***
После того, как рану очистили и перевязали, измученный Чонгук провалился в долгожданный сон. Весь остаток дня он проспал, пробуждаясь лишь временами. Стоило ему открыть глаза, как в горло ему вливали глоток бульона или целебного отвара. Весь дворец ревностно заботился о нем, не желая слушать никаких возражений. Как и боялся Чонгук, опиум пробудил все прошлые кошмары, которые были заперты на ключ. Жуткие чудовища выползали из недр земли, запуская когти в свою беспомощную жертву и тянули его за собой вниз, в бездну, где ожидали его прибытия сотни горящих в темноте глаз. Напоенный дурманом, Чон метался в лихорадке, не в силах сбросить с себя сон, все больше погружаясь в свой кошмар. Среди ночи прикосновения прохладной тряпицы к пылающему лбу принесли ему небывалое облегчение. Альфа ощутил чье-то присутствие, чьи-то ласковые руки касались его лица. — Сони?—сонно пробормотал он. — Ш-ш-ш… — Жарко,— пожаловался Чон, морщась от боли. — Лежи тихо. Влажную тряпицу сменяли два или три раза. Сквозь мутные волны жара, Чонгук ощутил приятную прохладу, ему показалось, что тиски, сжимающие его лоб, вдруг ослабли…чья-то легкая рука погладила его по щеке. На следующее утро Чон проснулся вконец разбитым и подавленным. Жар сменялся ознобом. Конечно, сказывалось действие опиума и отвара, но его нисколько не утешала мысль, что причина собственной вялости и апатии ему известны. — У тебя легкая лихорадка,— сказал утром Хосок,— тебе нужно пить побольше отвара тысячелистника, чтоб сбить жар. К счастью, рана не загноилась. Отдыхай сегодня, уверен, завтра тебе станет намного лучше. — На вкус этот отвар напоминает воду из канавы.— недовольно проворчал Чон,— И я не собираюсь валяться в кровати весь день. Хосок сочувственно вздохнул. — Я понимаю, Гук-а. Ты чувствуешь себя не столь уж больным, чтобы оставаться в постели, но и не достаточно здоровым, чтобы чем-то заниматься. И все же, тебе нужно дать себе отдохнуть и поправиться, а иначе… — Я спущусь вниз. Хочу позавтракать, как полагается. — Завтрак уже закончен. Со столов уже убрали все закуски. Обиженно надувшись, Чон устало потер ладонями лицо. Боль в плече заставила его тут же дернуться. — Что насчет пули? Хосок нахмурился. — Мне нужно детально осмотреть гильзу, а так как я был занят тем, что готовил противоядие, то времени на то, чтобы его рассмотреть, не было. Понимающе кивнув, Чон замолчал на какое-то время. Он предполагал кому может принадлежать пуля, но предпочел дождаться вердикта Хосока. — Где Сони? — Помогает разгребать письма в тронном зале. — А ты сейчас куда? — Мне нужно в оружейную, а после переговорить с чиновниками. Боюсь, тебя некому развлекать. Чон встретил его замечание угрюмым молчанием. Помедлив, он наконец решился спросить о том, что занимало все его мысли. Этот омега не потрудился даже заглянуть к нему или спросить о его здоровье, хотя обещал заботиться о нем. — Где он? Усмехнувшись, Хосок озорно блеснул глазами, ожидая этого вопроса. — Ты про цветочек?— продолжал злорадствовать страж и, заметив хмуро сведенные брови друга, едва заметно улыбнулся. — Когда я в последний раз его видел, он помогал на кухне, а после собирался помочь отбирать травы для… — Он может и здесь этим заниматься. Лицо Хосока приняло озадаченное выражение. — Хочешь, чтобы он прямо тут устроил бардак и чистил травы? — Да, пришли его сюда. — Я спрошу, но согласится ли он…— с сомнением обронил страж. Умывшись и натянув домашний халат, Чон снова улегся в постель. Его по-прежнему колотил озноб, боль не унималась. Служанки принесли поднос с наваристым бульоном и с кусочком поджаренного хлеба. Чон съел свой ранний обед, угрюмо глядя на дверь. Где же Чимин? Может, Хосок не потрудился передать ему просьбу подняться в спальню к Чонгуку? А если все же передал, то Чимин, видимо, не придал значения его словам. Бесчувственный, бессердечный маленький эльф. И это после того, как он обещал стать его ангелом-хранителем. Омега уговорил принять его настойку опия, а потом бросил. Ну и ладно, он больше не желает видеть этого лгунишку. Если в конце концов, он все же появится, он отошлет его прочь, презрительно рассмеется и скажет, что лучше останется в одиночестве, чем терпеть его общество. Он еще… — Чонгук?— Сердце альфы сделало кульбит. В дверях стоял Чимин в темно-синем ханбоке. Его серебристые волосы были подняты наверх, уложенные в безупречный конный хвост. В одной руке он держал книгу, а в другой — стакан со светлой жидкостью,— Как ты себя чувствуешь сегодня утром? — Умираю от скуки,— сердито фыркнул Чон,— почему ты так долго собирался меня навестить? — Я думал, что ты еще спишь,— войдя в комнату, Чимин оставил дверь чуть открытой. Он протянул Чонгуку стакан с мутным напитком,— выпей это, пожалуйста. — Что это? — Отвар ивовой коры, он снимает лихорадку. Я добавил в него немного лимонного сока и сахар, чтобы смягчить вкус. Чонгук выпил горький отвар, наблюдая за Чимином. Он открыл окно, впуская в комнату поток свежего воздуха, потом вынес в коридор поднос из-под съеденного обеда и вручил его проходящей мимо служанке. Вернувшись к Чону, он положил ладонь ему на лоб, проверяя, нет ли жара. Чонгук поймал его за запястье. В глазах его мелькнуло озарение. — Это был ты,— произнес он,— ты приходил ко мне ночью. — Что,прошу прощения? — Ты менял влажную тряпицу у меня на лбу. Несколько раз. Пальцы Чимина легко сжали руку Чонгука. — Ты ведь не думаешь, что я бы вошел в спальню к альфе посреди ночи,— мягко возразил он. Но они оба знали, что это был именно Чимин. Глухая тоска немного отпустила брюнета, стоило ему заметить сочувствие в глазах омеги. — Как твоя рука?— спросил король, поворачивая расцарапанную кисть, чтобы лучше разглядеть. — Быстро заживает, спасибо,— он нерешительно опустил глаза,— мне сказали, что тебе нужна компания. — Да,— кивнул Чон,— твое общество меня вполне устроит. Губы Чимина насмешливо скривились. — Что же, хорошо. Чонгука вдруг охватило безрассудное желание прижать омегу к себе и вдохнуть его умопомрачительный запах. Аромат пионов будоражил все его нутро, заставляя делать глубокие грудные вдохи. — Почитать тебе? Я захватил один роман. Ты ведь любишь Бальзака? День, начавшийся так скверно, уже не казался таким ужасным для короля. — А разве его можно не любить? Чимин опустился на стул возле кровати. — Мне, кажется, у него слишком много рассуждений, он то и дело отклоняется от темы. Я предпочитаю романы с увлекательным сюжетом, где присутствует интрига. — Но Бальзак захватывает целиком,— не согласился альфа,— ты наслаждаешься языком, погружаясь в него, как в теплые волны…— Чон замолчал, всматриваясь в тонкое овальное лицо Чимина. Он казался бледным, под глазами залегли круги — сказывалась бессонная ночь, проведенная у постели больного,— У тебя усталый вид. Это моя вина. Прости меня. — О, вовсе нет, ты здесь ни при чем…Мне снились кошмары. — Что тебе снилось? Чимин тотчас замолчал. На лице его застыла маска настороженности. Чонгук понял, что коснулся запретной темы и все же не смог побороть любопытство. — Это как-то связано с Вейландом?— с шумом втянув в себя воздух, Чимин встал. Он казался потерянным и едва держался на ногах от слабости. — Пожалуй, мне лучше уйти. — Нет,— торопливо заговорил Чон,— Не уходи. Мне нужна компания. Я все еще не оправился от действия опиума, который ты заставил меня принять,— видя, что омега застыл в нерешительности, он добавил,— и еще у меня лихорадка. — Слабая. — Черт подери, Чимин. Ты обещал ухаживать за мной!— сердито сверкнул глазами Чонгук. Чимин хотел было возмутиться, но в следующее мгновение его одолел смех и он весело фыркнул, не в силах сдержаться. — Так уж и быть. — Правильно. Так что садись и читай.— к удивлению альфы, повелительный тон сработал. Чимин снова уселся на стул и принялся читать. Погрузившись в книгу, он лениво накручивал серебристый локон на указательный палец. Этот трогательный жест привел Чона в восхищение. Казалось, все в Чимине очаровывало альфу. Безумие. — Подожди.— Чимин поднял глаза от книги. — Давай немного поговорим. — О чем? — О тебе. Я бы хотел тебя получше узнать, если ты не против,— Чонгук, тщательно подбирал фразы, чтобы ненароком не спугнуть омегу. — Зачем? — Меня интересует твоя жизнь. Ты уже столько времени находишься в моем дворце, а я так и не узнал тебя поближе. — Я не люблю рассказывать о себе. — Вот видишь, это только доказывает, какая ты любопытная личность. Нет ничего скучнее людей, которые обожают о себе говорить. Чимин посмотрел на книгу, будто пытался изо всех сил сосредоточиться на чтении. Потом поднял голову и улыбнулся. Чонгуку показалось, что с плеч его свалился тяжелый груз. — Что ты хотел бы узнать?— осторожно спросил Чимин. — Как давно ты знаком с принцем Ча Ыну? — Лет в десять нас познакомили наши отцы, он мне был всегда как старший брат, пока ему не стукнуло восемнадцать лет и он… — Чимин замолчал, смотря на Чонгука, который внимательно его слушал. — И он что? — Не попросил моей руки. — Вот оно как. Ну, я его понимаю в этом вопросе,— усмехнулся брюнет. Вспыхнув от смущения, омега непонимающе заморгал. — Что ты имеешь ввиду? Проигнорировав его вопрос Чонгук продолжил свой допрос. — С ним мне стало все понятно теперь. А что насчет вашего папы? — Я предпочел бы о нем не говорить. — И это после всего,что я тебе рассказал о себе?— Чон сердито насупился,— Будь справедливым, Чимин. Мне тоже нелегко далась откровенность. — Ладно.— Чимин набрал в грудь побольше воздуха,— Отец... он часто поднимал на папу руку, сколько я себя помню, всегда слышал, как они кричат друг на друга и спорят. Когда папа заболел, то он стал обузой для отца. За ним присматривали только я и Юнги. После его смерти я закрылся от всех, а отца долго не мог простить. — Мне жаль,— прошептал Чонгук. Он действительно сожалел, искренне сожалел, что не мог вернуться в прошлое и защитить от всех невзгод маленького мальчика с прекрасными серебристыми волосами.— Твой отец не подарок, но родителей не выбирают. Не все альфы такие,— невольно вырвалось у него. — Я знаю. Было бы несправедливо возлагать вину за грехи моего отца на всех альф. Чон со стыдом подумал о том, что сам вел себя не лучше, когда погрузившись в отчаяние, он предавался греху и разврату, бросив на сестру и Хосока дворец и королевские обязанности. — Неудивительно, что ты меня всегда ненавидел,— с горечью произнес он,— Должно быть, я напоминаю тебе твоего отца. Ведь я причинил тебе столько боли и бросил Сони с Хосоком. Чимин смерил Чонгука оценивающим взглядом. В его глазах не было ни жалости, ни осуждения. — Нет,— откровенно произнес он,— Ты вовсе на него не похож. За свои проступки ты извиняешься и берёшь ответственность. И ты вернулся к своей семье, трудишься во благо страны, заботишься о своих людях. У меня никогда не было ненависти к тебе. — Вот как?— Чонгук недоверчиво прищурился. Ответ Чимина его очень удивил. — Да. На самом деле…— он внезапно осекся. — Что «на самом деле»?— нетерпеливо выпалил Чонгук,— Что ты хотел сказать? —Ничего. — Неправда. Ты едва не сознался, что сам того не желая, испытываешь ко мне симпатию. — Ничего подобного,— строго возразил Чимин, но уголки его губ насмешливо дрогнули. — Признайся, тебя сводит с ума моя неземная красота?— продолжил настаивать Чон,— Ты не в силах устоять перед моим обаянием? Мои речи завораживают тебя? — Нет, нет и нет. — А мои томные взгляды из-под полуопущенных век?— с этими словами король Чон скорчился в такую комичную гримасу, что Чимин не удержался от смеха. — Да, должно быть, дело именно в этом. Удобнее устроившись на подушках, Чонгук окинул юношу довольным взглядом. Какой у него чудесный смех: легкий, звонкий, словно пение ангелов. Чонгук желал его и это безрассудное, сумасшедшее желание грозилось обернуться большими неприятностями. Сам того не ведая, он начинал видеть в Чимине свое будущее. Как только Чимин принялся читать, Чонгук чуть повернулся в его сторону, стараясь не двигать плечом. Он делал вид, что внимательно следит за повествованием, но все его мысли были заняты одним: он пытался представить Чимина обнаженным и сокрушался, что никогда не сможет это лицезреть. Альфу нельзя было назвать образцом высокой морали, но даже он соблюдал святой принцип: альфа не должен прикасаться к девственной и незамужней омеге, не имея серьезных намерений. Но он готов идти на такие риски. Готов. Время перевалило за полночь. Чимина разбудил шум в коридоре. Уставившись в темноту, он протер заспанные глаза. Высвободив ноги из-под одеяла, он попытался принять более удобную позу. Перевернувшись на бок, потом на живот, но так и не смог уснуть. Чимин долго лежал без сна. Его терзало одиночество и тоска. Самые безжалостные спутники бессонницы. Он попытался занять себя, вспоминая старинную вейландскую считалочку, которой до сих пор пользуются в деревнях вместо современного счета. Чимин вновь вспомнил темные, как сама ночь, глаза, будто целая вселенная спрятана в них. Чонгук наблюдал за Чимином, пока он читал вслух. Они беззлобно подшучивали друг над другом, но за внешним добродушием и безмятежностью Чонгука скрывалось необузданное желание. Быть может, Чон тоже не спит в этот час. К вечеру его лихорадка прошла, но ночью ему могло стать хуже. Возможно, его мучает жажда или жар. Нужно принести ему воды или положить влажную тряпицу ему на лоб. Не долго думая, Чимин вскочил с кровати и набросил легкий халат. Распущенные волосы волной струились по плечам. Надев тапочки, он выскользнул из комнаты и направился в сторону новых апартаментов короля, ведь в тех апартаментах, в которых пребывает Чимин, изначально принадлежали Чонгуку. Дверь в комнату оказалась приоткрытой, как и в прошлый раз. Чимин беззвучно, словно вор, пробрался внутрь и на цыпочках подошел к кровати. В спальне царила темнота, лишь слабые лучи света из коридора проникали в комнату. Чимин различал в тишине ровное дыхание Чонгука. Подойдя еще ближе к кровати, принц робко протянул руку и, пытаясь сдержать бешеные удары сердца, приложил ладонь ко лбу альфы. Никакой лихорадки. На ощупь кожа была сухой и теплой. Дыхание Чонгука прервалось, он проснулся. — Чим?— его голос звучал хрипло спросонья,— Что ты делаешь? Чимину не следовало приходить сюда. Любое объяснение прозвучало бы фальшиво и нелепо, он бы не смог назвать ни одной разумной причины зачем ему понадобилось беспокоить короля Чона среди ночи. — Я… я… пришел посмотреть, не нужно ли… — неловко промямлил Чимин и умолк. Он испуганно попятился, но Чонгук поймал его за запястье. Едва проснувшись, он действовал молниеносно с поразительной ловкостью. Они оба застыли. Чон держал Чимина за руку, не давая ему ускользнуть. Притянув омегу к себе, он заставил его склониться еще ниже, пока тот не потерял равновесие и не опрокинулся прямо на него. Боясь задеть раненое плечо Чонгука, Чимин отчаянно вцепился в матрас, а Чон сжал его в объятиях. Чимин вздрогнул, почувствовав под собой его упругое мускулистое тело, гладкую кожу, грудь. — Чонгук,— прошептал он,— я не… Обхватив ладонью его затылок, Чонгук завладел его губами. Дикая страсть, вырвавшаяся наружу, поглотила альфу целиком и полностью. Чимин в качестве протеста хотел было закричать, но открыв рот, он беспрепятственно пропустил язык Чонгука. Ошеломленно встречая его язык и неумело переплетая со своим, он прикрыл глаза. Чонгук бы его прямо тут поглотил, не выплюнув ни единой косточки. Поцелуй пробудил в нем лютый голод, который никто никогда уже не сможет утолить, кроме его ангела. Омега был безумно сладкий и вкусный до звездочек перед глазами, его неумелые попытки отвечать на столь страстный поцелуй, заставлял Чонгука еще больше желать его, хотя, казалось бы, куда еще больше? Чимин приглушенно простонал, стоило Чонгуку игриво прикусить его нижнюю губу, а после обвести контур его губ и снова жадно набрасываясь на них. Он пробовал его на вкус языком, медленно исследуя, и это чувственное потрясение затмило все мысли и проблески разума. Прижав омегу к своему торсу еще ближе, он стал осыпать поцелуями его щеки, скулы и шею. Дыхание омеги участилось, коварное чувственное удовольствие просачивалось сквозь него, словно тающий сахар. Теплое дыхание Чонгука овеяло его пылающее ухо, когда пальцы скользнули к халату и принялись расстегивать крохотные пуговицы его ночной рубашки. Склонив голову, Чон медленно приник ртом к тяжело вздымающейся груди Чимина и коснулся соска. Обхватив губами прохладный твердый бутон, он согрел его жадными движениями языка. Тихие прерывистые стоны Чимина смешались с его тяжелым дыханием. Длинное тело альфы скользнуло между его бедрами, давая омеге ощутить всю его тяжесть. Чонгук нашел губами вторую грудь и зубами слегка сжал сосок, посылая волны блаженства по спине Чимина. Каждое движение пробуждало в нем всплеск безумной страсти. Чонгук снова завладел его губами. Его тело подчиняло себе, затуманивая рассудок. Чимин извивался в его крепких руках, чем еще больше дразнил альфу. Их тела прижимались друг другу, словно страницы закрытой книги, это было так естественно, так безумно приятно, что Чимину стало страшно. — Нет,— выдохнул он, слегка отталкивая Чона,— Подожди, пожалуйста… Он случайно уперся рукой в раненое плечо Чона и тот откатился от него, бормоча проклятия. — Чонгук?— Чимин вскочил с кровати и замер, дрожа всем телом,— Прости. Я сделал тебе больно? Чем я могу… — Уйди. — Да, но… — Сейчас же, Чимин,— низкий голос Чонгука звучал глухо и хрипло,— или возвращайся в постель и дай мне закончить начатое. Чимин, поджав губы, стремительно выскочил из комнаты.***
В оружейном зале стояла благодатная тишина и только один страж, восседая на стуле, бодрствовал. Смотря на небольшую пулю калибра 7,62 мм и объемистой гильзой, Хосок вертел его у себя в руках и внимательно рассматривал со всех сторон. Выгравированный герб на гильзе говорил сам за себя. Страж даже не удивился, когда увидел пулю, он понял чьей стране она принадлежит и где их воспроизводят. Нахмурив выразительные брови, Хосок задумчиво посмотрел на письмо, лежащее на небольшом столике, которое Чон должен был отправить Юнги пару дней назад. Теперь это письмо точно не дойдёт до наследного принца. Крайне глупый и необдуманный шаг. Неужели блондин настолько отчаялся? А может стрелок промазал и должен был убить короля? Нет. Ошибок быть не может. Странное поведение принца озадачило даже невозмутимого стража, который не понимал мотивов действия Вейланда. Король должен был понимать на кого обрушится вся ярость и гнев. Нападение на членов королевской семьи карается смертью. — Я же тебе говорила, что нельзя доверять этому Вейландцу!— влетая в огромный оружейный зал, гневно кричала Сони. Ее голос эхом пронесся по залу и там самым казалось, что от ее голоса затряслись стены. Хосок устало прикрыл глаза, желая исчезнуть сию же секунду. Ему, для полного счастья, не хватало только гневной Сони, которая не успокоится, пока не выскажет все, что у неё накопилось за душой. Страж не спал чуть больше суток, пытаясь достать пулю из Чонгука, а потом долго готовил противоядие, благо Чимин ему во всем помогал, а иначе бы он вовремя не справился. — Сони, я тебя очень прошу, давай потише. Сам того не ведая, Хосок ещё больше распылил этими словами принцессу, которая готова была взорваться как вулкан. — Мы должны его бросить за решетку, а не давать возможности близко контактировать с Чонгуком. Устало протерев глаза, Хосок обратил свой внимательный взор на принцессу. — Твоя ненависть затмила тебе разум. Подумай на секунду, если бы он был в этом замешан, то зачем спасал Чонгука?— заметив замешательство в глазах напротив, он продолжил,— подумай еще вот над чем: если он так хотел убить Чонгука, то зачем уговорил выпить опиум? Ты, может, не заметила, но только благодаря ему Чонгук начал засыпать и не просыпаться с дикими криками. Чимина во дворце все любят, а Хансол его вообще готов на руках носить. Хосок давно наблюдал за Сони, которая метала молнии в младшего принца, пытаясь его всячески задеть теми или иными словами. Страж много раз пытался донести до неё, что эта беспочвенная ненависть ни к чему хорошему не приведёт, но даже у самых стойких терпение заканчивается. — Это не оправдывает его и то, что… — То, что он из Вейланда?— понимая, что попал в самую цель, Хосок медленно встал со стула и подошёл к Сони,— я знаю причину такого поведения. — Нет. Ты не знаешь, Хо,— еле слышно проговорила Принцесса. Положив руку ей на плечо, страж будто читал ее как раскрытую книгу. — Я все понимаю. Ты обвиняешь его в смерти нашего короля. Ты думаешь, если бы не он, то король бы прожил долгую жизнь. Верно?— заметив, как дёрнулась Сони, он горько усмехнулся. — Наш король был болен и рано или поздно… — Замолчи!— прервав его, прошипела Сони, сбрасывая его руку со своего плеча. Кивнув, чуть погодя, он продолжил,— Он не виноват в том, что родился принцем Вейланда и уж точно не виноват в том, что судьба сыграла с ним столь злую шутку, сделав истинным Чонгука. Такое никому не пожелаешь. Эта новость, как гром среди ясного неба поразила Сони настолько, что та не могла вымолвить ни слова. Она, как выброшенная на берег рыба, хватала ртом воздух и ошарашено смотрела на Хосока, а тот, как стоял с невозмутимым лицом, так и стоял. У Хосока эти предположения давно возникли и окончательно он в этом убедился, когда Чонгук буквально сходил с ума от тоски по омеге настолько, что готов был погубить себя и государство. Истинность — являлась редким явлением и Хосок за свою жизнь повстречал несколько таких пар и мог сделать вывод, ориентируясь на всем том, что он знает и видел. Страж учитывал ещё тот факт, что Чон был всегда непробиваемым и слишком черствым по отношению к омегам, а что касалось глубоких чувств, таких, как любовь или влюбленность, то тут брюнет вообще презирал всех тех, кто говорит подобные слова вслух или своим омегам, выполняя любой каприз своей половины, считая это проявлением слабости. Как Чонгук там говорил? «Любовь не спасает, а калечит, делая из тебя никчемного сопляка, который только и может ползать на четвереньках и вымаливать прощения у своей омеги.» Вспоминая слова Чонгука, Хосок усмехнулся, понимая, что Чонгук попал в яму, в которую клялся никогда в жизни не попадать. — Обдумай это хорошенько и, я надеюсь, весь пазл в своей голове ты быстро сможешь собрать, владея теперь этой информацией.— обратился он к Сони, которая все ещё сидела и ошарашено хлопала глазами. С этими словами он вышел из зала, направляясь по своим делам.