***
Чимин провел весь следующий день в мрачном настроении, он не мог перестать беспокоится о Юнги, Ыну, об отце и Тэхене. Мысли о доме не покидали, а тоска увеличивалась в геометрической прогрессии. Он знал, что ничего не сможет для них сделать. Чимин чувствовал себя ущербно и одновременно ответственно. Омега пытался понять мотивы Чонгука. Зачем он здесь и какие у альфы планы на него? Чимин был уверен, что будет находится в Трандандии как в плену, но чего он никогда не признает и даже самому себе, так это то, что ему нравится здесь, а в частности, во дворце. Он спокойно гулял по саду, парку, ходил в библиотеку, но только в сопровождении молчаливого Хосока или дюжины стражников, будто омегу могли убить или украсть в королевском дворце. Он не чувствовал себя здесь заключенным, но он и не знал зачем он Чонгуку и эти мысли постоянно бешеным роем кружили в его голове. Чимин опять вернулся к мысли, что было бы куда проще, если бы он смог возненавидеть Чонгука, несмотря на его бесчисленные недостатки, что-то в нем волновало омегу даже сейчас. Добровольное одиночество альфы, отказ от эмоциональных связей с людьми, которые его окружали, его замкнутость и хладнокровность — все это было чуждо для Чимина. Как, во имя всего святого, если все, что он хотел — это близкого человека, который разделял бы его привязанности и чувства, как он оказался связан с альфой, который был неспособен ни сблизится, ни привязаться? Все, что нужно было Чонгуку — видимость, что Чимин рядом. Прошла еще неделя. Чонгук запрещал Чимину выезжать или выходить за пределы дворца, никак это не объясняя, и приказал абсолютно всем следить за омегой и если кто-нибудь решится помочь Чимину в вылазке в город, то наказание будет соответствующим. Омега на время смирился с этим, хоть и был безумно зол на альфу. Познакомившись со всеми придворными дворца поближе, и даже сумев очаровать многих стражников Чона, омега придумал хитроумный план, который позволит ему сбежать ненадолго в лес, в который он так рвался. Парков и садов было недостаточно, Пак безумно соскучился по запаху леса, хвои, соскучился по собиранию всевозможных целебных трав и просто по созерцанию мира флоры и фауны. В рядах стражей был один юный бета на вид лет восемнадцати, совсем еще ребенок, с которым сблизился Чимин. Он периодически приносил бете вкусности, когда тот сопровождал омегу в ту или иную часть дворца. В этот раз Чимин просил, чтобы бета сопроводил его в лес, на что услышал категорическое «нет», чего и следовало ожидать. — Тогда я один пойду,— решил Чимин, направляясь к выходу из дворца, поправляя на себе шерстяную накидку. — Ваше Величество, так нельзя! Король ведь голову мне снесет, если узнает. Остановившись и с прищуром посмотрев на взволнованного юношу, Чимин многообещающе улыбнулся. — Значит, сделаем все возможное, чтобы он не узнал. С вами ничего не случится, обещаю вам. Ну?— он выжидающе смотрел на бету, который взвешивал в своей голове все за и против. Он не мог отпустить омегу одного и переубедить его тоже не получалось, оставалось только… — Хорошо. Идемте, Ваше Величество. Довольно улыбнувшись, Чимин направился вперед, а юный воин, опустив голову, засеменил за ним. Лес пестрил разными оттенками зелёного и был обширным, но это был не тот дремучий лес, какой рос зеленой стеной в Вейланде: ели были пушистее, сосны ниже и развилистее, попадались кусты с ягодами и осинники целыми островами. Омега впервые за долгое время почувствовал долгожданное облегчение. Вдохнув свежий запах хвои и древесины, Чимин блаженно улыбнулся. В лесу они пробыли около двух часов и за все это время Чимин постоянно слышал от беты: «Давайте вернемся. Уже поздно». Собрав небольшое количество лечебных трав, Чимин и страж поспешили во дворец. Ничего не предвещало беды и принц расслабился, занявшись своими делами. Осенью небо за луной — это пространство с бесконечно удаленной, но видимой границей: явно освещенная луною земля, была сырая и холодная. Стоя на кухне и готовя себе чай, Чимин вспомнил, что оставил в сумке на седле у лошади сверток со своими травами и про себя разразился громкими ругательствами, пока направлялся в конюшню. Зайдя туда он застыл в ужасе. В конюшне стоял Чонгук, облаченный в повседневную одежду, белая рубаха свободно висела на мускулистом теле, черного кроя штаны обтягивали мощные ноги, рукава были до локтей закатаны, казалось он был расслаблен. Со странной обостренной ясностью, Чимин слышал звук собственного дыхания и скрип дерева под ногами, ощущая беспокойную волнующую близость Чонгука. Ни с чем не сравнимый острый запах сена, фуража, навоза, встретил знакомым, вселяющим надежду покоем. Чимин сделал шаг назад, но Чонгук и головой не повел, продолжая гладить жеребца, на котором сегодня ездил Чимин. Лошадь доверчиво ткнулась носом в ладонь альфы. Откровенная нежность казалась хорошим знаком. Может король не так уж и зол? Чимин глубоко вздохнул, понимая, что брюнет уже обо всем знает и попытался сразу оправдаться: — Я ездил за лечебными травами, они… — Нет,— Чонгук стремительно повернулся и сделал пару шагов в сторону омеги, пока он не оказался в ловушке. Низкий, хрипловатый голос звучал угрожающе,— Давайте начнем с другого. Кто вам в этом помог, Ваше Величество? Его резкий переход на уважительный тон еще больше напряг Чимина, у которого уже колени дрожали. Широко раскрытыми испуганными глазами, Чимин смотрел в потемневшее, мрачное лицо. Ничего хорошего ждать не приходилось. Чонгук еле сдерживал бушующий в нем гнев. Когда ему сообщили о том, что омега был в лесу с кем-то, то ярость затопила все его сознание. Первое, что пришло в голове это «он ходил видеться с Ыну». Мысль об этом не давала покоя, он, как сорвавшийся с цепи зверь, накручивал круги в тронном зале, мысль о том, что Чимин мог бы сбежать с Ыну, разрывала его сердце и, словно яд, убивала его. Ревность душила и не давала ясно думать. Такого не может быть, он непременно все выяснит и убьет того, кто помог Чимину. — Я был один,— с трудом произнес он. — Ложь.— альфа сделал еще один шаг вперед. — Я собирал травы.— и это была правда, хоть и не полной. — Неужели? Ты мне сейчас все скажешь,— настаивал Чонгук,— непременно все и кто тебе помог в этом тоже. Всем своим существом он чувствовал готовую вырваться на волю ярость. Воздух накалился от приближения неминуемой грозы. Сердце панически колотилось, а в груди неумолимо росло что-то громадное и неведомое. Неужели Чонгук мог разозлится из-за такой небольшой вылазки в лес? Абсурд. — Позволь выйти,— произнес омега с невероятным спокойствием,— подобным поведением ты вредишь и себе и мне. Это глупо. Альфа гневно прищурился. — Не разговаривай со мной таким тоном, будто я умалишённый. — С умалишенными людьми я иначе говорю. Если ты хочешь правды и не веришь мне, то спроси у своего стража. Чимин был уверен, что Хосоку Чонгук ничего не сделает, более того страж ничего и не знал. — Спрашивал. Он ничего не знает об этом. — Я был в лесу. Один. Я все сказал. Чего ты еще добиваешься от меня? — Ты был не один, не лги мне. Я хочу знать, кто тебе помог и почему. — Гордыня,— горько заметил Чимин,— уязвленная гордыня и ничего больше. Он молниеносно подошел к омеге и запустил руку в его длинные распущенные волосы, бережно, но властно сжал и оттянул голову назад. Чимин испуганно вздохнул. — Не пытайся увести разговор в другое русло. Ты что-то скрываешь?— Свободная рука поднялась к обнаженной шее, на миг показалось, что он готов задушить омегу. Но пальцы нежно прикоснулись к коже, погладили маленькую ямку у основания. — Перестань,— слабым голосом попросил Чимин, опуская ресницы. Легкую дрожь и затуманенный взгляд, Чонгук принял за выражение страха и неприязни. Наклонившись и согревая дыханием щеку, тихо произнес: — Не раньше, чем услышу правду. Ни за что. Если признаться, то он убьет бедного бету, который наивно хотел лишь помочь Чимину. Была роковая ошибка брать его с собой в лес и за это Чимин поплатится сполна. — Иди ко всем чертям,— еще ни разу в жизни Чимин не произносил эту фразу. — Я уже и так в аду. — Он стоял непростительно близко: ноги примяли складки ханбока, колени едва не касались колен омеги. Утопая в чувстве вины, в страхе и вожделении, Чимин попытался убрать с шеи доводящие до безумия пальцы. Волосы уже болели от безжалостной хватки. Губы вплотную приблизились к губам Чонгука. Альфа окружил, давил своей жесткой требовательной энергией и оставалось лишь закрыть глаза в темное беспомощное ожидание. — Все равно заставлю сказать,— пробормотал он. И поцеловал. Сквозь туман пробилось удивление: Чонгуку казалось, что поцелуй омеге так не понравится, что он сразу признается во всем, лишь бы заставить его поскорее отстранится. Трудно было понять, откуда взялось подобное заблуждение. Да и вообще трудно было думать. Губы исследовали территорию жадно и настойчиво, пока наконец не обнаружили позицию, окончательно лишившую остатков самообладания. Чтобы не сползти безвольно на пол, Чимину пришлось крепко обнять агрессора за шею и прильнуть всем телом. Ну а он, в тот же момент, воспользовался слабостью и принялся медленно, ненасытно ласкать, дразнить и сводить с ума. Томительное наслаждение лишало сил и Чимин безвольно повис, отдавшись на милость сильных рук. Он поймал то неповторимое мгновение, когда гнев сменился страстью, а желание переросло в раскаленную лаву вожделения. Запустив руки в густые, непослушные волнистые волосы, он полной грудью вдохнул дурманящий запах мускуса с древесиной и блаженно прикрыл глаза. Безжалостные губы наконец оставили припухшие от поцелуев губы Чимина и скользнули вниз по шее, заставляя то и дело вздрагивать от новых ощущений. Чонгук резко вдохнул и нетерпеливо отстранился. Ладонь требовательно сжала подбородок. — Сейчас же все говори,- выдохнул он,— а не то, будет хуже, пойду дальше. Ты этого хочешь? Чимин как в бреду помотал головой и вяло произнес: — Нет. Прекрати это. Гортанно зарычав, альфа снова завладел его губами, слова утратили значения. Он безжалостно терзал его губы, словно готов был его сожрать. Он целовал настойчиво, бесцеремонно прижав дрожащего омегу к стенке стойла, а руки тем временем окончательно утратили скромность. Увы, стройная фигура омеги была затянута в многочисленные слои одежды. Чтобы добраться до сути, потребовалось немало настойчивости. Обведя сильные предплечья альфы руками, Чимин зачарованно гладил загорелые руки, удивительно, как близко таилась сила. Обнаружив шрам на изгибе локтя, свидетельство боли и терпения, он нежно провел пальцем по нему и тут же бережно прикрыл ладонью. Чонгук не выдержал невинной, трогательной и оттого еще более возбуждающей ласки. Застонав, он вновь припал к истерзанным от поцелуев губам, жадно пытаясь выпить дыхание, слиться воедино. Не осознавая что делает, Чимин тоже стремился к близости и прижимался всем телом. Тяжело дыша, Чонгук прервал безумный поток поцелуев, сжав ладонями пылающее лицо, он приник лбом к горячему лбу Чимина. — Ты с кем-то ходил видеться?— спросил чужим голосом Чон,— с кем ты был? Из-под ресниц сорвались непрошеные слезы. Сердце разрывалось на части. Казалось, вся жизнь вела к Чонгуку, к незабываемому мигу невысказанной, затаенной и запретной любви. И все же, признаться мешали страх и стыд. Страх за бету, перед неизбежным и стыд за собственное малодушие. Чонгук прикоснулся губами к соленым влажным щекам, стирая их с прекрасного лица. Отстранившись, он посмотрел с сердитым недоумением. Желание притягивало безумно, мощно и Чимин удивлялся, как до сих пор альфе удавалось сохранять самообладание. Он судорожно вздохнул и, словно опьяненный, поправил рукава рубахи. — Черт возьми!— не сказав больше ни слова, он повернулся и пошел к выходу. Чимин в отчаянии смотрел вслед продолжая всхлипывать.***
Получив от гонца письмо из Трандандии, Тэхен лихорадочно пробежался глазами по запечатанному конверту, на котором красовался герб Трандандии и влюблённо улыбнулся. Он был безмерно счастлив. Наконец-то хоть какие-то новости от Хосока. Сделав глубокий вдох, он распечатал конверт и развернул письмо. Почерк Хосока был очень размашистым, казалось, будто он старался выводить каждую букву. Наконец, Тэхен принялся читать письмо. Тэхен-а, здравствуй! Как у тебя дела? Как обстановка во дворце? У меня все хорошо. Прошу, не волнуйся за Его Величества. Он в здравии и под охраной, я лично его сопровождаю везде, с ним все хорошо. Передай Наследному Принцу, что младший принц в безопасности. Его во дворце все любят и уважают, а особенно наш шеф-повар. Ему здесь все рады. Прошу, не думайте, что он тут как заключенный. Конечно же мы все не заменим ему тебя или его брата с отцом, он очень скучает. Во дворце сейчас не лучшие времена. Король нас покинул, отправившись в долговечный сон. В стране траур. Чонгук сейчас настолько озабочен делами королевской важности, что поймать его во дворце почти невозможно. Принцесса впала в глубокую печаль и как бы мне не было тяжело это писать, но состояние ее лучше не становится. Лекари делают все возможное, но этого недостаточно. Мне уже пора бежать. Если будут новости, то я обязательно напишу.Береги себя. Твой Чон Хосок.
На последних словах, Тэхен смущенно зарделся, а щеки его покрылись розовым румянцем. — Что значит твой?— буркнул себе под нос Тэхен и демонстративно цокнул языком. — Давно ты стал сам с собой разговаривать, Тэ? От неожиданности Ким ощутимо вздрогнул и выронил письмо из рук. Обернувшись, он увидел Юнги, который вальяжно расселся на подоконнике и, наблюдая за Тэхеном, аппетитно поедал яблоко. — Хен, ты меня напугал,— подбирая письмо, Тэхен пытался унять своё бешено колотящееся сердце. Хохотнув, принц спрыгнул со своего излюбленного места и подошёл к альфе.Кивнув на письмо он спросил: — Что-то важное? Ким широко улыбнулся и без лишних слов протянул письмо принцу. С подозрением смотря на Тэхена, Юнги взял письмо и принялся быстро читать его содержимое. Его глаза быстро бегали по красивому почерку, на некоторых местах он останавливался нахмурившись. Его губы еле заметно шевелились. Закончив читать, он поднял нечитаемый взгляд на все еще улыбающегося Тэхена. — Я должен этому поверить, по твоему?— улыбка вмиг пропала с лица Тэ. — Хен, он бы не стал меня обманывать и я верю в то, что Чонгук не сможет причинить Чимину боль. Скомкав письмо, принц швырнул его на пол. — Я не верю ни единому слову и тебе советую спустится с небес на землю.— В глазах блондина горел огонь ненависти. Опустив голову, Тэхен посмотрел на лежащее скомканное письмо со всей горечью. Сжав кулаки, он прохрипел: — Но… — Никаких но, Тэхен. Мы не знаем, что там происходит с Чимином и безоговорочно верить письму, которое не факт, что писал твой любимый страж - глупо.— Юнги осуждающе смотрел на поникшего Тэхена, и тяжко вздохнув, продолжил,— Я уже две недели продумываю план по спасению брата, просчитывая все варианты. Мне важно, чтобы ты ясно мыслил и помогал мне в этом, а не летал в своих розовых облаках. Стыдливо опустив голову Тэхен прохрипел: —Да, Ваше Величество. Смерив Тэхена ещё раз своим пронзительным взглядом, Юнги направился в тронный зал к отцу и ожидающему его Ыну, которому не терпелось вонзить клинок в сердце Чонгука. План был ещё не готов, они тщательно все обдумывали и подключали как можно больше людей. Принц хоть и сказал Тэхену не верить тому, что написано было в письме, а у самого в голове плотно засели строки: «Принцесса впала в глубокую печаль». Остановившись на лестнице, Юнги сжал челюсть, «состояние ее лучше не становится». Тоска и боль охватили его всего. Этот светлый лучик солнца, который одной своей улыбкой освещал все помещение, сейчас так страдает. Как же ему хотелось сорваться и броситься к ней. Утешить и обнять ее, приласкать и пообещать, что все будет хорошо. Но этому никогда не бывать. Она находится на другой части берега. То, что было в Трандандии, останется там навсегда. Сжав кулаки до побеления костяшек, Юнги направился вверх по парадной лестнице.***
Той ночью, после произошедшего в конюшне, Чонгук вообще не мог заснуть. Его мозг привык работать над несколькими проблемами одновременно, а теперь же все его мысли были заняты Чимином. Король пока не выяснил с кем был омега, но собирался этим заняться, по возможности, сегодня или завтра. Он старался не допускать мысль о том, что Чимин, возможно, был с Ыну, но, чем больше он старался не думать об этом, тем чаще ловил себя на мысли, что прокручивает это в голове. Неужели он и правда с кем-то ходил видеться? Разразившись громкими ругательствами, он попытался вытеснить эти мысли из головы и думать о другом. Надо как можно скорее все выяснить. За один день он узнал многое об омеге. Он проявил стойкость и храбрость, не потеряв присутствие духа во многих сложных ситуациях. И, хоть Чимин очень любил свою семью, он не показывал Чонгуку, как сильно по ним тоскует, хотя он слышал пару раз тихий плач, доносившийся из комнаты. Сила и стойкость омеги порой поражала. Чонгук восхищался тем, как Чимин вел себя в день, когда альфа буквально выкрал его. Даже более того, он восхищался тем, как омега повел себя с ним. Никаких омежьих уловок, что привык альфа видеть от других, не было. Ему хотелось часами с ним разговаривать, изливая свою душу, понять ход мыслей Чимина, узнать о чем он мечтает, но омега боялся его и не подпускал к своей душе ни на дюйм. Возбужденный и беспокойный Чонгук лежал на диване в библиотеке, расположенной в другой части дворца от его апартаментов. Мысли о том, что Чимин спит в пределах его досягаемости, в его комнате, оказалось более, чем достаточно, чтобы не дать ему уснуть. Ни одна омега никогда не оставалась прежде в его спальне. Чонгук всегда держал наложниц подальше от своей комнаты, никогда не проводил ни с кем всю ночь. Он испытывал настоящий дискомфорт при одной мысли о том, чтобы спать в одной кровати с другим человеком. Почему-то это казалось ему еще более интимным, чем сам половой акт, здесь присутствовало что-то еще и это что-то Чонгук хотел выяснить и проанализировать. Король почувствовал облегчение, когда за окном наконец-то начало рассветать и небо окрасилось в ярко-оранжевый цвет. Альфа встал, умылся и быстро оделся. День предстоял сложным и долгим, учитывая, что он должен будет вести переговоры с послами из нескольких стран, а также поехать в деревню и посмотреть лично, как идет постройка новых домов. Находу поправляя свою одежду, он зашёл к Сони, чтобы проверить как она себя чувствует, Чонгук сморщился от едкого запаха медикаментов, которым была пропитана вся комната сестры. Закрыв за собой дверь, он прошел внутрь и присел на край кровати. Пелена боли и тоски застелила его глаза. Сони спала, руками сжимая любимый платок отца. Брови были слегка нахмурены, а губы поджаты, будто ей снился беспокойный сон. Шепча ласковые слова, Чонгук, невесомо касаясь ее спины, начал поглаживать и с приятным удивлением заметил, что лицо сестры расслабилось, а рука в кулаке разжалась. Сони отличалась от Чона тем, что всегда старалась думать только лучшее о людях и неважно сколько злодеяний сделал человек, она считала, что на все есть своя причина и нужно уметь прощать. В этом они с Чимином были очень похожи. Она была как волчица, такая же сильная духом, преодолевая всевозможные трудности на своем пути, она всегда шла только вперед, ведя за собой народ. Она не просила помощи. Никогда и ни у кого. Всегда решала все свои проблемы самостоятельно. Даже тогда, когда они казались ей непреодолимы в одиночку. Сони никогда не искала помощи. Она знала, что помочь ей может только она сама, знала, что никто ее не поймет. Никто не решит ее проблемы. Только она сама. Ей могли, разве что, дать совет. Но и советов его сестра не искала. От них не было никакого толка. Принцесса хотела быть самостоятельной, стремясь ни от кого не зависеть. Вспомнив события из их детства, альфа усмехнулся. — Чонгук-а, ты плачешь?— семилетняя Сони с волнением смотрела на своего брата. —Нет конечно!— уверенности в голосе Чонгука было недостаточно, чтобы сестра ему поверила. Быстро вытирая выступившие слезы, маленький альфа попытался улыбнуться. — Отец опять тебя ругал за то, что ты полез на дерево, да?— поглаживая брата по спине, тихо говорила Сони. Кивнув, Чонгук опустил голову и шмыгнул носом. — Гук-а, не плачь. Хочешь, я тебе отдам все свои самые вкусные пирожные?— стараясь подбодрить брата, она готова была идти на любые жертвы. — Мне уже десять лет! Я не плачу, ведь я альфа!— с негодованием себе под нос бурчал Чон. Ярко улыбнувшись Сони крепко обняла брата и уверенно сказала: — Ты всегда можешь плакать при мне, даже будучи принцем-альфой. Я никому и никогда не скажу! Обещаю! Тепло улыбаясь, он гладил шелковистые волосы сестры, шепча: — Я обещаю тебе, что все будет хорошо. Прости меня, малышка. За все. Нежно коснувшись губами лба сестры, альфа оставил целомудренный поцелуй, пропитанный нежностью и любовью. Сжав челюсть, он встал с кровати и, последний раз бросив на сестру беглый взгляд, вышел из комнаты, не заметив, как она открыла глаза.***
Весь день Чонгук не видел Хосока, который обычно приветствует его по утрам, решив что разберется с этим позже, он вел переговоры, отдавал приказы своим стражам и велел завтра утром каждому, кто охранял или контактировал с Чимином, зайти к нему в кабинет. Выполнив все запланированные дела, еле волоча ноги по безлюдному коридору, уставший и обессиленный, он направлялся в тронный зал, но не тут-то было. Услышав до боли знакомый голос, он повернул голову и ошарашено уставился на своего лучшего друга, которого искал весь день. — Чон, твою мать, Чонгук, иди сюда, сученыш!— орал Хосок прикладываясь к бутылке. — Ты лишил меня любви, тебе меня и ублажать теперь. Вскинув в удивлении брови, Чонгук наблюдал за тем, как его лучший друг сидел на полу, прислонившись спиной к двери тронного зала в обнимку с бутылкой. — Найди кого-нибудь, да и отлюби. Хосок недовольно цокнул. — Не возбуждают они меня! Чонгук скрестил руки на груди и усмехнулся: — А я значит возбуждаю? Хосок истерично рассмеялся. — Надо проверить,— и сделал очередной глоток. Закатив глаза, Чон с тяжким вздохом прохрипел: — Боже, дай мне сил. Я тебя уже было потерял, а ты просто напился, как свинья. Что случилось, Хо? Хосок смотрел на Чона, впервые настолько обнажая эмоции. Тоска по Тэхёну, смерть короля, верность которому была выгравирована где-то на задворках души, всё просто накипело, взорвалось к чертям и закончилось грандиозной попойкой. Хосок прищурился, облокотившись на бутыль и оставив его на полу, кое-как подняв своё пьяное тело, обошел Чонгука вокруг, остановившись за спиной. Озорной блеск мелькнул в глазах альфы, когда две массивные ладони улеглись на половинки накачанной задницы. С силой их сжав, Хосок прошептал другу в затылок: — Так ты хочешь меня или нет? Противные мурашки тут же пробежали по спине короля, казалось даже волоски на руках встали дыбом. Чонгук глаза вытаращил так, что они точно вывалились бы, если бы Хосок стоял ещё чуть ближе. — Пакли свои убрал от священного места!— прошипел Чон. —Тц, не хочешь, значит…— с досадой произнес Хосок. Убирая руки, на мгновение задумался, и шлепнул альфу по заду. — Завтра же я по всему королевству развешу надписи с неприятными рифмами к твоему имени. Страдальческий вздох Чонгука разнесся по всему помещению. Прикрыв ладонью лицо, а если бы мог, то заткнул бы и уши, Чонгук уставился на своего лучшего друга, как на полного идиота. — В ответ получишь порцию порки от меня лично. Он никогда не видел Хосока в столь жалком состоянии, от которого все внутренности скручивались в узел. Неужели он был в подобном же состоянии, когда страдал по Чимину? Хосок озадаченно посмотрел на друга. — Разве я тебе только что не предложил выпороть меня? Понимая что он только что ляпнул, король молча открыл и закрыл рот, почесав затылок. — Хосок, ты меня потом возможно возненавидишь, но я обязан это сделать. Взяв не сопротивляющегося стража за рукав накидки, он потащил его по коридору. Звонкий смех Хосока раздался по коридору. — Так и знал, что ты только строишь из себя недотрогу. Смотри, какой активный. Так уж и быть, сегодня я позволю тебе побыть главным. — Помолчи уже, жертва пьяной акушерки!— пробасил Чонгук, продолжая тащить Хосока по направлению купальни. Хосок, которого тащили позади, свободной рукой пытался прицелиться, чтобы вновь покуситься на священный королевский зад, однако, вусмерть пьяном состоянии, он на ходу промахивался. Хосок был воплощением упертости. Достигнув цели, он с силой ущипнул друга, прежде, чем его втолкнули в купальное помещение. Хмурые сведенные брови должны были напугать стража, а тот улыбался стоял во все тридцать два, как дурачок. — Ребята, начинайте,— приказал Чонгук, и в следующую минуту на ничего не понимающего стража опрокинули целый чан с холодной водой, а затем бросили в бассейн, на что тот начал орать и сыпать всеми возможными проклятиями. Хосок, высказав всё, что думает о Чоне, вплоть до восемнадцатого поколения предков, тяжело дыша, начал успокаиваться. Мокрыми ладонями он протер лицо, а после, смотря на друга, начал тихонько смеяться. Смех становился громче, однако, на холодных щеках появилась обжигающая влага. Хосок продолжал смеяться, только весело вокруг не было никому. Альфа расслабился, позволяя себе плавать. В купальне воцарилась тишина. Спустя несколько минут, Хосок произнес: — Знаешь, брат, я так устал от всего этого дерьма вокруг. Я так по нему соскучился. Воспоминания о Тэхене не давали спокойно жить стражу, и даже сейчас, он вспоминал храброго Кима с этой улыбкой в виде сердца и полюбившейся родинкой на кончике носа. Сердце медленно умирало, а лекарство было так далеко, словно мираж.