Принесите мне голову Энн Чейз!

Тусклый свет взошедшего солнца очередного нового дня вливался в мрачную обстановку похмельной разбитости, только подпитывая ее. Глаза с трудом разлеплялись, а мысли ощущались комком спутанной проволоки. Во рту язык прилип к нёбу, все сдавило сухостью. Голова болела так, словно на ней кто-то окурки ботинком давит. Иссохшие стенки горла рвал тошнотворный ком желчи. Кости ломило и чуть потрясывались руки. Запахи плохо воспринимались, слышались только самые стойкие отголоски: пот, перегар, табак. Последний рисовался прямо под носом и, казалось, почти полностью заменял бесцветный кислород. Энн уже давно мечтает о маске для сна, а пока приходится укрываться свисающей с одного плеча курткой, зарываясь под воротник головой. Она казалась огромной, всеобъемлющей, особенно когда скручиваешься под ней, поджимая колени к подбородку. От нее исходили горькие запахи страшного богохульства, но она также давала по-настоящему человеческое тепло, призревала, как сироту, ложно ощущалась как теплые объятия. Объятия Артура. И если закрыть глаза, на секунду представить подобную картину — в дрожь бросает от ее реалистичности. Сквозь боль на ее лице прорезается кривая улыбка, а взор определен безучастно рассматривать голый, облупленный потолок. Впрочем, пролежать вот так минуту-другую казалось чем-то важным и необходимым, будто, встав с кровати, она больше никогда не вернется к этим задрипанным перинам. Протирая кулаками слипшиеся веки, Энн приняла сидячее положение. Массируя напряженный лоб, она замечает любезно оставленную на полу кружку с водой. Это было очень кстати. Вода протекает спасительным холодком по жилам, возвращает ясность мыслям. Что все-таки было вчера? Она смутно помнит их с Артуром разговор: начало и конец. Ей особенно не хватало одного фрагмента: о ком она расспрашивала. Процесс воспоминательных потуг походил на игру в пятнашки. «Надеюсь, я не сболтала лишнего» — она старалась не обременять себя. Между тем, больная нога не сильно досаждала на фоне букета симптомов ее отходняка. Энн сменила все повязки. Уже через недели две она будет беззаботно прихрамывать. Босые ступни обдает слабым жаром нагревшегося на солнце пола. Вчера дождь не решился-таки пойти, и земля оттого оставалась такой же по-летнему сухой, как и выгоревшая трава, покрывающая ее. Но тучи все еще кустились на небе не по-доброму, синей мглой. На кованом гигантском сундуке больше не лежало привычное платье песочного цвета. На его месте теперь взгромождались вчерашние свертки. Поднявшись на здоровую ногу, Энн стянула их к себе на постель. Всю комнату застлал шумный хруст бумаги, проминавшейся под грузом выложенной на ней одежды. В руки легла толстая прочная ткань брюк с мольбами о подходящем размере. Ей было весьма обидно расставаться с последней парой, которую она берегла около двух лет — найти подходящие под ее фигуристую комплекцию было тем еще развлечением. Ткань плотно обхватывала со всех сторон, облегала целиком, что, разумеется, несло в себе в основном плюсы: можно свободно задирать ноги, например, или ездить в седле и не натирать бедра, а еще заправить в ботинки. Тесновато, узковато, даже с учетом того, что она немного похудела за первое время восстановления, но если разносить — будет вполне сносно. Жесткая красная рубашка разбавляла унылый образ своими пышными епископскими рукавами. Укороченная длина, кончавшаяся по уровню ребер, почти у самого пояса, позволяет не заправлять и без того зауженную ткань в брюки. «Жаль, зеркала побольше нет», — тоскливым взглядом окинула она стоящее справа от нее на тумбе зеркало. — «Ну, думаю, пойдет». Энн путалась в многочисленных портупеях, расплетая туго связанные, видимо Артуром, узлы. Один ремень — на пояс, другой — на бедро. Приторочив туда же кобуру, она вложила в нее револьвер, припоминая слова Моргана: «Можешь оставить себе свыкаться». Не забыла Энн также и накинуть на плечи его куртку, чтобы, конечно же, не забыть ее вернуть. По стандартному механизму она надела ботинки и вложила в один из них нож. На сей раз она не собиралась ждать, пока к ней явится кто-нибудь. «Так можно и лишние часы прождать, а то и вовсе не дождаться», — убедила саму себя девушка, напоследок заглядывая в собственное отражение. Конечно, ей бы не помешала пара костылей, но и допрыгать вдоль стены до лестницы сил пока хватало. Ступеньки были главным врагом на пути к выходу из затхлого, пыльного особняка. Она провела на них минут пятнадцать точно, прежде чем отворить пред собой увесистые двери. И прежде чем ничком повалиться на землю прямо у порога. Ладони и колени больно засаднило. На горизонте отдалялась маленькая мальчишеская фигурка. Взгляд уперся на материализовавшиеся из ниоткуда ботинки. Протянулась чья-то грубая широка ладонь. — Не ушиблась? — с переигранной нежностью спросил Хавьер, поднимая девушку, которая в свою очередь поспешно отпрянула поближе к дверному косяку. — Я в порядке, — его липкий взгляд сопровождал каждый дюйм ее тела, недовольно и даже брезгливо останавливаясь на ее плечах, с которых свисала знакомая коричневая куртка, которую Энн то и дело вечно поправляла. — Ты Артура, случаем, не видел? — в довершение его мыслям добила она его. — Он постоянно куда-то уезжает. Стоит уже привыкнуть к тому, что он больше предпочитает собственное общество чужому, — отрешенно выплевывает мужчина, скрестив на груди руки. Ладони его крепко были сжаты в кулаки. — А мисс Гримшо? — будто не обращая внимание на его угрюмый тон, продолжала Энн. — А что? — Хочу взять у нее работу какую-нибудь, — потирая разболевшийся лоб, пояснила нахмурившаяся девушка. — Можешь помочь Пирсону с обедом. Она понятия не имела, кто такой Пирсон — еще не успела познакомиться со всеми в лагере. Обычно ее добрая половина где-то отсутствовала: кто-то, как Артур, уезжал по своим делам, кто-то на охоту, кто-то в город за припасами — всех не словишь, а сегодня было особенно пусто. Энн утвердительно кивает, и мужчина предлагает ей свое плечо. Но она только отводит взгляд и самобытно допрыгивает на одной ноге, пока тот идет рядом, приготовившись ловить. Но она не падает и на последнем прыжке с грохотом приземляется руками в стол, от чего из-под него с широко распахнутыми от неожиданности глазами вываливается полный мужчина с большими нечесаными усами. Было видно, что его дрожащие руки инстинктивно искали что-поострее. — Энн Чейз, — опережает его она, протянув руку для рукопожатия. — Саймон Пирсон, — тот растерянно пожимает ее руку, как на автопилоте. — Хавьер сказал Вам помощь нужна? — поинтересовалась девушка, оборачиваясь на стоящего за ее спиной смеющегося мексиканца. Обращение на «Вы» показалось ей более подходящим в силу разницы их возраста. — Счастье! — облегченно выдыхает он. — Я слова-то такие впервые слышу! «Одни лентяи, видно, здесь!» — пробивает ее на смех. Пирсон показывает ей, где вымыть руки, и пока она занимается этим, сам копошится под прилавком. — У нас есть индейка, — слышался громкий металлический лязг. — Выбирай: рагу или суп? — А что вы обычно едите? — Рагу. — Тогда суп. Из набитого разных форм ножами деревянного ящика мужчина достал и положил на стол один — узкий, стальной, с загнутым концом и крепкой темной рукояткой. Потом бегом удаляется за вагон и скоро возвращается, а в руках — его цельная ощипанная тушка индюка. На стол плюхается груда непотрошеного мяса, килограмм пятнадцать-двадцать по слуху. Там жде, где лежат ножи, Пирсон отыскал штук тридцать картофельных клубней и вдвое меньше моркови. — Лука нет? — с надеждой спросила у сидящего на корточках мужчины. — Минуту… — на столе образовываются две луковицы. — Последние. Страдальчески кряхтя, Саймон поднялся на ноги и тоже встал у стола. — Разделать сможешь? — Еще бы! — Энн с азартом схватила нож в руку и принялась крутить тушу на доске. Превосходная стряпня ее матери решала любые ссоры родителей, оттого, наверное, матушка и выучилась этому досконально да и дочь свою наставила. Так что Энн уверенно разрезала птицу, попутно вырывая оставшиеся кое-где после ощипки «пеньки». — Наберу воду, — вновь исчез за вагоном Пирсон. Напевая под нос, девушка потрошила индюка. Хавьер заинтересованно наблюдал за процессом со стороны. И когда он созерцал, с какой ненамеренной жестокостью, упоенно Энн вырывала индюшиные внутренности, его собственные будто затрепетали. Когда все овощи и птица были очищены, Пирсон залил их водой и разжег огонь под котлом. Энн отрезала себе четверть морковки — сегодня она еще ничего не ела, ровно как и со вчерашнего вечера. Торопиться было некуда: оставалось лишь изредка снимать образовывающуюся пенку и ждать, пока свариться бульон. — Ты знала, что мексиканцы обожают девушек, которые хорошо готовят? — игривым тоном проинформировал подошедший к столу Хавьер. Уперевшись одной рукой в разделочную доску, другой он бессовестно увел лежащий там же кусочек морковки. Острие ее ножа утыкается в деревянную поверхность прямо промеж его пальцев пока Энн неотрывно смотрит ему в глаза и сардонически ухмыляется. — А у меня дома никогда не любили, чтобы кто-то грязными руками лез в еду. — Горячий у тебя нрав, детка, — нервно смеется он, потирая руку, которую он тут же одернул, словно ошпарился кипятком. — Кончай уже, — злобно зыркнула она на него, с силой сжимая рукоятку. Энн еще немного подежурила у котла, а потом, когда ее сменил Пирсон, уселась за неподалеку стоявший стол. Докучный Хавьер не медля подсел к ней, игнорируя любые ее недовольства, да и еще придвинулся близко-близко, от чего их бедра стали соприкасаться. На это Энн лишь отодвинулась назад, разворачиваясь к нему лицом. Она могла бы сказать типичное женское «ты меня пугаешь» или «ты меня смущаешь», но ни страха, ни смущения в ней не присутствовало. Была только рвущаяся наружу тошнота неприязни. — Слушай, хотел спросить, — его рука подозрительно придвигается к ее, лежащей на столе, но Энн спешит убрать ее. — Между вами с Артуром что-то есть? Она не глупая, пусть даже практически безопытная. Она видит весь этот флирт, исходящий от Моргана, и который она сама невольно поддерживает. Но Энн это больше казалось какой-то игрой или даже злой шуткой, нежели чем проявление настоящего любовного влечения. — Нет, — безэмоционально молвит девушка, и лишь ее глаза опасно сужены, предвещая очередную романную глупость от своего собеседника. — А что? — Да так, ничего, — он потирает челюсть и притворно-добро, уступчиво улыбается, хотя и так понятно, что за этой улыбкой стоит насмешка, — Просто, наверное, было бы неприятно узнать, что ты — не первая. У него ведь уже есть женщина, — победно поясняет Хавьер. А Энн сначала смотрела на него так заинтересованно, удивленно, а потом, кода поняла, о ком идет речь, вовсе захохотала на всю округу, что аж Пирсон выглянул из-за своего укрытия. Конечно, возмущение от того, что мужчина пытался заполучить ее таким грязным способом, присутствовало и было готово вырваться наружу с тумаками. Но сначала ей очень сильно хотелось огорчить этого неудавшегося ловеласа. — Если ты про Мэри — я уже знаю, — праздная ухмылка слетела с его лица. — Слушай, — спародировала она его тон. — Ты не в моем вкусе. И это было чистой правдой. Да, может, он и не был внешне уродом, но вот душевно — точно. Зачатками и, наверное, все же даже больше. Его грубое безразличие к чести и желаниям Артура можно было с одинаковой вероятностью списать как на браваду записного головореза, так и на нравы места и времени, где ему довелось жить, однако Энн не принимала это за аргумент. Она всегда считала, что человек сам для себя решает как себя вести, какие мысли в себе носить и как жизнь жить. Хавьер видит, как за спиной девушки, у самого въезда спешивается вернувшийся Артур. на него вдруг находит еще большее ощущение, будто он находится в западне или в какой-то ловушке. У него зачесались руки. За ножки он притягивает стул вместе с опешившей Энн максимально близко к своему, смотрит озлобленно, испытующе ей в глаза. А она машинально опускает руку к ботинку, где своего часа ждет спаситель-нож, но тут же осекается. Она слышит грузные шаги, звуки и манеру которых она выучила наизусть. Она чувствует какую-то мощную энергию, которая витает где-то в атмосфере и током отдается в земле под ногами. И даже какой-то еле различимый приближающийся запах опасности коснулся ее. На плечи ложатся широкие горячие ладони, их пальцы сдержанно сжимаются. Энн не дрогает, лишь меняет взгляд на безразличный и пустой. — Лучше прислушайся к доводам разума. Или я самолично наставлю тебя, — низким, хриплым голосом процедил Артур. Они смерили друг друга сокрушительными взглядами, а потом Хавьер отодвинулся, вдавившись в стул, который оставил за собой широкие полосы борозд в почве, и удалился в особняк. — Это уже третий раз, когда ты спасаешь меня, — бесцветно выдала Энн. Ничто ни в ее голосе, ни в выражении лица не выражало иных эмоций, кроме обычного участия. — К тебе так и липнут неприятности, — он плюхнулся на стул, где прежде сидел Хавьер и с явным раздражением закурил. Сейчас ей вовсе не хотелось усиливать головную боль ненужными спорами, которые ни к чему кроме бед не приведут. — Куда ездил? — она решила вернуть на лицо улыбку по крайней мере для того, чтобы развеять мрачный осадок, осевший в них. — В город, — обрубает Артур. Брови его задумчиво стремились к переносице. Вытягивать из него слова не было сил и терпения. Энн лишь кратко кивнула и, подперев щеку кулаком, принялась массировать пальцами виски. Они сидели молча, не смотря друг на друга, и только, наверное, спустя целую вечность Морган заговорил: — Вижу, с размером угадал, — смог подметить он, успокоившись от застилающей его пелены злости. Энн улыбается и осипшим голосом благодарит мужчину. Она расправляет плечи и снимает с них куртку. — Спасибо, что одолжил, — она передала ее в руки Артуру. — Ты вчера так не хотела ее отдавать, — усмехнулся клубом дыма тот. — Вчера я немного перебрала… — Как нога? — Еще пара недель и я смогу покинуть вас. — Не думала остаться? — он со скрытой надеждой заглянул ей в глаза. — Меня быстро найдут и тогда проблемы будут у всей банды, — растерянно пояснила она, не найдя лучшего оправдания. — Мы все в розыске. Здесь ищут каждого. И если у кого-то одного из нас проблемы — разбирается вся банда, — многозначительно сказал мужчина. — Ну, так что, какие раздумья? Оставайся. Здесь Энн и вправду чувствует себя как дома, здесь она спокойно засыпает и просыпается. И, разумеется, ей будет невыносимо трудно покинуть их, чтобы снова вернуться к отшельничеству и одиночеству. Когда ей сообщили, что Артура нет, было чувство лишенности и тоски, но когда он вернулся — все как будто стало цельным, привычным. Ей вновь придется зябнуть на сырой земле и вести монолог со своим конем, глядя на накрывающее ее небо, потому что не сможет уснуть из-за очередной бессонницы. Когда ей сообщили, что Артура нет, было чувство лишенности и тоски, но когда он вернулся — все как будто стало цельным, привычным. Но ей надо найти шерифа Линча. Она обязана поквитаться с ним за последние четыре года и забрать то, что принадлежит ей. Поэтому Энн в любом случае придется уйти раз и навсегда, неделей позже, неделей раньше, забыть все, связанное с бандой Ван Дер Линде. Несмотря на то, насколько тихо Энн попытается провернуть все это дело, ее все равно раскроют. Она просто не может привести сюда длинный хвост законников. — Я подумаю, — говорит она, хотя настоящий ответ ей уже известен. Волосы покрылись липкостью, как и все тело. Последний раз она мылась в какой-то речке, и было это, верно, века три назад. В последние дни она протирала себя влажной тряпкой, что помогало только против налипшей грязи, но не стойкого запаха перегара и пороха. Стоило вернуться к тому озеру, где еще несколько дней назад стоял ее лагерь и смыть с себя тяжесть последней недели. Может, она попросит Карен или Тилли сопроводить ее, но точно не Артура. Хоть Энн и не стесняется откровенных перфомансов, она все еще пытается вписывать себя в рамки приличия и культуры. Да, Артур уже не казался ей чужим. Он уже что только не видел и куда только не клал свои руки, однако, он ей не муж, так что тешить его похоть она не намерена. Где-то в глубине души Энн понимала, что скорее всего у нее никогда не будет ни мужа, ни детей, но пока что ее это не слишком волновало: она предпочитала решать проблемы по мере их поступления. И, возможно, в двадцать шесть лет может показаться, что подобные проблемы уже поступили и их нужно начать разрешать, но у Энн это не слишком получается. От слова совсем. — Доброе утро! — ворвался в поток ее мыслей подскочивший к столу бесёнок. Он посмотрел сначала на Артура, а потом на девушку. Она все-таки хотела бы видеть веселый лепет своих детей на лужайке собственного дома, но до этого, как пешком до ада — всю жизнь и до самой смерти. — Я — Энн, — она протянула ему свою руку, и тот пожал ее настолько, насколько смог. — Джек, — ликовал оживленный мальчишка. — Крепкое рукопожатие у тебя, Джек! — Простите, что толкнул Вас, — осел он. Артур вопросительно глянул на девушку, но та лишь отмахнулась обоим рукой. Тогда он поспешно кинул недокуренный бычок себе под ноги, размозжил его носком ботинок и смел подальше под стол, развеивая рукой стоявший вокруг столб дыма, к которому Энн уже привыкла настолько сильно, что совсем перестала замечать. Морган поднял мальчика и усадил к себе на колени. — Где твоя мама? — Ушла стирать. «Он, что — его сын?..» — опомнилась Энн. Выражение глаз приняло крайнее изумление, словно ее током прошибло. Она всматривалась поочередно то в лицо Джека, то в лицо Артура, сравнивая. Мужчина сразу же заметил ее онемело раскрытый рот и отрицательно покачал головой, как бы отвечая «нет, не мой». В Шейди-Бель въезжает дилижанс, груженый заливистым женским смехом и где-то с той же стороны появляется дамский силуэт, только завидев который, Джек рывком спрыгивает и мчится ему навстречу. Видимо, это была его мать: черноволосая, с кучей мокрых тряпок, свисающих у нее с предплечья, в мятой старой рубашке, но такая беззаботная и счастливая. — Артур, а ты никогда не хотел иметь семью? В смысле, жену, детей там… — вдруг спросила его Энн. Он задумался, почесал подбородок и, еще раз взглянув на отдалявшиеся силуэты, пробормотал: — Не уверен, что смог бы должным образом позаботиться о них. — А мне кажется из тебя бы вышел отличный муж и отец. Он не собирался спорить, опровергать, поднимая больную тему. Ему и без того хватает время на сожаления. Возможно, скоро он расскажет ей о двух крестах, стоящих на месте полном печали и скорби, месте, где его всегда ждали и принимали, но сейчас ему не хотелось портить ее умиротворенную улыбку своими переживаниями. — А ты? — А у меня не будет семьи, — вот так обыденно отрезала она. Артур удивленно покосился на девушку, будто она сказала что-то невероятно глупое или невозможное. — Почему? — А когда мне? Я ведь живу в дороге. — Сейчас ты живешь здесь. — Артур… Останусь я тут — что изменится? Разве что Хавьер-таки добьется своего. Хочешь услышать топот маленьких мексиканских ножек? — она засмеялась, но мужчина не оценил шутку, лишь насупился. — Хавьер? Так, я его зря согнал, получается? — Нет, слава Богу нет. Он — предпоследний, с кем бы я хотела связать свою судьбу, — он недоуменно посмотрел на Энн. — Последний — Мика, если что. — У нас, конечно, мало достойных партий, но это дело вкуса, — тоже отшутился мужчина. — Следуя твоей логике, Артур, я могу подумать, что у тебя кто-то есть здесь? Жена, девушка, может, дети? — Детей точно нет. — Только детей? — Жены тоже нет. — Что, даже любовницы нет? Скажи еще, что не спишь ни с кем из лагеря. — Господи, что за мысли, Энн? — одновременно возмущенно и насмешливо прыснул он. Настроение она ему точно подняла. — Ты ревнуешь что ли? — Я-то? Мне казалось, это ты был весь зеленый от ревности, когда увидел Хавьера рядом, — она беззлобно улыбалась, ожидая апогея. В самой этой непредсказуемости было что-то невыразимо волнующее. — Он распускал руки, — Артур поднял свои перед собой, защищаясь. — А ты не распускал? — Тебе же нравилось, — он наклонился к ней ближе, опустив свой голос, как тогда с Хавьером, но теперь уже не в угрожающем тоне. Энн осознала, насколько была плоха эта затея, когда почувствовала, как Артур сжал ее запястье. — Найдите Датча, срочно! От забора двигались три фигуры: Ленни, на мушке своего ружья державший двоих мужчин в черных котелках, которые она точно ни с чем другим не спутает. Люди в лагере вдруг возникли вокруг Энн и Артура, которые были слишком увлечены друг другом, чтобы заметить, как они в кучу стягивались на обед. Ее схватила стопорящая паника. Один раз они уже чуть было не поймали ее, но она успела сбежать. Больше на удачу не надеется. Артур видел, как лихорадочно она крутилась на месте, ища пути отступления. Девушка спешила вырваться, на что он только сильнее сжал ее руку, от чего у нее аж заломило в костях и в уголках глаз скопились слёзы. Он встал со стула и, не отпуская ее ладони, которая спазматически сжимала его собственную в образовавшемся замке, встал впереди нее, закрывая собой. Одной он держал приготовленный револьвер, другой — ее руку. Из здания, намеренно оглушающе громко распахивая двери, вышел деловитой походкой Датч, а за ним и Хозия. Взгляд первого был агрессивно-спесивым, хищным. Он шел не торопясь, прогулочной походкой, придерживался за пояс, а вот Хозия — наоборот: максимально равнодушен и отстранён. — Добрый день, джентльмены, — один из «гостей» как маяк закрутился на месте, — Мистер Ван Дер Линде, Мистер Мэттьюз, полагаю, — без доли уважения сухо констатировал он. — Агент Милтон, детективное агентство Пинкертона, — представлял себя мужчина, двигая шляпой за ее поля. — Агент Росс, — показался за его спиной вооруженный товарищ. — А, мистер Морган. Рад снова Вас видеть. Лицо его совсем не изменилось: все такое же голое, как чистый красный холст, который изодрали чем-то острым, или же как чищеная картофелина — так и так непривлекательное и даже жуткое. Несмотря на то, что с десяток дул на спущенных предохранителях смотрели на них, оба держались уверенно и даже делали вид, будто вовсе не замечают этого. — Чем обязаны, агент Мурло? — Датч развел руки в стороны, как будто ждал объятий, но все, чего он ждал на самом деле, была, верно, смерть своему собеседнику, ну, или, как минимум то, что он уйдет и больше никогда не сунется к ним. — Не знаю, известно ли вам, но теперь это цивилизованные края. Мы поубивали всех тех дикарей не для того, чтобы такие люди, как вы вели себя тут так, как будто человеческое достоинство и правила приличия — это какие-то… — его голос неожиданно потух, прищуренные глаза активно рассматривали пространство за спиной Моргана. — Мисс Чейз? Она, кажется, даже судороги почувствовала в ногах. Вся тошнота и головная боль, преследовавшаяся ее, улетучилась, как по ветру, а во рту вновь стало сухо. Второй рукой придерживаясь за плечо Артура, она поднялась с места. — Эндрю Милтон. Наверное, все, кроме Артура, сейчас смотрели на нее. Взгляды эти действовали как молотки, а Энн была гвоздем. Голосе ее от страха осип, и саму ее мелко потрясывало, особенно в коленях, но все же она старалась не подавать виду. — Давно не виделись, — агент сделал два шага вперед, но большего ему не позволил Морган, тотчас вскинувший взведенный револьвер. — Я так понимаю, Вы теперь с ними? Энн сохраняла безмолвие. Она не знала как правильно ответить, да и страх сковывал горло, словно чья-то рука. — Вы знаете, тогда Вам очень повезло. Но теперь я уверен, что везение Вам больше не поможет, — Энн чувствовала как сильно Артур сжимает ее ладонь и от того хотелось волком выть, но она держалась. — Вы совершили большую ошибку, присоединясь к ним. — Это Вы совершили большую ошибку, придя сюда, — вмешался Датч, прежде чем Артур успел что-то сказать. — Скоро я вернусь сюда, со мной будет пятьдесят человек. Ну, или Вы, конечно же, можете пройти с нами, Мистер Датч. — Оставьте нас и мы уйдем. — Боюсь, это невозможно. — Тогда, боюсь, пойти я с вами я также не могу. Зашуршали обрезы, шестизарядники, ружья и дробовики. На лицах застыли холодящие кровь оскалы. — Вы не осознаете, насколько большими стали ваши проблемы! — Идите уже, — Ленни подтолкнул стволом неугомонного. — А Вы, Мисс Чейз, моргайте реже и оглядывайтесь чаще. В следующий раз мы церемониться не станем! — удалялся из лагеря голос Милтона. Энн тут же бесчувственно рухнула на стул позади себя и растеклась по нему лужицей, с трудом восстанавливая сбитое дыхание — все это время она почти не дышала. Сердце в груди стучало с такой болью и грохотом, как пробитое, да еще и будто вращалось вокруг своей оси. Солнечный свет стал ядерно ярким, точно повысил свою яркость в сто крат, не позволял раскрыть веки заболевших глаз. Лицо ее побледнело, сделавшись алебастровым. — Что будем делать? — Нужно уходить отсюда. Как можно скорее. Есть предложения? — молчание. — Ясно. Тогда отправляйтесь искать новое место. Остальные — собирайтесь! Голоса мешались с диким звоном и шумом. Она не различала, что говорил опустившийся перед ней на корточки Артур, но все равно кивала туманной головой и неожиданно для себя словно со стороны слышала собственный голос. Энн понятия не имела, сколько прошло времени с тех пор, как агенты покинули Шейди Бель, но когда она пришла в себя, обнаружила, что рядом не было ни единой души.