Чужаки

      Снова треклятый неон мелькает. Опять эта осточертевшая вода с неба заставляет дворники старого авто елозить туда-сюда с мерзким скрипом. Надоело, как это все надоело… Салон заполонила никотиновая вонь, словно открытый газ, и любое слово — чирк зажигалки.       Оба молчат. Одного съедает чувство вины за принятые меры, вторую мучает желание вывести мужчину на открытый конфликт и высказать все. Стоило развязывать себе язык раньше, когда обеспокоенный детектив заявился на территорию ее нового друга. Когда она решила молча поехать с ним, а не отстаивать собственные свободы. Не показывать же характер при эльфе и растерянной Монтилье, действительно.       Как же стыдно. Будто нашкодивший ребенок, Эллана дула губы на пассажирском сидении и хмурилась на мелькающие мимо постройки. Обида внутри нее царапала, заставляла открыть рот и закричать, высвобождая праведный гнев, но она молчала. Зря, быть может. Кто-то по радио учил: «Эмоции нужно проживать».       У Каллена ком в горле встал. Мог же просто позвонить на этот ебаный ресепшен, удостовериться в безопасности подруги, и дело с концом. Нет, нужно было приехать, запугать секретаршу табельным оружием, махнуть удостоверением перед невинным лицом. Если бы не спокойствие хозяина помещения, черт знает, чем бы закончился этот визит. Но он же переживал. Оправдание за душой имелось.       Напряжение растворялось в дыме, миазмы тонкой леской сцепили горло. Так много неозвученного сжигало легкие, что можно было задохнуться. «Понимаю ваши опасения, капитан», — вспоминал Каллен, вцепившись в руль. «…Быть может, разумнее было бы согласиться», — проигрывала слова Соласа Эллана, скрипя зубами.       Окурок вылетел в приоткрытое окно, и резкий взмах кисти сорвал незримую печать.       Зажигалка чиркнула. — То есть, — она начинала тихо. — Ты считаешь, что это все — правильно? — Я уже объяснял, — вот-вот поддастся эмоциям. — Почему был вынужден так поступить. — Нихрена ты не был вынужден!       Машина затормозила, не доехав до пункта назначения буквально один квартал. — По городу ходит убийца, ты не оставила никаких предупреждений и контактов. Что мне еще делать? Сидеть и ждать, пока твой труп привезут на экспертизу? — Ты просто хочешь все контролировать, и не прикрывайся благими намерениями! Молодец, выследил меня, какой умница! Просто позвонить нельзя?!       Лавеллан перестала чувствовать связки, будто это и не она совсем кричит на всю пустынную улицу. О, ее из авто прекрасно услышит любой проживающий поблизости человек. — Я беспокоюсь о тебе! — бедный руль. — Неужели нельзя этого понять? — О чем ты беспокоишься, так это о собственном комфорте. Срать ты хотел на меня! Иначе не сбегал бы… — Я должен делать свою работу! — И я должна! И, знаешь… — дверца открылась чуть ли не с пинка. — Иди ты к черту.       Почему она не могла сказать этого раньше, заручиться поддержкой эльфа и остаться под его опекой еще хоть немного? Действительно ли говорила то, что думала, или гнев сделал всю грязную работу сам? Пожалуй, не столь важно теперь это, ведь ноги несли девушку в сторону дворов. Подальше от встревоженного Каллена, ринувшегося следом, вглубь ночных теней и смердящей сырости.       Кончики пальцев, казалось, наэлектризовались и вот-вот извергнут разряд тока. Шаги за спиной становились громче — детектив нагонял. — Эл! — так больно. — Эл, стой!       Не останавливаться. Вперед, быстрее, сжав кулаки. Блондинка побежала, доверив интуиции выбор маршрута. Пешком до квартиры десять минут, в ее темпе — все пять. Если, конечно, ничего не случится.       В виски бьет набат темпом сердцебиения, ногти впились в мягкую кожу, разгоряченное дыхание оставляет едва зримый пар в мерзлом воздухе. Злость помутила рассудок, принудив к импульсивным действиям. По-детски. Боже, почему ей достался такой мерзкий характер? Почему нельзя было спокойно во всем разобраться?       В какой-то момент шаги за спиной сошли на нет, и Эллана осталась одна посреди неосвещенного закоулка. Глупо, очень глупо было сбегать.       Тишина оказалась враждебной.       Недоброе предчувствие прошлось мурашками по спине, заставляя девушку застыть на месте. Тело само приняло оборонительное положение, глаза забегали по сумраку в поиске чего-то, что могло бы насторожить. Страх скрутил внутренние органы в жгут. Вот еще одно внезапное напоминание о прошлом: Лавеллан всегда находила беды на свой горб. — Попалась.       Какова была вероятность наткнуться на того самого разыскиваемого маньяка? Какова была вероятность войти в список жертв съехавшего с катушек человека, обремененного манией величия? Насколько нужно быть удачливой, чтобы вот так прибежать в объятия смерти? Видимо, Эллана выиграла джекпот.       Потяжелевшая под ливнем ткань зашуршала где-то в стороне, ботинки захлюпали по луже. Послышался едва уловимый звон металла. Нужно было обернуться, но мышцы окаменели. Художница чувствовала, как некто ужасный приближается, пусть не могла увидеть, и понимала — это конец. Последняя ее глупость, последний урок жизни.       Нарастающее покалывание в ладонях оставалось незамеченным. — Как отрадно видеть тебя снова, — елейная речь лилась ядовитым потоком. — И как ты, должно быть, горда открывать самую ценную часть коллекции.       Бархат голоса сковывал по рукам и ногам. Эллана не понимала, о каком «снова» идет речь, что за коллекция и почему именно она должна ее открывать. Однако и спросить не могла. Она думала лишь об оставленной в машине сумке с канцелярским ножом и о Каллене. Наверное, он плюнул на бунтарку и давным-давно приехал домой, греет кости на диване. Почему в нужный момент не находится и пары слов, зато в…       Ей дышат в затылок. Промокшее пальто соскользнуло с плеч прямо в лужу не без помощи незнакомца. — А ведь ты могла выбрать иной путь, леди Бывший Инквизитор, — нечеткая «р» резанула по уху. — И обошлось бы без жертв. Прискорбно лишать мир таких талантов, — лязг лезвия. — Но и он скоро падет, поэтому…       Длинные пальцы вцепились в предплечье, рывком разворачивая жертву лицом к себе. Все еще ничего не видно. Запах гнили и разложения ударил в нос, преступник потянул Эллану за руку, и в этот момент набирающая обороты паника высвободилась.       Она закричала изо всех сил, безжалостно напрягая связки. Завопила, не понимая, что сама схватила убийцу за кисть, что поджаривает его ладонь мощным разрядом электричества. Яркая вспышка осветила мрачный задворок, и такого поворота событий маньяк не ожидал вовсе.       Подоспевший на крики Каллен с пистолетом наготове обнаружил лишь упавшую на колени подругу и мелькнувшую вдалеке фигуру. Кинжал на асфальте, брошенное пальто, аромат жареного мяса и крупная дрожь Лавеллан не нуждались в излишних объяснениях.       Полиция и «скорая» приехали быстро. Свет мигалок слепил взор, сотрудники оперативно упаковали вещественные доказательства по пакетам и теперь осматривали место преступления на наличие менее видимых улик. Потерпевшую сразу забрали медики, и после недолгого осмотра она сидела в машине, укутанная в плед. Резерфорд находился рядом, обнимал подругу одной рукой. Кассандра, разобравшись с подопечными, поспешила к детективу. — Удалось что-нибудь узнать? — выудила из пачки сигарету. — Как она? — В шоке, ублюдок не успел с ней ничего сделать. Задержись я на секунду… — Но ты не задержался, командир. Эл, — неужели надеется, что та вымолвит хотя бы слово? — Ты видела его лицо?       Эллана ничего не слышала. Не видела. Не осознавала. Все ее мысли вертелись вокруг произошедшего, и очевидные вопросы не давали покоя. Ладони все еще покалывало, а тело настолько ослабло после того… непонятно, чего, что не было сил даже моргнуть. Страх все еще сидел где-то у глотки, того гляди выйдет с рвотными массами.       Она. Поджарила. Ебаную. Руку.       Нет, только подумать! Может, её стукнули по голове? Может, галлюцинации от стресса? Да, настолько реальные. Сейчас любое объяснение могло быть обоснованным, кроме единственного верного. Того, что напевал голос подсознания. — Кассандра, не мучай ее. Дай прийти в себя. — Да! Но, — слишком частые затяжки. — Мы можем выследить его по «горячим» следам! — Понимаю, я бы тоже хотел узнать все сейчас, но… — Эл, — женщина протянула ладонь к лицу девушки. — Пожалуйста, ты окажешь нам огромную услугу, — и слегка похлопала по щеке.       Не успел Каллен шикнуть на коллегу, как Лавеллан подняла голову. Невидящим взором окинув двух приятелей, она уставилась в пустоту и медленно, неуверенно сделала вдох. Детективы готовы были к чему угодно. — Он знает меня, — шелест. — Пахнет трупом, и… Кажется… — Если не можешь, не говори, Эл, — утешал Резерфорд. — Кажется, я ударила его током. — Электрошокер? — брюнетка поспешила достать блокнот, сигарету же зажала в зубах. — Нет, — Эллана подняла трясущиеся руки на уровень глаз. — Ими. У него обожжена кисть, может быть по локоть… — Так, — лист из блокнота полетел в лужу. — Понятно. Извини, — и окурок туда же. — Я и впрямь поспешила. — Нет! — блондинка вскочила, ринувшись к женщине. — Запиши: ожог руки, пахнет гнилью, знаком со мной, высокий! — детектив встал следом. — Картавит, а еще… Еще у него клейкие пальцы. Касс, прошу, — вцепилась в плечи опешившей женщины. — Я же не сошла с ума, Касс. Я правда…       В конечном итоге ее стошнило прямо на кожаные ботинки.       Это происшествие действительно дало ощутимый толчок следствию. Первая ниточка, ведущая к психиатрической клинике, завела в тупик: все документы исчезли. Информации о проживающих ныне в городе родственниках и близких ранних жертв тоже не нашлось. Создавалось ощущение, что кто-то намеренно подчистил все следы, и это ничуть не удивляло. Да, расстраивало и бесило. Однако теперь круг подозреваемых значительно сузился. Как ни прискорбно, абсолютно все друзья и знакомые Лавеллан обязаны были явиться на дачу показаний.       Пожалуй, самый долгий и утомительный допрос выдался у Соласа. Именно на художника легли первые подозрения детектива, и его он вызвал в самую последнюю очередь. Каллен не хотел признаваться себе в пристрастности, а введенные в курс дела люди не смели вставлять свои пять копеек. Этот длинноволосый остроухий тип действительно вызывал подозрения.       Эльф держался с подобающей ему толикой гордости, собранно и уверенно, чем успел пару раз спровоцировать детектива на нецензурную брань за дверью кабинета. Он поведал следствию все, что оно от него требовало: откуда приехал, с какой целью, при каких обстоятельствах познакомился с потерпевшей, знает ли что-то о происходящих убийствах. Солас отвечал так, будто все его слова — правда в последней инстанции, и знал: они поверят. Ему не составило труда обвести капитана вокруг пальца во второй раз, как несложно было скрыть тревогу за состояние Элланы. Дело было вовсе не в факте нападения, угрозе жизни, нет. Эльфа волновало совсем другое.       Сама девушка вернулась к затворничеству. Завесила полотна одеждой, стала запирать абсолютно все двери, отказывалась от любых разговоров. Кошмарные сны вернулись к ней, но в ином виде: теперь казалось, что полчища неведомых тварей нашептывают ей каждую ночь. Их зов был неразборчивым тихим шелестом, но оттого не менее пугающим, и ясно было одно: они хотят ее. Жаждут заполучить тело, увлечь в глубины собственного безжизненного царства, скрытого за толстой пеленой. Каждое утро Лавеллан стала просыпаться в холодном поту, а оставшийся день тщетно пыталась копаться в свалке неясных воспоминаний.       Эллана никак не могла понять, что все-таки произошло, но распробовала новое чувство. Оно говорило, что случилось то, что должно, и то, что однажды происходило. Говорило, что такие кошмары — само собой разумеющееся, что они уже приходили к ней. Что сила, сорвавшаяся с ее пальцев, течет по венам и неотделима, что она естественна. И все это шло в разрез с представлениями о реальном мире.       В какой-то момент девушка подумала, что единственный, кто может прояснить ситуацию — тот самый маньяк. Он знал что-то о ней, знал куда больше, только выследи. Только прижми к стенке. В ту же ночь Эллана увидела во сне не темные очертания демонов, а эльфа. Древнего, знающего, знакомого. Увидела печальный взгляд, услышала обрывки разговора. Их разговора. Взрывающуюся башню, сияющий шов в небесах, чью-то ослепительную улыбку, победный клич. Увидела множество позолоченных масок, облизывающегося пса, резвящихся у озера детей. Проснувшись, художница точно знала, кто может все прояснить.

***

      В самом дорогом номере мотеля царило ожидание.       Короткостриженная женщина мерила шагами комнату, пока светловолосый спутник расправлялся с бутылкой Черасуоло ди Виттория. Небольшой радиоприемник шипел на тумбочке, за окном гремели раскаты грома.       В очередной раз остановившись у приемника, фигура цокнула языком, сверилась с часами и покосилась на дверь. — Присядь, — подозвал мужчина. — Допросы никогда не проходят быстро. — Что из него вытягивать? Как будто обязан знать за всех, — брюнетка скривила губы. — Учитывая сферу деятельности нашего низкорослого друга и прошлый опыт, знать действительно что-то может, — глотнул прямо из горлышка. — Но скорее это он тянет информацию из следователей, — усмехнулся. — Так что садись и раздели со мной эту бутылку, Мариан.       Хоук перехватила бутылку из рук спутника и сделала несколько жадных глотков, будто вино — вода. Дальнейшее ожидание общего друга прошло куда увлекательнее и интереснее.       Варрик пришел поздним вечером, когда пара, заняв его кровать, читала замасленный томик второсортного детектива. Хозяин номера, звякнув ключами, без лишних слов прошел за стол и выставил три бутылки очередного хорошего вина. Хоук присвистнула. — Все плохо? — она поспешила составить компанию. — Есть новости? — Вы вовремя подчистили за собой следы, — с характерным звуком крышка слетела с бутылки. — Хорошо сработано, Фенрис. — Хм, — принес бокалы и сел рядом с женой. — Емко. В общем, — темно-алый напиток расплескался по емкостям. — Под вас не копают. Следов маньячина оставил — кот наплакал и, как всегда, никаких отпечатков. Какая-то зубочистка, только и всего. Говорят, Эл ему оставила ожог, но она говорила об этом в не совсем адекватном состоянии. Кудряшка подозревает местного коллекционера, буквально на днях наводил о нем справки. Дело ревности, — смешок. — Но последить стоит. — Что ж, — Мариан покачивала бокал в руке. — Если других ниточек у нас нет, придется дергать за единственную. — Подумай хорошенько, Хоук, — назидательно изрек друг. — Я понимаю, что для тебя значит поимка этого недобожка, но постоянно прикрывать твою рисковую задницу не смогу. Сама понимаешь, чем это может закончиться. — Мы попадали и в худшие передряги, Варрик. Что вообще может пойти не так? — Ненавижу, когда ты так говоришь.       Все в комнате прекрасно знали, что, как правило, следует за этими словами.