***
Когда душу поглощает беспросветная тьма, то хочется в ней утонуть, ведь сопротивляться ей нет никаких сил. Стараясь всегда сражаться, мы держимся изо всех сил, но, порой, внутренние демоны бывают сильнее нас. Смотря на массивный старый дуб у подножья дворца, на Чонгука нахлынули дорогие сердцу воспоминания из детства. — Гук-а, держи удар! Вот так, сынок,— Чон Гюн подбадривал сына, хлопая того по спине. Для маленького непоседливого альфы, похвала отца была, как самая лучшая награда. — Отец, дуб скоро от моих ударов упадёт!— горделиво выпятив грудь вперёд, запыхаясь, сказал Чонгук. Хрипловато-искренний смех короля разнесся по пустому парку: — Он ещё сто лет простоит, сын. Не волнуйся об этом,— трепля сына по смоляным волосам, улыбался Чон Гюн. Нахмурив бровки маленький альфа грустно вздохнул. — Тогда мне нужно прожить еще сто лет, чтобы одолеть дуб? Чон Гюн, уже не сдерживая себя, расхохотался во все горло, попутно вытирая выступившие слезы. — Ты как скажешь что-нибудь, Гук-а… Видя, что сыну совсем не до смеха и он не понимает причин, почему его горячо любимый родитель смеётся, Чон Гюна чуть было не одолел еще один приступ смеха, но, закашливались, он сделал глубокий вдох и сел на корточки, чтобы быть на одном уровне с сыном. — Ты самый сильный воин, Гук-а. Самый, самый!— искренность в голосе короля была неподдельной. Он и правда так считал, видел задатки будущего короля, наблюдал за сыном и горделиво улыбался. Увидев, как загорелись глаза сына, Чон Гюн тепло улыбнулся и погладил его по волосам. — Мой маленький храбрый кролик!— на последних словах яркая улыбка Чонгука потухла и он со всей обидой топнул ногой. — Я не кролик, отец! Я взрослый! Ещё раз расхохотавшись, Чон Гюн, дабы успокоить сына, крепко того обнял. Не замечая, как одинокая слеза катится по щеке, Чонгук стоял и смотрел на тот самый дуб, который был весь в глубоких шрамах от клинка Чона, как и его сердце. Отец всегда говорил ему: «Не стыдись проявлять истинные чувства и эмоции. Настоящий король — это не всегда холодный и расчетливый альфа». Тепло улыбаясь, альфа сжал в кулаке именной перстень, который носил его отец, а до этого его дед и прохрипел: — Я сделаю все возможное, чтобы ты мной гордился, отец. Простояв так ещё пару минут, Чонгук направился по длинному коридору в покои отца, зная, что его сестра там. Мысли о Сони вызывали у Чона глубокую печаль, с которой он не знал что делать. В последнее время он был слишком озабочен проблемами разной степени важности, что совсем позабыл про свою младшую сестру, которая являлась для него всегда поддержкой и опорой. Он думал о том, что хотя бы брат из него получится достойным, но ошибался. Чон Сони всегда была слишком эмоциональной. Обычно радостная и задорная принцесса, сейчас сама на себя не была похожа. Чёрные круги под глазами говорили о том, что Сони не спала, как минимум, двое суток, красные и опухшие от слез глаза кричали от боли, потрескавшиеся губы в некоторых местах кровоточили. Горе поглотило ее целиком. Отец был для неё всем и она не понимала, как перенесёт этот удар. Облаченная во все черное, она стояла в отцовской комнате и смотрела в окно на деревья, что сбрасывали свои пожелтевшие листья, прокручивая в голове события последних дней. Почувствовав терпкий аромат мускуса, она медленно повернулась и увидела стоящего брата со своим верным стражем. Как всегда вместе. Оба в чёрном, богато расшитым золотыми нитями, траурном наряде, хотя принцесса их почти всегда видела в чёрном, редким явлением было что-то не кожаное и не чёрное, особенно это касалось Хосока. Гнев, боль и тоска охватила ее с новой волной. Искры ярости вспыхнули в шоколадных глазах. — Из-за тебя...— она стремительно подошла к Чону и остановилась в двух шагах от него,— как ты мог? Как?— глаза вмиг увлажнились и слёзы покатились по впалым щекам. — Сони…— голос альфы звучал тихо и надломлено. Он схватил сестру за плечи в попытке притянуть к себе. — Нет!— она выставила вперёд руки, давая этим понять, чтобы принц ее не трогал. Опустив руки, альфа сжал их в кулаки. — Он звал тебя. Так отчаянно нуждался в тебе, а тебя не было. Тебя постоянно не было…— встав спиной к брату, она обхватила себя руками, будто пыталась утешить, но ничто не смогло бы ее успокоить. — Я ему говорила: «отец, он скоро приедет. Подожди немного» и каждый раз я слышала одно и тоже: «Мой сын. Где мой сын? Он не хочет меня видеть?». Принцесса начала всхлипывать, голос ее дрожал. Ком, вставший поперёк горла альфы, не давал ему даже вздохнуть. Он ненавидел себя, презирал и считал себя хуже, чем те падальщики, которые питаются сгнившим мясом. — Я… не знал, что ему настолько плохо, — ему было настолько больно смотреть в сторону сестры, что он вынужден был постоянно отводить взгляд куда-то в сторону. — Конечно, ты не знал, как ты мог о чем-то другом думать, кроме как о своей омеге?! Ты чуть не погубил себя из-за него и ты весь мир готов был сложить к его ногам, но разве отец того стоил? Он ещё и из Вейланда. Наши давние враги, Чонгук! — Замолчи, Сони. Ты ничего не знаешь.— грубо отчеканил альфа, начиная не на шутку злится. Почувствовав, что воздух начинает сгущаться, Хосок сделал пару шагов вперёд и встал между ними. — Думаю, нам всем надо успокоиться, ведь так? Король бы точно не хотел, чтобы вы себя вели подобным образом. Сони, сощурив глаза, посмотрела на стража со всей яростью. — Ну, конечно, ты постараешься его защитить, всегда так было. Я ведь права и ты это прекрасно знаешь, Хосок! Это он виноват!— на последних словах она истошно закричала и чуть было не кинулась на брата, но Хосок ее перехватил поперёк талии. Чонгук смотрел на сестру, не веря своим глазам. Она никогда в жизни так не вела себя и никогда не позволяла себе таких вольностей по отношению к Чону. Она не отдавала отчета своим действиям. Горе и так Чонгука пожирало изнутри и оставляло после себя огромную пустоту, а тут ещё вдобавок сестра с таким разочарованием и болью в глазах смотрит, будто Чон самый ужасный и мерзкий человек в этом проклятом Богом мире. От этого хотелось выть волком еще больше. Господи, в какой момент все успело так измениться? — Принцесса, я никого сейчас не защищаю. Вы таким поведением делаете только хуже себе и… своему брату. — И где же был брат, когда отец умирал? Где?— уже во все горло кричала Сони. Слёзы горя полились новым потоком, она еле стояла на ногах, дрожа, словно осиновый листок. Сжав челюсть, дабы не сказать ничего лишнего, Чонгук бросил лишь: — Присмотри за ней.— и, развернувшись, покинул комнату. Сони упала на колени и разразилась громким плачем. В нем было все: отчаяние, тоска, ярость и обида. Хосок стоял рядом и впервые не знал, что делать. Он видел принцессу впервые в таком состоянии. — Зря вы так с ним, Ваше Высочество. Ему, возможно, даже хуже, чем вам сейчас. Всхлипывая, Сони посмотрела на альфу через пелену слез и покачала головой. — Хосок, не надо. Кивнув, страж бросил на принцессу взгляд полный боли и тоски. Пытаясь поднять ее с холодного пола, он еле слышно сказал: — Все образумится. Положив ее на кровать, он укрыл ее одеялом и вызвал лекаря, чтобы тот присмотрел за Сони, а сам вышел за дверь.***
Для Чонгука это было уже слишком. Он всегда был гордостью в глазах своей сестры, а сейчас видеть такое разочарование невыносимо для него. Хотелось в сию же секунду убить кого-нибудь и, может, тогда он облегченно вздохнет. Нервы были натянуты, как тетива тугого лука. Сердце так сильно болело, словно его разрывали на части. Чонгук был ближе к отцу, чем его младшая сестра, но именно она была с ним в последние моменты жизни. Сможет ли он когда-нибудь простить себя? Сможет ли принять тот факт, что он не смог проститься с отцом, попросить прощение за все? Зайдя в самую отдаленную комнату, где обычно никого не бывает. Чонгук облокотился об тумбу и посмотрел на своё отражение. На него оттуда смотрел не он, а исчадие ада, которое скалилось и наслаждалось страданиями Чонгука. Зажмурив глаза, будто пытаясь проснуться от кошмара, в котором он находится уже долгое время, Чонгук распахнул красные и воспаленные глаза. Сжав кулаки до побеление костяшек, он гортанно зарычал, да так, что вены на шее вздулись. Замахнувшись, альфа ударил кулаком по зеркалу. Посмотрев на треснутое зеркало, он услышал лёгкий скрип, а затем из трещины на тумбу посыпались осколки. Чимин решил выйти из своего заточения, в которое сам себя и загнал. Чонгука он уже не видел пару дней, Слава Богу. Он слышал про смерть короля, представляя в каком аду сейчас находится альфа. Его сердце сжималось в тисках от боли, он ярко ощущал и представлял, что испытывает сейчас Чон, ведь, когда умер папа-омега, Чимину было двенадцать лет и хоть он был ребёнком, но понимает как это, терять родителя, словно часть своей души. Прогуливаясь по безлюдному коридору, омега услышал чей-то громкий пропитанный болью крик, а дальше послышались звуки бьющейся посуды, будто упал целый шкаф. Вздрогнув, Чимин бросился бежать в эту сторону. Дернув за ручку двери, он открыл ее и шокировано уставился на погром, который устроил, скорее всего, сидящий на полу уже главенствующий король страны. Чимин выпучил глаза и, как выброшенная на берег рыба, беззвучно открыл и закрыл рот. Облокотившись об стену, Чон запрокинул голову, грудь его тяжело вздымалась, руки были в крови, волосы распущены и взъерошены. Он походил на зверя, которого только-только освободили из клетки и он решил всех сразу убить, а потом присел отдохнуть. Ещё раз осмотрев комнату, Чимин заметил, что даже деревянная тумба пострадала. Всюду валялась битая посуда и осколки стекла, где-то лежала ножка сломанной тумбы. Переступив через битую посуду, Чимин посмотрел глазами полными боли на Чонгука. — Чего тебе?— в своей излюбленной грубой форме спросил альфа, не открывая глаз. — У тебя кровь.— взволнованно заметил омега, лихорадочно бегая глазами по рукам Чона. — На этот раз она моя,— пытаясь пошутить, брюнет делал только хуже. Поджав губы, Чимин выбежал из комнаты, ничего не сказав. Горько усмехнувшись, Чонгук решил, что так даже лучше. Пусть омега сейчас боится и держится от него подальше, он и так всем причиняет одну лишь боль. Просидев так пару минут, он почувствовал слабый шлейф пионов, недоуменно открыв глаза, альфа уставился на дверь, в которую через минуту влетел запыхавшийся Чимин, держа в руках какие-то бутылочки и тряпки. Удивленно вскинув брови, Чонгук хотел было уже спросить что происходит, как омега, присев возле него, начал расставлять на пол все склянки и бутылочки. — Ты не обязан,— начал альфа, внимательно наблюдая за своим ангелом, пытаясь понять мотив его действий. — Знаю.— последовал незамедлительный ответ. Взяв левую руку альфы в свою, Чимин уже в который раз убеждался в том, какая она у него большая, покрытая грубыми мозолями. Бережно промочив костяшки пальцев, Чимин старался не делать лишних действий,чтобы не причинить боль Чону, но он даже и не подозревал о том, что тот, не моргая, наблюдает за ним, как волк за добычей. Для Чона сейчас физическая боль являлась лекарством, доказывающим, что сердце все еще бьется и оно живое. — Чуть-чуть будет больно,— прошептал омега, не поднимая головы. — Все в порядке.— взгляд стал тёплым и безмятежным. Как же ему не хватало Чимина. Он не мог перестать смотреть на него. Брюнет это сполна осознал только сейчас, сидя на холодном полу и смотря, как омега обрабатывает его раны, будто пытаясь залечить его истерзанное сердце. Затянувшееся молчание прервал Чимин, который нервничал, покусывая губы. — Я… приношу свои искренние соболезнования,— он посмотрел на Чонгука и в этих глазах, обрамленными густыми ресницами, была безмерная тоска, боль и сожаление. Глаза, столь глубокие и чистые, затягивали, словно в водоворот. Чонгук тонул и спасения не искал. Он вспомнил слова Хосока «постарайся быть с ним нежнее». А стоит ли стараться, если омега его явно недолюбливает? Он и так достаточно боли причинил Чимину. Дав себе слово, что постарается быть для омеги хотя бы другом, как сказал Хосок, он посмотрел на него. Пак явно чего-то боялся. По-минимуму старался соприкасаться с альфой и сидел так далеко, что приходилось наклоняться немного вперёд. Неудивительно, что омега вёл себя подобным образом, ведь в его глазах Чонгук монстр, который добивается всего путём насилия. Сжав губы в тонкую полоску, Чонгук отвел взгляд на разбитое в дребезги зеркало, которое ассоциировалось с его сердцем. Обдумывая события последних дней, он, будто находясь во сне, прохрипел: — Ты веришь в спасение души?— не дожидаясь ответа, он продолжил,— Для меня приготовлено отдельное место в аду,— он ядовито усмехнулся над собой,— и я об этом знаю. Если бы я мог хотя бы на минуту увидеть отца, то сказал бы ему, как сильно его люблю и что мне всегда его будет не хватать. Банально, знаю. Чонгук свесил голову и его глаза увлажнились. Он чувствовал себя настолько уязвимо сейчас, что злился на самого себя, сил сдерживать накопившиеся эмоции не было, они рвались наружу бешеным потоком. Он не должен показывать омеге свою слабую сторону, Чимин не должен видеть его таким, но почему-то альфа думал о том, что его ангел и является ключом к спасению его грешной души, но надо ли ему это? Чонгук крепко сжал правую руку в кулак, тем самым причиняя себе еще больше боли, кровь по пальцам полилась алой струей, капая на пол. — Что ты делаешь?— встревоженный голос омеги был как бальзам на искалеченное сердце брюнета. — Убеждаюсь в том, что все еще жив. Сердце Чимина в очередной раз болезненно сжалось. Его душила безумная боль за альфу, он так хотел его спасти. Помочь и вернуть жажду к жизни. Приложив свою дрожащую маленькую руку к груди альфы, он свёл брови и посмотрел Чонгуку прямо в глаза. — Ты жив. Слышишь, как бьется?— еле заметная улыбка коснулась лица Чимина, когда он увидел ошарашенный взгляд Чонгука. Знал бы омега, что это сердце так бьется только из-за прикосновения одной маленькой ладошки. Не в силах ничего из себя выдавив, принц лишь кивнул, смотря на сидящее чудо перед собой. — Мне правда очень жаль, что тебе не удалось с отцом попрощаться, но твоя страна нуждается в тебе. Нуждается в короле, который защитит их и будет делать все возможное для страны.— Чимин с каждым сказанным словом все больше и больше распылялся. Щеки слегка покраснели, а в глазах искрился яркий огонь. Он не понимал почему пытался сделать все возможное, чтобы стало легче альфе, который разрушил и растоптал его доверие и сердце. Но он считал, что даже такие люди, как Чонгук, заслуживают спасения. Чимин всегда считал брюнета несломленным и волевым человеком, и увидев то, что с ним происходит сейчас, повергло его в глубочайшее потрясение. Альтруистическая натура всегда давала о себе знать и даже сейчас, сидя рядом с человеком, который причинил ему столько боли, не смог встать и уйти. Юнги-хен сейчас бы возможно отругал омегу за столь беспечное поведение, но не мог же он бросить принца в таком состоянии. Мысли о брате заставили омегу ненадолго погрузиться в омут печали, пока его оттуда не вырвал низкий и бархатный голос Чонгука. — Зачем ты это делаешь? Если из жалости, то лучше сейчас же тебе уйти,— на последних словах Чон попытался встать, но омега слабо схватил его за рукав белой блузки, останавливая. Чимина бы это, возможно, задело, но, к счастью альфы, он его прекрасно понимал. Люди, подобные Чону, не привыкшие вот так оголять свою душу, от малейших слов могут снова спрятаться в свою скорлупу и больше из неё не выходить. — Я не пытаюсь тебя жалеть. Ни в коем случае. Я...— омега закусил нижнюю губу, думая о том, как правильно выразить свои мысли,— я понимаю каково это — потерять родителя. Никто не заслуживает подобного. Заметив все еще удивленный взгляд альфы, Чимин устало вздохнул и, повернувшись к брюнету, сложил ноги по-турецки, чтобы сидеть лицом к лицу. — Не смотря на все то, что ты сделал, я верю в то, что каждый заслуживает спасения и даже ты.— он смущенно опустил голову, понимая, что сказал слишком много. Длинная серебристая челка скрывала половину лица. Сердце альфы сделало сальто, ударившись об ребра и вернулось на свое место. Возможно ли ещё больше влюбиться? Определено да. — Значит, сейчас ты меня не ненавидишь?— осторожно уточнил Чон, стараясь взглянуть в глаза омеги. — Я все еще ужасно зол и твоим поступкам нет оправдания.— он демонстративно вздернул подбородок, тем самым давая понять, что не все так просто. Находя поведение Чимина забавным, альфа впервые за долгое время криво улыбнулся. — Я понял, лепесток.— пара больших темно-карих глаз смотрели будто в душу, пытаясь понять, что на самом деле чувствует Чимин. Зардевшись от подобного обращения, омега покрылся прелестным румянцем и потупил взгляд на свои ноги. — Я… надо перевязать руку и лучше позвать лекаря,— пытаясь быстрее убежать от Чонгука, он начал в спешке вставать. Усмехнувшись, альфа поднялся вместе с Чимином, не отводя от него свой горящий взгляд. Омега даже не понимал какое огромное место он занимает в сердце Чонгука, наивно полагая, что тот его недолюбливает. Чонгук, в порыве чувств, здоровой рукой слабо перехватил Чимина за руку. Сердце готово было пробить грудную клетку, он так отчаянно не хотел, чтобы омега уходил, боясь снова оказаться в беспросветной тьме, откуда не видел выхода, а со стоящим перед ним ангелом, тьма отступала и сердце наполнялось проблесками света. В его голове мелькнула идея, от которой он весь загорелся. — Можно тебя попросить? Пара удивленных глаз смотрела на альфу, не моргая. Чимин молча кивнул Чонгуку. Понимая, что Чимин вправе ему отказать, альфа нервничал ещё больше. — Ты мог бы мне сегодня почитать вслух?— Чонгук прокашлялся, чтобы скрыть свое смущение. Обычно это от него всегда чего-то хотят, а тут он просит помощи у омеги. Немыслимо. С волнением ожидая ответа, он смотрел на омегу, не моргая. Робко улыбнувшись Чимин опять кивнул, не спеша пытаясь вырвать свою руку. Облегченно вздохнув, альфа слегка сжал руку омеги. — Тогда я пойду в библиотеку.— ставя альфу перед фактом, сказал Пак. Чонгук очень не хотел, чтобы Чимин разгуливал в такое время по дворцу, когда слишком много людей и может произойти все, что угодно. — Ты можешь подождать Хосока или попроси его принести тебе книги, которые ты хочешь. — А мне нельзя самому их взять?— в лисьих глазах промелькнула обида. Мысленно отвесив себе подзатыльник, Чонгук поспешил объяснить. — Конечно можно! Я просто боюсь, что…— указательным пальцем он невесомо коснулся кисти руки Чимина,— во дворце сейчас слишком много народу и мне было бы спокойно, если бы ты ходил со мной или с Хосоком. Сердце Чимина ускорило свой ритм, дыхание стало слегка прерывистым, а щеки раскраснелись еще больше. — Тогда подожду Хосока. Удовлетворительно улыбнувшись, Чонгук отпустил руку омеги и отошел от него на шаг, на что услышал облегченный вздох. Он усмехнулся. — Тогда увидимся, Чимин-а,— в черных, как ночь, глазах сверкнули искры. Направляясь к выходу, Чимин приложил ладони к горящим щекам, пытаясь успокоиться. Вечер обещает быть занятным.