что он, как обычно, пропустит её реплику мимо ушей и уйдёт, но к её удивлению, парень враждебно вскидывает подбородок.       — Плевать я хотел на твою жалость. Она, как и ты, ничего не стоит. В том, что происходит с моим отцом, виноваты Драконы. Значит, и ты тоже. — Это первое, что он говорит ей за несколько дней и, не дожидаясь ответа, выходит из кухни. Сара знает, что в его словах — лишь малая доля правды, но от этого на душе не менее горько.       В своей новой спальне она, переодевшись в пижаму, забирается под одеяло. Шторы оставляет открытыми — с недавних пор ей нравится лунный свет, а просыпаться по утрам и видеть, как по комнате скользят солнечные лучи, — вдвойне. Из спальни Айрис и Никсона доносится звук работающего телевизора, а Дерек, наверное, зализывает раны, нанесённые его гордости, в своей норе.       В ожидании Сара лежит с открытыми глазами и, чтобы не заснуть, перебирает в голове события прошедшей недели. Помимо дел, связанных с переездом, О’Нил удалось урвать пару часов для встречи с Кэнди. Они не виделись почти месяц, и этой пары часов им едва хватило, чтобы обменяться новостями: Стефани дали отпуск, и она отправилась к отцу на ферму (в этот раз по-настоящему); Бобби, в конце учебного года успешно защитивший проект по биологии, готовился к презентации в Балтиморе в конце лета; сама Кэн, надеясь таким образом проводить дома меньше времени вместе с вечно вопящей из-за выборов матерью, завела интрижку с парнем из параллели.       А Саре-то и рассказать было нечего. Не делиться же тем, как её чуть не подстрелили в лесу, или неожиданной любовной историей с мужчиной почти вдвое старше. Не то чтобы она не доверяла Кэн, просто некоторые вещи лучше оставить при себе.       Помимо этого, Сара вернулась на работу. Вот где ей точно были рады. Едва она ступила в подвальное помещение, пропитавшееся запахами свежей бумаги и чернил, трое Драконов обступили её со всех сторон и принялись, перебивая друг друга, во всё горло рассказывать, как плохо им было без неё.       Её мысли прерывает короткий стук в оконное стекло, и Сара садится в кровати. Тишина. Она откидывает одеяло и поднимается, когда звук повторяется снова.       «Пришёл всё-таки», — и на эту мысль тело отзывается внезапно вспыхнувшим волнением и глупой улыбкой.       — По-до-жди, — одними губами шепчет она, высунувшись в открытое настежь окно, под которым, зажав в ладони пригоршню гальки, стоит Аарон.       Они пересеклись, когда она была на работе, и, выкроив минутку наедине, Сара успела сообщить ему, что переезжает к Никсонам. А он — она помнит это как сейчас — сказал: «Нет такого места, где я бы тебя не нашёл».       Сара бросается к двери и, приоткрыв её, высовывает голову в коридор. Телевизор молчит, второй этаж погружён в темноту. Тогда она, тихо повернув ключ в замочной скважине, на носочках возвращается к окну.       Она и выбрала именно эту спальню потому, что её окна единственные выходят во внутренний двор.       — Кажется, все спят.       — Отойди в сторону, — Аарон выбрасывает гальку и, отряхнув руки, принимается проверять крепление водосточной трубы, что идёт по стенке дома.       — Ты собрался залезть сюда?       — И открой окно пошире.       — Чёрт… давай я сама спущусь?       Сара не успевает ни пикнуть, ни испугаться, потому что Хилл, как ночной проворный хищник, запрыгивает на трубу и два счёта карабкается наверх. Всё происходит быстро и бесшумно, и вот он уже перемахивает через подоконник.       — Ты всё время споришь со мной, несносная ты девчонка, — едва выпрямившись, он хватает Сару за руку и притягивает к себе. — Мне это уже даже начинает нравиться.       Задержав смеющийся взгляд на её лице, он целует её. Изголодавшееся по ласке тело реагирует мгновенно, и девушка подаётся к нему, немедля отвечая на поцелуй и кладя ладонь на колючую щёку.       — Ты сумасшедший, — шепчет она ему в губы. — Ты в доме шерифа, Аарон.       — Тебя это тоже заводит?       Он бросает это в шутку, но в том, как его присутствие действует на неё, нет ничего смешного. Сара чувствует, что в тонкой хлопковой пижаме ей жарко, а голова немного кружится, и дело тут не в выпитом шампанском.       Сев на край кровати и широко расставив ноги в чёрных штанах и армейских ботинках, Аарон ласково тянет Сару к себе и усаживает на колено. Под ладонью, которую она опускает ему на шею, неистово пульсирует в артерии кровь.       — Как дела, детка?       Они разглядывают друг друга так, будто с последней встречи прошёл месяц, а не пара дней, когда они пересеклись в подвале у Мортена.       — Теперь значительно лучше. — Она ведёт кончиками пальцев вдоль линии его подбородка и, чуть отклонившись назад и поведя оценивающим взглядом по всей его фигуре, приглушённо хихикает.       — Что?       — Ты себя видел? С бородой, отросшими волосами и в этом прикиде ты похож на гангстера.       — Мисс, вы имеете что-то против бороды и гангстеров? — наигранно серьёзно спрашивает он, насупившись. При этом пальцы на её бедре сжимаются сильнее.       — Борода мне даже нравится, но что касается гангстеров… они такие невоспитанные.       — Невоспитанные?       — И бесцеремонные.       — Невоспитанные и бесцеремонные… — Он будто пробует эти слова на вкус, не сводя с её приоткрытых улыбающихся губ смеющегося взгляда. — Да, очень на меня похоже.       И с этими словами Хилл опрокидывает её на спину: Сара оказывается зажатой между ним и матрацем, а его колено, на котором она сидела ещё секунду назад, перемещается ровно между её бёдер.       — Аарон, — предупредительно выдыхает она в пространство над его головой, когда горячие губы опускаются ей на шею. — Ты с ума сошёл.       — Ты это уже говорила, — и он движется ниже, к ложбинке, пальцами оттягивая с плеч пижаму.       — Нас могут услышать.       — Это ты тут болтаешь.       Сара головой понимает, что должна остановиться, но сделать с собой ничего не может. Она же не мать Тереза, чтобы всё время себя ограничивать, ей ведь тоже хочется. Его.       И то, как он пахнет, то, как, изголодавшись, исследует губами её тело… всё это только гасит и так слабые всполохи здравого рассудка. А когда Аарон, коленом раздвинув шире её бёдра, опускает ладонь ей на промежность, Сара и вовсе выгибается в спине, чтобы ярче чувствовать его прикосновения.       Шорохи одежды, тихий скрип кровати и шелестящие вздохи — большего они себе не позволяют.       «Ещё немного», — мысленно торгуется сама с собой О’Нил, — «и я его остановлю. Вот сейчас…» — И вместо этого подставляет шею под поцелуи.       Аарон знает: он не сделает ничего такого, что выдало бы его нахождение в этой самой спальне. По крайней мере, он так думает. Потому что стоит Саре сдаться и перестать спорить, его собственное самообладание покроется паутинкой трещин и грозится рассыпаться на части, если она продолжит столь же самозабвенно подставляться под поцелуи и рыскать руками по его телу.       Он кладёт ладонь ей на висок и, борясь с неуёмным желанием намотать на кулак шелковистые волосы, пропускает их сквозь пальцы. Шумно выдохнув и обдав её ключицу горячим дыханием, Хилл всё же вынуждает себя притормозить. Он устраивается рядом — тесно и очень близко, — утыкается лбом в её висок и, закрыв глаза, замирает, пытаясь успокоить пылающее в теле возбуждение.       Сара гладит голову, лежащую на её плече, дивясь тому, насколько это приятно: просто, обнявшись, замереть вот так вот вместе и вести пальцами сквозь его волосы, ощущать на плече тяжесть головы и слушать, как он дышит.       Аарон прикрывает глаза. Это так странно, почти дико, и совсем не укладывается в голове. Млея от её незамысловатых прикосновений, он ловит себя на мысли, что не делал этого ни с одной женщиной: не лежал на чьём-то плече и не позволял чужим пальцам бежать по его волосам. Секс — везде и как только можно, — вереница пассий, сменяющих друг друга со скоростью картинок в калейдоскопе, но никогда, никогда в жизни у него не было этого: простой, не требующей ничего взамен ласки.       Он глубоко вздыхает, отчего Сара чуть встревоженно спрашивает:       — Что такое?       — Всё хорошо, маленькая, — не открывая глаз, он нащупывает её свободную руку и подносит к губам. — Ты даже не можешь представить, насколько хорошо.       — Увези меня, — она улыбается, шепча. — Укради, как тогда. Я хочу, чтобы было ещё лучше.       Хилл медленно выпрямляется и садится полубоком, свесив ноги с кровати. Сара тут же подбирается к нему поближе и кладёт уже свою голову ему на колени.       — Не сегодня.       — Почему? — спрашивая, она глядит прямо ему в глаза.       — Потому что, детка, после тебя я поеду не домой, а на работу. Но, — добавляет он, заметив промелькнувшую на её лице тень, — приходи завтра в казино. У меня будет сделка с клиентом, с которым я промаялся всю неделю, а после хочу прилично расслабиться, поэтому давай выпьем вместе. Тем более, завтра ребята играют в покер — должно быть весело.       Его взгляд следует за собственной рукой, скользящей от её шеи вниз по предплечью. Дойдя до запястья, Аарон переплетает их пальцы и, глядя Саре в глаза, целует тыльную сторону её ладони. У неё же от этих деликатных ласок горит всё нутро.       — Что скажешь?       — Скажу, что завтра я свободна, поэтому с удовольствием присоединюсь к попойке невоспитанных и бесцеремонных гангстеров.       — Тогда я хочу, чтобы завтра настало быстрее. — Он поднимается и, взяв её лицо в ладони, целует. Хочет отстраниться, но продолжает тягуче ласкать её губы, хочет отстраниться вновь и снова не находит сил. И только когда в лёгких начинает заканчиваться воздух, Аарон делает шаг назад.       — До завтра. — Он перекидывает ноги через подоконник и, подмигнув ей через плечо, исчезает снаружи. Выглянув из окна, Сара видит, как он спрыгивает на землю, отряхивает ладони и, задрав голову, улыбается. Она продолжает стоять у окна, пока он, пятясь спиной и не сводя с неё глаз, не скрывается за поворотом.       О’Нил едва успевает закрыть окно, как дверная ручка неожиданно опускается под нажатием. Сара оборачивается и, замерев, смотрит, как та медленно, будто в рапиде, возвращается в нормальное положение. Затем раздаётся стук.       Секунда, две проходят, а она продолжает стоять. Внутри с бешеной скоростью закручиваются панические вихри, Сара не чувствует ног, зато вот сердце — отлично. Оно бьётся о грудную клетку с такой яростью, будто хочет пробиться через кости наружу.       На ватных ногах она подходит к двери. Повернув ключ, приоткрывает.       — Я слышал странные звуки, — полушёпотом мрачно заявляет он. Дерек.       — Я спала…       — Да? Что-то видок у тебя не особо сонный, — взгляд лисьих глаз пытливо рыскает по её лицу и плечам, отчего Сара спешит поправить съехавшую набок пижаму. Она приоткрывает дверь пошире, но становится на пороге.       — Ты меня испугал.       — Зачем дверь закрыла? — чуть приподнявшись на носках, парень пытается заглянуть за её плечо. И недовольно хмурится, переводя взгляд на Сару, когда та перемещается так, чтобы ему помешать.       — Тебя не волнует, что это моя спальня? — резко отзывается она. — Я не слышала никаких звуков, чего ты хочешь?       — Знаешь, что интересно? — На лице Дерека вырисовывается гадкая, злобная ухмылка, и Сара хочет закрыть уши: что бы он ни сказал, хорошего не жди. — Пахнет мужчиной. Сигаретами и ещё чем-то.       О’Нил чувствует секундную растерянность. Удивление отражается у неё на лице, но Сара берёт себя руки.       — Нет, Дерек. Не мужчиной, а мальчишкой, — чеканит слова она. — Твои грязные носки завалялись в моей спальне, вот и воняет.       — Очень смешно.       — Не смешнее твоих выходок. Спокойной ночи!       Она захлопывает дверь ровно перед его носом и, повернув ключ в замке, прислушивается. Его удаляющиеся шаги раздаются через несколько секунд.       — Вот скотство! — Сара ошеломлённо выдыхает, присаживаясь на край кровати. Она прикладывает ладони к горячим щекам: это же надо было так сглупить! Дерек — не промах, только и ждёт, пока она оступится и выдаст себя. Одно дело, не имея доказательств, настучать на неё отцу, совсем другое — застукать лидера Драконов в её спальне. В их доме.       — Твоё бы усердие, — со злостью шепчет она, забираясь под одеяло, — да в другое русло и в другое время. Когда мы искали Бобби, ты так не рыпался.       Чтобы успокоить грохочущее сердце и эти беспорядочные злые мысли, нужно время. Только когда стрелка часов переваливает далеко за полночь, Сара наконец засыпает.

***

      Она бежит. Она вся в липком поту и очень устала. Дыхание с громким свистом вырывается через рот, ноги тяжёлые, грузные, еле переставляются, точно она пытается сдвинуть их, будучи по пояс в воде.       Он гонится за ней. Сара не видит его, но знает, что он там. Чувствует. Слышит звонкий топот его ботинок и шумное дыхание над ухом, будто он прямо за спиной.       Он догонит её, догонит!       Декорации перед глазами сменяются с пугающей скоростью: родная улица в Балтиморе, пустой класс сентфорской школы, полы которого залиты кровью, кладбище и наконец — лесная чаща…       Сара спотыкается. Упав лицом в мокрые листья, сдавленно кричит. Не от боли, от страха. Адский топот затихает за её спиной — он здесь.       Она оборачивается. Скользкий, мерзкий ужас расползается по коже, подобно изворотливым слизнякам, когда она видит его: тело человека, вместо головы — разинувший чёрную пасть череп. Как та наклейка, что она видела на телефонной будке у заброшенной заправки: твоё будущее начинается сегодня.       Череп двигает челюстью вверх-вниз, будто смеясь, но Сара смотрит не на него, а на ружьё в руках этого монстра. Чёрное дуло направлено прямо ей в грудь.       Нет, нет… нет!       Что-то в ней меняется, рушится, бьётся и рвётся на части, когда она вновь видит нацеленное на неё оружие.       «Никогда больше в жизни!» — проносится в голове, и Сара, зажав в руке не пойми откуда взявшийся там нож — тот самый нож, которым она убила Джона, — кидается на своего преследователя.       Он оказывается неожиданно лёгким и падает на землю, не сопротивляясь. И нож тоже входит в него легко, мягко, как в масло. Зажмурив глаза, Сара колет и вонзает в него лезвие раз за разом, раз за разом, пока мокрая от крови рукоятка не выскальзывает из её рук. Тогда она открывает глаза и… заходится диким воплем.       На земле, исколотый, со вспоротой грудиной и выкатившимися наружу от ужаса глазами, лежит не он.       А она.

***

      Дёрнувшись, она рывком садится в кровати. Вопль затихает на губах, и на его место приходят рыдания — судорожные и громкие. Сара прячет лицо в ладонях и плачет, а отголоски кошмара бегут по её рукам и ногам, поднимая табуны мурашек.       За окном светает, но время ещё совсем раннее. О’Нил, качаясь, поднимается с постели и открывает окно. Утренняя прохлада скользит по мокрому от пота телу, ласкает зарёванное лицо. Девушка подставляет его ветру и закрывает глаза, всё ещё тихо всхлипывая и ловя губами слёзы.       Образы из сна яркими картинками встают перед закрытыми веками. Сара, вздрогнув всем телом, распахивает глаза и хватается рукой за оконную раму. Через открытый рот вырывается неровное дыхание.       Она пытается сосредоточиться на реальности: дом напротив, пустая улица, клумба, поеденная соседским псом, оставленный на газоне футбольный мяч… взгляд скользит туда-сюда, а про себя Сара тихо шепчет: это был сон, это был сон, сон…       Только вот сны её всё более осознанные, а кошмары — изощрённые. Она думала, что те закончились, как только Аарон объяснил ей, что Джон — монстр, а она не убийца. Сара пыталась жить: погрузилась с головой в новую работу, позволила себе влюбиться. Демоны из снов на время замерли на пороге её спальни, не тревожа по ночам своим молчаливым, но жутким присутствием. А потом… потом он подстрелил её, и всё вернулось на круги своя, только теперь — в сотни раз хуже.       Каждый раз он догоняет её. Иногда убивает, и Сара чувствует парализующую боль во всём теле, будто это происходит взаправду. Иногда она убивает его. Реже, как сегодня, несколько кошмаров путаются воедино. И каждый чёртов раз — всё то же: привкус гнилых листьев на языке, ком подступающей к горлу рвоты, стальной запах крови и музыка… эта ненавистная музыка, которую он насвистывает, преследуя её!       Забравшись обратно под одеяло, она, немного озябшая от утренней прохлады, обнимает подтянутые к груди колени и замирает, уставившись в пространство перед собой. О’Нил знает, что больше не уснёт, несмотря на накатывающую головную боль и тяжёлые веки. Поэтому к завтраку, который новоиспечённая миссис Никсон готовит под звуки работающего на кухне телевизора, Сара спускается абсолютно измотанной.       — О… — Замерев вполоборота с кулинарной лопаткой в руке, Айрис оглядывает дочь. — Что с тобой?       — Не выспалась. Голова болит.       — Первая ночь на новом месте всегда такая. Сварить кофе?       — Было бы славно. — И, выудив пальцами из пачки рисовую галету, Сара лениво тащится в гостиную. Там, упав на диван и накрывшись пледом, она проводит утро: то пялится в телевизор, то дремлет, просыпаясь и через несколько минут снова засыпая.       Окончательно она приходит в себя только к полудню. На столике перед диваном дожидаются чашка остывшего кофе и надкушенная галета, в доме — тишина. Голова, кажется, болит только сильнее, и О’Нил стоит некоторых усилий, чтобы собраться с мыслями и отправиться в душ.       Через час она, приведя себя в порядок и поев, наконец выдвигается в казино. День солнечный, нежаркий, по небу размазаны облака, но настроение у неё — самое что ни на есть паршивое. И от этого контраста — только хуже. Хочется дождя и мглы, хочется, чтобы солнце не светило издевательски в лицо, хочется, чтобы девушки в автобусе не смеялись так громко, обсуждая предстоящую поездку на озеро, как самые нормальные люди. В её мире нет таких проблем — сколько алкоголя купить, какую юбку надеть. В её мире все эти вещи — мелкие и пустые. В её мире важно, сможешь ли ты выбраться из леса прежде, чем тебя подстрелит больной на голову хер-пойми-кто. Или сможешь ли ты любить плохого парня в разы старше себя, скрывая ваши отношения от всего мира…       Когда автобус подходит к нужной остановке, Сара пулей вылетает наружу и жалеет лишь, что не может приложить напоследок дверью — так, чтобы окна зазвенели, а те девицы от испуга захлопнули рты. Словно мрачная туча, она вплывает в казино и направляется к пустующему бару. Куда подевался чёртов Альфред, совершенно неизвестно, но это и не важно: Сара сама отлично ориентируется за стойкой.       Она наливает порцию коньяка и залпом выпивает. Зажмуривается от горечи, а потом шумно выдыхает. Подняв подбородок и обведя хмурым взглядом игровой зал, О’Нил замечает, что на неё с интересом пялятся несколько гостей. Однако те быстро отворачиваются, стоит ей приглашающе поднять свой пустой хайбол.       — Обалдеть, ушёл на минуту, а ты уже тут и пьёшь. — Появившись из подсобки с коробкой свежих цитрусов в руках, Альфред бережно ставит её на тумбу и забирает из рук Сары бокал. — Повторить, или ты закончила квасить днём?       Она облокачивается на стойку:       — Будь добр, дружище Альфи, повтори.       — Что, тяжёлое утро? Поглядим-ка, чем ты решила себя порадовать. — Ему хватает одного взгляда на коньячную этикетку, чтобы присвистнуть:       — Губа не дура, а, Сара? Коллекционный «Martell»! Давай я уберу его от греха подальше, пока Хилл не увидел, чем это мы — точнее, ты, — занимаешься.       — Не моя проблема, что ты хранишь такой алкоголь в лёгкой доступности, — она обходит бар и садится на стул по другую его сторону, укладывая локти на столешницу.       — Ну да, я мог бы догадаться, что ты начнёшь язвить. Что же тебя привело в нашу скромную обитель сегодня?       — Птичка напела, что у вас тут какой-то турнир для своих. Но… — Оглядев зал, Сара приподнимает брови. — Но что-то не очень похоже.       — Да нет, турнир будет. Через какой-нибудь час зал закроют для клиентов, к тому моменту ребята понемногу подтянутся. В кои-то веки Аарон решил отпраздновать закрытую сделку. А ты сама играешь?       — Немного, но не настолько хорошо, чтобы захотеть публично опозориться. Кстати, Аарон у себя?       — Должен быть.       — Тогда, — она плавно соскальзывает со стула и, оттолкнувшись ладонями от стойки, впервые улыбается. — Пойду поздороваюсь. Потом поболтаем!       Перед дверьми в его кабинет она замирает в лёгком волнении, а потом, постучав пару раз, заходит внутрь. Аарон, стоя у стола к ней спиной, оборачивается через плечо. Он выглядит иначе, чем вчера: гладковыбритый, с зачёсанными назад волосами, в чёрных джинсах брючного типа и облегающей мускулы футболке. На запястье правой руки — любимые часы.       — О, — складка между его бровей мгновенно разглаживается, лицо расслабляется. — Ты пришла.       — Судя по всему, несколько рановато. Но ты и не сказал мне точное время.       Затворив дверь, Сара делает шаг к нему навстречу, затем следующий, и Хилл вторит её движениям. Они встречаются посередине кабинета: он обхватывает её лицо ладонями и, выразительно заглянув в глаза, целует. От его тёплых губ подкашиваются ноги, мятный запах бритвенного лосьона забирается в ноздри и кружит голову, отчего Саре не остаётся ничего другого, кроме как обвить пальцами его запястья, чтобы взаправду не упасть.       — Ты всегда вовремя, — уткнувшись носом в её висок, бормочет Хилл, а пальцы его тем временем бегут вверх по рёбрам, будто бы пересчитывая их. Затем он медленно отстраняется.       — Я должна кое-что тебе рассказать. Про Дерека.       Брови Аарона сходятся на переносице, и Сара кладёт свои ладони поверх его рук, всё ещё лежащих на талии.       — Это который щенок Никсона? И что с ним? Если он сразу не настучал о нас отцу…       Сара нетерпеливо перебивает:       — Вчера он едва нас не застукал. Ты ушёл, и он ровно через секунду постучался. Сказал, будто что-то слышал. — Она перемещает руку на его бицепс. — Аарон, мы не можем так рисковать. Дерек только и ждёт нашей промашки. Тебе больше нельзя появляться у меня дома.       — Он что-нибудь заподозрил? Обвинял тебя?       — Он только и делает, что подозревает и обвиняет. Поэтому мы должны быть вдвойне осторожными. Пожалуйста, давай больше не будем встречаться у Никсона.       Хилл, опустив задумчивый взгляд в пол, делает несколько шагов по кабинету,       — Я этого сопляка недооценил, — усмехается он, вскидывая голову. — Если он когда-нибудь станет копом, точно будет посмышлёнее своего тупоголового отца.       О’Нил продолжает смотреть на него отчасти выжидающе, отчасти требовательно, и Аарон, проведя ладонью по волосам, сдаётся:       — Ладно-ладно, маленькая настойчивая мисс. Твоя правда. Больше не будем так рисковать.       — Спасибо, — Сара наблюдает за тем, как он плавно опускается в своё излюбленное кожаное кресло, и только тогда замечает две огромные спортивные сумки на его столе.       — А это что?       Вместо ответа Аарон приглашающе поднимает ладонь. Шагнув ближе, она заглядывает внутрь, и брови её взлетают в изумлении: сумки набиты пистолетами.       — Ого, — выдыхает девушка. — Это… для чего?       — Помнишь, чем занимаются Драконы? Документами и контрабандой. Это, — он кивает на сумки, — наш товар, а сделка, над которой мне пришлось попотеть, должна состояться с минуты на минуту. Я жду клиента.       — И что он будет делать со всей этой горой? — Кончики её пальцев невесомо скользят по гладкому серому пистолетному стволу. Странное чувство: от вида такого количества оружия ей почему-то становится неуютно.       — Без понятия.       — Тебя это совсем не интересует? — не поднимая головы, Сара резко вскидывает глаза. Он выдерживает её взгляд. Подавшись вперёд и положив локти на стол, парирует:       — А тебя интересует, для кого ты делаешь паспорта? Кто их у нас покупает, как думаешь? Добропорядочным, чистым гражданам не нужны подделки, — его губы изгибаются в саркастичной усмешке. — Документы и оружие — всего лишь товар, а мы посредники. Мы не вмешиваемся в дела клиентов, не допытываемся, для чего им паспорт или ствол. Мы поставляем товар, продаём и делаем бабки. И так по кругу.       О’Нил закусывает щёку изнутри. По сути, он прав. Однако одно дело — безобидные бумажки, другое — оружие. Кажется, ей всё же понадобится время, чтобы осознать и принять тот факт, что Драконы числятся преступниками не просто так. И пускай большинство из них — вполне себе хорошие люди, по букве закона это в зачёт не идёт.       — Можно? — Имеет она в виду пистолет.       Хилл, снисходительно улыбнувшись, не запрещает. Подперев кулаком подбородок, он внимательно наблюдает за её действиями: вот Сара выуживает из сумки старый добрый кольт, вертит его в руках. Его брови слегка ползут вверх, когда одним быстрым движением она проверяет магазин — пустой. Тот падает ей на ладонь, и девушка столь же быстро вставляет его на место. С недоумённо сведёнными бровями Аарон обхватывает подлокотники кресла, сам подаваясь вперёд, а Сара как ни в чём не бывало продолжает, и руки её двигаются быстро и уверенно.       Она выносит их вперёд. Правая ладонь плотно обхватывает рукоятку, кисть левой под углом в сорок пять градусов к предплечью ложится сверху. Один большой палец смотрит на мишень — в качестве неё она выбрала доску для дартса, висящую на стене, другой же прижат к спусковой скобе. Левая нога чуть впереди, колени полусогнуты и расслаблены, спина — прямая. Она прицеливается правым глазом и выравнивает мушку.       — Бам, — выдыхает она, имитируя выстрел, и, довольная собой, опускает руку с оружием. — Ну как?       С радостной улыбкой она поворачивается к Аарону и встречает на его лице выражение искреннейшего удивления, почти что шока, столь ему не свойственного.       — Я… — закрыв глаза и подняв брови, он мотает головой, будто собираясь с мыслями. — Это что вообще? Где ты, блин, этому научилась?       — Ну, знаешь, — не скрывая самодовольной ухмылки, вызванной тем, что она смогла его впечатлить, Сара взводит курок. — Я не так проста, как ты думаешь.       — Я серьёзно.       — Я тоже! — Её игривое настроение исчезает, стоит ей с долей тоскливой задумчивости опустить взгляд на пистолет в ладони. — Вообще-то после всей этой истории с Писадейрой и отчимом Сэма, который гонялся за мной по всему городу, мы с Бобби — это который брат Майкла, — и Дереком всерьёз задумались о самозащите. У Никсона дома в сейфе лежал пистолет, Дерек знал код. Мы собирались втроём, и он показывал нам с Бобби, как и что. Стрелять мы не стреляли, шериф бы заметил пропажу патронов, но кое-чему научились.       Аарон молчит. Сказанное ею звучит как сюжет апокалиптического романа, где дети учатся убивать, чтобы не быть убитыми. Только вот это не роман, а реальность их мрачного городка, затерянного в проклятых лесах, и даже у такого прожжённого типа, как он, от смысла её слов, а ещё от повторного осознания, что ей пришлось пережить, спина покрывается холодными мурашками.       И нечто похожее происходит и с самой Сарой. Хилл видит, как в один кратчайший миг её задумчивое лицо перекашивает странная гримаса, и оно становится призрачно белым. Девушка хватается обеими руками за стол, будто боясь упасть. Аарон вскакивает с места, но Сара его не видит. У неё перед глазами бегут картинки: влажная могильная земля и фигура девушки-призрака; уходящее во мрак кольцо колодца, скользкие стены и детский плач; волчья пасть, жёлтые зубы которой смыкаются на её плече; спина парня в синей ветровке и нож, беспрепятственно входящий в эту спину. И наконец, точно завершающий аккорд этой адской карусели — мужчина, вскидывающий на неё ружьё.       Если бы не Аарон, она бы упала. Он подхватывает её ровно в тот момент, когда ослабевшие колени подгибаются, перенимает из рук пистолет и, обняв за лопатки и талию, помогает устоять. Сара не плачет — ей кажется, у неё больше нет сил на рыдания, — лишь дышит глубоко через рот. Мужская ладонь успокаивающе скользит по её спине, другая зарывается в волосы на затылке. О’Нил кладёт голову на его плечо и, прикрыв глаза, обвивает руками за пояс.       Хилл бесшумно выдыхает поверх её макушки и прижимает Сару крепче. Не стоит ей знать, как он успел испугаться. «Чёрт», — расфокусированные мысли мечутся в голове. — «Каждый раз, когда с ней происходит что-то подобное, я сам как не свой». Однако иронично то, что её собственные мысли — прямое отражение его.       Сара не хочет, чтобы он знал об одолевающих её кошмарах и постоянном чувстве страха, что она носит с собой, ведь помочь он всё равно не сможет. Поэтому, когда Аарон, чуть ослабив объятия и заглянув ей в лицо, спрашивает, что же случилось, девушка выдаёт лишь уклончивую полуправду:       — Слабость какая-то… спала плохо, может, это сказывается. Мне уже лучше, честно.       Высвободившись из кольца его рук, О’Нил делает шаг назад и выдавливает из себя вполне сносную ободряющую улыбку. Но Аарона с его намётанным глазом не так легко провести:       — Мне кажется, ты не всё мне рассказываешь.       Она не отвечает. Смысла настаивать нет. Стоит ему задать хоть ещё один вопрос, как она замкнётся в себе, выставив как оборону либо дерзость, либо полнейшее молчание. Хилл устало вздыхает и, капитулируя, поднимает ладони.       — Ладно, не хочешь, не будем. Просто я волнуюсь. Но нет так нет… можно, я хотя бы кое-что тебе покажу? Пока мы одни.       Аарон направляется в шкафу и вытаскивает оттуда… картину.       — Моя картина, — с улыбкой кивает Сара, когда он разворачивает полотно к ней лицом.       — Я хочу повесить. Тут, у себя. Давно ещё хотел, но не было времени. Обещаю сделать это завтра.       Её улыбка начинает подрагивать, но девушка лишь поднимает уголки губ вверх, будто улыбку можно удержать, затянув потуже верёвочки.       Он её обрамил. Картину, которую она написала подаренными им красками на подаренном им холсте. Картину, которую она написала, думая о нём, и для него. Эту картину он хочет повесить у себя в кабинете.       То ли день сегодня такой, то ли она совсем расклеилась, то ли уже просто захмелела. Но сдержать слёзы растроганной Саре помогает лишь титаническое усилие над собой: она делает глубокий вдох и, спрятав руки за спиной, впивается ногтями в ладони, чтобы отрезвить себя болью. Помогает.       — Тебе она так понравилась?       — Я ведь грозился повесить её тут, помнишь? И, конечно, она мне нравится. Только почему огонь?       Сара сильнее сжимает пальцы. Если она сможет, не разрыдавшись, рассказать ему, почему нарисовала то, что нарисовала, то оставшиеся сюрпризы этого дня будут ей уже нипочём. Она делает глубокий вдох.       Прямоугольный холст чёрен. Это ночь. Мрачная, беспросветная и вязкая, как все сентфорские ночи. На иссиня-чёрном небе — только две-три серебристые звездочки, маленькие и блеклые. Присмотревшись, вдалеке, на горных склонах, можно разглядеть раскидистые тени — это сосны, неизменные соглядатаи и хранители всех сентфорских секретов. Но это вдалеке; на переднем же плане горит костёр. Огромный, метра два в высоту. Огонь пожирает ветки и длинные сучья у изножья, и огонь же взмывает к чёрному пространству вверх, так высоко, что невольно кажется, будто он взаправду лижет небо. Лепестки пламени, бело-жёлтые, оранжевые и алые, расхлеставшись по сторонам, выбрасывают снопы искр. Те крошечными цветными точками взмывают во мрак, чтобы затем упасть на серую землю и, медленно дотлев, погаснуть.       — Я начала этот сюжет после того дня, когда показала тебе Пайн Вилладж, а ты сказал мне про… Джона, — на его имени она запинается. — Что мне нужно жить дальше, потому что он не был человеком, а значит, я не виновата. И той ночью я рисовала, хотя до этого не могла — просто брала кисть в руки, а дальше ничего, никаких идей, пустота. Огонь… — Сара пожимает плечами, разглядывая изображённое ею кострище. — Потому что огонь — это начало, возрождение. Я подумала, это то, что нужно для такой, как я. Новое начало. Ну, а ещё потому, что огонь — это борьба, а я только и делаю, что борюсь — со всякой паранормальной хренью, с родителями, с самой собой. И, знаешь, огонь ещё потому, что, хоть мы с тобой и встретились впервые в магазине твоей бабушки, больше всего твой образ врезался мне в память тогда, на свалке. Ты стоял лицом к такому же огромному костру, а потом повернулся, и он осветил тебя со спины. Высокий такой, кожаная куртка, чёрные волосы и очень, очень недовольный взгляд, — Сара усмехается. — Ты произвёл на меня неизгладимое впечатление в тот вечер.       — В тот самый вечер, когда ты при всей банде наорала на меня из-за того, что я отказался тебе помогать?       — Да, в тот самый.       Аарон не может сдержать улыбку.       — Знаешь, — он аккуратно прислоняет картину к стене. — Извини, но ты в тот вечер выглядела не столь эффектно, как, судя по всему, выглядел я. Грязные джинсы, растрёпанная, нелепое жёлтое пальто… — Смеясь, он уворачивается от её занесённой руки и перехватывает запястье. Заглянув ей в лицо, продолжает уже тише:       — А потом ты прилюдно на меня наорала, и, честно говоря, я едва сдержался, чтобы шлепками не выгнать тебя оттуда.       — Прямо шлепками?       — Не перебивай. Да, шлепками. Знаешь, как маленьких детей шлёпают по заднице за плохое поведение? Вот именно так. Так что ты тоже в тот вечер произвела на меня неизгладимое впечатление.       — Мистер Хилл, не знала, что ваше первое впечатление обо мне сводилось к желанию отшлёпать. Тяжело, наверное, тебе пришлось, когда я начала потом работать в баре.       — Когда ты начала работать в баре, у меня появились и другие желания.       Вот её губы, в каких-то сантиметрах от его. Всё, чего ему сейчас хочется — поцеловать эти губы, это лицо, спуститься поцелуями ниже, за края одежды, и любить её долго, несколько раз. Аарон делает шаг вперёд. Ведёт кончиком носа по её виску и шумно выдыхает. Сара кладёт ладони на его тёплые плечи и прикрывает глаза, когда раздаётся стук в дверь.       О’Нил как ошпаренная отскакивает от него за секунду, и в эту же секунду в кабинет входит Вишня.       — Хилл, там… о, Принцесса, и ты тут.       — И я тут. Привет.       Взгляд молодого Дракона скользит между Сарой и Аароном, но Вишне сейчас не до этого. И не то что бы его совсем не интересует, почему эти двое стояли так близко друг к другу, когда он вошёл, просто важно сейчас другое:       — Поболтаем позже, ладно? Ты, я и партия в покер, готовься. — Он переводит взгляд на Хилла, и взгляд его становится серьёзным. — Клиент здесь. Я зову?       Тот кивает:       — Зови, — его тон снова деловой и собранный. — Сара, извини, тебе придётся подождать, пока мы закончим.       — Ничего, я побуду в баре.       Кивнув мужчинам, Сара возвращается в зал, где Драконы уже, голося и перешучиваясь о своём, сдвигают игорные столы. Она приветственно кивает некоторым из них, с несколькими перекидывается парой слов. Обогнув барную стойку, находит Альфи, который мечется на пороге в подсобку.       — Тебе помочь?       Рыская взглядом из стороны в сторону, тот отзывается:       — Да у меня такое чувство, что этот придурок забыл принести со склада вторую коробку вискаря, найти нигде не могу.       — Сходи посмотри, а я пока постою за баром.       — Ладно, — он стаскивает через голову фартук. — Я мигом.       Сара по-хозяйски располагается за стойкой и мгновенно чувствует себя почти что дома. Несмотря на суматоху в зале, стоять здесь — приятно. Проведя ладонями по гладкой, похожей на мрамор поверхности, она отчего-то улыбается. Первых заказов долго ждать не приходится: девушка наливает пиво и ром с колой нескольким Драконам, а затем делает джин-тоник и для себя.       Альфред возвращается нескоро, но зато победно улыбаясь и таща коробку со звенящими друг о друга бутылками.       — Я этого новенького придушу, — беззлобно говорит он, присоединяясь к О’Нил. — Слушай, может, к чёрту эти документы, вернёшься в бар? Судя по всему, у тебя получается очень даже неплохо.       — Не пойдёт, дружище Альфи. Это твоя стихия, а моя — другая. Тем более, я тебя знаю, это сейчас ты ласковый, а потом опять начнёшь брюзжать. «Сара, ты наливаешь слишком много бухла. Сара, ты не так режешь лимоны. Сара, это же коллекционный «Martell»…       Шутливо пререкаясь, они продолжают делать коктейли и разливать по бокалам пиво. Через какое-то время у бара возникает Вишня:       — Мы закончили, — облокотившись на стойку, заявляет тот. — Мне нужно проводить клиента, а ты, Принцесса, раз снова за старое, не соорудишь ли нам с Хиллом наше «как обычно»? Он зовёт выпить до начала игры.       — Его «как обычно» я знаю, а твоё — это Порто с водкой? — Она хитро стреляет глазами и приближает своё лицо к его, имея в виду тот давнишний случай, когда он, решив её проверить, заказал Порто с водкой вместо портвейна.       Вишня прищуривается в ответ:       — Ах ты, хитрая злопамятная лиса. Не хотел бы я иметь тебя во врагах.       — Тебе повезло, что я твой друг. Так что, Порто или что-то другое?       — Давай в этот раз просто виски с содовой. — И, подмигнув, он исчезает в толпе.       В кабинет Хилла Сара входит без стука — боится перевернуть поднос с напитками и фруктами из бара. И вовсе не отказывается от помощи, когда Аарон забирает его у неё из рук и ставит на столик у дивана.       — Я была близка к провалу, — с улыбкой признаётся она. — Дважды чуть не опрокинула. Как всё прошло?       — Отлично. Чертовски рад, что сделка закрыта, она выжала из меня все соки, — он проводит ладонью по лицу.       — По-моему, в тебе ещё достаточно соков.       — Ты что это, опять со мной флиртуешь?       — Самую малость, — О’Нил опускается в низкое кожаное кресло и с удовольствием поводит затёкшими плечами. Делает глоток джин-тоника. — Вишня сейчас вернётся.       — Ты не флиртуешь при Вишне?       — Нет, а ты?       Вместо ответа он, усмехнувшись, качает головой, а потом садится на диван, ближе к ней, и, закинув одну ногу на другую, закуривает. С сигаретой в зубах тянется к своему Олд Фэшн и прежде, чем сделать глоток, поигрывает льдом в бокале.       Входит Вишня и плюхается рядом с боссом.       — Мои поздравления! Ну и типы, да? С такой скрупулёзностью только полы языком намывать. Я уже начал думать, что он сейчас будет разбирать каждый ствол, чтобы проверить, не спизд… все ли болты на месте. — Молодой Дракон берёт с подноса последний бокал. — Но ради таких бабок можно и потерпеть! За отличную сделку!       Чокнувшись со всеми, Вишня откидывается на спинку дивана и, раскинув руки в стороны, прикрывает глаза.       — Ка-а-айф. Сейчас ещё рубанём в картишки. Парни сказали, почти всё готово. Ты как, Хилл? Играешь? Принцесса вот в деле.       — Даже не думай, — отмахивается Сара, устраивая голову на подголовнике и глядя на мужчин из-под чуть приоткрытых век.       Вишня прикладывает руку к сердцу и театрально вздыхает, а Аарон, стуча сигаретой о край пепельницы на колене, отвечает:       — Сыграю, но не думай, что сможешь меня затянуть, как в прошлый раз. Одна партия, понял? Так, для проформы.       Под искреннее возмущение Вишни Сара тянется к фруктам на подносе. Она не замечает, что Хилл, не обращая на друга почти никакого внимания, наблюдает за тем, как её пальцы выбирают большой мандарин и принимаются методично, не спеша снимать с него шкурку. Он переводит взгляд на её лицо. Кабинет наполняется щекочущим ноздри цитрусовым ароматом. О’Нил тянется через Аарона к Вишне и заботливо вкладывает в его ладонь несколько мандариновых долек. Убирая руку, улыбается.       — Спасибо, Принцесса. Кисленькие, — во рту у него разливается яркий вкус, а сам парень провожает девушку ласковым взглядом. «Возможно… возможно», — закрадывается в голову абсурдная, беспочвенная, но ощутимо будоражащая мысль, которой так и не суждено оформиться, потому что она разбивается о реальность: Сара протягивает мандарин Хиллу. Тот молча берёт её ладонь в свою и прикладывает к губам.       Кажется, что тишина, наступившая после, заполняет собой всё пространство. У Сары округляются глаза, Аарон невозмутим, а Вишня… усмехается.       — Я знал. Я знал, мать вашу, — победно заявляет он, ломая эту тишину и садясь прямо. — Давно начал подозревать!       С его внимательностью к деталям и острой наблюдательностью было сложно не заметить искрящуюся между этими двумя химию: пристальные взгляды, чрезмерное внимание Хилла к Принцессе, то, как часто они предпочитали оставаться наедине, и ещё кучу, кучу всего. И всё равно это — как снег на голову. «О-бал-деть». Вскинув брови, парень делает щедрый глоток виски, а потом сразу второй. Нет, это даже больше, чем «обалдеть»!       Аарон, не отпуская женской ладони, отвечает ему снисходительной полуулыбкой. Он умеет доносить желаемое до других, и для этого ему вовсе не обязательно использовать слова.       А О’Нил ошалело переводит взгляд то на него, то на Вишню, и всё в её голове идёт кувырком от осознания того, что только что произошло.       Что, чёрт возьми, только что произошло?       — Пойдёмте, — Хилл неожиданно поднимается с бокалом в одной руке и с ладонью Сары — в другой. — Мне кажется, я слышал призывный клич Бурого к игре.       Они так и выходят из кабинета: Хилл чуть впереди, Сара — на шаг сзади. Где-то за её спиной — Вишня. Стоит Аарону войти в зал, заполненный Драконами, и они все расступаются перед ним — точнее, перед ними, — и взгляды присутствующих, хочешь не хочешь, опускаются на их сцепленные ладони.       Только сев за покерный стол, он выпускает её руку. К нему присоединяются ещё несколько человек, крупье начинает раздавать карты. Замерев за его правым плечом, Сара гипнотизирует зелёное сукно и отчего-то не решается поднять глаза. Её бросает в жар.       Все всё знают.       Возможно, она бы так и простояла всю игру за его плечом, замерев, как статуя, и даже почти не дыша. Возможно… если бы Аарон, приподняв уголки своих карт, вдруг не позвал:       — Сара?       Драконы, все до одного, переводят на неё заинтригованные взгляды. Ни звука, ни малейшего шороха.       — Да?       Мужчина оборачивается. В его тёмных глазах она видит улыбку и оттого не может сдержать своей.       — Карты хуже некуда. Будешь моим талисманом?       Аарон Хилл умеет доносить желаемое до других, и для этого ему вовсе не обязательно выражаться прямо.